Место для радуги

13

В тринадцать лет я познакомился с тремя крутыми программерами из Пушкина. Они меня обучали мастерству системного программирования. У них был свой офис, в котором стояли большие колонки и три самых навороченных по тем временам компьютера, о каких я только мог мечтать. Это были первые пентиумы, соединенные в локальную сеть. Теперь, я проводил там все свое время. Вечером, когда они заканчивали работу, я мог остаться в офисе до утра (офис закрывался и ставился на сигнализацию). Со мной оставались ещё двое ребят: Алексей, которого все звали просто Алекс — племенник одного из программеров, и его друг Серега, которого звали Кислотник. Втроем ночи напролет мы учились писать код, либо играли по сети в Doom-2. Алексу было почти восемнадцать. Кислотник был младше на год или два. Я был самый младшенький в этой команде. Алекс и Кислотник казались мне очень взрослыми и «крутыми». Хоть они учились на программеров, но одеждой и манерой разговора больше походили на парней из гангстерских фильмов. Для меня они были авторитетами.

Однажды Алекс спросил меня, пробовал ли я когда-нибудь «травку». Я сказал, что не пробовал, и он предложили мне покурить с ними. Я согласился — мне хотелось во всем походить на них. Они накурили меня так, что я смеялся всю ночь. Это был не дрянной химический гашиш, а настоящая чистая трава с полей солнечного Узбекистана. Тогда я, конечно, не знал таких тонкостей, но мне было очень весело и хорошо. Я понял, что зря опасался, когда мне предложили покурить. В общем, мне понравилось. Так я познакомился с «ганджубасом». Последующие наши «зависания» в Пушкине на ночь почти всегда сопровождались раскуркой.

Примерно в то же время отец купил дачный дом в Новгородской области. Его видео- прокатный бизнес испытывал невероятный подъем. Каждый день с разных точек в квартиру приезжали многочисленные курьеры, как правило — молодые девушки, которым отец отдавал предпочтение при приеме на работу. С утра они приезжали с сумками и загружались кассетами. Вечером — из этих же сумок вываливали на стол огромные кипы выручки. Деньги считались и тратились в этом доме беспрерывно. Все это происходило под треск матричного принтера и работу дюжины видеомагнитофонов в обеих комнатах. Запись кассет происходила почти круглосуточно. Мать была полностью вовлечена в этот бизнес. Меня отец также пытался всеми силами втянуть в него. Если я не в Пушкине, значит, должен печатать вкладыши на кассеты, либо обучать работе на компьютере очередную секретаршу, либо следить за качеством записываемых кассет. Огромные потоки видеоматериала проходили через мое неокрепшее сознание. Помню, что меня очень впечатлил фильм «Настоящая любовь», сценарий для которого написал дядя Квентин Тарантино, — посмотрев его я сделал вывод, что двум влюбленным надо отвоевать у этого мира право на то, чтобы быть вместе всегда. То же самое показывал Квентин и в «Прирожденных убийцах», но этот фильм мне не понравился.

Так проходил тот период детства: Пушкин — компьютеры — ганджубас — дом — компьютер — секретарши — видеомагнитофоны. Из многочисленных фильмов в моем сознании формировалось представление, что мир — это деньги, наркотики и секс. То же самое подтверждалось и в реальности — часто я видел, как отец «ненадолго» закрывался в комнате с какой-нибудь секретаршей. Мать тоже это видела. Не знаю, что она переживала внутри, но внешне, как мне казалось, её все устраивало. В этом доме не было понятия «семья», здесь правил бизнес, которым заправлял отец, а мать была его первой помощницей и доверенным лицом. Она руководила, она считала большие деньги и одевалась в дорогие одежды, её слушали и уважали. Это не оценочное суждение, это просто воспоминания детства — я пишу их так, как они отложились у меня в памяти. Я вообще не понимал, правильно это или нет.

Примерно в то же время, отец подарил мне первый хороший компьютер. Это, конечно, был не пентиум, как стояли в Пушкине, а всего лишь 386-ой, но по тем временам это была очень крутая машина. Помню, что этот подарок сопровождался фразой: «Ну все, теперь забудь про Пушкин, будешь дома работать». Очень многое из того, что говорил или делал отец, вызывало у меня сильное внутреннее сопротивление. Он постоянно пытался поставить меня в какие-то рамки, чтобы я был одним из винтиков его бизнеса. Я знал, что, если я воспротивлюсь, он может забрать свой подарок обратно. Конечно, я все равно ускользал от него в Пушкин, но это стало происходить гораздо реже и без «зависаний» на ночь. Ещё можно было подловить момент, когда он был в хорошем настроении, и отпроситься. Ему очень нравилось, когда я, как «послушный сын», отпрашиваюсь, но всё равно зачастую слышал «нет».

Даже не выбираясь в Пушкин, иногда я встречался с Алексом и Кислотником в городе — просто покурить «план» и посмеяться. В скором времени школа, одноклассники и отличница Иришка забылись в густом сером дыму дурмана и виртуальном мире программного кода. Да и что я мог тогда, в тринадцать лет, понимать об истинных ценностях жизни? Во всем этом хаосе, я стал чувствовать себя каким-то особенным — вундеркиндом и компьютерным гением. Бывало такое, что меня на улице окрикивали ребята, с которыми я учился в школе, а я, задрав голову, проходил мимо. «Genius» — это был мой пароль на включение компьютера, и он же отражал мое внутреннее убеждение о самом себе.

В тринадцать ко мне стали обращаться разные люди с просьбой написать им какую-нибудь программу. Одни находили меня через Алекса с Кислотником, другие через отца, третьи через друзей отца. Как правило, это были программки для учета и калькуляции чего-нибудь, табличные формы и базы данных. Я охотно соглашался, мне это было интересно. А когда мне за эту работу стали предлагать деньги, я почувствовал, что становлюсь самостоятельным человеком. Это было так необычно и так интересно. Помню, что брал всегда то, что платили, но платили почему-то всегда хорошо. По крайней мере, по моим детским представлениям. У меня стали появляться карманные деньги в больших количествах, я мог позволить себе «заапгрейдить» свой компьютер, а больше меня ничего и не интересовало.

Чем больше я выполнял различные заказы, тем больше это не нравилось отцу. Он видел, что я перестаю быть зависимым от него, и это его злило. Однажды он позвал меня на «серьезный разговор» и сказал:

— Ты стал самостоятельным — значит, и живи самостоятельно. Берешь продукты из моего холодильника — плати мне деньги.

Помню, я тогда ответил:

— Хорошо, я больше не буду брать продукты из твоего холодильника.

С того дня я стал покупать себе каждый день пачку пельменей, и мне этого хватало. Его это злило ещё больше. Через некоторое время разговор возобновился:

— Пользуешься моим телефоном — плати мне деньги, — звучали ультиматумы. — Хочешь жить в моей квартире — плати мне деньги.

Конечно, дело было совсем не в деньгах. Отцу не нравилось то, что я перестал зависеть от него. Он любил, когда все ходят «под ним», когда все просят деньги у него, когда он заведует всем и всеми. Я понимал, что на самом деле он хочет, чтобы я целыми днями печатал вкладыши на его видеокассеты, не занимаясь ничем другим, кроме его бизнеса. А мне не хотелось заниматься его бизнесом, мне хотелось обучаться программированию. Тогда я погрузил свой компьютер на ручную тележку и уехал жить на дачу. Я сделал это быстро и незаметно. Остановить меня никто не мог. Братьям я сказал, куда поехал, чтобы они передали это родителям. Так я ушел из дома.