Мертвая зыбь

27

— Мы же ведь оба старики, — говорил Йерлоф Мартину Мальму. — Мы прожили жизнь, что нам теперь делать — только вспоминать. Я последнее время много думал…

Он посмотрел в глаза Мартину. Они сидели друг напротив друга в пустой гулкой гостиной; на экране телевизора Фред Флинстоун колошматил какого-то каменным топором.

Йерлоф все еще держал в руке юбилейную книгу компании Мальма.

— Твоя фирма была совсем небольшой, когда сделали эту фотографию, — начал он. — Я это знаю, моя собственная была не больше. Тебе принадлежало несколько парусников, которые перевозили камень, лес и всякую обычную мелочовку здесь, по ближней Балтике. Также, как и все мы. А потом вдруг, года через три или, может, четыре, ты купил свое первое стальное судно и начал ходить в Европу и через Атлантику. Мы, конечно, с нашими парусниками какое-то время побрыкались. Пока правила насчет минимального экипажа и максимально допустимой загрузки не стали слишком жесткими. Ссуды от банка, чтобы купить большие суда, мы так и не получили. — Йерлоф продолжал смотреть в глаза Мальму. — Но где же ты деньги-то раздобыл, Мартин? Ты же ведь, вроде нас всех, едва концы с концами сводил. Да и в банке тебе тогда тоже ничего не светило.

Лицо Мартина дрогнуло, но он продолжал молчать.

— Откуда денежки, Мартин? — спросил Йерлоф. — Уж не от владельца ли лесопилки Августа Канта из Рамнебю?

Мартин смотрел на Йерлофа, его голова дернулась.

— Что, нет? А мне так кажется, что оттуда.

Йерлоф опустил руку в свой портфель, поставил его на пол, взялся за палку и встал. Затем медленно подошел к телевизору и остановился перед Мартином.

— Я думаю, что тебе заплатили. Тебе, Мартин, заплатили за то, что ты из Южной Америки привез домой убийцу — Нильса Канта… племянника Августа.

Голова Мартина качнулась — сначала вперед, потом назад, он открыл рот:

— Ее-рра Ант, Ее-рра Ант.

— Вера Кант, — произнес Йерлоф. Он немного лучше начал понимать Мартина. — Значит, это была мать Нильса. Она-то уж точно хотела, чтобы ее сын вернулся домой. Но заплатил все же, наверное, ее брат Август? Сначала дал тебе денег за перевозку гроба с телом на Эланд, чтоб его похоронили в Марнессе и все поверили в смерть Нильса Канта. А потом через несколько лет по-тихому ты переправил домой самого Нильса.

Он продолжал стоять перед Мартином, и тому пришлось смотреть на Йерлофа снизу вверх, откинув голову.

— Нильс вернулся домой, скорее всего, наверное, в конце шестидесятых, а потом притаился где-нибудь на Эланде. Хотя особенно ему прятаться-то было без нужды: кто его мог узнать через двадцать пять лет? Он наверняка и мать свою навещал и так же, как и раньше, бродил по пустоши.

Йерлоф посмотрел вниз на человека в инвалидном кресле.

— Я думаю, что тогда, в сентябре, Нильс встретил маленького мальчика, который заблудился в тумане. Моего внука Йенса. — Йерлоф опустил глаза и посмотрел в пол. — И что-то случилось, что-то пошло не так, — продолжал он, — и Нильс чего-то испугался. Я, например, в отличие от некоторых, не считаю, что Нильс был законченным злодеем и сумасшедшим. Скорее, наверное, он был импульсивным и легко выходил из себя. Нильс испугался, и поэтому умер Йенс. — Йерлоф вздохнул. — А потом… что было потом — ты знаешь лучше. Я думаю, Нильс пришел и попросил тебя о помощи. И вы вместе закопали тело где-то на пустоши. Ну одну вещь ты сохранил. — И Йерлоф протянул Мартину коричневый конверт фирмы Мальма. — Ты сохранил сандалию Йенса и прислал ее мне два месяца назад в этом конверте. — Йерлоф сделал паузу, потом спросил: — Почему ты это сделал? Тебе что, исповедаться захотелось?

Мартин посмотрел на конверт, и его губы опять зашевелились:

— Мальчик… ольха…

Йерлоф кивнул, хотя ничего не понял. Он вздохнул, вернулся к стулу, медленно сел, чтобы перевести дух, долгим взглядом посмотрел на Мартина и задал вопрос:

— Ты убил Нильса Канта, Мартин? — Вопрос Йерлофа остался без ответа, и он заговорил сам: — Я думаю, что да… Мне кажется, из-за того, что Нильс Кант был для тебя слишком опасен. И хотя, конечно, я не могу это доказать, но я уверен, что этот шрам на лбу оставил тебе он.

Йерлоф наклонился и неторопливо положил книгу и конверт в свой старый портфель. Ну вот и все, его выступление можно было считать законченным.

На книжной полке у стены стояли семейные фотографии в рамках с улыбающимися детьми.

— Наши дети, Мартин, — произнес Йерлоф, — мы должны быть готовы к тому, что нас забудут. Конечно, хотелось бы, чтобы помнили все то хорошее, что мы сделали в своей жизни. Но так бывает не всегда.

Йерлоф очень устал, дело сделано — пора уходить. Мартин Мальм тоже, похоже, совершенно обессилел: он обвис в своем инвалидном кресле и больше не пытался заговорить.

Йерлофу казалось, что в гостиной стало темнее и очень душно, как будто бы из нее куда-то подевался весь воздух. Он медленно поднялся.

— Ну так, Мартин, позволь тебе сказать «спасибо». Все, что мог, ты сделал… Может, я еще вернусь.

Йерлоф и сам понял, что его последняя фраза прозвучала несколько угрожающе, но, наверное, в определенной степени так оно и было. Он уже шел через гостиную, когда открылась дверь в прихожую: Йерлоф увидел бледное лицо Анн-Бритт Мальм. Он слабо улыбнулся ей.

— Мы тут немного поговорили, — сказал он.

Хотя назвать разговором все это можно было лишь с большой натяжкой: по сути, говорил лишь Йерлоф. И едва ли он получил хоть один ясный ответ.

Он прошел мимо жены Мартина Мальма. Она закрыла дверь в гостиную.

— Большое спасибо за все, — поблагодарил Йерлоф и кивнул ей.

— Это я ее тебе послала, — сказал Анн-Бритт.

Йерлоф остановился. Женщина указывала на край коричневого конверта, видневшегося из незакрытого портфеля.

— У Мартина рак печени, — начала Анн-Бритт, — ему недолго осталось.

Йерлоф застыл на месте. Он не знал, что сказать, потом посмотрел на конверт.

— Откуда ты… — он откашлялся, — куда надо отправить?

— Мартин мне дал конверт летом, — сказала Анн-Бритт, — сандалия уже лежала внутри. Он сам написал твое имя, надо было только отправить.

— Это ты мне звонила? — спросил он. — После того как я сандалию получил, кто-то мне звонил… Звонил и молчал.

— Ну да, я хотела спросить… про сандалию, — объяснила Анн-Бритт Мальм. — Зачем Мартин сделал все это и что она такое означала. Но я боялась… боялась узнать, что Мартин что-то сделал с твоим ребенком.

— Не с ребенком, — устало поправил ее Йерлоф, — Йенс был моим внуком. Но я и сам не знаю, что означает сандалия.

— И я тоже. Это было… — Она замолчала… — Мартин ничего не рассказывал, когда ее достал, но я… но мне почему-то показалось, что он ее держал на всякий случай, вроде как страховка. Может такое быть?

— Страховка? — удивился Йерлоф.

— От кого-то другого, — сказала Анн-Бритт. — Я не знаю.

Йерлоф посмотрел на нее и спросил:

— А Мартин когда-нибудь говорил про Кантов. Я хочу сказать, про семью Кант?

Анн-Бритт, не глядя на Йерлофа, помедлила и кивнула:

— Ну да. Но ничего особенного. Он говорил, что у них общие дела… Ведь это же Вера Кант дала денег Мартину на корабль.

— Вера из Стэнвика? — спросил Йерлоф. — Разве не Август?

Анн-Бритт покачала головой:

— На первый большой корабль Мартин получил деньги от Веры Кант из Стэнвика. Я хорошо знаю, что эти деньги ему были очень нужны.

Йерлоф только кивнул. У него оставался еще один вопрос, а потом он оставит этот большой мрачный дом.

— Когда Мартин дал тебе конверт, к нему никто не приезжал. Ну, перед этим, я хочу сказать?

— У нас не так часто кто-нибудь бывает, — сказала Анн-Бритт.

— Возможно, здесь побывал кое-кто из Стэнвика, — произнес Йерлоф. — К примеру, один старый каменотес Эрнст Адольфссон.

— Эрнст? Да, конечно, — ответила Анн-Бритт. — Мы у него несколько раз кое-что покупали. А вот теперь и он умер. Да, он приходил сюда, навещал нас… Но мне кажется, это было раньше. Тоже летом, но раньше.

«Эрнст, Эрнст, и здесь ты меня опередил», — подумал Йерлоф.

— Спасибо, — поблагодарил он и взялся за пальто. Сейчас оно казалось ему намного тяжелее, как какие-нибудь доспехи. — Что, Мартина скоро в больницу увезут?

— Нет, никакой больницы, — сказала Анн-Бритт, — врачи приходят сюда.

Снаружи на крыльце холодный ветер тотчас окутал Йерлофа, отчего он даже покачнулся. Он очень устал. Вдобавок заморосил дождь. Йерлоф прикрыл глаза, заранее готовясь бороться с холодом на пустой улице, но в ту же секунду увидел машину Йона.

Йон молча кивнул ему, когда тот открыл дверцу и забрался на пассажирское сиденье.

— Получилось, — произнес Йерлоф.

— Хорошо, — сказал Йон.

И только тогда Йерлоф увидел, что кто-то сидит на заднем сиденье — широкоплечая фигура, которая каким-то чудом умудрялась оставаться совершенно незаметной за спиной Йона. Это был его сын Андеш.

— Я тут на квартиру заезжал, — начал Йон. — Андеш был дома, они его отпустили.

— Ну и хорошо. Здорово, Андеш.

Сын Йона кивнул.

— И хорошо, что полиция тебе поверила. Как ты считаешь?

— Ну да, — буркнул Андеш.

— Теперь ты, наверное, дом Веры Кант за версту обходить станешь, или как?

— Ага. — И Андеш качнул головой. — Там привидение.

— Слыхал я про это, — сказал Йерлоф. — А тебе что, страшно не было?

— Не-а, — ответил Андеш. — Она в своей комнате сидела.

— Она? Ты хочешь сказать — Вера?

Андеш кивнул:

— Горюет она.

— Горюет?

— Ну да, потому что ее обманули.

— Вот как. Горюет, значит, — произнес Йерлоф. И он подумал о двух мужских голосах, которые Майя Нюман слышала из кухни Веры Кант. Может быть, один из них принадлежал Мартину Мальму?

Дождь продолжал накрапывать, и Йон включил «дворники».

— Я тут подумал, что немного побуду с Андешем в Боргхольме, — сказал Йон. — Заедем к его матери на квартиру кофейку попьем. Ты, само собой, тоже.

— Нет, извини. Мне обратно надо ехать, — отказался Йерлоф, — а то Буэль наверняка истерику закатит.

— Ну да, — как бы согласился Йон.

— Доеду до Марнесса на автобусе, — быстро сказал Йерлоф, — вроде бы есть подходящий в полчетвертого.

— На остановке посмотрим, — сказал Йон.

Йерлоф молча сидел и размышлял, пока они ехали по Боргхольму. Как обычно, у него появилось такое чувство, что он упустил что-то важное, когда был у Мартина Мальма. Задавал не те вопросы и не получил нужных ответов. Наверное, ему пора все записывать.

— Мартин больше не может разговаривать, — произнес он и вздохнул.

— Ну да, — невпопад ответил Йон.

Когда машина свернула направо к площади, Йерлоф повернул голову, потому что неожиданно увидел в окне на противоположной стороне улицы Джулию. Она была в ресторане у церкви вместе с Леннартом Хенрикссоном. Йерлоф совсем не удивился, увидев их вместе. Как показалось Йерлофу, Джулия с Леннартом была очень спокойной. Йерлоф подумал об этом, когда они миновали окно ресторана, — может, не очень счастливой, но спокойной. Да и Леннарт тоже смотрелся пободрее. Не как обычно, и это тоже было хорошо.

— Значит, на автобусе поедешь? — спросил Йон.

Йерлоф кивнул.

— Не беспокойся, я нормально сейчас себя чувствую, — заверил он. Это, конечно, было не совсем правдой, но во всяком случае идти он мог. — И вообще, мы должны поддерживать общественный транспорт. Это наш долг. А то, глядишь, они, не дай бог, и автобусы перестанут пускать.

Йон свернул к старой боргхольмской станции. В свое время там был вокзал. Сюда и приехал Нильс Кант, а после убийства полицейского спрыгнул с поезда и пропал, так и не доехав до места. Поезда по Эланду давно не ходили. Теперь здесь останавливались автобусы и такси.

Они подъехали к станции, Йон обошел вокруг машины, чтобы открыть дверцу.

— Спасибочки, — поблагодарил Йерлоф и, кивнув на прощание Андешу, с трудом, покачиваясь, выбрался из машины. Они с Йоном пошли к автобусу.

День был очень утомительным, и Йерлофу пришлось напрячь все силы, чтобы идти прямо и уверенно к автобусам позади станции. Но, хотя ему приходилось бороться со своей слабостью, Йерлоф все-таки держался. Дождь стал сильнее. Автобус на Бюкселькрук, который ехал через Марнес, уже стоял на остановке, водитель сидел внутри и читал газету.

Йерлоф остановился возле автобусной двери.

— Ну, во всяком случае, с этим закончено, — сказал он, — что могли, мы сделали. А насчет Мартина — ему придется жить с тем, что он натворил, столько, сколько ему отпущено.

— Ну да, — буркнул Йон.

— Я вот тут… — начал Йерлоф, — Риттьоф… Не слыхал, может, был у Мартина Мальма такой знакомец?

Йон покачал головой и переспросил:

— Риттьоф?

— Ну да, или, может быть, Фритьоф, — сказал Йерлоф, — Риттьоф или Фритьоф.

— Не слышал, — ответил Йон. — Это важно?

— Да нет, наверное, не очень.

Йерлоф молча постоял рядом с Йоном несколько секунд. Два коротко остриженных подростка в черных куртках с капюшонами одним прыжком вскочили в автобус, даже не взглянув на двух стариков.

Йерлоф подумал, что в общем-то не играет особенно большой роли, найдет он убийцу или нет. Что изменится? Жизнь шла своим чередом, и вообще — кому какое дело до какого-то Эланда?

Он вдруг как-то потерял ко всему интерес. Наверное, кризис поствосьмидесятилетнего возраста.

— Спасибо тебе за все, — сказал он Йону. — Я, когда доеду, обязательно позвоню.

— Давай, жду.

Йон держал трость, пока Йерлоф медленно взбирался по ступенькам автобуса. Потом Йерлоф взял трость, заплатил шоферу и сел справа у окна. Он смотрел вслед Йону, как тот идет обратно и садится в свою старую машину.

Йерлоф откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и услышал, как тихонько заворчал двигатель автобуса. Медленно и плавно, как судно от причала, автобус отъехал от станции.

«Риттьоф или Фритьоф? — думал Йерлоф. — И какая-то встреча в Рамнебю. Том самом Рамнебю, где вырос Эрнст. Риттьоф или Фритьоф?» Насколько знал Йерлоф, на Эланде никого с таким именем не было.