Мертвая вода

Глава 1 Вор

Утро застало Феликсу у двери какой-то таверны. Голова у нее раскалывалась — что неудивительно, учитывая, что ее выбросило из портала в глубине моря. Телепортация и так сожрала почти все силы, а неудачная точка выхода едва не убила. Волшебница наглоталась соленой воды и продрогла, пока пыталась выплыть. На поверхности вода оказалась в разы теплее. В слабый шторм часто бывает тепло…

Шторм?

Чародейка подскочила на месте, ударившись локтем о бочку.

— Твою ж мать, — зашипела она. Только сейчас Феликса поняла, что укрыта тонким пледом из верблюжьей шерсти. Солнце только начинало подниматься над горизонтом, но под пледом уже стало жарко.

Кто-то вытащил ее ночью из воды. Песчаная отмель едва не сыграла с ней злую шутку: набежавшая волна запросто могла утащить ее в яму за косой, промытую подводным течением. Неизвестный спаситель не позволил этому случиться. Но и убежища ей не предоставил. Оставил у двери, как подкидыша.

На бочке, о которую она стукнулась локтем, стояла чашка воды, украшенная орнаментом в восточном стиле, и пиала с сухофруктами. Девушка не задумываясь съела и выпила все.

— Судя по всему, ты уже пришла в себя, — заметил кто-то у нее над головой. Из окна на втором этаже торчала темноволосая мужская голова. — Люблю я ночную рыбалку.

— Теперь я тоже люблю твою ночную рыбалку, — хмыкнула Феликса. — Твоя таверна?

— Допустим, — осторожно ответил мужчина. Голос звучал гораздо моложе, чем она ожидала. Почему-то она была уверена, что ее спаситель зрел, бородат и плечист.

Голова в каштановых локонах, однако, принадлежала парню лет двадцати пяти-тридцати, а то и еще младше. И местных южан он ничего не напоминал.

— Есть свободные комнаты? — поинтересовалась чародейка.

— Зависит от того, есть ли тебе, чем платить.

Ответ Феликсу устроил. Доброта самаритянина не распространялась на бизнес. В сапоге и подкладке кафтана она припасла несколько крупных монет. Похоже, парень их не нашел — если вообще искал. Во всяком случае, все остальные ценности остались при ней: небольшая коралловая камея, водонепроницаемый кисет с базовыми ингредиентами для заклинаний, серебряная заколка с турмалинами и самое главное — богато расшитая перевязь с саблей. Лакированные ножны лежали у нее прямо под рукой.

Феликса стянула левый сапог, сунула руку внутрь и надавила на едва заметный выступ под стелькой в районе пятки. Широкий каблук тихо щелкнул. Чародейка сняла боковую планку и вытряхнула три тяжелых желтых монеты.

— Три недели, — она продемонстрировала монеты хозяину. — И еда три раза в день. Договорились?

— Нет, — покачал головой мужчина, — еда отдельно. У меня не портовая забегаловка!

— От порога свиной кровью воняет, — возмутилась Феликса. После множества лабораторных занятий запах свиной крови она различала на раз-два. — И вышибалы у тебя нет. А ну как нападут на меня тут? Я что буду делать?

— Брось, — фыркнул он. — Сабля ведь не для красоты.

— Исключительно парадное оружие, — невозмутимо ответила чародейка.

— А из колдовства у тебя тоже только фейерверки и зелья от поноса? — засмеялся хозяин таверны.

Феликса присмотрелась к нему внимательнее. Она понятия не имела, что могло ее выдать.

— Поможешь мне кое-с-чем — расскажу, как догадался, — он показал Феликсе язык, — и буду кормить.

Волшебница закусила нижнюю губу. Некоторое время она разглядывала носки своих сапог. Потом ответила:

— Ладно, добрый человек. Дверь мне откроешь?

Он кивнул, и каштановые локоны скрылись из виду. Чародейка сложила плед, встала со стопки ковриков, на которой сидела, и перевела взгляд на вывеску над дверью. На цепях покачивалась фигурно вырезанная доска. Надпись под изображением грудастой зеленокожей женщины с рыбьим хвостом гласила: «Русалочьи слезы».

Дверь бесшумно открылась, и Феликса зашла внутрь, держа в одной руке плед, а в другой — посуду из-под воды и сухофруктов. В таверне было достаточно чисто и уютно. Окна первого этажа закрывали ставни, так что полумрак рассеивали только лучи из окошка над дверью под самым потолком и несколько керосиновых ламп.

— Фабио, — представился ей юноша из-за стойки. На столешнице перед ним лежал пистоль — не из самых современных, но вполне приличный. В руках он держал тряпку в багровых разводах. — Все верно. Свиная кровь. Опять облили вчера…

— Марта, — соврала Феликса. — Тебе с этим нужна помощь? — она кивнула на тряпку.

— Что ты, — махнул рукой Фабио. — Этому ничем не поможешь. Пришлось согласиться с местными… эээ… охранниками.

— Портовые охранники, — понимающе кивнула она. — Ну, договорился и ладно. У меня есть, кхм, странный вопрос.

— Валяй, — пожал плечами хозяин таверны.

— Это Бедеран? — выпалила чародейка. Она нацеливала портал в определенный город, но стала сомневаться, что попала хоть сколько-нибудь близко к своей цели.

— Ну да, — Фабио приподнял бровь. — И правда странный вопрос. Ты не знала, где находишься?

— Будем считать, что у меня кратковременная потеря памяти, — поджала губы Феликса.

— Как скажешь… Марта, — усмехнулся Фабио. — Держи ключ. Комната на втором этаже, самая дальняя. Там есть таз с водой и все необходимое. Приводи себя в порядок и спускайся сюда, обсудим дело.

Феликса кивнула и пошла к лестнице.

— И, Марта, — окликнул ее юноша. Чародейка обернулась. — Если согласишься помочь, будь готова назвать настоящее имя. Не люблю псевдонимы.

Добротный дубовый стул разлетелся на щепки и колышки, ударившись о каменную стену трактира. Феликса уклонилась с гибкостью оцелота и с ухмылкой промолвила:

— Негоже так, парень. Мы договорились: без крови. А ты себе дубовых заноз понасажал в ладони. Болит небось? — издевательски спросила она.

— У меня все стулья тщательно зашкурены, между прочим, — возмутился из-под стола Фабио.

— Прошу прощения, почтенный, — все так же насмешливо извинилась девушка. — Но этот болван способен пораниться об что угодно. Готова поспорить, что если ему дать букет ромашек, он и ими покалечится.

Дюжий моряк в рваной некрашеной рубахе и кожаных штанах грубо выругался и двинулся на нее, выставив руки. Чародейка уклонилась и пнула его в колено. Здоровяк ухнул, пытаясь удержать равновесие, и схватился за край стола. Феликса вспрыгнула на стол и с разворота пнула моряка по роже. Ему показалось, что из глаз посыпались искры, разноцветные и яркие.

— Ну что, есть еще сомневающиеся в том, что я действительно не хочу «поиграть»? — громко спросила чародейка, уперев руки в бока.

Посетители, прижавшиеся к стенам на время драки, приветственно заулюлюкали, захлопали и засмеялись. Феликса развлекала их почти каждый вечер. Частенько кто-нибудь заходил в «Русалочьи слезы», подходил к столу, за которым сидела одинокая черноволосая девушка и предлагал ей «пошалить», «поиграть» или просто пойти с ним, в зависимости от наличия или отсутствия фантазии у подошедшего.

После твердого и однозначного отказа человек, как правило, не сдавался и начинал козырять: и сам-то он большой, и все у него большое, и нравится она ему ну прямо очень. Получив второй отказ, чужак принимался за угрозы, мол, подождет, пока она выйдет из трактира. Феликса не выдерживала, бесилась и вызывала наглеца на поединок. Далее следовало недоверие: «Я не стану драться с женщиной!» И тогда драку начинала Феликса. После пары ударов наглец уже воспринимал ее всерьез.

Заканчивалось все примерно так же, как и в этот день. Но нынешнее представление внезапно продолжилось.

— Так что, есть еще желающие?

— Есть.

Феликса считала себя довольно высокой, но вышедший из толпы казался настоящим великаном. Он был лыс, щербат и небрит; каждый кулак — размером со сковороду. Татуировка исполина насторожила Фель: клеймо беглого раба с Паланийских островов. Человек явно с пиратского судна, что вообще-то довольно типично для Бедерана. Кузур, чьей столицей являлся Бедеран, выторговал свою безопасность у Паланийских пиратов за возможность беспрепятственно входить в порты Кузура и скидку на припасы в этих портах. Очень солидную скидку.

Пират подошел ближе к столу Феликсы, поигрывая мышцами под кожаной безрукавкой.

— Хо-хо, — усмехнулась девушка, — с тобой у меня не получилось бы, даже если бы я захотела. Но я что-то не хочу.

Громила улыбнулся.

— А ты мне и не нужна. Мне нужен бой.

Трактирщик, который уже собирался вылезать из-под стола, присвистнул и передумал. Феликса спрыгнула, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от пирата.

— Ну так бейся.

Великан послушался. Он ударил кулаком снизу вверх, метя Феликсе в подбородок. Она молниеносно среагировала: развернулась, позволив инерции удара увести тело противника. Затем крепко обхватила его кулак и вывернула внутрь. Другой рукой она ударила по сгибу локтя. Великан опустился на одно колено и дернул руку вниз, чтобы сберечь сустав.

Феликса ударила его коленом в лицо. Гигант блокировал удар и схватил ее за ногу. Чародейка зашипела: «Будут синяки. Как будто старых мало…» Феликса дала ему локтем по затылку, и громила выпустил ее ногу. Она тут же отпрыгнула.

Пират тяжеловесно поднялся. Теперь он понимал, что девица не так проста. Противница была ловка, сильна, уверенна и жестока. Она не задумываясь покалечит человека, угрожающего ей.

— Что же ты стоишь, дружище? — Феликса тяжело дышала, но оставалась невозмутима.

Она уже сталкивалась с противниками крупнее нее. Под удар попадать никак нельзя. Такие, как он, чаще всего полагались на свои мышцы и массу — именно это помогало им выживать. Феликса же привыкла побеждать за счет проворства и сообразительности. Тем не менее, она нашарила на поясе зачарованный кастет. Либо здоровяк ляжет быстро, либо придется бежать.

Моряк тем временем попытался обмануть Феликсу ложной атакой. Он сделал вид, что бьет правой рукой, а левой ударил ниже, под дых.

Феликса не купилась на примитивный прием. Она отпрыгнула и тут же припала к полу, уходя от широкого удара сверху вниз. Чародейка перекатилась и треснула ему кастетом по лодыжке. Пират припал на колено, и она ударила его в висок, вложив весь свой вес. Здоровяк упал. На этот раз не на колени, а вытерев все плевки с пола своей жесткой щетиной.

— Еще герои есть? — тихо проворчала она, перешагивая через тушу лысого бандита. Феликса думала, что на этот раз она точно сможет спокойно доесть свою рыбу, но не тут-то было.

— Эй, женщина! — услышала она хриплый голос со стороны двери. — Это наш рулевой.

— И что? За что ваш рулевой боролся, на то и напоролся, ребят, я ему только малость подсобила, — хмыкнула Феликса. Ей не нравилось, как начинался этот разговор. Интуиция подсказывала, что обычной дракой сегодня дело не закончится.

Другой человек мог бы подумать, что Феликса преувеличивает, ведь пират начал разговор спокойно и вежливо. В этом случае другой человек бы ошибся. Надо знать паланийских пиратов, чтобы понять, почему.

— Ты нам рулевого, можно сказать, покалечила. Нам завтра уплывать, а он, может, и не встанет уже. Плати виру, — сказал Хриплый, щербато ухмыляясь.

— Может, мне вам еще и задницу подставить, всем по очереди? — дерзко ответила Феликса. Хриплый тем временем уже целиком появился в трактире, а за ним тихонько проскользнули еще двое, похожие на «рулевого», словно братья: горы мускулов в кожаных безрукавках, только у одного голову прикрывал красный линялый платок. «Будут бить, — подумала чародейка, — а потом свяжут и в самом деле, чего доброго, попользуются. Пора делать ноги».

— Может, и задницу, может, и не задницу, — философски заржал Хриплый. — Ты вроде со всех сторон сносная. Только язык больно длинный.

Не успел он договорить, как пират в красном платке прыгнул к ней, занося кулак, а второй начал обходить ее, чтобы поймать, если она уклонится от удара. Уклоняться Феликса не стала. Воительница блокировала удар скользящим движением, уходя из круга атакующих.

— Правильно, двигай на кухню, — еле расслышала она свистящий шепот из-под стола, — я тебя прикрою.

Феликса не стала долго думать, а последовала совету: вспрыгнула на ближайший стол, разбросав пустые кубки и тарелки, оттуда на другой, и кувырком улетела в дверной проем, где ее встретила грузная повариха. Из зала донеслись рычащие крики, драка охватывала весь трактир; посетители стремились вступиться за нее и трактирщика — или просто повеселиться.

— Допрыгалась, заинька? — ласково спросила Феликсу кухарка Радна, небрежно помахивая чугунной сковородой. — А я говорила! Ничего, завтра поешь у себя. А там и на дело пойдешь, и никто тебя не сцапает.

Фель устало кивнула. Развлечения развлечениями, но сегодня она сама перегнула палку.

— Я рыбу не доела, — пожаловалась девушка. — Положишь еще?

— Конечно, — обрадовалась Радна, — а то кто ж еще кроме пиратов на тебя, такую селедку тощую, клюнет!

«Дело», которое предложил Фабио, не вызвало у Феликсы ни малейшего энтузиазма. Но выживать в Бедеране оказалось непросто. План трактирщика стал ее единственной надеждой покинуть ненавистный город. Собственно, она уже выбралась за его пределы, правда, ненадолго.

Чародейка надеялась проделать запланированный путь в одиночку. Боги дорог, однако, навязали ей симпатичного, но шумного, надоедливого попутчика.

— Ночью, как траур, черной…

— Я это уже где-то слышала, — прервала Феликса. Едущий рядом с ней блондин против ее ожиданий не обиделся, но перехватил поудобнее лютню, взял еще один не слишком стройный аккорд. — У тебя си бемоль фальшивит, — снова вставила свое замечание чародейка. Горе-менестрель закатил васильковые глаза и упорно взял тот же аккорд. — А теперь соль, — с плохо скрываемым удовлетворением протянула Феликса. — В который раз.

— Ну сыграй сама, раз такая образованная, — ей таки удалось вывести парня из себя. — Суккубье племя…

— Дай лютню, — Феликса протянула руку. Бард снова забурчал что-то в меру оскорбительное. — Я все слышу. И в отличие от тебя у меня есть слух, — вставила она очередную шпильку, подкручивая колки. Наконец, удовлетворенная всеми настройками, она мягко провела по струнам, с наслаждением вслушиваясь в роскошный, глубокий, будто медовый тембр инструмента.

Им обоим совсем не сложно было играть, сидя в довольно жестких седлах — лошади шли шагом. Феликса знала всего одну балладу, ту, которой ее научила мать. Зато сыграть могла даже с закрытыми глазами.

— Да, — протянул бард, — кажется, нам с тобой надо бы поменяться местами.

— Не думаю, — ответила чародейка, — ты с моим ремеслом не управишься, это уж точно. К тому же лорд просил девушку-чародейку, а не смазливого мальчика, — хихикнула Феликса.

— Тогда ему нужна не чародейка, а девка навроде тех, которые в порту стоят вдоль стен или сидят в тавернах. Ну, которые еще одеваться забывают утром, — подмигнул он. Да, у парня сомнительный музыкальный дар, есть чувство юмора. Феликсе это понравилось.

— Нет, дорогуша, соблазнить меня ему не удастся ни за какие деньги.

— Тогда зря ты туда едешь.

«Ну уж нет, — подумала волшебница, — я взяла с собой это дурацкое платье, мне пришлось оставить саблю, и я не могу подвести Фабио! В конце концов, успешный исход дела и в моих интересах».

— А я говорю, езжай ты назад, — не умолкал юноша. — Ничего, кроме твоих прелестей, ему от тебя не нужно, поверь мне! За его деньги он мог нанять магистров, архимагов, целый университет! Ему просто интересно, как ты с помощью магии будешь сопротивляться.

Феликсе стоило многих усилий, во-первых, не дать наглецу по морде, а во-вторых, не осадить его потоком слов, которые ей как юной девушке знать не положено. Она с самой слащавой — и самой ехидной — улыбкой, на которую была способна, парировала:

— А с чего ты взял, что лорду нравятся девушки? Может он того, а? С другого полюса? И тогда тебе стоит повернуть обратно. Ведь он мог нанять целый ансамбль профессиональных музыкантов, а не дилетанта вроде тебя.

Бард зарделся не хуже мака. Такого роскошного пунцового цвета Феликса давно уже не видала.

— Ишь ты, сама проницательность! — пробурчал он. — Раскусила меня. Я как раз еду не столько к самому лорду, сколько к его жене.

Феликса так расхохоталась, что чуть не свалилась с седла.

— Ну и кто из нас больше похож на портовую шлюху? — не удержалась она.

Этой фразой, кажется, она довела беднягу до точки кипения.

— Да как ты смеешь! — драматично пыхтел он, заставляя магичку покатываться со смеху. — Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь?!

Феликсу чуть не разорвало от любопытства и дикого, неудержимого смеха.

— Нет, — выдавила она, как только более-менее отсмеялась. — Я и имени-то твоего не знаю.

Феликса вдруг заметила, как блеснули васильковые глаза барда: как у гончара, который осматривает горшок, чтобы понять, ровно ли легла глазурь. Она приняла это к сведению, но расспрашивать не стала. Перед Фель стояла определенная задача, и ее выполнение — первостепенно. Загадкой своего спутника она сможет заняться потом. Но познакомиться и правда было бы нелишним.

— Так как твое имя?

Менестрель ответил не задумываясь, так быстро, словно долго ждал этого вопроса. Феликса решила, что ему не терпелось высказать придуманную заранее ложь, про которую он сам мог забыть:

— Мак, — выпалил он. — Меня зовут цветочным именем, потому что…

— Неважно, — отмахнулась девушка, — просто называть тебя «эй, ты!» не слишком вежливо, правда? Да и неудобно. — Свое настоящее имя она раскрывать не собиралась, так что назвалась ему, как Фабио при первой встрече. — Меня, кстати, зовут Марта.

Бард кивнул, все еще с трудом сдерживая спесь и ярость, от которых у него едва дым из ушей не валил. Натянув на лицо дебильную улыбку, он промямлил:

— Будем знакомы.

Феликса в ответ только кивнула. Этот назойливый юноша может стать серьезной помехой в исполнении их с Фабио плана. Хотя, учитывая, что план был столь же прост, сколь гениален, проблем возникнуть не должно. А суть плана заключалась в следующем…

Лорд Мордред Пигсвелл, барон, эмигрант с Ферискеи *, как и многие его соотечественники, с большим комфортом умудрился устроиться в этой части света. Отвратительная, а точнее, совсем никакая налоговая система и жаркий климат позволили ему сделать баснословное состояние на выращивании риса. Лорд привез с собой технологию оросительной системы, но не спешил ей делиться, и в результате стал монополистом в сфере торговли этой нехитрой крупой. Однако лорд жил не только с продаж риса. Ловко обходя все таможенные преграды, к Мордреду непрерывно поступал поток редких драгоценностей, добытых нелегальным путем, и все это иноземный лорд хранил у себя дома.

Хозяйка же, почтенная жена Мордреда, леди Элизабет, выполняла роль не столько супруги, сколько партнера лорда, ибо, как и всякая женщина, понимала в драгоценностях чуть лучше. Правда, не столько в плане оценки стоимости, сколько в плане их охраны. Элизабет Пигсвелл командовала стражей, а также помогала группе чародеев проектировать сокровищницу. Разумеется, жена не мешала лорду Мордреду таскать в койку многочисленных любовниц, а изредка — даже дарить им эти самые краденые драгоценности.

И Феликса согласилась, что такого мерзавца грех не ограбить. Фабио добыл сведения о бароне и сотрудничающих с ним контрабандистах у одной из бесчисленных бедеранских бордель-маман. Именно она подбирала любовниц лорду Пигсвеллу и подобным ему денежным мешкам.

Так что бедняга Мак в какой-то мере сказал правду, лорду интересны только прелести чародейки. Собственно, на то и расчет.

Естественно, с таким состоянием лорд отхватил самую престижную территорию для своего замка. Районы вблизи столицы делились на несколько категорий дороговизны. Самая дешевая — ближе всего к городу — представляла собой захламленные и бедные деревни, заселенные в основном грязными оборванцами. Правители таких поселков, а точнее выселков, почти никогда не бывали трезвы, за что их ласково называли «бухашками». Многочисленные кривые улицы с кое-как слепленными лачугами кольцом окружали Бедеран.

Следующая категория была банальна и до боли прозаична — бедные деревеньки, живущие исключительно своим трудом. Хмурые люди, населявшие эту местность, отличались высокой работоспособностью, отсутствием лени и чувства юмора. Простые, как топор, дома властителей подобных мест почти не выделялись из общего серого или, если повезет, зеленого пейзажа.

Чуть лучше дело обстояло в тех поселках, где выращивали этот самый несчастный рис. Правда, люди оттуда никогда не разговаривали с чужаками.

И наконец, встречались поселения таких известных богачей, как лорд Мордред. В подобных деревнях жили чиновники Бедерана, в такой рай ездил отдыхать и правитель Кузура, когда его совсем достанут эти самые чиновники. Одним словом, роскошь, отсутствие суеты… настоящее змеиное гнездо.

Проехав через три кольца разных сел, Феликса могла бы сойти с ума от скуки, если бы не ее попутчик.

— Как думаешь, нам еще долго ехать? — угрюмо спросил тот.

— Минут сорок, — беспечно ответила Феликса, откровенно веселясь.

— Не вижу в своем вопросе ничего смешного, — демонстративно надулся бард.

— Значит, у меня зрение лучше, — фыркнула она.

— Что?

«Строит из себя дурака, — решила про себя Феликса. — Но зачем он едет в замок на самом деле?»

— Ничего. Следи за дорогой, а то наедешь на что-нибудь.

Бард неопределенно пожал плечами, насупился и стал смотреть по другую сторону дороги. Но пейзаж выглядел до того идиллически скучно, что горе-музыканта хватило ненадолго.

— Вообще-то обычно я не позволяю девушкам разговаривать со мной в подобном тоне. На меня поклонницы гроздьями вешаются, а ты… — тут он настолько закипел от возмущения, что вовсе не нашел слов. Но упорно продолжал их искать: — Ты! Ты… да ты хоть понимаешь… Я — великий музыкант…

— …Мое имя не померкнет в веках, как сияние прекрасной, но далекой и недоступной звезды? — подсказала Феликса. — Ну, продолжай. Может, я тоже чуть-чуть на тебе повишу. Повешусь, как молоденькие девицы на деревьях с любовной тоски…

Мак насупился и попытался обидеться окончательно, но тут вспомнил, что его лютня все еще находилась в руках чародейки.

— Отдай мне инструмент.

— Сам вернется, коли захочет, — вскинула голову девушка, издевательски скалясь, будто разбойник, предлагающий забрать свое добро бедному горожанину.

— Взрослая девка, а все в игрушки играет, — буркнул себе под нос бард, и Феликса тут же уловила свежую нотку в его заносчивом фальшивом поведении. Для нее настолько очевидно стало его притворство, что она не сочла нужным дальше потешаться над лже-музыкантом.

Феликса протянула менестрелю лютню, подъехав поближе. Бард понял, что дал маху со своим образом. Но лютню взял.

— Спасибо. Теперь хотя бы настроенная.

Наконец вдалеке, на фоне чарующей синевы округлых пиков, нарисовался хмурый темно-серый замок. Выстроенный в традиционной архитектуре Ферискеи, он едва ли напоминал роскошный дом иноземного лорда. Скоро стало видно, как на ласковом ветерке трепещут флажки, флаги, штандарты с гербом Мордреда: черный кабан на густом горчично-желтом фоне, символ зажиточности, богатства. И — о чем лорд предпочитал не вспоминать лишний раз — глупости, агрессии и упрямства.

Замок, который тем больше походил на крепость, чем ближе подъезжали путники, окружал традиционный ров. От воды во рву беспощадно несло тухлятиной. Не мясом, просто застоявшейся водой, в которую ленивые кухарки ежедневно сливали обмылки и помои. Феликса подумала, что сам лорд тоже наверняка ленился ходить до отхожего места или хотя бы до ночного горшка, и поморщилась про себя. И к этому чудовищу она едет добровольно! Да еще и на целые сутки!

Хотя барон, разумеется, думал, что юная прелестница-чародейка пробудет у него подольше.

— Кто? — без тени вежливости заорал сиплый голос со стены над воротами.

— Чародейка Марта и великий музыкант Мак, к вашим услугам! — Феликса милостиво позволила своему спутнику представить их обоих, потому что ей не хотелось надсаживать горло, чтобы докричаться до сиплоголосого олуха. Местные стражники имели преотвратнейшую привычку по несколько раз переспрашивать имя и цель визита, издеваясь над кричащими гостями. Особо изобретательные порой спорили, скоро ли охрипнет входящий.

Но у Сиплого, видимо, сегодня не на что было спорить.

— Проходите, — все таким же грубым тоном проорал он. Раздался скрип плохо смазанного подъемника, и ворота медленно, неохотно стали подниматься. Лошадь под Маком нетерпеливо фыркала и стучала копытом. Умному животному явно не нравилась затея хозяина ехать в это дурное место. Конь Феликсы тоже не выражал восторга, но знала об этом только хозяйка. Породистые жеребцы, вроде ее полудикого, что она чудом нашла на Морском Базаре пару месяцев назад, отличались не только невероятным для зверя умом. Они могли телепатически угадывать, какое поведение выгоднее для хозяина. Правда, об этой их особенности знали только жители родины Феликсы. Чародейка вздохнула, с тоской вспомнив Арделорею и ее чудеса.

Бок о бок они с бардом въехали в замок Мордреда.

Внутри, во дворе, царил праздный бардак. Стражники переругивались, с ленцой поплевывая на сухую утоптанную землю; одни играли в кости, несколько других — в карты. Играли здесь, судя по всему, на интерес: жалованье по обыкновению аристократов-южан выплачивалось стражникам в конце месяца. Оттого матюки были на редкость скучными и неизобретательными, а на лицах дебелых увальней не просматривалось и намека на заинтересованность в исходе игры.

За стеной замка обнаружилось несколько добротных домишек и даже пара хлевов для скотины: видимо, иноземный лорд желал кушать только свежее мясо. Наверняка где-нибудь на задворках, не видных приезжим гостям, есть небольшой огород, и уж точно имеется и свой сад, в котором можно прогуляться тихим теплым осенним вечером.

Феликса вдруг подумала, что ей точно придется совершить такую прогулку, только под ручку с мерзким бароном, рассчитывающим позабавиться нынче ночью. Ей тут же разонравился сад, которому она успела мысленно обрадоваться.

К ним подошел специальный слуга, совсем молоденький парнишка в обтрепанной курточке. Он как-то странно смотрел на Феликсу, очень долго и пристально, будто силился что-то вспомнить и не мог. Она отметила, что у него странный цвет глаз: янтарно-желтый, как у кота. Движения у мальчишки были тоже кошачьи, плавные, тягучие, перетекающие из одного в другое. Он будто танцевал, а не шел.

Подозрительная чародейка тут же взяла эти особенности на заметку, так же, как и вранье нечаянного спутника. Такие странности, конечно, не могли быть случайными, но одно она знала точно: те, кто что-то задумал против Мордреда Пигсвелла, ей не противники.

— Прошу вас, госпожа, я отведу вашего коня. И вас тоже, господин… — со сдержанным достоинством, не свойственным дворовому слуге, проговорил парнишка. Его голос мягко вибрировал, будто мурлыкал, вызывая желание погладить мальчика по голове или спине. Феликса никак не могла отделаться от ощущения, что ему чего-то не хватает. Хвоста, например.

Слуга взял поводья, бросил последний загадочный взгляд на гостей и удалился в сторону конюшен, предоставив барда и чародейку самим себе, как подумала Феликса. Но в кои-то веки девушка ошиблась. Не успела она сделать и шага в сторону замка-крепости, как к ним навстречу просеменил обрюзглый старичок в мешковатом бархатном одеянии.

— Добро пожаловать в Боархолл, фамильный замок лорда Мордреда Пигсвелла! — шепеляво, с комичной пародией на церемонность проговорил старик. — Я — Джеффри, кастелян замка. Лорд и его леди-жена уже ожидают вас. Рассчитывают, что вы развлечете их за обедом и разделите трапезу. Следуйте за мной, — старик Джеффри пошаркал обратно к воротам замка. Феликса брезгливо поморщилась и прошествовала за ним. За ней следовал притихший Мак.

Внутри замок оказался столь же неопрятен, как и двор, хотя и богато обставлен. Пышный ковер покрывали пятна продавленного ворса. При «жизни» ноги наверняка утопали в нем, но не сейчас. На стенах потрескивали факелы в причудливо изогнутых держателях. Двери из красного и черного дерева, похвалялись позолоченными ручками в виде кабаньих голов. Кабаны, правда, слегка заросли щетиной грязи — чистке таких мелочей здесь явно не уделяли внимания. Феликса с тоской вспомнила светлый и чистый замок отца.

На стенах висели портреты, видимо, семейство Мордреда, все в темных, мрачных тонах. Люди на портретах тучные, все как один, за исключением разве что пары женщин из других семей.

Наконец старичок добрался до массивной высокой двери, около которой стоял швейцар в желтом камзоле. Лицо его скривилось в выражении таком кислом, будто его в жизни ничем, кроме лимонов, не кормили. «Как гриб маринованный», — прыснула Феликса.

Маринованный швейцар открыл дверь, и кастелян с гостями вошли в большой зал, где в двух резных креслах сидели господа. Старик представил гостей, но леди Элизабет, щуплая дама с крысиным носиком и бегающими глазками, не дождавшись, пока он закончит, нервно расхохоталась и поднялась навстречу со своего кресла.

— Музыкант, как это восхитительно! — закудахтала она. Феликса про себя поморщилась. Леди надела легкое платье со смелым корсажем поросячьего розового цвета. Элизабет от души напудрилась, хотя даже слой этой художественной штукатурки не скрывал морщинистую пергаментность кожи. — Мы вас заждались, милсдарь Мак! Надеюсь, вы преподнесете нам приятный сюрприз.

— Уверен, я вас не разочарую, моя леди, — натянуто поклонился бард. Феликса застенчиво улыбалась, делая вид, что не замечает плотоядного взгляда Мордреда, вяло блуждающего по ее груди.

— Госпожа чародейка, — хрипло взвизгнул он. «Вылитый хряк, — устало подумала Феликса. — Но не лишен своеобразного обаяния. Эдакий миленький поросеночек, пока ему что-то от тебя надо». — Может, прежде чем приступить к делу, для которого я вас вызвал, вы тоже развлечете нас и покажете несколько фокусов?

— Да, милорд, — Феликса присела в изящном реверансе. «Самый веселый фокус ты найдешь у себя в вине, старый похотливый пердун», — пообещала ему Фель про себя. — Иллюзии, трансфигурация, телепатическая и телекинетическая магия…

— О, да вы и впрямь серьезная чародейка, миледи! — визгливо рассмеялся хозяин замка, причем слово «серьезная» он произнес как «сурьезная», чем невероятно взбесил Феликсу. — Покажите нам вашу… а, как там ее? Твою ж мать… трансхрено… трансфигу… ну, ту ерунду, про которую вы второй говорили?

— Милорда интересует искусство перевоплощения? — Феликса титаническим усилием стерла с лица брезгливое выражение и кокетливо улыбнулась. «Наверняка единственное, что его интересует — это перевоплощение одетой чародейки в раздетую!»

— Да, миледи, мой муж изволит частенько увлекаться всякой ерундой со сложными названиями! — захихикала леди Пигсвелл. — А я бы с удовольствием посмотрела и на обычные иллюзии. А потом мы послушаем нашего барда, — и она захлопала в ладоши, думая, что выглядит как девочка, но на самом деле больше походя на умалишенную.

— Мы могли бы совместить наши выступления, — небрежно бросила чародейка. Мак зыркнул на нее и укоризненно поджал губы. Феликса вовсе не хотела его подставить, только побыстрее закончить со всем этим безобразием, чтобы у нее было больше времени на устранение лорда.

Когда чародейка шла по коридору к приемному залу, она заметила несколько сложных магических гексов, развешанных по углам. Она не могла понять, что именно делают эти амулеты. Оставалось надеяться, что лже-бард сможет ей чем-то помочь. В том, что он захочет это делать, она даже не сомневалась.

И все-таки, что же здесь нужно этому фальшивому музыканту? Неужели только сокровища?

Феликса тряхнула головой и решила подумать об этом позже.

— Почему бы и нет, — натянуто улыбнулся Мак. — Что может быть очаровательнее иллюзий под музыкальное сопровождение?

— Прекрасно, — резюмировала Элизабет. — Джеффри проводит вас в комнаты, где вы сможете отдохнуть с дороги и переодеться.

Кастелян пригласил их следовать за ним. Комнаты им выделили небольшие, но в них принесли теплую воду и даже мыло. У Феликсы в комнате сидела молодая служаночка с родимым пятном в пол-лица — прислали помочь принять ванную. Феликса была счастлива наконец-то смыть с себя дорожную пыль, но от помощи девушки отказалась.

— Меня могут наказать за это, госпожа, — всхлипнула служанка.

— Брось, никто не узнает, — заверила ее Феликса. — Просто сядь рядом. Расскажи что-нибудь. Здесь есть сад?

— Есть, — девушка присела на табурет рядом с бадьей. Феликса уже разделась и опустилась в воду. Она стала энергично намыливать предплечья и шею. — Он очень красивый! И ягоды растут. А еще персики, но я их никогда не ела.

— Как не ела? — удивилась чародейка. У нее когда-то тоже имелись слуги, но очень мало, в основном повара. Ей, как и родителям, нравилось все делать самой.

— Леди Элизабет не разрешает, — вздохнула служанка. — Столько фруктов пропадает!

«Да уж, — подумала Феликса. — Про Пигсвеллов говорят, что они едва ли не самые зажиточные во всем Бедеране. А тут такая жадность. И неухоженный замок…»

— Несправедливо, — выпалила Феликса. Девушка вздрогнула.

— Не мне судить господ, — кротко ответила служанка. — Да и не вам, если уж честно говорить. Леди Элизабет не любит, когда гости ее критикуют.

— Спасибо, что предупредила, — мягко улыбнулась волшебница. Она уже смыла с себя мыло и вылезла из бадьи. — Просто у меня на родине принято иначе поступать с едой.

Феликса надела винно-красное платье из плотного шелка, которое привезла с собой. Платье было декольтировано глубже, чем она привыкла. Но Фабио считал, что так надежнее.

— Прощай, — сказала она служанке, как только та помогла ей затянуть корсет. — Надеюсь, ты когда-нибудь попробуешь персики. В конце концов, их и на базаре полно.

Служаночка присела и наклонила голову. Феликсе показалось, что она расстроилась из-за приезда чародейки. «В лорда что ли влюблена?» — недоумевала она.

Джеффри и Мак ждали ее за дверью. Кастелян сразу повел их в главный зал, где ждали лорд и леди Пигсвелл. И они начали творить каждый свое дело. Сложность заключалась в том, чтобы иллюзии не были слишком сложными — нельзя показывать лорду и леди свою силу. Феликса легко подстроилась под незатейливую балладу Мака.

Получилось просто, но все равно красиво. Феликса наколдовала небеса и облака вместо пола, затем — тропических фей и птиц, бабочек, редкие цветы, посыпала все это волшебными блестками, раскрасила завитушками и немыслимыми красками.

Когда Феликса закончила с иллюзиями, она попросила подать ей любой предмет небольшого размера. Ей принесли диванную подушку, над которой она минут пятнадцать измывалась: подушка побывала в шкуре похабной книги — что вызвало дурашливый, но одобрительный смех у Мордеда — пары розовых шелковых перчаток — от которых ахнула падкая на безделушки Элизабет — круглой чаши для вина, кошки, сапога, седла и еще десятка скучных повседневных вещей. Феликса считала такие превращения ерундой, но представление с трансфигурацией хозяевам замка понравилось едва ли не больше, чем иллюзии.

Когда они наконец закончили, хозяева объявили ужин, которого Феликса ждала с нетерпением. Нелепые возгласы и неуемные восторги по поводу «представления» достали ее вусмерть. Каждый из Пигсвеллов стремился понравиться приглашенному артисту — очевидно, чтобы соблюсти хотя бы видимость естественного интереса к их персонам. Феликсе, вынужденной носить маску потаскушки-чародейки, такое лицемерие только больше уязвляло самолюбие.

Но фарс кончился, и волшебница поняла, что, несмотря ни на какие отрицательные эмоции, рада ужину. Может, просто потому, что проголодалась. И все же, ложными надеждами она себя особо не тешила: предстояло еще одно кошмарное испытание — светская беседа. Подобные застольные разговоры Фель не любила с детства. Ее семья придерживалась схожего мнения, и развлекать сидящих за столом пустой болтовней ей приходилось редко. Но приходилось.

Как только подали первое блюдо — фаршированного яблоками гуся в остром кисло-сладком соусе — барон затянул свою чудовищную волынку, деловито похлопывая по тесноватому бархатному кафтану, который довольно удачно прятал пивное брюшко:

— Это было изумительно, госпожа Марта, в жизни ничего подобного не видел!

— А как сэр Мак прекрасно подобрал музыку, просто прелесть! — закудахтала Элизабет. — Ах, вы, оказывается, так талантливы!

— Ну что вы, миледи, меня не посвящали в рыцари, я вовсе не сэр. Вы слишком милостивы ко мне, — бард буквально рассыпался в любезностях, якобы польщенный, хотя его глазные мышцы наверняка сводило от желания закатить глаза. Феликса решила, что он неплохо держится для человека, вынужденного по какой-то причине играть жиголо.

Хотя у нее самой положение было не лучше. И она решила, что самое время сменить тему разговора.

— Миледи, какое у вас прелестное колье! — с идиотской улыбкой прощебетала чародейка, чувствуя себя еще более глупой, чем должна казаться. — Белое золото и топазы, у вас тонкий вкус, — польстила она баронессе. Честно говоря, роскошное колье походило на более дешевую копию из кварца и серебра — видимо, ожерелье давно не чистили.

— Благодарю за комплимент, милочка, но вы ошиблись, — приосанилась довольная Элизабет, — это платина и розовые алмазы, очень редкие.

«Врет и не краснеет!» — плюнула про себя Феликса. Как любая стоящая чародейка, она не просто разбиралась в драгоценностях, она видела саму душу камней и металлов — недаром драгоценные камни способны держать самую мощную магию. Большей магической проводимостью обладала только драконья кость.

— Ну надо же! — Феликсе почти не потребовалось изображать изумление. Главное — она добилась, чего хотела: перевести разговор на камни и другие сокровища. — Наверное, такая редкость обошлась в целое состояние.

— О, драгоценности наша маленькая слабость, — признался лорд Пигсвелл. — У нас имеется целая коллекция украшений из редчайших минералов, камней и металлов. Вы сможете взглянуть на нее позже, если захотите, правда, дорогая?

Леди Элизабет принужденно улыбнулась, но Феликса заметила, как вытянулось ее лицо при словах мужа. «Кажется, я ему понравилась», — обреченно подумала волшебница. С одной стороны, это здорово облегчало задачу, с другой — вполне вероятно, что вырубить барона придется раньше, чем она рассчитывала, а это могло вызвать подозрения. Что ж, она знала, что идет на риск.

— Ох, правда? Я бы с удовольствием, — кокетливо улыбнулась Феликса.

— В таком случае, после ужина мы сможем все вместе пойти посмотреть на нашу сокровищницу, — сухо пообещала Элизабет. Она явно была пока недовольна вечером, и Феликса надеялась, что Мак постарается это исправить.

Однако музыкант застенчиво молчал, и волшебница недоумевала, что же он все-таки надеется выгадать своим приездом в этот замок, если не благосклонность баронессы. Может, она чего-то не знала о бароне?..

Как бы то ни было, после окончания ужина барон под руку взял ее, а не музыканта или жену, которые шли позади них. Феликса с удовлетворением расслышала шепот музыканта позади себя. Тот наверняка расточал комплименты Элизабет, якобы опасаясь ревности мужа. Феликса уже начала опасаться, что между ними ничего не будет, но теперь расслабилась. Это означало, что баронесса теперь точно будет ночью занята.

По пути к сокровищнице Феликса снова попыталась понять, что за гексы развешаны по углам. Охраны в замке не больше, чем в любом другом. А вот ценности, если верить одной падкой на арак * бордель-маман, существенно превышали состояния местных, исконно бедеранских, аристократов. Сплетни то преувеличивали, то преуменьшали богатства Пигсвеллов, но сходились в одном: в Боархолл раз за разом привозили драгоценности. Строжайшая секретность доставок дала трещину, когда Мордред стал приглашать в замок молодых чародеек. Едва ли не каждая уезжала из замка с подарком.

Когда Фабио выяснил, что местный лорд дарит наемным волшебницам редкие украшения, он решил узнать больше. Одна из девушек видела, как человек в черно-белом плаще привез сундуки. Мордред лебезил перед ним, как нашкодившая дочь перед строгим отцом. Лорд проводил незнакомца к сокровищнице, а любопытная чародейка в это время рассмотрела часть сундуков. Даже инкрустация на них стоила баснословных денег. Фабио решил, что внутри лежат еще большие богатства — такие, что их хватит на то, чтобы нанять целый флот и наконец-то уплыть из Бедерана.

Феликса совсем не была уверена, что сокровища существуют. Но сейчас, увидев эти сложные магические гексы, чародейка решила, что лорду Пигсвеллу есть, что охранять. Вот только что именно заставило барона сменить традиционных охранников на дорогостоящие, хотя и более надежные игрушки?

— Какой у вас огромный замок, милорд, — деланно восхитилась она. — Должно быть, вам дорого обходится охрана? Не только стража, я имею в виду, — Феликса захлопала ресницами, — наверняка и магия используется? Или вы спрятали половину охранников, чтобы не пугать гостей?

— Х-ха, ха-ха, — засмеялся барон. — Ну что вы. Просто охранники — всего лишь люди. Они смертны, и к тому же, их можно подкупить. Меня это не устроило. И тогда один кузурский маг рассказал мне про маленькие безделушки, сверхчувствительные к магии и взлому, не требующие особого обращения. Он их назвал каким-то мудреным словом, но к чему вникать в такие тонкости. Главное, что они фиксируют любые магические воздействия в замке и на расстоянии полумили от него.

— Ого, — вполне искренне присвистнула Феликса. — Никогда не слышала о таких мощных амулетах.

— На то и расчет, миледи… на то и расчет, — хохотнул Мордред. — О, а вот и наша цель.

Дверь, перед которой он остановился, разительно отличалась от всего остального замка. Никакой пыли, никакой ржавчины. Искусная резьба и богатая серебряная инкрустация украшала дверь белого дерева, каждый виток причудливого узора начищен до блеска. И, что гораздо важнее, разил боевой магией. Феликса почувствовала сторожевые, оповещающие и охранные заклятия за несколько метров до самой двери и поняла, что снять их будет непросто. Если вообще возможно.

— Это главная сокровищница замка, леди Марта, — гордо проговорила Элизабет. — Едва ли в мире найдется место, которое было бы столь же неприступно.

Феликсе стало не по себе: сокровищница охранялась намного более надежно, чем она рассчитывала. Мордред снова обратился к ней:

— То, что вы увидите за этой дверью, должно сохраниться в тайне, миледи.

Феликса послушно кивнула. Зачем рассказывать, если на следующий же день она сможет все это показать Фабио? Не зря он все-таки настаивал на том, чтобы чародейка позаботилась о крайних мерах перед поездкой.

Лорд Хряк тем временем начал какие-то сложные манипуляции с замком. Выглядело это до неприличия смешно, потому что замок находился точно на уровне его мужского «эго». Пигсвелл дергал туда-сюда, забавно бормотал, тряс головой в течение нескольких минут, а потом жестом захолустного фокусника открыл наконец дверь.

То, что находилось за ней, затмило бы все украшения покойной матери Феликсы, а ведь ее шкатулка — самое ценное, что видела чародейка.

Одни только сундуки, вмещавшие потрясающие воображение богатства, стоили всего замка Мордреда. Они были белого и красного, черного и сандалового дерева, обитые серебром, золотом всех видов, легендарным адамантитом и мифрилом. Крышки сверкали узорами такими искусными, что даже древние эльфийские руны не сравнились бы с ними изяществом. Казалось, живые птицы, бабочки, драконы, нимфы и наяды плетут свой гипнотизирующий, чарующий танец, словно ожившая сказка предстала перед глазами.

На грубых полках выстроились целые батальоны шкатулок, которые не только похвалялись тонкой работой, но еще и открывались каждая со своим секретом. Такие умели делать лишь гномы Драконьих островов, давно пропавшие легендарные мастера ювелирного дела.

Феликсу это так потрясло, что она не могла вымолвить ни слова. Она одновременно боялась и хотела увидеть то, что внутри сундуков. Судя по всему, колье Леди Свинки по сравнению с их содержимым можно назвать максимум «милым». Да и то с натяжкой.

Как только Феликса вспомнила про лорда и леди Хряк, она задалась уймой вопросов. Почему леди Пигсвелл не носит все это великолепие? Почему доходы с несметных сокровищ не употребляются на улучшение состояния замка? Неужели лорд и леди настолько боятся раскрытия незаконности их деятельности? Но почему они тогда показывают свое состояние столь беззастенчиво?

Задуматься над всеми загадками ей, однако, не дали. Лорд Мордред подошел к одному из сундуков — наименее роскошному, по мнению Феликсы — и открыл его после недолгой возни со связкой маленьких золотистых ключиков. Внутри и правда находились предметы, превосходящие самые смелые ожидания и мечты. Эти украшения были не просто произведениями искусства, они требовали носителя, достойного их. Феликса начала понимать, почему хозяйка замка не смеет их трогать. Даже ей хватило ума понять, что любое из этих творений способно затмить не только ее, но и почти всякую другую женщину.

— Ваше восхищенное молчание говорит больше, чем любые слова, не правда ли? — самодовольно проговорил Мордред. — Вижу, вам по душе мои безделушки. Вы показали восхитительное представление, миледи, — обратился он к Феликсе. — Другие маги не могли показать такого класса. Я предполагаю возможным оплатить ваши услуги одним из этих ожерелий, — с этими словами барон достал три прелестных колье: белого золота с голубыми топазами, лимонного золота с рубинами и третье — заслуживающее отдельного внимания.

Это колье отлили из черного, как сердце пещеры, мифрила, который обычно не использовали на ювелирные украшения. Но крылья дракона тончайшей работы смотрелись вполне уместно исполненными в этом металле. Дракон выдыхал темное пламя, языки которого переливались редкими черными алмазами, сапфирами, аметистами и хризобериллами изумительного оттенка. Глаза ящера тоже сверкали драгоценностями, но Феликса не могла понять, какими именно: таких камней она никогда не видела. По цвету они напоминали морские волны на небольшой глубине в ясный солнечный день или горное озеро, напоенное родником. Оттенки зеленого и голубого переливались в этих глазах, а зрачки были частями самих камней, будто в кошачьем глазе. Но ни один камень не имел черных прожилок.

— Ох… — только и выдохнула Феликса, глядя в глаза дракона.

— Вижу, вижу, что вам по душе, — заулыбался лорд. — Это — наиболее ценное из трех. Если вы хотите именно его, вам нужно будет исполнить мою просьбу как можно тщательнее.

Плотоядная улыбка Мордеда окончательно привела Феликсу в чувство.

— Изложите вашу просьбу, милорд, и я сделаю, что в моих силах, — пообещала она слащавым голосом. Теперь, когда она увидела то, ради чего они все это затеяли, Феликса смогла наконец преодолеть отвращение и апатию и начать действовать.

— Ручаюсь, мое задание придется вам по душе, — кокетливо протараторил лорд, выдав еще одну похабную улыбку с претензией на сексуальность. — В моем саду вы найдете немало вещей, которые любой чародей сочтет интересными.

Мордред, при всей его глупости, не мог не заметить искру любопытства в глазах Феликсы. Он прекрасно понимал, что девушки приходят в восторг не от его прелестей, а потому всеми силами старался возбудить в них и вожделение, и жадность. Хотя стоит заметить, что барон был на самом деле не настолько отвратителен, как сперва показалось Феликсе. Довольно высокий, с широкими плечами, он производил приятное впечатление на дам, и даже лицо его не слишком портил слегка задранный вверх нос: внимание привлекали твердый подбородок с ямочкой и высокие гордые скулы. Лоб низковат, а брови почти сходились на переносице. Зато глаза необычного вишневого оттенка окружали длинные черные ресницы. Словом, прежние чародейки могли более снисходительно отнестись к лорду Хряку и даже посчитать его привлекательным. Феликса же всегда видела вокруг себя мужчин иного толка, которым не обязательно обещать золотые горы, чтобы завоевать женщину.

Все это пронеслось в голове чародейки сумбурным потоком, и в итоге она ответила:

— Я с удовольствием помогу вам.

Тем временем Мак и напудренная баронесса уединились где-то на террасе на одном из верхних этажей. В городе ходили слухи, что баронесса считает себя непревзойденной любовницей, а потому каждый раз громко и неправдоподобно стонет. Так что бард постарался уговорить ее уйти услаждать слух музыкой в более уединенное место.

Феликса проследила за удаляющейся парой и взяла барона под руку.

— Ваша сокровищница способна затмить самые смелые фантазии, милорд, — прощебетала Феликса, делая упор на слово «фантазии» и складывая выражение лица в «если-вы-понимаете-о-чем-я». Лорд слегка споткнулся о ковер и ответил ей взглядом «о-да-более-чем».

— И во сколько бы вы оценили мою коллекцию? — спросил он, продолжая играть в дурацкие гляделки.

«Сантиметра в четыре», — прыснула про себя Феликса.

— В десятилетний доход алмазных приисков на северо-востоке Арделореи, — ответила она вслух. — Если не больше. С учетом того, что это не просто ресурсы, конечно, а почти произведения искусства.

— Да вы и сами практически алмаз, миледи.

Лорд и чародейка прошли через весь замок и наконец вышли к саду.

Сад был огромен и прекрасен. Не просто прекрасен — величественен. В углу, под монолитом каменной стены, увитой жизнерадостно-зеленым плющом, раскинулся полный колдовского очарования пруд. К его берегам доверчиво сползался барвинок и вереск, а над стеклянной темной гладью воды заботливо склонились ивы и ветлы. К береговым зарослям будто приросли полуостровки нежно-лиственной ряски, водорослей и кувшинок. Пруд предстал уголком чего-то искреннего и доброго в этом лживом затхлом месте.

Феликса вздохнула и посмотрела на остальной сад. В целом он почти не отличался от любого другого южного сада. Большую его часть занимали клумбы с цветами, персиковые деревья и яблони. Между ними проложили тропинки, посыпанные белым гравием. Вдоль тропинок стояли резные каменные скамейки.

Напротив пруда высилась беседка белого мрамора с деревянным верхом. Между тонкими прямыми колоннами переливались цветные витражи, изображавшие религиозные сцены. Учитывая, что в Арделорее — да и во многих других странах — царил культ Трибогини, витражи с изображением мужчины с безумными глазами в агрессивной боевой стойке Феликсу не обрадовали.

Если сначала она верила, что справится с ограблением с помощью привычных магических приемов, то теперь Феликсе пришлось признать, что дело приняло удручающий оборот. Мощные гексы, блокирующие магию на территории замка и оповещающие об ее использовании, чародейке не по зубам. Оставались только крайние меры: за корсажем у нее прятался пузырек с особым зельем, рецепт которого она привезла из Арделореи. Чародеи на ее родине очень не любили этого варева — слишком много последствий от его использования. Зелье подчиняло разум того, кто его выпивал, без остатка. Оно практически объединяло разум мага и жертвы. Нужно обладать сильной волей и колоссально крепкими нервами, чтобы выдержать использование снадобья, не превратившись из наездника в лошадь.

Феликса почти не сомневалась, что совладает с разумом лорда. Почти. Ей до смерти не хотелось лезть внутрь его бестолковой головы. Но выбора не было: в ее распоряжении осталось только одно средство, которое не оставляло магические следы. При приготовлении снадобья выделялась чудовищная магическая энергия, зато его использование абсолютно невозможно заметить. Если Пигсвелл не перехватит контроль, у Феликсы будет шанс проникнуть в сокровищницу.

С этой мыслью она позволила Мордреду проводить себя по гравийной дорожке к беседке. За украшенной витражом дверью обнаружился топчан, накрытый бархатным покрывалом, и низенький столик с кувшином вина и вазочкой сладостей на нем. «Старый наивный развратник», — вздохнула Феликса.

— Ох, нет, — притворно засокрушалась она. — Если я выпью еще хоть капельку, я совсем потеряю контроль над собой.

— Вы так зажаты, миледи, — лорд понизил голос на пару тонов, желая придать ему сексуальности. Вместо этого реплика прозвучала пошло и глупо. — Может, вам и не вредно было бы немного расслабиться.

Феликса присела на топчан и игриво хихикнула, изо всех сил стараясь не переигрывать. Мордред взял два хрустальных кубка и налил в них гранатово-красной жидкости из кувшина, после чего протянул один из кубков Феликсе. Она с притворным вздохом взяла кубок.

— Тост? — спросила чародейка, слегка наклоняя голову.

Барон медленно взмахнул своими угольными ресницами, проводя взглядом по ней вверх и вниз, задержав глаза на ее груди и — что удивительно — лице. Наверное, многие девушки смущались и краснели от этого взгляда. Феликсе тоже полагалось, но она решила слегка ускорить ход событий и взглянула в ответ из-под полуопущенных ресниц, слегка приоткрыв рот и проведя свободной рукой по обнаженной части шеи. Барон сглотнул и предложил:

— За прекраснейший цветок в этом саду.

Феликса внутренне поморщилась от банального комплимента, но призывно улыбнулась в ответ и подняла бокал. Они слегка стукнулись хрустальными стенками и выпили. Барон наконец заговорил о «деле».

— Как вы думаете, миледи, зачем я попросил именно девушку-чародейку приехать ко мне?

— Не знаю, милорд. Я думала, вы мне скажете, — снова улыбнулась волшебница.

— Ха, ха-ха, моя милая, вы так очаровательны в своем неведении, — оскалился в очередной развратной улыбке Мордред. — Вы, чародейки, так тщательно следите за своей внешностью. Не стареете. Умеете пользоваться косметикой. От вас так приятно пахнет духами, от ваших волос… — С каждым словом голос Мордреда становился все ниже и тише, интимнее, а сам барон пододвигался все ближе, пока не стал почти выдыхать слова Феликсе в губы. Феликса вдруг поняла, почему девушки так липли к барону. Разумеется, без денег он бы такого внимания не завоевал, но совращал он эффективно, хоть и излишне прямолинейно.

— Я чувствую ваше желание, милорд, — прямо сказала Феликса, касаясь краешками губ его рта. Мужчина тяжело задышал и попытался прижать к себе Феликсу всю целиком. Девушка вывернулась. — Но добыча приносит больше удовольствия, когда ей предшествует охота и бой.

— Что вы имеете в виду, моя сладкая лилия? — зашептал ей на ухо Мордред, касаясь губами мочки ее уха. «Это уже что-то пооригинальнее», — у Феликсы побежали мурашки.

— Принесите мне приманку, мой лорд, — сказала она, выгибаясь так, чтобы из выреза корсета показалось чуть больше груди, — и мы поиграем в робкую серну и дикого льва.

Мордред чуть не подскакивал от нетерпения.

— О какого рода… приманке вы говорите, миледи?

— Придумайте, вам ведь меня ловить, — засмеялась чародейка.

— Ваше желание станет для меня на сегодня законом, — с поклоном сказал нетерпеливый барон и вышел из беседки. Феликса сквозь витраж видела, как он бегает по саду в поисках неведомой «приманки»: «Кажется, и правда что-то придумал. Ну и ереси же я наплела».

Девушка быстро вытащила из потайного кармана на корсете маленький узкий флакон и вылила содержимое себе в бокал. «Уж из одного бокала со мной ты выпить не откажешься», — подумала она.

Барон вернулся минут через пять, неся в руках горсть малины, которую он нашел в саду. Он сел на топчан рядом с Феликсой и протянул открытую ладонь с ягодами. Феликса старательно изобразила игривый взгляд и взяла малину с его ладони ртом. При этом ей пришлось наклонить корпус, и в вырезе декольте стало видно очень много. У Мордреда Пигсвелла по виску медленно прокатилась капля пота. Он беспокойно ерзал на топчане, будто сидел голым на колючей шерстяной поверхности или что-то мешало ему.

— Кажется, вы почти поймали меня, милорд, — шепнула Феликса, готовясь нанести решающий удар. Она взяла бокал и сделала глоток, после чего протянула его барону. — Испейте и вы моего нектара.

Лорд послушно выпил остаток вина из бокала, не выказав и доли сомнения или подозрительности. Руки Мордреда потянулись к завязкам ее корсажа и уже почти начали расшнуровывать его, как вдруг хозяин замка непонимающе уставился на собственные колени.

— О, наш лев поймал добычу большую, чем он может проглотить, — не удержалась Феликса. Ей приходилось регулировать перед глазами две картинки: свою и барона. Оставалось только покопаться в его мозгах и выудить оттуда самое необходимое. Кто знает, может, не придется ждать глубокой ночи и тащить его самого к дверям сокровищницы.

Феликса напряглась, отделяя чужие мысли в своей голове. Мысли крутились прелюбопытнейшие: Мордред явно ожидал какого-то наказания от неведомого Ребеллиона, который наверняка должен то ли в порошок его стереть, то ли зажарить целиком. Феликса решила не абстрагироваться от мыслей лорда, а вслушаться внимательнее, по крупицам вычерпывая информацию. В сумбуре чужой головы разобраться непросто. Но даже то немногое, что Феликса могла уловить, казалось невероятным.

Мордред в свое время не просто бежал от закона своей страны, он неминуемо обеднел бы на новом месте, если бы не таинственный незнакомец, Ребеллион, продавший ему прибыльную технологию в обмен на услугу: сохранить в своем замке пару «вещиц», которые он обещал подвезти через некоторое время. Вещиц этих Мордред не видел, лишь плотный пергамент свертка. Зато в довесок к прибылям от риса он получил приятную ювелирную премию. Что-то из полученного можно отдавать жене или любовницам, но на б о льшую сокровищ наложено строгое табу.

Феликса коснулась рукой ноздрей, проверяя, не потекла ли кровь носом. Такое часто случалось у магов, прикладывающих длительное ментальное усилие. Но рука осталась чистой, и чародейка с усилием влезла еще глубже в путаницу воспоминаний и мыслей.

…Самый ценный сундук — из плотного гладкого дерева. Феликса дала бы руку на отсечение, что это дуб с легендарного Острова Жизни. Даже в мыслях Мордреда он сиял от магии. Кроме того, в одном из воспоминаний барона Ребеллион говорил на арделорейском языке, а в ухе у него поблескивала императорская изумрудная серьга, древний символ власти. Наглец, кажется, совсем не скрывал, откуда он и что из себя представляет, скорее хотел произвести впечатление. Феликсе это непередаваемо не понравилось.

Чародейка покачнувшись встала и дала лорду мысленный приказ тоже подняться. С хладнокровием, удивившем ее саму, она приказала ему положить себе руку на талию и приобнять. Слегка привалившись к Мордреду и притворившись, что шепчет ему что-то на ухо, изображая из себя подвыпившую потаскушку, чтобы не вызвать подозрения слуг, Феликса со своим ментальным рабом двинулась в ближайшую к сокровищнице комнату — малую гостиную. Из слуг ей попалась только молоденькая испуганная горничная — та самая, что помогала ей. Она тут же куда-то шмыгнула, отведя полные слез глаза. «Точно влюблена в барона», — отстраненно отметила Феликса, забирая из комнаты дорожный костюм.

Кастелян Джеффри, стоявший у дверей гостиной, тоже поспешно ретировался, не забыв при этом поклониться. Стражники же сделали вид, что никого не видят, а потом тихонько ушли. Вероятно, это не первый раз, когда Мордред уединялся с девушкой в одной из общих комнат.

Феликса заперла дверь в гостиную изнутри, погрузила ловеласа-хряка в легкую дрему и принялась ждать наступления полуночи. Ключи без хозяина ей ничем помочь не могли.

Через пару часов ее внимание привлекли тихие шаги и неуверенная ругань. Феликса все свое немногочисленное имущество поставила бы на то, что это Мак. Но это был не бард. За дверью стоял мальчишка-конюх с золотистыми глазами.

Конечно, Феликсу удивило его появление. Конюшонок с самого начала вызывал подозрения, но вот так запросто проследить за ней и войти сюда? Такого чародейка ожидать не могла.

— Что ты здесь делаешь?! Пшел вон! — прикрикнул лорд по ее приказу.

— Не ломай комедию, волшебница, — мягко ответил парень. Он странно повел плечами и тут же начал меняться. Феликса видела, как под покрытой бледным золотистым загаром кожей начали перекатываться бугры мышц и сухожилий. Послышался влажный треск, и мальчик начал увеличиваться в росте, раздаваться в плечах, менять некоторые черты лица.

— Перевертыш, значит, — процедила она. Про таких оборотней она только слышала, но никогда еще не видела вживую. Не просто так же он за ней проследил? — Я так понимаю, у тебя ко мне дело.

— И не только у меня.

— Ну еще бы, — хмыкнула девушка, — ваш бард только тупоумным богачам лапшу на уши вешать способен.

Феликса понимала, что лукавит. Все-таки Мак был весьма убедителен в роли молодого, амбициозного, но не слишком способного барда. Он смог увлечь баронессу, чем немало ей помог.

— Насколько я понимаю, нас всех интересует сокровищница, — продолжила Феликса. — Но что-то мне подсказывает, что вы с ним здесь не ради пустой наживы.

Золотоглазый очень грустно улыбнулся.

— Нетрудно догадаться, верно?

— Очевидно, у вас нет продуманного плана. Воры, как правило, подготавливаются лучше, стараются свести риск к минимуму.

— Как ты.

— Да, как я. Прискорбно признавать себя воровкой, но у меня есть свои причины. А вот вы оба, похоже, совсем отчаялись, — Фель вздохнула. Чародейке пришлось отправиться сюда в одиночку, и это было самое уязвимое место их с Фабио плана. Если будет погоня, лучше встречать ее втроем, чем одной. — Помогу, чем смогу. При условии, что ты тоже мне поможешь. И расскажешь всю правду.

— Разумное условие, — вздохнул перевертыш, — тем более, что терять мне нечего, мы действительно в отчаянии, — он немного помялся, не зная, с чего начать. — Меня зовут Данатос. Я, как ты верно заметила, оборотень-полиморф, перевертыш. Я могу изменять свое телосложение и принимать около десятка родственных форм.

Данатос остановился, увидев недоверчивое лицо Феликсы.

— Это невозможно, — она посмотрела исподлобья, с сомнением поджав губы. — На сегодняшний день максимальное зафиксированное число родственных форм у полиморфов — шесть, неродственных — две! Причем одна из них — страус!

— Зря ты так, у них мощный клюв, — улыбнулся он, на этот раз совсем не грустно. Ему с изяществом далась та улыбка, которую так отчаянно пытался изобразить несчастный лорд — красивая, легкая и обольстительная. Феликса замотала головой, пытаясь избавиться от наваждения. — Официально я не существую, тут ты права. Но я могу доказать, что не вру.

— Гексы не среагируют на твои превращения? Твои фокусы с костями им по боку, но полноценную трансформацию они могут принять за угрозу.

— Понятия не имею. А почему они не реагировали на твое выступление? — нахмурился оборотень.

— Хозяин замка наверняка как-то контролирует их. Чем-то вроде амулета или другого артефакта. Я подозреваю, что это брелок на связке ключей от сокровищницы, но у меня не получается найти этому подтверждение в его мозгах.

— Так ты мне веришь? — обрадовался Данатос.

— Верю. Не вижу смысла тебе попусту хвалиться. Так зачем ты влез сюда?

Данатос посмотрел на собеседницу взглядом утопающего, который никак не решится уцепиться за брошенную ему веревку. Он сел в кресло напротив нее и наконец проговорил:

— Моя сестра сильно больна. Я почти уверен, что ей осталось жить дня два-три, не больше. Устроился сюда конюхом сразу, как только узнал. Надеялся стащить что-нибудь, чтобы хватило на сильного жреца или мага. Моего жалования здесь хватило на консультацию у одного из лучших знахарей Бедерана, — Данатос долго молчал, собираясь сказать что-то тяжелое и неприятное для него.

— Новости были хуже некуда, верно? — догадалась чародейка.

— Не знаю, кто мог ее так невзлюбить. Брисигида проклята, это даже не болезнь, это… — он запнулся, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. — Ее кожа стала полупрозрачной и холодной, как лед. Все вены и артерии под ней видно лучше, чем на гравюре в учебнике по анатомии. Кровь стала фиолетовой, глаза помутнели… Так стало не сразу, но сейчас она выглядит хуже трупа. Вчера я узнал, что здесь есть то, что может ее вылечить. Парень, который приехал с тобой, наш близкий друг. Он умен и ловок… Я надеялся, что он сможет украсть ключи от сокровищницы и вытащить оттуда все, что нужно.

— Не выйдет, — покачала головой Феликса. — Слишком умный замок. Он умеет распознавать хозяина. Даже его жена не откроет сокровищницу без ведома мужа.

— Зато ты явно нашла способ проникнуть туда. Помоги мне, — взмолился Данатос, — я сделаю для тебя что угодно, стану рабом на остаток жизни, только помоги спасти сестру!

— Не говори глупостей, я не собираюсь делать из тебя раба! — возмутилась чародейка. — Все, что мне нужно, это вывести свою лошадь отсюда, не поднимая шума. Если ты здесь давно, должен знать устройство замка, потайные выходы… — оборотень кивнул. — Дождемся твоего друга, и я скажу, что нам нужно делать.

Феликса вдруг вспомнила то, что вот уже который месяц пыталась забыть. Симптомы, описанные оборотнем, были ей знакомы, родом из кошмара наяву, вынудившего ее бежать в чужую страну.

— Данатос, а не читала ли твоя сестра какую-нибудь книгу перед тем, как слечь?

Оборотень впился пальцами в мягкие подлокотники кресла, переменившись в лице.

— Как ты узнала?

— У нее есть давняя привычка, верно? Смачивать пальцы слюной перед тем, как перелистнуть страницу.

Данатос только ошарашенно кивнул.

— Возможно, мне надо будет взглянуть на эту книгу, как только выберемся отсюда.

— Ты объяснишь наконец, в чем дело?!

— Сразу, как только противоядие будет у нас в руках.

— Но…

— Дождемся чертова барда — скажу ровно столько, сколько нужно для дела! — отрезала Феликса. — Не думаю, что нам придется ждать слишком долго. Вряд ли он на самом деле станет ублажать эту кошелку, — уже мягче добавила она. — Я правда хочу помочь, но не собираюсь пугать тебя раньше времени.

— Сестра ведь не умрет до моего возвращения, правда?

— Надеюсь, — вздохнула девушка.

«Не хотелось бы мне видеть скорбь на этой кошачьей морде», — подумала она про себя — и удивилась собственным мыслям. Она еще не привыкла к тому, что большую часть своих чувств и эмоций приходится прятать, чтобы никто не мог ими воспользоваться. Не привыкла к постоянному недоверию, лжи, корысти. Но Феликса на собственном опыте уяснила, что жить по старым правилам и привычкам в Бедеране небезопасно.

И все-таки этот оборотень внушал больше доверия, чем любой другой человек в городе. Даже Фабио и его кухарка не смогли так быстро завоевать ее расположения. Наверное, стоило бы задуматься над причинами, но чародейке не хотелось.

Феликса заметила, что перевертыш уже несколько минут пристально разглядывает ее. По его золотым глазам сложно было что-то понять, но ей почему-то нравилось чувствовать на себе его взгляд.

— Я до сих пор не знаю, как тебя на самом деле зовут, — заметил Данатос.

Феликса молчала, видимо, дольше положенного.

— Ты мне не доверяешь, — хмыкнул Данатос, — но при этом сразу же согласилась помочь. Ладно, не хочешь — не надо, буду звать тебя Мартой. Хотя я всему этому вижу только одну причину. У кого ты видела подобные симптомы?

Чародейка опустила глаза. Когда она вспоминала, как ее отец, сильный и выносливый, как медведь, угасал буквально на глазах, внутри разрастался айсберг.

— Отец. Он умирал гораздо быстрее твоей сестры. Он слишком поздно понял, что яд на страницах, а почувствовать его не мог. У него не было ни малейших магических способностей для этого, — Феликса выдохнула и продолжила. — Это случилось во время мятежа в Арделорее.

— Судя по твоим манерам и лошади, ты владела немалым титулом в прежней Арделорее, — осторожно предположил оборотень.

— Герцогиня.

— Да уж, — крякнул кот, — в твоем случае это все равно что имя назвать. Феликса Ферран, так?

— Не думала, что арделорейская аристократия так знаменита, — хмыкнула девушка, — если только ты сам не из наших краев. Постой, — Феликса наконец осознала, что имя его сестры ей хорошо знакомо.

«Брисигида, — вспомнила она. — Сколько мы не виделись, лет пять? Моя единственная подруга. Адептки в Академии меня не выносили, а у нее хватало на меня терпения. Пусть и ненадолго…» Жрицы не слишком жаловали чародеек, но и враждебности не испытывали. Брисигида всегда казалась Феликсе самой мягкой и понимающей из всех жриц, что она видела. Может, именно поэтому она так резко оттолкнула подругу, когда та не согласилась с ее амбициозными планами отыскать Остров Жизни?

— Брисигида… я ее знаю. Третья ученица Нокт, Верховной Жрицы Триединой, верно? И заняла бы ее место, если бы не известные события… Мы ничего не знали о семьях жриц, — Феликса нахмурила лоб. Столько времени проводили вместе, а она даже не подумала об этом спросить. — Но это даже к лучшему.

— Это еще почему?

— Лучше для твоей и ее безопасности, — пояснила Феликса. — Если бы кто-то узнал о твоих способностях, ты стал бы одной из первых жертв атаки, как моя семья.

— Всем аристократам досталось, — понимающе кивнул оборотень.

— Им плевать на наш титул, повстанцам была нужна я, — покачала головой Фель. — Они устранили отца, потому что не знали наверняка, от кого мне передались магические способности. Мама тоже не владела магией в привычном понимании этого слова, но сути это не меняет.

Девушка сделала паузу. Удерживать сознание лорда снова стало тяжело: ему снился кошмар. Пришлось закрыть глаза и внушить барону более спокойное сновидение.

— Когда мы поняли, откуда яд, когда осознали, что ничего не можем сделать… Мы оцепенели, не знали, что предпринять. Но отец быстро сообразил, что происходит, и велел нам бежать. Я замаскировала его иллюзией, чтобы те, кто собирался прийти за нами, подумали, что яд не подействовал. Когда они ворвались, то увидели вполне здорового человека с книгой в руках. Ублюдки так удивились, что сперва отступили и почти полчаса выпытывали, где я и мать. Когда он им в очередной раз стал рассказывать про особенности рыбалки на южном береге озера Каракач, — Феликса криво усмехнулась, — один из этой банды сукиных детей ударил его копьем. Но оно пронзило только труп отца, который я по его просьбе пропитала самой взрывоопасной алхимической пастой, какую смогла сделать. От нападавших остался только мелкий кровавый туман. Правда, наш замок тоже сильно пострадал… Если бы они знали о тебе, с тобой бы случилось нечто подобное. Неудивительно, что Брисигиду пытались убить — она очень сильна, и, видимо, только поэтому до сих пор жива.

Оборотень долго смотрел на нее, прежде чем снова заговорить.

— Но на этом кошмар не закончится, верно? — Феликса кивнула. — Эти твари не успокоятся, пока не выследят всех, кто представлял для них опасность, пока не убьют нас всех, — он досадливо вздохнул и почесал за ухом, но потом вдруг окинул ее пронзительным взглядом и буквально атаковал вопросами: — Где ты собираешься скрываться? Здесь, в Бедеране? Мы ведь не можем сидеть, как мыши под метлой, не можем постоянно скрываться в подполье! Скольких еще близких ты похоронишь или уже похоронила?

«Удивительное дело, как запросто он стал мне доверять. Мне-то больше нечего терять, но каково ему просить помощи и сочувствовать незнакомке? Похоже, у оборотней какое-то чутье на людей. Никогда не слышала, чтобы кто-то предал полиморфа,» — задумалась Фель.

— Ни одного, — ответила Феликса, закусив губу. — Никого из тех, кто тогда погиб, я не смогла похоронить. У меня больше нет близких. Никто больше не пострадает из-за того, что кто-то считает меня опасной.

Данатос хотел что-то возразить, но в этот момент послышался мягкий поворот щеколды, дверь тихо открылась, и показался Мак. Он быстро проскользнул в дверь и начал тараторить, стоя к ним спиной и пытаясь закрыть дверь как можно тише.

— Дани, плохие новости! — выпалил светловолосый юноша. — Эта карга упилась до поросячьего визга, но все напрасно! Она не может открыть чертову дверь — ключ у жирного ублюдка, и просто так спереть его не получится. Боюсь, нам придется вытащить их вместе с той сладенькой магичкой и тащить силой к сокровищнице, так что превращай свою кошачью задницу во что-нибудь огромное и страшное и…

— В этом нет абсолютно никакой надобности, дорогуша, — промурлыкала Феликса. — Все в сборе, пора на дело.

По лицу лже-барда тут же пробежала буря эмоций: удивление, страх, злость, недоверие и, наконец, смущение — Мак понял, что ляпнул лишнего.

— Сладенькая магичка? — хмыкнул Данатос. — Я бы на ее месте тебе это припомнил, — оборотень повернулся обратно к Феликсе. — Ты обещала объяснить, как действует яд.

Богатая мимика Мака снова продемонстрировала многочисленные переживания. Лже-музыкант вытаращил глаза и зашипел не хуже змеи:

— Ты что, все ей рассказал?! Ты в своем уме? Чем она, по-твоему, может нам помочь, иллюзиями в блестках? Или превратит ту дверь в коромысло? Или повиляет бедрами?! — взорвался он. Феликсе даже показалось, что из его задницы тянется дымок.

Данатос вдруг тоже разозлился и даже повысил голос:

— Будто ты собирался решить проблему другим образом!

Мак сделался красным под стать псевдониму и разевал рот, как выброшенная на берег рыба. Феликса только прыснула.

— Кажется, ты попал другу по больному месту! Мы всю дорогу спорили, кому первому придется подставлять задницу. Ну, и до какой степени эта милая старушка успела тебя раздеть? Судя по торчащей рубашке и отсутствию ремня, до дела самую чуточку не дошло! — Феликса ехидно расхохоталась. Музыкант окончательно побагровел и стал смешно сопеть.

— Ну-ну, а тебя, значит, хряк и пальцем не тронул… — проворчал он. — Интересно только, каким образом он оказался здесь и почему так мирно спит.

— О, это все презренная магия. Не иллюзии в блестках, конечно, но тоже сойдет. Неплохая идея насчет коромысла, кстати. Правда, есть одна проблемка. Маленькая такая проблемка в виде чертовой кучи гексов по всему замку! — вспыхнула чародейка. — Видишь ли, зелье для подчинения разума, которое они не могут засечь, у меня с собой было. А вот зелья для хитроумных замков я готовить не умею, какая жалость! Типичная ни на что не годная «сладенькая магичка»!

Данатос расслабился и звонко хохотнул:

— Говорил же, она тебе это еще припомнит, Лаэрт! — Его лицо тут же стало серьезным. — Однако у нас нет времени на обмен подначками. Объясни уже, наконец, что за яд убивает сестру и что за лекарство нам искать в сокровищнице?

Феликса не могла не заметить, что Данатос назвал друга не тем именем, которым он представился хозяевам замка. «Впрочем, нечему удивляться, — рассудила она. — Не я одна здесь скрываюсь под чужим именем».

Бард, кажется, и правда начал успокаиваться. С его лица исчезло возмущенное выражение, он сделал пару шагов и устало плюхнулся в ближайшее кресло. Феликса глубоко вдохнула, собираясь с мыслями.

— Это яд цветов Черного Пламени. Моя наставница моментально распознала характерные симптомы, когда я рассказала ей о том, что случилось с отцом, — пояснила она. Разум лорда на какое-то время перестал брыкаться, но за лобной костью начинала скапливаться пульсирующая, мучительная боль. — Черное Пламя — это название дерева, которое растет у подножий вулканов. Когда начинается извержение, эти деревья не умирают, а загораются огнем черного цвета. После этого на них распускаются ядовитые цветки, два-три на все дерево. Они цветут, пока не застынет лава у корней, потом очень быстро сворачиваются и засыхают. Эти цветы питаются жаром, простого тепла им недостаточно. Если сделать из них вытяжку и смешать с вулканическим пеплом, то при взаимодействии с водой — или слюной в случае Брис — она начинает тянуть тепло из всего, чего коснется, — Лаэрт в кресле нахмурился и замер, будто перестал дышать. — Вода смешивается с пеплом, отделяя его от вытяжки, и яд распространяется по всей доступной области, в данном случае — по человеческому телу. Вскоре температура падает ниже нуля, а вся жидкость испаряется от магического жара. Яд вытягивает из тела тепло и нагревается… пока не закипит и не выпарит всю кровь, лимфу, не иссушит слизистые. Если мы не поторопимся, от твоей сестры останется только прозрачная мумия.

Мак-Лаэрт застыл в своем кресле, выпучив глаза от ее рассказа и нервно сглатывая каждые несколько секунд. Данатос только кивнул, будто и не надеялся на хоть сколько-нибудь благополучный исход.

— Так. Это худшее, о чем я когда-либо слышал. Я подозревал, что сестра может умереть, но надеялся, что яд не такой мощный. В крайнем случае, я бы попробовал нанять мага, чтобы он помог вытянуть часть яда в мое тело. У меня очень быстрая регенерация, — признался Дани. — Но из твоих слов явно следует, что это только погубит еще и меня, невзирая на все мои силы.

— Ты сказала, если не поторопимся, — Лаэрт виновато посмотрел на нее, будто боялся, что она передумает им помогать из-за его поведения. — Значит, лекарство есть? Ее можно спасти, так?

Феликса бросила презрительный взгляд в сторону Мордреда. Если бы все было так просто…

— Все так. Я бы не сказала, что это лекарство, но помочь ей можно.

Данатос и Лаэрт обеспокоенно переглянулись.

— Есть какое-то «но»?

Феликса кивнула.

— Ты нам не скажешь, — покачал головой Дани.

«В этом нет необходимости, — погрустнела Фель. — Все и так будет предельно ясно».

— Это касается только меня. Речь идет об одном артефакте с Острова Жизни. Никто другой не сможет воспользоваться им, так что мои проблемы не имеют значения.

«До конца эпохи, пока Тьма не сойдется со Светом под началом Странницы, пришедшей из мира без сердца, — вспомнила Феликса. — Все так надеялись, что я здесь ни при чем. Что пафосное звание Дочери Меча и Магии не имеет ко мне отношения. А теперь мне достанется то, к чему наверняка очень рвался этот Ребеллион, властитель дум старого хрыча Мордреда. Потому что я не хочу, чтобы погибла лучшая жрица Трибогини… И чтобы этот золотой кот ее оплакивал. А, пророчество — не пророчество, старуха Марошка права: есть судьбы, которые я не в силах перековать. Глупо было спорить с наставницей».

— Тебе придется нанести себе вред? — сделал догадку Лаэрт.

Девушка улыбнулась уголком рта.

— Можно и так сказать. Хотя я буду не единственной, кто пострадает! — Оборотень и музыкант вопросительно посмотрели на нее. — Брисигида здорово накостыляет нам, когда узнает, что ее спасло.

Коридор был освещен тускло. Факелы сильно чадили — качество масла оставляло желать лучшего.

— Бедеран изготавливает лучшее масло на материке, — покачал головой Лаэрт, — а старый хряк скупится на нормальный факел.

— А в Арделорее вообще давно перестали пользоваться маслом и смолой, — припомнил Данатос. — Алхимики вывели состав, который горит почти без дыма, и пропитку для фитиля, чтобы дольше горел. Во всех храмах держали такие светильники вместо факелов. Чародейки по праздникам зажигали магические огни в бедных кварталах — и они светили по несколько дней…

— Тише вы, — шикнула Феликса. — Не хватало только слуг раньше времени переполошить!

Оборотень тут же умолк и виновато оглянулся на нее. Лорд Мордред под управлением разума Феликсы безучастно крался впереди Данатоса, тихо, как никогда в жизни.

— Так с нами же хозяин замка, — Лаэрт пожал плечами. — Чего им полошиться?

— То есть ты считаешь, что им покажется совершенно нормальным, что лорд Пигсвелл среди ночи решил прокрасться в свою сокровищницу, прихватив не только магичку-любовницу и горе-музыканта, но и внезапно повзрослевшего конюха?! — подняла брови Феликса.

Лаэрт закатил глаза и поджал губы, но послушно замолчал.

Вскоре они добрались до белой с серебром двери. Феликсе было непросто заставить хозяина замка открыть ее — ему застилал разум страх перед своим покровителем. Наконец дверь мягко повернулась на петлях, и чародейка снова увидела полки с дивными шкатулками и баснословные сундуки. Но в этот раз она обратила внимание на то, что выловила в мыслях барона: маленький столик в самом дальнем углу, и на нем — простой деревянный сундучок, грубо вытесанный из дуба с Острова Жизни.

— Данатос, — тихо позвала она, — вон тот сундук.

Оборотень кивнул. Лаэрт повернулся к ней:

— Это спасет Брис? Ты сможешь его открыть? — с тревогой спросил он. Феликса вдруг подумала, что это, должно быть, и есть настоящий Лаэрт. Не зазнавшийся музыкант, не ехидный шпион, не лже-любовник — но человек, который дорожит чужой жизнью куда больше собственной.

Феликса неуверенно кивнула:

— Я попытаюсь, но, в любом случае, не здесь. Остальное я возьму сама.

Лаэрт с сомнением оглядел ее.

— Интересно, как? Ты же не можешь применять «презренную магию» при гексах, а на своем горбу никто столько не утащит.

— Я хорошо подготовилась, — чародейка широко улыбнулась. — Под моей чудесной нижней юбкой можно пронести годовой запас провизии для королевских гвардейцев.

— Я бы после такого эту провизию есть не стал, — кисло отозвался бард.

— Тебе никто и не предлагал, — парировала Феликса, накрывая подолом один сундук за другим. Все они оказывались в ее хранилище в астральном плане, откуда их нужно извлечь не позже, чем на седьмой восход солнца. Чародейка порадовалась, что заколдовала юбку, а не широкие рукава на другом платье, как хотела сначала. Подолом она справлялась намного быстрее и могла накрыть сундук любого размера. Когда-то она училась прятать в рукава всякие мелочи — яблоки, гребень, зеркальце. Теперь это умение все чаще пригождалось ей, особенно на темных портовых улочках, где небезопасно открыто носить кошелек.

Когда все сундуки оказались под ее юбкой, Феликса попросила своих неожиданных союзников выйти, чтобы она могла переодеться в дорожный костюм. Потом вышла сама и приказала лорду покинуть сокровищницу и закрыть дверь. Головная боль нарастала. Ей едва удавалось бороться с его страхом.

— Данатос, — снова позвала она, чувствуя, как лоб покрывается испариной от ментального усилия, — ты сможешь вывести нас за стены замка тайком вместе с лошадьми?

Оборотень с беспокойством посмотрел на нее.

— С тобой все в порядке?

— Сможешь или нет? — настаивала Феликса.

Данатос достал из кармана маленькую чистую тряпочку и прижал ее ко лбу чародейки. Прикосновение теплой ладони сквозь тонкую ткань успокоило ее, и она благодарно кивнула.

— В дальней стене сада есть калитка для слуг, лошади туда пройдут, — объяснил он, внимательно глядя ей в глаза. — Ты теряешь контроль над ним?

Феликса помотала головой.

— Не совсем так. У Мордреда нет воли сопротивляться, но он в панике. Его страх действует на меня, как удавка. Такую сильную эмоцию тяжело не допускать в свой разум, тем более что у меня тоже есть причины бояться. Но я справлюсь.

«Должна справиться», — поправила она себя.

— Возьми ее за руку, — посоветовал Лаэрт.

Феликса хотела возмутиться, что ее не нужно вести за руку, как маленькую, но Данатос легко прикоснулся к ее ладони, и от его звериной энергии ей стало спокойнее. Как в теплом безопасном месте с мурчащим котом на коленях.

— Всем становится спокойнее от котов, — пояснил Лаэрт. — Особенно от оборотней. И больше всего — от Дани, — он грустно улыбнулся. — Брисигида запрещает ему прикасаться к себе, когда злится на кого-то из нас. Слишком быстро успокаивается, — глаза юноши заблестели при упоминании жрицы.

«Мне бы было начхать, — подумала Феликса. — Существо, способное так легко меня успокоить, не заслуживает, чтобы я на него злилась». Несмотря на спокойствие, разлившееся от прикосновения оборотня, она чувствовала, что ментальный «поводок» натянут и напряжен. Волшебница ощутила влагу над верхней губой: кровь пошла носом. Плохой знак. Она слишком долго держала напуганного аристократа под контролем.

— Мне придется усыпить его и отпустить, — тихо сказала она, утирая кровь. — Мы можем оставить его на топчане в беседке. У меня нет ни малейшего желания искать его спальню… Слуги все равно не поднимут шума, не решатся… будить господина, — с каждым словом ее голос становился все тише и тише.

— Я надеялся, что он останется у тебя в заложниках, — протянул Лаэрт. Данатос покрутил пальцем у виска и ожег его взглядом. Он явно лучше понимал, что игры с чужим разумом никогда ни для кого не проходят даром; и хотя Феликсе хватило сил, это не могло продолжаться слишком долго.

Она не стала объяснять все это Лаэрту: тот и без того смутился от укоризненного взгляда оборотня и не пытался развить тему.

— Вы двое — готовьте наших лошадей, — Феликса старалась говорить простыми короткими фразами, сосредоточившись на том, чтобы подавить страх Мордреда. — Встретимся в саду, я буду ждать у беседки.

Лаэрт раскрыл было рот, чтобы возразить, но Феликса уже направилась по коридору к выходу в сад, а Данатос тянул его за руку совсем в другую сторону. До Феликсы донеслись тихие слова оборотня: «У нас нет времени на глупые препирания…»

Чародейка не сомневалась, что оборотень справится с норовом ее коня. Конь был и правда особенный, и Данатос заметил это, отводя его в конюшню. Когда Феликса увидела этого коня на большом базаре в порту, это практически вернуло ее к жизни. Прошло меньше недели с тех пор, как ее отец умер, а мама и наставница остались в пустыне, и всего сутки с небольшим с того момента, как она вынырнула из неудачного телепорта в толще морской воды. Феликса была подавлена, и тут увидела лошадь редкой породы, той же, что и ее прежняя кобылица, даже такой же масти: серый в яблоках. Она не знала, что случилось с ее Тьяррой; вероятнее всего, кобылу убили, когда она не далась в руки чужакам.

Похожего на нее коня она не могла купить за ту цену, которую за него заломил торговец, но и пройти мимо оказалось выше ее сил. Феликса заклятием распугала всех его лошадей, и коневод решил, что серый в яблоках — смутьян с диким норовом, и именно он взбесил остальных коней. Так что он снизил цену на него, и чародейка выменяла коня за одну из своих драгоценностей. Все остальные побрякушки она продала, чтобы купить ингредиенты для зелья и платье для поездки в замок.

Серый Тьярр оказался капризным и вредным жеребцом, но Феликса всегда выбирала себе таких коней и знала, как с ними обращаться. Она никогда не «обламывала» норов лошадям — Феликса старалась вызвать у своих питомцев чувство привязанности.

В Арделорее говорили: сломанный норов аукается предательством, но подружись с конем — и он будет преданным, как пес. Если Данатос и правда брат Брисигиды и провел жизнь в Арделорее, он это знает.

Когда Феликса вышла в сад, кровь уже беспрерывно текла у нее из носа. Она знала, что страх помешает лорду Мордреду уснуть, и подавляла его, как могла. Однако она надеялась найти в саду хоть какую-нибудь успокаивающую траву. Чародейка сомневалась, что здесь растет валериана или пустырник, но хотя бы ромашки должны быть где-то на клумбах.

Удача ей улыбнулась: под раскидистой магнолией, совсем рядом с беседкой, цвела маленькая клумба. Часть ее засадили розмарином, мятой и шалфеем, и похоже, эти травы часто попадали на кухню — часть стеблей оборваны совсем недавно, другие растения украшены свежими побегами. На краешке клумбы нашлась и мелкая аптечная ромашка.

Феликса быстро сорвала несколько цветков ромашки и по веточке мяты, шалфея и розмарина, потом выплеснула из хрустального кубка остатки вина и положила все туда. Один лист шалфея она подержала над свечой, все еще горевшей на столе в беседке; травы в кубке она аккуратно растерла пробкой от флакона с зельем и залила водой из графина. Она заставила лорда выпить воду с соком трав из кубка до конца и закусить мокрыми листочками оттуда же. «Жуй, старый козел, еще и здоровее будешь, — зло думала она, досадуя, что из-за его трусости нос закровоточил. — И вонять изо рта будет меньше. Надо бы шарахнуть тебя каким-нибудь подсвечником, да боюсь поранить. Если слуги заметят кровь на лорде, шум поднимут раньше. А так и он, и его стервозная карга проспят до полудня, и у нас будет достаточно времени, чтобы вернуться в Бедеран и затаиться».

Феликсе пришлось провести перед глазами Мордреда Пигсвелла немало успокаивающих видений, прежде чем он поддался ее приказу и уснул. Благодаря выпитому накануне вину, травам и пережитому волнению лорд должен был заснуть надолго.

Оставалось надеяться, что Данатос и Лаэрт не попадут в передрягу.

— Тебе не кажется подозрительным, что за нами все еще нет погони? — спросил бард у Данатоса.

Оборотень нервно пожал плечами и неохотно ответил:

— Кажется. Несмотря на то, что хозяева замка спят, никто в конюшне нас не видел, ни один охранный гекс не сработал… Меня все равно что-то смущает. Как будто все прошло слишком гладко, не считая состояния Феликсы.

Феликса не отреагировала на упоминание своего имени. У нее все еще кружилась голова и шла кровь из носа. В висках ломило и шумело. Она едва различала, о чем говорят ее спутники. Тьярр будто чувствовал ее недомогание и шел спокойнее и ровнее, без своего обычного фырканья и порывов пуститься галопом.

Верхом ехали только Феликса и Лаэрт. Первое время лже-бард ехал на своем коне вместе с оборотнем, но как только они оказались за пределами действия магической сигнализации, Данатос спешился и принял одну из своих впечатляющих форм. Наполовину он остался человеком, но весь покрылся шерстью; строение костей частично обратилось в кошачье — ноги стали, как кошачьи задние лапы, ступни сузились и вытянулись, а пальцы ног укоротились, дополнившись длинными, крепкими и острыми когтями. В таком виде оборотень мог бежать наравне с лошадьми, даже если бы они шли галопом. Но они не торопились.

Феликса не выдержала бы галопа. Мелкая рысь, которой они сейчас двигались, и то доставляла неудобства. При каждом движении лошади пульсация крови в висках отдавалась барабанным гулом во всем теле. Волшебница даже не могла применить магию, пока зелье полностью не выведется из ее организма — последствия заклинаний, примененных к любому из объектов ментальной связи, могли быть непредсказуемыми.

Через некоторое время Феликсе пришлось остановить коня. Она неловко сползла с него и направилась к редким зарослям колючих кустов, растущих вперемешку с дикими кипарисами. Она не хотела, чтобы Данатос и Лаэрт видели, как ее тошнит.

Чародейка убеждала себя, что это нормальная реакция организма на магическое усилие и эмоциональное напряжение, но правда в том, что никогда раньше она не испытывала подобных последствий этого зелья. Часто у нее ускорялось сердцебиение, сбивалось дыхание, она покрывалась потом, один раз у нее шла кровь, так же, как и сегодня. Но такой слабости Феликса еще никогда не испытывала. Чародейка начала подозревать, что, сама того не ведая, взломала сильную ментальную защиту, которую неведомый Ребеллион мог наложить на разум Мордреда. Она знала, что далеко на востоке Арделореи, ее родины, в особой школе обучали антимагов — ассасинов, специализировавшихся на противостоянии чародеям. Их учили сложным техникам, позволяющим выйти из-под любого магического контроля, ментального или физического, вроде оглушения чарами. Эффект, который она на себе испытывала, мог быть результатом преодоления одной из таких техник.

Когда она вернулась, посеревшая, как известь, Данатос ничего не сказал, но смотрел на нее с откровенным беспокойством. Лаэрт предложил ей сесть на одну лошадь с ним. Феликса отказалась.

Они ехали между ночными полями, залитыми слабым светом убывающей луны. Рисовые топи перламутрово поблескивали, едва покрытые рябью от слабого ветерка, но Феликса не чувствовала ни малейшего дуновения. Ей казалось, что вокруг ужасно душно. Она знала, что это не так.

Девушка рискнула положить себе под язык безоар, чтобы вытянуть возможный яд или токсины, в которые могло обратиться зелье. Спустя мгновение она перестала что-либо видеть и потеряла сознание.

Мордред очнулся в беседке в саду, весь мокрый. Ему снился кошмар…

«Лорд Пигсвелл, — раздалось у него в голове. Мордред застонал. Это был не сон. — Вы ослушались меня. Было непросто связаться с вами».

Барон ненавидел этот голос. И зеркала. Рядом с любой зеркальной поверхностью с ним мог связаться Ребеллион. В беседке бликовали несколько зеркальных вставок над витражами. Как же Мордред теперь жалел о том, что позволил Элизабет их поставить!

«Вы ходили в сокровищницу, — продолжил голос. — Но без леди Пигсвелл. Кажется, вас уведомляли об условиях…»

Ребеллиону не казалось. Разумеется, Мордред помнил инструкции. Но проклятая ведьма вскрыла его, как фельдшер — свежий труп. Его до сих пор трясло. От мысли, что придется сообщить Ребеллиону об ограблении, отнимался язык.

— Ведьма, — выдавил он, косясь на зеркальный уголок наверху. — Я н-не виноват…

«Разумеется, не виноваты, — терпеливо согласился голос. — Откуда вы могли знать? У вас недостаточно опыта…»

Мордреда прошибло жаром, холодом и снова жаром. Он уже слышал эту интонацию однажды. Тогда ему пришлось сменить начальника стражи.

«Расскажите мне, что случилось, лорд Пигсвелл. И не вздумайте лгать». Мордред рассказал все. Он описал девушку, действие зелья, ощущение паники. Челюсть прыгала так, что он едва мог выговаривать слова.

«Любопытно, лорд Пигсвелл. Что ж, это даже я едва ли мог это предусмотреть. У меня больше нет необходимости в вашей помощи. Прощайте». Мордред упал на колени:

— Прошу вас, Владыка! Я еще могу быть полезен! Я не…

Дыхание перехватило. Зеркало мутно мерцало над головой барона. С каждой расплывчатой вспышкой ледяная лапа сжимала сердце все сильнее. Он никак не мог протолкнуть воздух в легкие.

В окне замка на втором этаже мелькнул свет. Леди Пигсвелл подскочила на кровати и повернулась к зеркалу.

«Не подведи меня, Элизабет», — услышала она высокий холодный голос.

Феликса очнулась от слабых покачиваний и запаха мокрой шерсти. Когда они ехали, она не видела туч, только легкие облака, но было очевидно, что недавно прошел дождь. Ее волосы намокли, а платье заметно потяжелело. Голова все еще кружилась. Фель с трудом вспоминала то, что происходило накануне. Она слышала голоса и даже различала слова, но не могла сосредоточиться на смысле.

— Сомневаюсь, что в таком состоянии она сможет хоть чем-то помочь Брисигиде, — ворчал первый голос.

— Напрасно, — отрезал второй.

— Ты сможешь оторваться от погони с ней на плече? — продолжал занудствовать первый голос.

— На что ты намекаешь, дружище? — мягко ответил второй. — Предлагаешь бросить волшебницу прямо здесь? Положить под кустом и поехать дальше? Может, еще коня украсть? — в ответ на последнее предложение жеребец Феликсы возмущенно фыркнул.

Первый голос молчал. Феликса уже проваливалась в небытие, когда он все-таки ответил:

— Разумеется, ты прав, мы не можем ее оставить. Но и она права, Брисигида нас живьем сожрет, если узнает о воровстве. О, Триединая, подумать страшно: она сейчас совсем одна, умирает, а я беспокоюсь о том, что она скажет…

— О чем ты? — хмуро спросил оборотень.

Ответа Феликса не услышала. Она провалилась в глубокий, вызванный изнеможением сон.