Мёртвые люди

Глава III

- ... неприятно. Да, именно неприятно, когда мокрая одежда липнет к телу. Снимай куртку. Чем это пахнет? - подержав ее возле лица, принюхиваясь, театрально тяжело вздохнул и... надел на себя. Не то, чтобы примерить, а как-то деловито, по-рабочему - на ходу, по дороге на кухню. Взмахнул рукой, подгоняя его одежду под не его тело. - Чего стоишь-то, Вить? Проходи, не стесняйся. Сейчас чай будет. Промок весь, согреться надо. Ты чего, пешком что ль шел?"

Виталик разулся. Тут же, возле зеркала, посмотрел как выглядит: ну, может, прическу надо поправить (впрочем, прически все равно не было). С остриженной "под ноль" головы, с самой макушки, покатилась капля на висок, после по щеке, со скулы скатилась на шею и там нырнула под толстое шерстяное горлышко свитера, мокрого и от того особенно неприятного.

"Я толком-то здесь не живу, так - захожу иногда. Ну, это... в смысле посмотреть, что к чему... может, там... в порядке ли все, - доносилось из кухни, - да тут, в принципе.. а что? вроде как... да ты где там, Виталя? А? Заблудился?" - из-за угла высунулась маленькая голова с четко очерченной проплешиной и широко открытым ртом.

Над зеркалом светилось бра, точнее - лампочка без абажура. "В сто ватт слишком яркая. Почему-то..."- ощутил Виталик, провел влажной рукой по шершавой поверхности обоев - старых, дешевых, сплошь в завитушках и безоговорочно багровых цветах.

Из прихожей - вытянутый, узкий коридорчик с дверьми по сторонам. Очевидно, по левую руку - уборная с ванной, справа - дверь в комнату - полуоткрыта (с полотенцем на ручке). Витя взял его. Вытер лицо и руки. В конце коридора засвистел и тут же умолк чайник.

"Да брось ты его. Я щас тебе нормальное дам. Проходи. Вот. Садись. - хозяин в домашних тапочках, трико и куртке разливал по кружкам кипяток.- Во-о-от та-а-ак. Держи. Сейчас лимончик... где это?"

В углу, на старом, советском еще холодильнике сонно бормотал телевизор (что-то из жизни обезьян - еле слышно, почти не различимо от шума шедшего стеной дождя, барабанящего за окном по карнизу ).

"А-а, вот он где... - наморщив лоб и высунув изо рта кончик языка, хозяин нарезал ломтиками, почесал ягодицу, вздохнул и положил нож. - В прошлом году тоже... девчонка была. У меня на работе к другу приехала... то ли племяшка... Так вот тоже учиться, а в общежитии там, ну сам понимаешь... да лимончик-то бери, а то мокрый весь... ну, а она такая, то есть домашняя. А я что: месяц дома, три - в командировке. Уфф, кипяток! - Хозяин встал, громко кашлянул и вышел. Слышно было, как в ванной открыли воду. Высморкался. - Так вот, - он был уже без куртки, но с полотенцем на шее, - так вот, поехал, значит в командировку, думал - месяца на два. А мы поселок ставили: там завод новый строился, ну а мы для этих, для рабочих ихних - жилье. А зима была - градусов тридцать пять - сорок и обогревались от этих, прямо там жили, в вагончиках, от генераторов..."

Виталик смотрел на распухший чайный пакетик в дымящейся кружке и думал о том, что чай в этих пакетиках совсем не чай, а пыль и земляничный аромат не аромат вовсе - ароматизатор. Впрочем, все не так: не думал он. Просто, размешав пахучую, бардового цвета жидкость, смотрел, как она останавливается и появляется его отражение.

Остановилось.

Виталик взял кружку, но не за ручку, и глотнул. Пальцы обожгло. Громко вдохнул сквозь стиснутые зубы.

- Да ты что, Вить! Она и проучилась-то всего ничего: месяца полтора - не больше и в институте даже не появлялась. Родителям, конечно, пела, а сама поработала немного - тут, в забегаловке, - и с каким-то парнем в Грецию что ли укатила. Ну, в Грецию! А там уж дальше... может так и осталась... не знаю. - хозяин отхлебывал из кружки с изображением зеленого слоненка и надписью "Сделано в СССР" и после каждого глотка неизменно морщил лоб и причмокивал. - Даже вещи не забрала. Так я их в кладовку все закинул. Пусть. Может объявится? А ты живи пока. А что? Парень ты вроде... да и Андрюха тоже "нормальный" говорит. А это - поступать куда собрался? Так это... восстанавливаешься? Где? А на хрена тебе русский язык с литературой? Учитель значит? Зачем? Ну так, все равно, образование оно - всегда."

Дождь затих и уже не барабанил по карнизу и жизнь обезьян отчетливей доносилась с холодильника. Ввиду пасмурной погоды и довольно плотных, с крупными бардовыми цветами, штор, горела люстра, то есть сияла. Ощущалось, что слишком ярко. "У меня нет с собой вещей." - хотел было ответить Витя, но промолчал.

- Ну ты пока осмотрись тут, что к чему, вещи-то недолго перевезти. Тут немного не прибрано. Сам понимаешь: то-се... а куда мне? Вот так-то. Ну а так все вполне бы даже и ничего. А с Андрюхой я, вроде, договорился. Он тебе кто? Раньше мы с ним частенько на кухне сидели... кхм... то-се... хороший мужик... а как переехал, так и не виделись сто лет. В общем, живи, а там..."

И после все - как обычно - шарканье многих шагов, почти бессмысленные движения рук, ощупывавшие пространство вокруг в поиске давно забытых, а, может, и не существовавших вовсе вещей и, при этом, бормотанье о какой-то Зойке, которая "ложит так, что х...й найдешь", сумке "такой клетчатой, которой еще в прошлый раз Серега ручки оторвал, когда к тетке в деревню ездил (сдалась ему эта тетка с ее, бл...дь, ежевичным вареньем)" и еще о многих и о многом несущественном и, пожалуй, вообще не существовавшем, но, все же, составлявшем целую жизнь хозяина этой небольшой, но достаточно уютной квартирки.

В конце концов хозяин как-то виновато, заискивающе улыбнулся и... дверь захлопнулась.

Виталик остался наедине. Он сидел на старой кровати, застеленной стеганным одеялом, от которого пахло той же старостью и смотрел на окно, что было напротив: по стеклу лениво сползали последние капли ушедшего уже дождя.

Было тихо. Только с кухни доносился рев болельщиков (Интер - ЦСКА 1:0 - итальянцы ведут) и в ванной набирающаяся вода. Из-под кровати выкатился, словно заведенный, апельсин. "Сейчас бы яблоко,- подумал Виталик,- она так сочно его ела." Он вспомнил вдруг девушку, которая занимала соседнее с его плацкартной полкой место в вагоне поезда "Новый Уренгой - Москва". Он сел в Екатеринбурге, она, кажется, - в Красноуфимске. Из всех попутчиков, делавших все, чтобы найти хоть какую-нибудь общую тему для разговора - лишь бы скоротать время, бесконечно тянущееся в дороге, - единственная не проронила почти ни слова.

"Крэкс- пэкс- фэкс!" - кольнуло в голове у него, как только она вошла в вагон. Сверилась с номером места в билете, встретилась взглядом с Виталиком и, кинув свой рюкзачок под раскладной столик, села и уставилась в окно. Из-под распущенных волос доносилась музыка (что-то упоительно бьющееся), ее лицо, как в зеркале, - на оконном стекле - скулы движутся, тонкие губы сжаты. Время тянется, глядя в окно, кажется, будто оно совсем остановилось. Или даже не начинало свой ход.

После, устав, наверное, от бесконечной череды деревьев и опор ЛЭП, она нырнула под столик и достала из своего вещь-мешка книжку (стихи Верлена) и яблоко - немного червивое и все же.

- Пастернака?

- Нет, Верлен.

- Я имел в виду перевод...

Хорошенькими белыми зубками она вгрызлась в мякоть. Родинка над верхней губой, чуть вздернутый нос и шрам, едва заметный над бровью. И так вот, поджав под себя ноги, она еле уловимо раскачивалась из стороны в сторону сообразно движению всего поезда, читала, слушала и не проронила больше ни слова до самого конца пути. Внутри будто что-то разбивалось.

Виталик лежал в наполненной горячей водой ванной, глядя на дыру вентиляционной шахты в стене под самым потолком. Ничего. Паутина внутри шевелилась от сквозняка. Он закрыл глаза и попытался представить девчонку, модель из рекламного ролика, того, где шоколад превращается в покрывало, и даже свою любимую актрису - Пипе Пибо (прекрасную дочку оборотня из сказки братьев Гримм), которая всегда вызывала у него ни с чем не сравнимое ощущение разливающегося тепла, возникающее внизу живота. Но очаровательное личико вдруг ужасным образом сморщивалось как плавящийся полиэтилен, а блестящее тело покрывалось коростой. И ничего не случилось. И снова свет на желтоватых стенах, и с краю - паутина.

Он вытерся насухо. Посмотрел в зеркало и вышел. Почему столетние стихи пьяницы и яблоко? Виталик поднял апельсин, положил на прикроватный столик и с головой залез под одеяло. "Голова - пропасть. Ничего." - он уснул.

И снилась ему старая комната, его детская, заменявшая когда-то маленькому Вите весь мир. Тусклый свет лампы, дышащий на ладан проигрыватель грампластинок и стол, стоявший возле окна, в котором сиял уличный фонарь. Из ночной черноты свет его выхватывал падающий на дорогу большими хлопьями снег.

"Ничего на свете лучше нету..." - запел проигрыватель, как только она опустила иголку на пластинку. Та самая, из поезда, - прошла через всю комнату к книжной полке, постояла немного, будто выбирая, взяла и тут же, не открывая, поставила книгу обратно.

- Это ничего, что ты здесь, - сказала она, забравшись на кровать с ногами, - ты интересный, только молчишь все время, - жевательная резинка надулась и лопнула. Она вдруг сгриммасничала, показав язык, улыбнулась и тут же выражение ее лица приняло совершенно серьезный вид. - Раньше, когда я была совсем маленькой, я тоже любила мультфильм про бременских музыкантов и папа на день рожденья купил пластинку со сказкой. Ты любишь сказки? А ежевичное варенье?

Большие серые глаза глядели насмешливо; прикусив нижнюю губу и скрестив руки на груди, она как-будто хотела спросить еще какую-нибудь глупость, но, вместо этого, вдруг резко развернулась и открыла дверь тамбура и тут же столкнулась с проводницей. Так они и стояли, ругаясь из-за оставленного на столике надкусанного яблока: ругались как-то безобидно, даже смешно. И он смеялся. И смеялась она, схватив его за руку и уводя за собой.

- У тебя есть деньги? Нужно купить мороженного, много стаканчиков ванильного мороженного, а лучше - эскимо с лесными орехами, - затараторила она, - и тогда мы сможем в зоопарке накормить его. Он очень любит. Я много раз была. Пойдем.

Медвежонок, встав на задние лапы и, переваливаясь с одной на другую, по-матросски, вразвалочку подошел к отделяющим их прутьям, виновато, по-детски заискивающе посмотрел на нее. Казалось, что он узнал своего давнего друга. "Хорошо здесь".- сказал Виталик и...

...перевернулся на другой бок.

Оконный свет на мгновенье ослепил его. На рядом стоявшем столике, возле апельсина, вибрировал телефон.

- Да.

- Алло, Витя?

- Да.

- Ну как дела? Доехал? С Андреем встретился? Ты его видел? Ну что молчишь-то?

- Ну конечно, мам.

- Ну ладно... - молчание и вздох - ...в университет сходил?

- Нет, мне к десяти.

- Вить,- с укоризной, в сторону - "Вот бестолочь!"- и снова в трубку, - так сейчас же десять!

- У меня время другое, здесь - восемь..

Утро началось как обычно: с неизбежного разглядывания себя сонного в зеркале (просто потому, что оно над умывальником), вдумчивой чистки зубов, с горячего чая с ароматом земляники и бутербродом из черного хлеба и масла на завтрак. В телевизоре ведущий оживленно массировал себе брови ( "Вот так, круговыми движениями шесть раз в день после еды, и вы почувствуете снижение веса уже через неделю..."). Сняв с батареи просохшие за ночь кеды и куртку, он оделся и вышел.