Очередным погожим деньком ко мне приехали священники. Делегация целая, морды серьёзные, взгляды острые. Что интересно, весь десяток в чёрных (серых от дорожной пыли) рясах, никаких украшений, всё очень сдержанно. Покрутив в голове мысль о том, что мне с этими господами договариваться, решил не в тронный зал их приглашать, где я буду как властитель сидеть, а они передо мной стоять, а в зал переговоров, где мы все сядем за круглый… Не все. Все за стол не влезем, но стульями я обеспечу.
Пришли, расселись. Пятеро сели за стол, остальные вокруг. Я так понял, что говорить будут эти пятеро. Отцы Чезаре, Эньян, Гендальф, Камил и Франсуа. Перекусить с дороги я им уже предложил, гости отказались. Предложил попить, попросили воду. Ишь какие аскеты.
— Сэр Арантир, — начал деловой разговор Камил. — Брат Агнос… красочно описал ваш визит к барону Гилберту.
— Могу представить, — мрачно ответил я. — Дайте угадаю. Я сыпал оскорблениями, угрожал, стращал карами, склонял к практике некромантии?
Чезаре кивнул:
— В целом близко к тексту. Однако Отец Агнос… не вызывает у нас доверия. Он бывший жрец Илииссиада.
Произнесено было с такими интонациями, будто этот Илииссиад — покровитель лжи, наветов, поклёпов и прочего. Делаю вид, что понял, это несложно, хотя мимика у меня по-прежнему не слишком выразительная.
— Мы хотели бы услышать вашу версию, сэр Арантир, — попросил Франсуа.
О, это я могу.
— Разговора не состоялось. Барон с порога потребовал, чтобы я ползал перед ним на коленях. Не скажу, что меня это прямо оскорбило, дело в другом. Я пришёл говорить о деле, точнее, сотрудничестве, взаимовыгодном. И Гилберт, уже имея опыт общения со мной, должен был понимать и мои возможности, и мои ресурсы. Однако… новые советники барона, кроме дамы, что, как я понимаю, отвечает за управление делами и финансами, видели во мне… Кого-то, кем я не являюсь, — развожу руками. — Невозможно вести диалог, если собеседник не оставляет тебе права говорить.
Мои гости ничуть не удивились, а Камил и вовсе кивнул.
— Мы предполагали, что всё примерно так и было.
Я промолчал, но мысленно вздохнул с облегчением. С этими договариваться можно.
— Мы искренне сожалеем о случившемся, — подхватил Гендальф. — Наша церковь молода, мы быстро расширяемся, новые братья, входящие в круг посвящённых, не проходят должной проверки.
Сколько откровенности.
— Удовлетворите моё любопытство. У меня возник теологический вопрос.
Гости заинтересовались, Эньян с готовностью кивнул:
— Конечно. Что вас интересует?
— В моём окружении ранее находилась Май Сафер, маг жизни и жрица Симиры…
Эньян сразу поправил меня:
— При всём уважении, Сэр Арантир, простите, что прерываю. Госпожа Май не была магов в полном смысле этого слова. Как жрица Симиры, она действительно являлась лекарем, как проводник силы и воли своего покровителя. Однако, полагаю, заклинаний магии жизни, вне рамок лекарского искусства, в её арсенале не было. Как и общей магии?
Киваю.
— Всё верно. Она была в первую очередь лекарем.
— И вы, позволю себе предположить, видели проявления силы и воли Симиры? — продолжил Эньян.
Вновь киваю:
— Воочию.
— А теперь хотите узнать, проявляет ли свою волю Светлая Мать? — улыбнулся священник.
— Вы проницательны.
Эньян протянул руку к чаше с водой. Один взмах, лёгкое свечение, и из чаши вырос цветок. Этот фокусник толкнул чашу ко мне. Я посмотрел, потрогал цветок, заглянул внутрь. Вода, в воде корневая система.
— Что вам известно о нашей вере, Арантир? — спросил Камил.
— Что она существует, а также общие догмы и заповеди, — ответил частно. — С вашими братьями мы говорили на отвлечённые темы. О добре, о справедливости, о равенстве перед всевышней.
Отцы заулыбались.
— Вы удивительный собеседник, Арантир, — признался Чезаре. — Это вовсе не были праздные разговоры на отвлечённые темы. Наши братья посещают всех власть имущих с целью поселить в душах людей ростки добра и света. Однако оказалось, что в вашей… В вашей вотчине наше присутствие и не требуется.
— Мы были очень удивлены, когда узнали, что в вашем понимании все разумные существа равны… — подхватил Гендальф.
— Все живые существа равны, — поправил я. — Насекомые, растения животные. Все мы: обитатели этого мира. Все мы живём, все умираем.
Гости удивились.
— Но… Мы не отрицаем этого, однако мы едим животных. Убиваем и едим. Как вы к этому относитесь?
— В живой природе хищники охотятся на травоядных, а травоядные едят растения. А после смерти мёртвые тела поедают насекомые. Это естественный порядок вещей. Человек, или иное разумное существо, может вырастить, а затем убить барашка, чтобы прокормить себя и свою семью. В этом не будет зла или жестокости. В моём понимании охота ради пропитания — естественна. Охота ради развлечения — порочна, жестока. Так что, в вашем понимании, не так с моими взглядами на жизнь?
Священники переглянулись.
— Как раз наоборот, Арантир. Как это ни странно, нам очень близки ваши взгляды. Мы были удивлены, узнав, что вы не только на словах, но и на деле воплощаете их в жизни. Несмотря на формальную иерархию, ваши люди верят, что не станут жертвой случайной вспышки злости, как это бывает в других местах.
Мысленно хмыкаю. Пока эти парни — молодцы. Христианская вера моего мира, в годы своего начала, тоже была насквозь правильной и справедливой, вот без дураков. Тысячелетия существования, конечно, сильно подпортили все ветви христианства, порой извратив изначальную идею до неузнаваемости, но свою роль, положительную роль, в развитии человечества вера (все религии) сыграла. Факт есть факт. Эти ребята могут быть искренними воплощениями святости, могут быть прагматичными людьми с принципами, могут искренне продвигать идеи равенства и братства. Когда этот позитивный импульс иссякнет? Через десять лет? Через сто?
Впрочем, я им про всякие хорошие вещи могу многое рассказать, от концепции гуманизма они наверняка в экстаз придут. Тоже ведь в своей основе правильная и добрая вещь. Однако и гуманизм — инструмент, и в плохих руках его можно использовать в таком извращённом формате, что отцы-основатели в могилах вращаться будут.
— Мы говорили о вашей церкви, — напоминаю, кивая на цветок в горшке. — И о том, что я чего-то не понимаю.
Эньян искренне смутился.
— Простите, отвлёкся. Да. Когда мы говорим о Светлой Матери, речь идёт о высшем божестве, настолько могущественном, что даже неспособном напрямую проявляться в нашем мире, не навредив ткани реальности.
Я к этому заявлению отнёсся с некоторым скепсисом. С самой концепцией божественных существ у меня никакой проблемы не было, волю Симиры я видел воочию. Но существа настолько подавляющей силы…
— Простите мой скептицизм, господа, — начал я, — но если Светлая Мать действительно настолько могущественна, она либо вообще не вмешивается в жизнь смертных, либо мы все — её безвольные рабы, и вся наша жизнь под её полным неограниченным контролем.
Священники лишь улыбнулись.
— Первое, Арантир, — ответил Франсуа.
— Светлая Мать не является творцом нашего мира, но именно она одарила живых существ разумом и волей. А значит, и магией, — подхватил Гендальф. — И если жрецы ограничены проявлением своего покровителя, мы, священники истинной веры, не знаем ограничения. Любая магия доступна нам через божественное провидение.
Несколько секунд я обдумывал услышанное, после чего выдал первый из пришедших на ум тезисов.
— Вот, наверное, маги переполошились.
И вновь вызвал своими словами улыбки.
— Да, сейчас в кругах ведутся ожесточённые споры. Пытаются выработать единую позицию отношения к Светлой Матери. Договориться не могут, — развёл руками Чезаре.
Могу их понять.
— А некромантия? — задаю вопрос, вызванный вторым тезисом, пришедшим мне на ум.
Здесь священники загрустили.
— Мы пока не пришли к единому мнению на этот счёт, — признался Эньян. — Пока Верховный Собор постановил признавать некромантию проявлением силы Райса, Привратника Врат Перерождения. А всю нежить — паствой Райса.
— Впервые слышу, — признался я.
Священники закивали.
— Райс — один из молчащих богов. Его деятельность известна, проявления его силы зримы. Однако он не общается, ни со смертными, ни с магами смерти в любой их ипостаси.
Иронично.
— Поэтому вы готовы мириться с моим существованием, но столь яростно отрицаете саму возможность иметь какой бы то ни было титул, будучи мертвецом?
И вновь кивки.
— Всё верно, сэр Арантир.
Значит, я всё же не являюсь воплощением зла, спасибо и на этом. Впрочем, бытность дьявола — это ещё не самое страшное из возможного. Куда злее фанатики по отношению к иноверцам, еретикам и, вишенка на торте, атеистам. Для себя делаю вывод, что пока с этими ребятами можно сотрудничать. Как минимум в их вере нет весёленького догмата о том, что смертные должны страдать ради рая в загробном мире. С этой милой сказочки начинается обслуживание интересов правящего класса.
— Благодарю за пояснения. И раз теологические вопросы пока разрешены, предлагаю вернуться к практическому содержанию нашей беседы.
Предложение было воспринято благосклонно.
— Нас интересует, что конкретно привело вас к барону Гилберту? — спросил Чезаре.
— Медленное угасание Предельного…
Я довольно открыто поделился своими мыслями о дальнейшей судьбе города, упоминая и своё невольное участие в постепенном обеднении. Священников мои слова удивили. Похоже, брат как-там-его врал не только обо мне.
— А что вы хотели предложить барону? — спросил Чезаре.
— Сотрудничество. Моя крепость, несмотря на все усилия, это не город, а именно крепость, — начал привирать уже я. — У меня здесь стоят силы, потребные для отражения угроз. Здесь же находятся и производства. Откровенно говоря, мне будет куда проще перенести в Предельный… — я взял паузу, подбирая правильное слово. — Витрину…
Это слово в языке было, но в слегка искажённом значении. Точнее, в значении, актуальном этому миру.
— Я хочу, чтобы все те люди, сейчас приезжающие ко мне в крепость, останавливались в Предельном и находили там всё требуемое. При этом, конечно же, мне не нужна власть над городом. Мне нравится изобретать всякие штуки, а излишнее количество гостей только мешает.
Ага, власть над городом. Если Предельный будет целиком и полностью зависеть от меня, у меня будет полная власть над городом без всяких формальных титулов. Не просто полная, а почти безграничная, но об этом умолчим. Местные ещё не всегда легко проводят логическую связь между экономикой и политикой… Эх, даже в том мире в моё время не все были на это способны.
— Думаю, мы сможем помочь в решении этого вопроса… — дал согласие Камил.
Формулировка значения не имеет, они мне помогут. Неважно как. Решим вопрос, договоримся.
Что забавно, о королеве мои гости даже не заикались. Неужели действительно не в курсе?