Это было нелегко. Очень даже нелегко. Но Мерле все же как-то удалось удержать Фермитракса. Еще немного — и он с ревом перемахнул бы через перила и растерзал бы в клочья женщину-сфинкса и мальчишку.
И вот теперь обсидиановый лев стоял у подножия занесенной снегом лестницы и смотрел вверх на Лалапею. Запрокинув голову, закрыв глаза, она, казалось, принюхивалась к воздуху, как это иногда делал и Фермитракс, но при этом она выглядела не столь хищно. Даже это, подумала Мерле, выходит у нее изящно и красиво.
— Туда, — сказала она, и Фермитракс кивнул.
Он пришел к тому же выводу.
Мерле не знала, что им удалось уловить в воздухе. Только позже она поняла, что они почуяли снег, ведь многие звери инстинктивно предчувствуют наступление холодов и делают запасы на зиму. Со встречи на лестнице прошло некоторое время, и Мерле уже привыкла к мысли, что эта женщина-сфинкс, идущая рядом, — действительно ее мать. И что теперь позади нее, держась за ее талию, на спине Фермитракса сидит Серафин. Когда обсидиановый лев понял, что женщина-сфинкс на лестнице не враг, он ссадил Мерле на ступенях. И тут они с Серафином бросились друг другу на шею и долго стояли молча, крепко обнявшись.
Он чуть не поцеловал ее, но его губы лишь слегка коснулись ее волос, а Мерле при этом вспомнила, что не мыла голову вот уже несколько дней. С ума она сошла, что ли? Все они заключены в ловушку в этой проклятой крепости, а она думает о том, как давно не мыла голову! Неужели все влюбленные такие эгоисты? И она, значит, влюблена, если в горле как будто застрял ком, а в животе словно что-то дрожит. Неужели это и есть влюбленность?
Серафин прошептал ей на ухо:
— Мне тебя так не хватало.
Сердце Мерле колотилось как бешеное. Она была уверена, что он слышит, как стучат молоточки в ее ушах и как стремительно по всему телу несется кровь. А если он этого не слышит, значит, чувствует, как дрожат у нее ноги, дрожит вообще все.
Мерле сказала, что ей тоже не хватало его, но это вдруг прозвучало невыразительно и бледно, наверное потому, что он уже успел сказать это первым. И тогда она заговорила обо всем подряд, о разных вещах, о которых, слава богу, можно было забыть через две минуты. И почему-то показалась себе глупой и наивной.
Другое дело Лалапея.
Ведь с ней они увиделись впервые — по крайней мере, с точки зрения Мерле. Она не могла помнить ни голоса, ни облика своей матери. Она запомнила только ее руки, которые много часов удерживали ее внутри водяного зеркала. Но руки Лалапея были забинтованы, и Мерле не могла, прикоснувшись к ним, убедиться, что именно они были знакомы ей прежде.
Не то чтобы в этом была серьезная необходимость. Едва увидев Лалапею на лестнице, еще прежде, чем узнала Серафина на ее спине, она поняла, что это и есть ее мать. Она походила на нее разрезом глаз, овалом лица и длиной черных волос.
Но было и многое другое, что с первого взгляда связало Мерле с Лалапеей. Эта женщина-сфинкс обладала именно той безупречностью, той степенью совершенства, именно такой красотой, о которой Мерле мечтала. Может быть, она обретет ее, когда вырастет. Но пока ей всего четырнадцать. Ей надо повзрослеть, чтобы обрести тот лик, который она сейчас видит перед собой.
Она не могла обнять Лалапею, потому что, во-первых, боялась коснуться ее ран, а во-вторых, потому, что не знала, уместны ли нежные объятия при первой встрече. Так что они довольно сдержанно, но почти не скрывая радости, обменялись словами приветствия. Несмотря на боль, Лалапея сияла от счастья. Она явно испытала облегчение, ведь Мерле ни в чем ее не упрекала.
И за все это время Королева Флюирия не произнесла ни слова. Просто молчала, словно уже не была частью Мерле. Словно все ее мысли занимал предстоящий бой с Сыном Матери и ей не было дела до того, что происходит вокруг даже в такой момент. Мерле подумала: она что-то замышляет. Но потом сказала себе, что Королева, наверное, лучше их всех знает, что ждет впереди. Ей не до разговоров, и не надо на нее обижаться.
Фермитракс напомнил ей, что пора продолжать путь. После чего Мерле постаралась как можно короче изложить Лалапее и Серафину свой план. Припомнив, сколько всего произошло со времени их последней встречи, она хотела ограничиться только самыми необходимыми объяснениями. Но все-таки не раз ловила недоумевающие взгляды, и потребовалось немало времени, чтобы наконец рассказать, какую роль во всей истории сыграл Зимний Холод, кто он такой, кого ищет и почему они ищут его.
Они вместе начали спускаться вниз, и Серафин поведал, как они здесь очутились. Услышав, что Унка, Дарио и остальные находятся в Железном Оке, Мерле едва могла в это поверить. Особенно насчет Дарио! Надо же, ее злейший враг из зеркальной мастерской… Но он же всегда был противником Серафина! Сколько же всего должно было произойти, если они теперь стали друзьями. Ей не терпелось узнать подробности.
— Унка ранена, — сказал Серафин.
Он рассказал, как у подножия крепости они были вовлечены в бой со сфинксом-стражем. Унка сломала лодыжку, а Дарио и Аристид получили тяжелые резаные раны. Никому из них не угрожала смерть, и они попытались все вместе подняться по одной из лестниц в нижней части Ока. Но раненые отстали. С ними остался Тициан, а Лалапея и Серафин продолжили подъем.
— Я не хотел их покидать, — сказал он ей в заключение, — но что нам было делать?
— Если бы мы все вернулись к лодке, — сказала Лалапея, — тогда все было бы напрасно. Поэтому мы с Серафином решили идти дальше.
— Где они теперь? — спросила Мерле.
— В одной из библиотек, недалеко от входов, — сказал Серафин. — Там, внизу, огромные библиотеки, просто необъятные.
Мерле взглянула на него недоверчиво. До сих пор она не видела в Железном Оке ничего, кроме зеркал. Залы, холлы, комнаты из зеркал. Библиотека, даже несколько библиотек не вписывались в то представление, которое она составила о крепости. И она высказала свои мысли вслух.
Лалапея повернула голову и посмотрела на нее через плечо.
— Вы считаете сфинксов захватчиками, потому что так они вели себя в Венеции при Фараоне и здесь. Но сфинксы не только воины. Они — народ ученых. Среди них немало мудрецов, и в свое время они подарили миру великих философов, рассказчиков и драматургов. В древних городах пустыни имелись театральные арены, и мы собирались там не только для того, чтобы глядеть друг на друга. Мы дискутировали, и не все споры сфинксов решало оружие. Я вспоминаю, какие прекрасные произносились речи, какие умные велись диспуты в те времена, когда люди походили на зверей больше, чем сфинксы сейчас. Среди нас были великие умы и таланты… Старые песни и стихи сфинксов это поэзия, недоступная людям…
— Она говорит правду, — неожиданно вмешалась Королева Флюирия. — Но уже тогда люди были не настолько примитивны и глупы, как она утверждает.
— Еще бы! — ехидно подумала Мерле. — Ты так считаешь, потому что они сделали тебя богиней.
— Я здесь ни при чем. Люди так устроены, что не спрашивают на это позволения у тех, кому поклоняются. А боги, к сожалению, привыкают к поклонению.
Они уже прошли метров двести по широкому проходу с высоким купольным перекрытием, похожему на очень широкую импозантную улицу под крышей, как вдруг Фермитракс указал кивком на что-то впереди.
— Вон там! Видите?
Мерле вглядывалась в ослепительную белизну снежной равнины, простиравшейся благодаря зеркалам по обеим сторонам прохода. Свет был слишком ярок, чтобы можно было рассмотреть что-то вдали. Серафин и Лалапея тоже не видели того, что различил Фермитракс своим острым взглядом дикой кошки.
— Сфинксы, — сказал он. — Но они не двигаются.
— Стражи? — спросила Лалапея.
— Возможно. Хотя не думаю, что это еще имеет значение.
Лалапея взглянула на него с удивлением, а Мерле ласково почесала у него за ухом.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он коротко мурлыкнул то ли от удовольствия, то ли из вежливости.
— Они белые, — сказал он.
— Белые? — изумленно повторил Серафин.
Ему не нравилось сидеть на львиной спине и ждать, что будет. Ему не терпелось снова действовать. Мерле хорошо его понимала. Покорное ожидание было не в ее характере. Возможно, с момента встречи с Королевой она слишком послушно отдавалась течению событий, делала то, чего от нее ожидали, а не то, чего ей действительно хотелось. Правда, у нее никогда не было выбора. Ее путь был предначертан, и даже на перекрестках возможность свернуть с пути не обсуждалась. Не в первый раз Мерле показалось, что все обращаются с ней как с куклой. Нет, еще хуже: как с ребенком. А ведь ребенком она, в сущности, никогда и не была. В сиротском приюте у нее на это не было времени.
Они продолжали путь, и вскоре и Мерле, и другие увидели то, о чем говорил Фермитракс. Из вездесущей белизны сначала смутно, потом немного заметнее, наконец четко, как шлифованное стекло, проступили очертания целого леса статуй. В самом деле, эти сфинксы больше всего напоминали стекло. Все они превратились в лед.
Больше дюжины сфинксов застыли в позах страха и отступления. Некоторые пытались, видимо, избежать прикосновения Зимнего Холода; другие бились до конца: выражение их лиц говорило о настоящей панике. Выскользнувшее из их рук оружие — серповидные мечи валялось на земле, почти занесенное снегом. Один из сфинксов еще держал свой меч в руке, и Серафин хотел дотянуться до него со спины Фермитракса, но Мерле предостерегла его криком:
— Нет! Твои руки примерзнут!
— Что здесь произошло? — вымолвила Лалапея.
— Здесь побывал Зимний Холод, — сказала Мерле. Все, к чему он прикоснется, станет льдом. Он сам мне рассказывал. Любое живое существо, за одним-единственным исключением. Ее зовут Летняя Жара. Вот он и ищет ее. У них любовь.
Она услышала какой-то хруст. По ледяному телу стоявшего рядом сфинкса разбежались трещины, и через мгновение он со страшным шумом рассыпался на множество осколков с острыми краями. Они торчали в снегу, как забытые кем-то колышки для разметки дороги.
Все замерли на миг, словно сами превратились в лед. Никто не понимал, почему треснул и вдребезги рассыпался сфинкс. Но тут Серафин с проклятием указал на маленький дротик, застрявший в одном из осколков.
— Кто-то в нас стреляет!
Впереди, в одной из арок, зоркий взгляд Мерле обнаружил сфинкса, который снова целился в них из арбалета. И все же выстрел застал их врасплох. Лалапея вскрикнула: дротик задел ее плечо и, зазвенев, врезался в стоявшего за ней ледяного сфинкса. Тот с хрустом разбился вдребезги.
За спиной стрелка возникли другие сфинксы, но не все они были вооружены. Некоторые держали в руках зубила, молотки, а также стеклянные сосуды и кошели.
Они собираются обследовать мертвых, подумала Мерле. Отбить у них кусочки, чтобы выяснить природу и обнаружить слабое место своего врага.
К несчастью, отряд исследователей сопровождали воины. Большие и мускулистые создания с широкими львиными туловищами и мощными человеческими плечами совсем не походили на описанных Лалапеей философов и поэтов.
Фермитракс воспользовался своим преимуществом: взмахнув крыльями, он поднялся в воздух вместе с седоками, Лалапея осталась на земле, но обсидиановый лев не собирался бросать ее в беде. Он ринулся сверху на первого стрелявшего из арки сфинкса, выбил у него из рук арбалет и на лету задней лапой ударил его в затылок. Лапы сфинкса подогнулись, и он замертво рухнул в снег.
Остальные воины отреагировали быстро и эффективно. Они оттащили исследователей назад под арку, укрыв их от нападения льва с воздуха. Один из воинов выскочил вперед и, подняв меч, стал ожидать атаки Фермитракса. В это время второй попытался дотянуться до валявшегося на снегу арбалета. Было ясно, что у них нет другого оружия.
Фермитракс промчался мимо первого сфинкса и даже не вздрогнул, когда удар меча высек из его обсидианового тела целый фонтан искр; при этом оружие выпало из рук сфинкса. Лев ринулся на второго сфинкса, схватил его за руки, поднял вверх и с размаху, как обтрепанную куклу, швырнул в зеркальную стену. Стекло не выдержало удара. Сфинкс упал на землю с градом серебряных осколков и больше не двигался.
Один из исследователей воспользовался моментом, выскочил из-под арки и поднял арбалет. Он был неопытен в обращении с оружием; первый дротик просвистел в метре от Фермитракса и угодил в купол.
Тем временем Лалапея выбралась из снега и устремилась к единственному возможному выходу из западни — низкому коридору, который метров через тридцать пересекался с широкой зеркальной улицей. Она нырнула в этот заваленный высокими сугробами переход, как в огромную кучу муки. Снег, словно порох, образовал белую завесу, скрывшую Лалапею из виду.
Фермитракс описал узкую петлю под куполом. Привыкшая к подобным виражам Мерле крикнула Серафину, чтобы он держался крепче.
Он что было мочи напряг замерзшие пальцы, а она изо всех сил цеплялась за гриву раскаленного льва. Серафин был строен и худ, но все же он весил больше, чем легкая как пушинка Юнипа. Мерле не знала, как долго она сможет продержаться верхом на льве. Пальцы закоченели и ослабли. Она вообще едва ощущала свое тело. Густая грива защищала от пронизывающего ветра, но это было слабым утешением. Еще немного — и оба они кувырком скатятся со спины Фермитракса, а внизу либо переломают все кости, либо напорются на замерзшие тела сфинксов.
— Ты видела, сколько их? — крикнул ей в уши Серафин, перекрывая ветер и шум крыльев.
— Слишком много.
— Но недостаточно, правда?
— Ты о чем?
— Я знаю о чем, — сказала Королева. — И он прав.
Серафин еще теснее прижался к Мерле. Это было приятно даже здесь и в такие минуты. Его губы почти касались ее волос. В животе у Мерле все сжалось. И не только из-за новой атаки Фермитракса на сфинксов.
— Их слишком мало! — снова крикнул Серафин. — Эта крепость вообще самое надежное для них место; то, что произошло внизу, разрушило их мир. А они посылают жалкую горстку исследователей? И все? — Мерле почувствовала затылком, как он покачал головой. — Это бессмысленно.
— Разве что, сказала она, — больше никого не нашлось. Вот почему вам удалось так просто войти в крепость.
— Это было совсем не просто, — возразил он.
Мерле подумала о раненых, но все-таки продолжала стоять на своем:
— Будь все, как обычно, вас бы поджидали два десятка стражей, а не один. Неужели сфинксы оставили бы Железное Око без всякой охраны?
Фермитракс на лету убил сфинкса-воина с такой легкостью, словно сорвал со стебля цветок. Серповидные мечи врагов снова высекли искры на его обсидиановом туловище, но крошечные осколки камня ничуть его не ослабили.
— Их слишком мало, — сказал Серафин. — Это я и хотел сказать. Слишком мало стражей, а теперь и слишком мало исследователей разразившейся внизу катастрофы. Разве что…
— Разве что, — сказала Мерле, — это не единственное место, где произошло нечто подобное.
Конечно, Зимний Холод в поисках Летней Жары шастал по всей крепости, в точности так, как и в Аду. Если он столь же хаотично прокладывал свой путь по всему миру, то неудивительно, что времена года стали совсем ненадежны: в апреле мог ударить мороз, а мог и не ударить. И никогда нельзя было предсказать погоду на ближайшую неделю.
— Сфинксы со всего света устремились сюда, чтобы стать свидетелями воскрешения Сына Матери, — сказала Королева. — Никто не хотел пропустить это событие.
И Зимний Холод налетел на них, как штормовой ветер, подумала Мерле, представив себе огромные залы, заполненные ледяными сфинксами, словно мастерские безумного скульптора.
— Наверное, так оно и было, — подтвердила Королева.
— Так вот почему Барбридж рассказывал об этом Зимнему Холоду. Он хотел отомстить сфинксам и натравил на них Холода, — мысленно предположила Мерле.
— А Каменный Свет?
— Барбриджу каким-то образом удалось заманить Зимнего Холода в свой зеркальный кабинет.
— Весьма вероятно.
— Такое уже бывало, верно? — спросила Мерле.
Бывало. Но тогда это был не Зимний Холод. Возможно, что в последний раз Летняя Жара освободилась сама или что-то ей помогло.
— Гибель Субокеанических империй!
— И племен майя. И инков. И Атлантиды.
Мерле не знала ни одного из этих названий, но ей все равно стало страшно. Пока Фермитракс, отделавшись от сфинксов, бежал к проходу, куда скрылась Лалапея, Мерле, несмотря на встречный ветер, поделилась с Серафином своим предположением. И он с ней согласился.
Им пришлось пригнуть головы, потому что Фермитракс на бреющем полете влетел в низкую арку, взрыхлил когтями остатки снежного заноса и наконец приземлился на все четыре лапы. Проход был слишком узок, чтобы пролететь в нем большое расстояние. Кроме того, их ждала там Лалапея. Она была невредима, но явно чем-то встревожена.
— Сколько их? — спросила Мерле у Фермитракса.
— Осталось еще четверо. Может, немного больше.
— А должна была быть целая армия.
— В общем, да.
Мерле усмехнулась: все подумали о том, как легко удалось Фермитраксу справиться со сфинксами. За них постарался Зимний Холод.
Лев и Лалапея бежали по коридору, когда у них за спиной снова появились выскочившие из бокового прохода враги. Это возвратились исследователи. Два воина снова бросились в погоню. На зеркальной дороге несколько раз басом прозвучал сигнал тревоги. Сфинксы-исследователи трубили в рога, призывая на помощь другие отряды из необъятного Железного Ока.
— Ты знаешь здешние места? — спросил Фермитракс.
— Нет, — ответила Лалапея. — Когда я покинула свой народ, чтобы сторожить Лагуну, Железное Око еще не существовало. Сфинксы всегда обитали в пустынях и глубоких пещерах. Все это, — она обреченно покачала головой, — все это не имеет ничего общего с тем, что я когда-то знала.
Хотя в коридоре царил такой же холод, как и везде в Железном Оке, снежный покров с каждым шагом становился тоньше и наконец вовсе исчез. Навстречу им дул резкий ветер, но он уже не приносил с собой льда. Зеркальный пол был скользким от застывшей влаги, и ни Фермитракс, ни Лалапея не могли продвигаться вперед так быстро, как им хотелось. Обсидиановый лев мог сразиться с преследователями и, наверное, одолел бы их, но опасался, что за этими двумя вскоре последует большее число противников. А если он ввяжется в схватку, Мерле и Серафин останутся без защиты.
Справа их путь пересекал новый проход, откуда к ним приближались поднятые по тревоге отряды сфинксов. Фермитракс ускорил шаг. Сфинксы не могли не заметить отсветов сияния, испускаемого его раскаленным телом. Спрятаться некуда, везде только открытые арки, ведущие в огромные холлы и залы, бесконечно отраженные в бесконечных зеркалах, и никаких дверей.
Они пересекли замерзшие открытые каналы, через которые были переброшены филигранные мосты, казавшиеся хрупкими, но даже не дрогнувшие под тяжестью обсидианового льва, хотя он и весил не меньше тонны. Миновав холмистый ландшафт, усеянный осколками зеркал, кучами лезвий и серебряной стружки высотою с дом, они снова побежали вниз по лестницам, снова по лестницам и опять по лестницам.
Преследователи шли по пятам, прячась за поворотами и углами. Об их присутствии говорили волны шума, топот львиных лап, яростное рычание, сумятица диких проклятий и приказаний.
Потом они снова пробирались по снегу, влажному, тяжелому и такому глубокому, что Фермитракс проваливался по брюхо, а Лалапея то и дело безнадежно увязала. Обсидиановый лев разгребал снег крыльями, но вскоре стало ясно, что он вряд ли сможет ей помочь.
— Фермитракс, — крикнула Лалапея, — ты сможешь выдержать еще одного всадника?
Хоть двоих или троих, только бы хватало места. Но разве это поможет?
— Посмотрим. — И не успела она договорить, как с ней произошло какое-то изменение.
Мерле смотрела на нее во все глаза, открыв рот от удивления. Серафин взял ее за руку и прошептал:
— Не бойся. Это с ней часто бывает.
Казалось, из отпечатков ее львиных лап на снегу вдруг забили желтые фонтаны песка. На секунду они скрыли ее из виду, как будто она вдруг растворилась, как будто ее тело взорвалось, превратившись в песчаную пыль. И так же быстро крошечные пылинки снова соединились, и из них вынырнула Лалапея. Ее тело до бедер осталось прежним, а ниже бедер она стала человеком. Женщиной с длинными стройными ногами, босыми, несмотря на холод. Меховая куртка, подаренная пиратами, прикрывала бедра, но ноги по колено увязали в снегу.
Серафин отпустил Мерле и немного отодвинулся назад.
— Быстро, сюда!
Лалапея выбралась из снега, и Мерле и Серафин усадили ее между собой верхом на льва. Она не могла пользоваться своими израненными руками, а если бы она еще немного простояла босиком в снегу, она отморозила бы и ноги. Серафин придвинулся к ней как можно ближе, обхватил ее плечи руками, дотянувшись до Мерле, и крикнул:
— Поехали!
Фермитракс встал с земли, стряхнул с лап снег и понесся надо льдом, всего в нескольких метрах от купола. Стены были тесноваты для его огромных крыльев, но ему как-то удалось не зацепиться, не застрять и благополучно пронести своих всадников над снегом. Преследователи отстали, увязнув в снегу уже после нескольких шагов.
С торжествующим ревом Фермитракс вырвался из туннеля. Они очутились в высоченном зале, где все еще шел снег. Под потолком клубился серый туман, откуда, как из настоящего зимнего облака, сыпались крупные снежные хлопья. Они мгновенно засыпали Фермитракса и его всадников, залепили им глаза. Жар, источаемый львом, создавал впечатление светового занавеса. На расстоянии нескольких метров ничего нельзя было различить.
— Я ничего не вижу! — Фермитракс заметался, теряя ориентацию, и чихнул так сильно, что Мерле чуть было не свалилась с его спины. Похоже, что купание в Каменном Свете не застраховало его от простуды.
Обсидиановый лев с трудом удерживал высоту. Буран слепил его, снег тяжелым грузом ложился на крылья.
Я должен приземлиться, — крикнул он наконец, но все и так уже давно поняли, что этого маневра не избежать.
Они спускались все ниже, но земля не приближалась. То, что они приняли за высокий холм, на деле оказалось огромной шахтой, бездонной пропастью.
— Там, впереди, мост! — крикнула Мерле с набитым снегом ртом.
Через бесконечную пустоту была перекинута узкая, как гитарная струна, полоска зеркального стекла, шириной не больше метра и без перил. Оба конца перекладины терялись в снежной круговерти.
Фермитракс устремился к ней. Он вполне доверял строительному искусству сфинксов. Перекладина слегка вздрогнула под его тяжестью, но устояла, С краев сорвались снежные канты пяти-шестиметровой длины и исчезли в белой глубине.
Фермитракс качнул крыльями, стряхивая с них слой наледи, мешавшей ему в полете, Серафин попытался прикрыть полами своего плаща голые бедра Лалапея, но та возразила:
— Я спущусь. Здесь я снова могу бежать. Все равно Фермитракс здесь не полетит.
— Но как ты спешишься? Перекладина слишком узкая, — сказал Серафин. — Если ты ступишь на нее сбоку от Фермитракс а, то сорвешься вниз.
— А если позади него?
Серафин и Мерле одновременно оглянулись. С обеих сторон от перекладины разверзалась жуткая пропасть. В Венеции, где он считался лучшим вором города, Серафин совершал чудеса ловкости, убегая по крышам. И никогда не думал об опасности. Но здесь все выглядело иначе. Если он оступится в липком снегу, если сорвется вниз, то его не спасет ни удача, ни ловкость.
— Я попробую, — сказал Серафин.
— Нет! — заупрямилась Мерле. — Даже не думай. Это нелепо.
Избегая смотреть на Лалапею, он взглянул на Мерле:
— Она отморозит ноги, если не совершит обратного превращения.
Мерле и сама это понимала. Но она боялась и за него, и за Лалапею. При этом мысль, что сфинкс на самом деле была ее матерью, после недавнего превращения показалась ей еще более невероятной, еще более абсурдной.
— He дрейфь, — сухо прокомментировала Королева Флюирия.
— Да остановись же! — крикнул Серафин Фермитраксу. Его голос звучал сдавленно.
Мерле затаила дыхание.
— Не беспокойся, ответил лев, замедляя шаг.
Казалось, даже его сердце перестало биться, а ведь Мерле все время ощущала его пульс своими икрами.
Серафин очень осторожно по бедрам Фермитракса заскользил назад. При этом он ухватился руками за хвост льва, что помогло ему удержать равновесие, когда подошвы его сапог коснулись рыхлого снега. Стараясь не глядеть ни направо, ни налево, в эту жуткую бездну, он дал знак Лалапее. Казалось, он едва держится на засыпанной снегом перекладине. Одно неверное движение — и он рухнет вниз вместе с огромной глыбой снега.
Он отпустил хвост, чтобы освободить дорогу Лалапее. Она осторожно соскользнула со льва назад. Мерле чуть не вывернула шею, следя за их акробатикой.
— Они справятся, сказала Королева.
— Тебе легко говорить, — подумала Мерле.
— Отступи еще на шаг, — попросила сфинкс Серафина. — Только осторожно.
Он очень осторожно отодвинулся назад, стараясь не заглядывать в пропасть.
— Хорошо, — сказала Лалапея. — А теперь сядь на мост. И подопри себя руками.
Серафин так и сделал. Ему было худо, голова кружилась. Воровских дел мастер, нечего сказать! Все-таки он кое-как уселся в снегу и перевел дух.
Лалапея превратилась в песчаный смерч, из которого стремительно сформировалось ее туловище, грива и кости. Сфинкс вернула себе прежний облик. И попросила Серафина залезть к ней на спину. Он подчинился. Его бледность исчезла, он немного успокоился. Ведь теперь Фермитракс и Лалапея снова стояли на четырех лапах, а это позволяло им уверенно сохранять равновесие. Им обоим была неведома боязнь высоты, и никогда они не делали неловких или лишних движений.
Мерле с облегчением перевела дух, снова увидев Серафина верхом на Лалапее. Она даже забыла на миг о ледяном холоде. Но мороз снова напомнил о себе. По-прежнему шел снег и дул жесткий ветер.
— Что теперь? — спросил Фермитракс.
— Идем по мосту, предложила Мерле. — У кого-нибудь есть идея лучше?
И восемь львиных лап зашагали вперед. Никто не знал, что ожидает их по ту сторону плотной снеговой завесы.
Но через несколько минут Фермитракс снова остановился. Мерле в тот же миг различила препятствие.
Кто-то сидел на мосту, скрестив ноги.
У человека были соломенного цвета волосы и очень светлая кожа. Человек казался вылепленным из снега. Голова откинута назад, закрытые глаза устремлены вверх. Костлявые руки сцеплены вокруг коленей, на руках явственно проступают синие жилы.
— Он медитирует, — поразилась Лалапея.
— Нет, — тихо сказала Мерле. — Он ищет.
Зимний Холод опустил голову и устало взглянул на них.