Однажды вечером в конце марта интимное обществе королевы собралось в ее апартаментах. Было уже близко к полуночи; король, по обыкновению, работал еще в смежном кабинете. Кроме королевской семьи и приближенных дам, здесь были еще архиепископ Гренады, Луи де-Сент-Анжель и дон Алонзо де-Кинтанилья, которых прелат пригласил для обсуждения какого-то финансового вопроса.
В это время паж Диего де-Бальестерос доложил, что какой-то человек, странного вида и обращения, проник во дворец и настойчиво добивается свидания с королевой.
— Этот странный человек, — заявил паж, — клянется, что все часы в течение суток равны между собой, и что и ночь, и день созданы на потребу людям и одинаково пригодны и для дела и для безделья!
— Уж не измена ли кроется под этим странным посещением? — испуганно воскликнула Изабелла.
— Шпаги этих сеньоров, — сказал король, — могут защитить нас от одного человека! Вот он идет; я слышу его шаги! Я приказал пажу ввести его сюда!
В этот момент раскрылась дверь, и в нее вошел Санчо-Мундо. В первый момент его фигура и вся его внешность возбудили смешливое настроение среди присутствующих; все недоумевали, откуда он взялся; только одна Мерседес сразу угадала, кто этот человек; она всплеснула руками и невольно радостно вскрикнула. Это надоумило и королеву.
— Ты, вероятно, посланный сеньора Колумба? — сказала она, обращаясь к неизвестному. — Говори!
— Я Санчо-Мундо, один из самых опытных моряков, родом из Могуера!
— Ты послан ко мне Колумбом?
— Да, сеньора, и я весьма благодарен вашему величеству за этот вопрос. Меня действительно прислал сеньор Колумб, полагая, что я скорее проберусь среди хитрых португальцев. Он послал меня прямо из Лиссабона сухим путем, и, признаюсь, этот путь от лиссабонских конюшен до вашего дворца неблизок.
— Есть у тебя письмо? — спросила королева. — Ведь, кроме писем, ты ничего не мог принести с собою.
— Я бы мог принести с собой хоть часть тех дублонов, которые взял с собой в дорогу, но, вероятно, корчмари всюду принимали меня за знатного господина, судя по тому, как они меня обирали, и теперь оказалось, что я действительно ничего не принес с собой, кроме писем! — сказал Санчо.
— Дайте этому человеку золота, — произнес король, — он, как вижу, из числа тех, которые любят получать награду прежде, чем заслужат ее, и которым золото развязывает язык.
Дон Алонзо всыпал в руку матроса горсть золотых монет. Санчо преспокойно принялся пересчитывать их; когда оказалось, что их было больше, чем он ожидал, он пришел к заключению, что теперь у него нет больше основания молчать.
— Так говори же, парень! — приказал король своим властным голосом, который подействовал на Санчо лучше всяких просьб и убеждений.
— Где теперь находится адмирал? — спросила королева.
— Он был в Лиссабоне, когда я с ним расстался, но теперь, думаю, должен уже быть в Палосе де-Могуере!
— Какие страны он посетил?
— Сипанго и владения Великого Хана, лежащие на расстоянии сорока дней пути от Гомера, в стране прекрасной и чудесной!
— Да ты смеешься, что ли, над нами? Неужели мы должны верить тому, что ты говоришь? — спросила королева.
— Это как вам будет угодно, только я говорю, что сеньор Христофор Колумб открыл ту сторону земного шара, и что все мы теперь знаем, что земля кругла. Кроме того, адмирал открыл, что Полярная звезда переходит с места на место, словно кумушка, которая переносит сплетни и вести; затем он завладел островами, не уступающими по величине самой Испании!
— Довольно! Дай сюда письмо Колумба! Не может быть, чтобы он прислал такого пустомелю с одним словесным донесением!
Санчо не спеша развернул несколько тряпиц и обложек, затем протянул послание Колумба королеве. Той пришлось встать со своего места и сделать несколько шагов вперед, чтобы взять письмо. Все только что слышанное было столь необычайно и странно, что в течение некоторого времени присутствующие молчали. Пока королева читала письмо, Санчо достал из кармана данные ему червонцы и опять преспокойно принялся их пересчитывать.
Письмо было длинное, но никто в зале не шелохнулся во все время. Пока королева читала его, все следили с напряженным вниманием за выражением ее лица.
Когда она окончила чтение, то передала письмо дону Фердинанду. Король, осторожно взяв письмо из ее рук, стал читать его с большим вниманием. Никогда еще не видали осторожного, сдержанного короля Арагонского таким взволнованным, как во время чтения этого письма.
— Луи де-Анжель и вы, Алонзо де-Кинтанилья, — воскликнул он, — эти вести должны и вам быть приятны! Колумб превзошел в своих деяниях все наши ожидания. Он действительно открыл Индию и расширил наши владения и нашу власть до громадных пределов!
Редко можно было видеть Фердинанда таким радостным и оживленным. Он сам сознавал это и, не желая обращать на себя внимания присутствующих, подошел к королеве, взял ее под руку и удалился вместе с нею в смежный кабинет. Уходя из залы, он сделал знак трем сеньорам, приглашая их следовать за собой.
По уходе короля и королевы, а также прелата и остальных двух сеньоров дочери королевы удалились в свои апартаменты, и в зале остались только маркиза де-Мойа со своей воспитанницей и Санчо-Мундо.
— Судя по твоим речам, Санчо-Мундо, ты принадлежал к экипажу одного из судов адмирала и сделал с ним его плавание? — спросила маркиза.
— Еще бы! Я чуть не все время держал руль в своих руках, и потому находился всегда близехонько от излюбленного места адмирала и сеньора де-Муноса, которые никогда не разлучались друг с другом и даже спали всегда вместе.
— Значит, на вашем судне был некий сеньор Мунос? — спросила Мерседес, не будучи в силах сдержать своего любопытства.
— Да, как же, был! А вот здесь у вас при дворе есть некая донья Беатриса де-Кабрера, из рода Бобадилья?
— Это я! — отозвалась маркиза. — У тебя, верно, есть ко мне какое-нибудь поручение от сеньора де-Мунос!
— Так, так! Уж я, так и быть, расскажу вам все о вашем славном племяннике, графе де-Лиерра, которого на судне звали и сеньор де-Мунос, и Педро Гутиеррец!
— Как тебе это известно?
— И не мне одному, а и ему самому, и сеньору Колумбу, и Mapтину-Алонзо Пинсону, если он, бедняга, еще жив, да, вероятно, и вам, и этой прекрасной сеньорите тоже кое-что об этом известно!
— Ну, довольно! Я вижу, что об этом знают не все; теперь говори мне о нем, а если он прислал с тобой письмо, то дай его скорей сюда!
— Письмо он мне не мог дать потому, что узнал о моем отъезде в самый последний момент. На попечении молодого графа находятся принцы и принцессы, которых мы привезли сюда с Испаньолы, и потому у него довольно хлопот, а не то он, наверно, написал бы десятки листов, чтобы доставить их такой уважаемой и прекрасной особе, как его тетушка.
— О каких это принцах и принцессах ты говоришь, друг мой?
— О тех высоких особах, которых мы привезли сюда. Не везти же нам было сюда всякую мелкую сошку с Востока! Одна из этих принцесс особа такой редкой красоты, что даже самые красивейшие из дам Кастилии, верно, умрут от зависти, увидев ее. Она — особенная любимица графа.
— Кто она такая, эта принцесса? Как ее зовут? Откуда она? — строго спросила маркиза.
— Зовут ее донья Озэма, из государства Гаити; дон Маттинао ее брат, касик, то-есть король в одной из стран этого острова, а донья Озэма — его наследница, и я вместе с доном Луи был в гостях при их дворе!
— Что это за басни? Неужели граф де-Лиерра не нашел себе другого товарища, чтобы отправиться ко двору местного короля?
— Думайте, что хотите, но дело было так. Когда молодой граф рыскал по свету и плавал по морям, то в одном из его путешествий вудьба столкнула его с Санчо-Мундо, а затем теперь, зная тайну графа, я ревниво хранил ее от всех, и мы стали с ним друзьями. Когда граф отправился ко двору касика Маттинао, то адмирал отправил с ним Санчо, а когда король Каонабо напал на дворец Маттинао, чтобы похитить донью Озэму себе в жены, так как принцесса упорно отказывалась от этого брака, то графу де-Лиерра и Санчо-Мундо не осталось ничего иного, как сразиться с целой армией и одержать такую победу над этими нечестивцами, какой еще не одерживал даже и сам наш король!
— И, победив войска похитителя, вы, повидимому, сами похитили эту принцессу? Басня твоя хороша, друг мой Санчо, но неправдоподобна! И шутка твоя, собственно говоря, заслуживает, чтобы тебя за нее выпороли! — сказала маркиза.
— Я боюсь, сеньора, — промолвила вполголоса Мерседес, — что в его рассказе есть значительная доля правды.
— Без сомнения! — воскликнул Санчо, уловивший полушопот девушки. — Не надо забывать, что мы сразили наших врагов выстрелом из мушкета, о котором там не имеют никакого представления, а дон Луи не раз обращал в бегство целые колонны мавров. Что же тут невероятного?
— И вы действительно привезли сюда эту принцессу? — спросила Мерседес.
— Клянусь всеми святыми, которые значатся в календаре! И она много прекраснее дочек нашего короля, если это те девицы, что сейчас вышли отсюда!
— Прочь с глаз моих! — воскликнула возмущенная такой непочтительностью донья Беатриса. — Я ничего не хочу больше слышать! Постарайся быть более воздержан на язык, не то тебя не спасет от побоев даже и вся власть твоего адмирала! Мерседес, идем! Нам пора на покой!
Санчо с минуту оставался один среди большой опустевшей залы, пока за ним не пришел паж и не отвел его в то помещение, которое было предназначено ему для ночлега.
Он собирался уже раздеться и лечь, когда тот же молоденький паж пригласил его последовать за ним в маленькую приемную доньи Мерседес. Девушка была, видимо, взволнована и встревожена.
— Санчо, — сказала она, — ты совершил с сеньором Колумбом таксе славное, такое чудесное путешествие и видел столько такого, чего мы, никогда не покидавшие Испании, не видали, и о чем нам интересно узнать. Поэтому я позвала тебя сюда, чтобы еще кое-что порасспросить. Скажи, правда ли все то, что ты нам говорил об этих принцах и принцессах?
— Такая же правда, какую обыкновенно пишут в истории или в отчетах, сеньорита, могу вас уверить!
— Итак, ты утверждаешь, что дон Маттинао и принцесса донья Озэма действительно существуют и приехали с доном Колумбом в Испанию?
— Я не говорил, сеньорита, что дон Маттинао приехал с нами; он остался в своей стране управлять царством, но прекрасная сестра его последовала за адмиралом и доном Луи в Палос.
— Неужели у адмирала и дона Луи было такое громадное влияние на этих высокопоставленных особ, что оно могло понудить их покинуть родную страну и ехать в далекую, не известную им землю?
— О, сеньорита! Хотя принцесса на Гаити есть принцесса, и красавица везде будет красавицей, но там люди гораздо проще, особенно, если судить по их одежде, которую они, впрочем, вообще считают совершенно излишней и ни к чему не нужной. Однако, принцесса Озэма начала уже болтать по-испански, как-будто она родилась в Кастилии или воспитывалась в Толедо, или в Бургосе. Это, конечно, следует приписать тому, что дон Луи превосходный преподаватель и, вероятно, очень многому научил ее, когда жил у нее во дворце до того момента, пока этот чорт Каонабо не явился со своим войском похищать красавицу. Принцесса даже носит на груди маленькую золотую безделушку, которую ей подарил один знатный сеньор, граф де-Лиерра.
— Крестик? — сдерживая дыхание, спросила Мерседес.
— Да, сеньора! Все женщины любят себя украшать драгоценностями. Эта же безделушка украшена драгоценными камнями, и раньше дон Луи сам носил ее на шее!
— А можешь ты мне сказать, какие там камни? Бирюза? Да?
— Этого я не знаю; толку в драгоценных камнях у меня нет; знаю только, что эти камни такие же голубые, как небо Гаити. Когда мы бросили якорь в Таго, и адмирал приказал мне отправиться сюда, донья Озэма показала мне этот крестик и назвала его Мерседес.
— Все это очень странно, Санчо! Что же, у этой принцессы есть свита?
— Ах, сеньора! Вы, вероятно, не знаете, что «Ниннья» такое маленькое судно, что едва могло вместить нас, моряков. Где же нам было еще набирать всяких дам и сеньоров свиты! Мне думается, что дон Христофор и дон Луи вполне могут заменить всякую свиту при ком угодно.
— А дон Луи де-Бобадилья постоянно находился при адмирале, всегда был готов поддержать его, когда это было нужно, и был всюду впереди в минуты опасности? — спросила Мерседес.
— Вы словно видели его там, сеньора! Ах, если бы вы в самом деле могли посмотреть, как он защищался своим мечом против воинов Каонабо, в то время как донья Озэма стояла за его спиной в расщелине скалы!
— Донья Озэма стояла за его спиной? За скалой?
— Да, но не все время, потому что, когда стрелы посыпались, как град, на дона Луи, она выскочила из засады и заслонила его собою, зная, что враги не станут стрелять в нее, боясь ее ранить; таким образом она спасла жизнь своему защитнику!
— Она спасла ему жизнь? Жизнь дона Луи спасла эта индийская принцесса?!
— Да, именно! И после граф не раз говорил мне, что если бы не самоотверженная решимость и присутствие духа доньи Озэмы, то или его репутация была бы омрачена отступлением, или ему пришлось бы пасть от неприятельских стрел. Могу сказать, что донья Озэма редкое существо, и вы, сеньорита, наверно, полюбите ее, как сестру, когда вам придется узнать ее!
— Санчо, граф Лиерра поручил тебе рассказать о нем его тетке, а ни о какой другой особе тебе не упоминал?
— Нет, сеньорита, не помню.
— Постарайся припомнить…
— Старый Диего мне, действительно, говорил о какой-то трактирщице Кларе, но это был Диего, а не дон Луи! Это я наверно помню!
— Можешь итти, Санчо, завтра мы с тобой еще поговорим! — сказала Мерседес упавшим голосом.
Санчо пошел и весело улегся в приготовленную для него постель, сам того не подозревая, каких дел он натворил своей болтовней.