Мерседес из Кастилии

Глава XX

Насколько же за это время успела уйти маленькая эскадра Колумба от берегов Испании?

Как известно, адмирал вел две записи или два лага: один — правильный — для себя и своего правительства, другой — фиктивный — для общего сведения экипажей и других участников экспедиции.

Продолжительные штили, слабые ветры и другие препятствия помешали судам эскадры в последние дни далеко уйти вперед, но в результате двадцать пятого сентября, то-есть на пятнадцатые сутки после того, как флотилия потеряла из виду последнюю землю (Железный остров), она находилась, можно сказать, почти на равном расстоянии от обоих материков, то-есть на параллели тридцати одного и тридцати двух градусов. То обстоятельство, что флотилия очутилась настолько севернее Канарских островов, в то время как Колумб все время шел на запад и отчасти на юго-запад, объясняется, вероятно, отклонением течений в ту сторону, а также и слишком слабыми ветрами.

Влияние пассатных ветров стало снова ощутительно, хотя и в слабой степени. Руль попрежнему держали на запад по компасу, и в этот день также видели птиц и одного пеликана. За эти сутки суда прошли всего только пятьдесят миль.

Двадцать пятого поутру снова наступил штиль, но к вечеру поднялся легкий, но равномерный ветерок с юго-востока; пока было светло, каравеллы шли близко друг к другу, подгоняемые попутным ветром. «Пинта» держалась так близко к «Санта-Марии», что матросы и офицеры обоих судов переговаривались друг с другом, а Колумб, находившийся на юте, с вниманием прислушивался к их разговорам.

— Что вы скажете о той карте, которую я прислал вам третьего дня? — спросил Колумб Мартина-Алонзо, стоявшего также на юте своего судна.

Как только раздался голос адмирала, все речи и разговоры смолкли.

— Карта эта весьма ясна и поучительна, сеньор, и, вероятно, она первоначально была составлена каким-нибудь ученым согласно указаниям многих опытных и великих мореплавателей!

— Она вначале была составлена Паоло Тосканелли, ученым тосканцем, живущим во Флоренции; эта карта у него снабжена весьма подробными сведениями об Индии; в ней он упоминает, между прочим, о многих городах, о которых говорит, как о чудесах человеческого творчества, в том числе и о порте Цайтон или Заоион, из которого ежегодно отправлялось свыше ста судов, нагруженных исключительно мешками перца. Он сообщает также, что Великий Хан отправил посла к папе Евгению IV с предложением дружбы. Тосканелли лично знавал этого посла и от него узнал много подробностей об его стране, особенно о прекрасном городе Квисае, его дворцах и садах, его мраморных мостах, превосходящих своей роскошью и великолепием все остальные города. Карта, которую вы имеете перед глазами, Мартин-Алонзо, доказывает, что расстояние от Лиссабона до этого города равняется трем тысячам девятистам итальянским милям по прямой линии к западу[39].

— И что же этот ученый говорит в своих записях о богатствах этой страны? — осведомился Мартин-Алонзо.

— Вот его слова: «Это благодатная и благородная страна, куда нам следовало бы предпринимать частые путешествия вследствие ее необычайных богатств и громадного количества золота, серебра и драгоценных камней, которые можно там добыть». Кроме того, он говорит, что город Квисай имеет тридцать шесть миль в окружности и поражает своей красотой всех, кто его видит.

— А вот здесь, сеньор адмирал, я вижу еще два больших острова на карте, — сказал Пинсон. — Один из них назван Антилла, а другой — Чипанго, тот самый, о котором ваше превосходительство часто изволит упоминать!

— Да, Мартин-Алонзо, эти два острова находятся на расстоянии двухсот двадцати пяти миль друг от друга.

— По вычислениям, произведенным нами на «Пинте», мы должны теперь быть не особенно далеко от Чипанго или Сипанго!

— Вычисления часто могут быть и ошибочны, но несомненно, что этот остров находится на расстоянии нескольких дней пути от Азиатского материка, и хотя мы теперь, вероятно, не особенно далеко от него, но все же и не столь близко, как вы, повидимому, полагаете. Верните мне карту, и я обозначу на ней то место, где мы сейчас находимся; тогда все мы увидим, что мы уже сделали, и что нам еще остается сделать!

Пинсон тщательно свернул в трубку карту, привесил к ней небольшую тяжесть и, привязав ее к лагу, ловким движением перебросил на палубу «Санта-Марии». Когда карту принесли адмиралу, он разложил ее на столе, находившемся на юте, и предложил всем желающим подойти к столу, чтобы убедиться своими глазами, в каком именно месте океана находится в настоящий момент эскадра. Колумб так аккуратно заносил в судовой журнал пройденное расстояние, что без всякого труда и без колебания мог указать, на каком градусе долготы и широты находятся теперь их суда, и так как это было вблизи тех островов, которые, как тогда полагали, лежали к востоку от Азиатского материка, то у матросов получилось впечатление, что они уже близки к цели своего путешествия, и карта убедила их в этом лучше всяких слов и научных доказательств. Вычислениям Колумба все безусловно верили, и потому общая тревога и недовольство быстро сменились радостью и самыми яркими надеждами.

Колумб, несомненно, был вполне искрен в том, что он утверждал и сам верил в совершенную непогрешимость этой карты. Но дело в том. что он, подобно всем космографам того века, считал окружность земли несравненно меньшей, чем она есть на самом деле. Он игнорировал существование Тихого океана и вычеркивал все его протяжение из своих расчетов.

По расчетам Колумба, остров Чипанг или Сипанг, то-есть Япония, должен был находиться, приблизительно, на ста сорока градусах долготы к востоку от его истинного положения, а так как градус долготы под тридцатью пятью градусами северной широты, где находится Япония, предполагая полную сферичность земли, равняется, приблизительно, пятидесяти шести географическим милям, то оказалось, что Колумб на своей карте поместил остров Чипанго, то-есть нынешний остров Нипон, более чем на семь тысяч английских миль восточнее, чем следовало.

Но все это было тайной не только для матросов и офицеров всех трех экипажей, но и для самого Колумба.

Моряки обступили небольшой стол, на котором лежала карта. Тут же был, конечно, и Санчо-Мундо. Колумб с полной готовностью отвечал на все вопросы, разъяснял малосведущим все, что им казалось неясно или непонятно. И карта, которую все эти люди видели своими глазами с изображенными на ней островами и материками, казалась всем этим невежественным людям чем-то до того убедительным, что они уже более не сомневались в существовании всех этих земель, и настроение стало бодрое у всех от первого до последнего.

— Как ты думаешь, Санчо, ведь этот остров Чипанго или Сипанго именно так велик, как его изобразил на карте адмирал? — спросил один из матросов.

— Ну, конечно, — подтвердил Санчо.

— А ты заметил в нем мысы, бухты и заливы?..

— Все так ясно, как-будто мы уже там были раньше!

— Да… эти генуэзцы — великие мореплаватели!

Даже самые отсталые матросы находили громадное утешение в таких «убедительных» аргументах.

Между тем «Пинта», как самое быстроходное из судов эскадры, ушла несколько вперед, и вдруг с ее палубы раздался громкий радостный крик, привлекший внимание всего экипажа. Пинсон стоял на корме и размахивал шляпой в воздухе, выражая всем своим существом необычайную радость и восторг.

— Земля, сеньор! Земля! — кричал он.

— В какой стороне, Мартин-Алонзо? — спросил Колумб взволнованным голосом.

— Там, к юго-востоку! — отозвался Пинсон. — Видите темные очертания гор, сеньор? Мне придется обещанная награда!

Все взоры обратились в указанном направлении, и всем казалось, что они различают то, что им хотелось видеть. Но затем все перевели свой взгляд на адмирала; ему так хорошо были знакомы все явления на море; он должен был знать, ошибается ли Пинсон или нет. Лицо его выражало радость. Матросы поспешили на мачты, чтобы оттуда еще раз проверить свое впечатление, и всем казалось, что они видят вдали землю.

Солнце как-будто садилось там за горами, и Колумб, на этот раз желая успокоить нетерпение своих матросов, приказал изменить курс на юго-запад, где предполагалась земля. Так как, по его расчетам, она могла быть в двадцати или двадцати пяти милях от них, то все были уверены, что к утру они подойдут к ней совсем близко.

В эту ночь почти никто не спал на судах. Сокровища Востока дразнили их воображение. За ночь эскадра прошла в указанном направлении семнадцать миль из предположенных двадцати или двадцати пяти, — и в тот момент, когда на востоке, наконец, занялась заря, все были на палубах.

Ужас и разочарование охватили всех: земли не было. То были облака, скопившиеся к ночи густою массою над горизонтом.

Прошло несколько дней. Ветер продолжал быть благоприятным, но часто был так слаб, что суда едва могли подвигаться вперед. Море было спокойно, и опять стали встречаться пространства, покрытые травой, но не столь густо и не на таком громадном протяжении, как раньше.

Двадцать девятого сентября, то-есть на четвертый день после того, как Пинсон думал, что увидел землю, увидели птицу из породы так называемых «фрегатов», о которых полагали, что они никогда не удаляются далеко от берегов. Кроме того, видели еще двух пеликанов, и, несмотря на частые ошибки, эти признаки близости земли вновь подняли общее настроение духа.

Наконец, наступило первое октября, и кормчие всех трех судов решили произвести вычисления, чтобы определить, на каком расстоянии находились в настоящее время суда от берегов Европы. Покончив с этой задачей, они подошли к Колумбу отдать ему отчет в своей работе, и на лицах их ясно читался ужас и тревога.

— Сеньор адмирал, — сказал один из кормчих, — мы находимся на расстоянии по меньшей мере пятисот семидесяти восьми миль к западу от Железного острова! Это ужасающее расстояние!

— Что же вас так ужасает в этом, мой бедный Бартелеми? — возразил Колумб. — Чем дальше мы уйдем от Европы, тем почетнее это будет для нас. По моим вычислениям, мы отошли даже еще дальше, а именно, на пятьсот восемьдесят четыре мили, но ведь, в сущности, это расстояние не больше расстояния от Лиссабона до Гвинеи. Неужели же наши моряки хуже моряков дона Жуана?

— Но, сеньор, у португальцев на всем пути лежат острова, на которые они всегда могут зайти! Кроме того, они идут все время вдоль берегов, а мы, если бы вдруг оказалось, что земля не шарообразна, идем навстречу таким опасностям, о каких страшно даже и подумать!

— Да полноте, Бартелеми, мне стыдно вас слушать! Вы говорите, как речной лодочник, которого ветром или течением занесло в устье, и который воображает, что все несчастья и опасности обрушились на него потому только, что вода под его килем не совсем пресная. Покажите смело ваши вычисления всем и старайтесь, чтобы никто не заметил ваших страхов, иначе потом, когда мы вступим на берег Катая, ваши люди назовут вас малодушным.

— Как его испугали ваши лишних шесть миль, — заметил дон Луи, когда он с адмиралом остался с глазу на глаз. — Что бы он сказал, если бы узнал истину?!

— А вы-то сами знаете ли ее? — спросил Колумб.

— Нет, сеньор, но меня это не тревожит; с меня достаточно той уверенности, что если земля кругла, как вы утверждаете, то рано или поздно мы вернемся в Испанию, следуя по ходу солнца.

— Но должны же вы иметь хоть какое-нибудь представление о пройденном расстоянии! Ведь вам известно, что я умышленно уменьшал число ежедневно пройденных миль!

— Да, но, говоря правду, я и математика никогда не дружили друг с другом, и если бы вы спросили у меня общую сумму моих доходов, я ни за что на свете не сумел бы назвать ее вам. Однако, по моим предположениям, мы прошли не пятьсот восемьдесят четыре мили, а шестьсот десять или шестьсот двадцать.

— Прибавьте к этому еще сотню, и вы будете ближе к истине. Мы быстро приближаемся к тому меридиану, на котором лежит Сипанго, и дней через восемь или десять я серьезно буду надеяться увидеть берега Азии.