На следующее утро в школе я нашла Молли сидящей за столом в глубине класса искусств, где она трудилась над своим новым проектом. Молли еще сильнее увлекается живописью, чем я. У нее есть несколько классных идей.
Она выдумывает разные сцены, разворачивающиеся на воображаемых планетах, и рисует их. После этого она скачивает из интернета фотографии музыкальных и кинозвезд. Распечатывает и помещает на свои картины.
Описать их нелегко. Но мистер Велла, наш учитель рисования, был в полном восторге. Он сказал, что Молли должна сделать хотя бы дюжину таких картин, и тогда он, возможно, сумеет организовать ей выставку в какой-нибудь художественной галерее.
Я все пытаюсь убедить ее, чтобы она нарисовала картину с Баззи из «Черепана». Но она утверждает, что ее воротит от одного вида Баззи. Она, дескать, не выносит всего, что с ним связано.
Божечки.
Тем не менее, на нашей дружбе это никак не отразилось. Я уверена, что в один прекрасный день смогу доказать ей, как она была неправа.
Я вытащила стул рядом с ней и села.
— Привет, Молли, — сказала я. — Мне нравится это лилово-зеленое небо. Классно смотрится.
Она подняла глаза от рисунка.
— Брит, ты что так поздно?
— Из-за Итана, разумеется, — сказала я и, взяв кисть, сделала вид, что закалываюсь ее ручкой. — КХ-Х-Х-Х-Х…
— Он такой лапочка, — с сарказмом проговорила Молли, добавляя мазки на купу лиловых деревьев.
— Мама нажарила на завтрак блинчиков, — сказала я. — У Итана, видишь ли, первый день в школе. Все на благо Итана. И знаешь, что сделал этот поганец? — Я брякнула кисточку на стол. — Он рассмешил меня, и я забрызгала кленовым сиропом волосы и футболку. Пришлось вымыть голову с шампунем и переодеться. Так мне потом еще влетело за опоздание от миссис Хагерти. Убила бы скотину!
— Все хорошо, прекрасная маркиза! — пошутила Молли.
— Не смешно, — буркнула я.
— А чего он вообще ходит в местную школу? — спросила Молли, сосредоточившись на своих деревьях.
— А никто не знает, сколько ему с нами жить. Папа сегодня утром отвез его в начальную школу. Придется мне ждать до половины четвертого, чтобы забрать его.
Молли прыснула:
— Он хоть не прихватил с собой того уродского болванчика?
— Нет, — сказала я. — Он сказал, что Мистер Негодник любит поспать допоздна.
— У него точно не все дома, — сказала Молли. — Неужели он верит, что болванчик живой?
— Этот мелкий фигляр пытается убедить МЕНЯ, что он живой, — сказала я. — Шутник нашелся.
Молли прищурилась:
— Так ты не веришь в это?
— Что-что? Верю ли я, что Мистер Негодник живой? — воскликнула я. — Нет, конечно же.
Тем вечером я ужинала у Молли. Ее папа был в очередном длительном путешествии. Марджи, домработница, которая всегда остается с Молли, когда ее папа в отъезде, заказала нам пиццу-пепперони с парой салатов, а на десерт было мороженое.
Была ли я рада? Пожалуй, да. Пицца-пепперони — моя любимая. Но главное — мне не приходилось сидеть за одним столом с Итаном.
После ужина мы с Молли сидели за ее ноутбуком, просматривая последние сплетни на страничке нашей школы. Спальня Молли почти такая же маленькая, как моя новая комната. Одну стену Молли целиком, от пола до потолка, покрыла своими рисунками, и это поистине впечатляет.
— Угадай, кто завтра принесет в школу своего болванчика? — спросила я.
Молли покачала головой.
— А он не боится, что ребята примут его за чудика?
Я пожала плечами.
— Мне этого не понять. Думаю, он просто хочет внимания.
— Папа говорит, что уже где-то видел болванчика Итана, — заметила Молли. — Только не может вспомнить, где.
— Не будем об этом, — пробормотала я и взглянула на часы. Почти половина девятого. — Мне пора домой, писать это чертово эссе. И так я у миссис Хагерти на дурном счету.
— Ого. Глянь-ка, — проговорила Молли, вперившись на монитор. — Фотки Синди Сигел с ее вечеринки на той неделе. Божечки… Не могу поверить, что она это выложила. Если ее родичи их увидят…
В итоге я провела у Молли еще час. Затем я поспешила домой писать эссе. Его надлежало сдать уже завтра, и я знала, что мне нельзя напортачить.
Мама и папа сидели в гостиной, смотрели какой-то фильм. В доме пахло попкорном. Они каждый вечер едят попкорн. Дескать, он низкокалорийный, вот только они хряпают его огромными мисками!
Я хотела было подняться по лестнице в мансарду… но тут вспомнила, что это больше не моя комната. Так что я развернулась, прошла по коридору и вошла в свою каморку для шитья.
Включила свет — да так и ахнула.
— О не-е-ет…
Мой плакат.
Мой плакат с «Черепаном».
Стеклянная рамка была разбита.
На полу я увидела зазубренные осколки стекла.
Я застыла в дверях, не в силах сделать больше ни шагу. Мой взгляд был прикован к битому стеклу.
И тут я увидела длинный разрыв на середине плаката. Он был разорван напополам. А лицо Баззи… оно отсутствовало. Его просто выдрали.
Сердце колотилось у меня в груди. Внезапно меня охватило холодом, словно комната превратилась в лед.
Я заморгала, пытаясь избавиться от этого зрелища.
И тут мой взгляд остановился на портрете Фиби. Я снова ахнула при виде красных усов, намалеванных на морде собаки. И красных клякс на ее глазах.
— У-у-у-у-у! — Я так сильно сжала кулаки, что ногти вонзились в ладони.
Я сделала глубокий вдох. Потом еще один. Но не могла успокоиться.
— Это последняя капля, Итан, — пробормотала я сквозь сжатые зубы. — Это не смешно. Это подло и жестоко.
Я повернулась и вышла из комнаты, направляясь к лестнице в мансарду.
Что я собиралась делать? Не знаю. Я не могла мыслить трезво. Перед глазами стояли намалеванные красные усы. Я буквально видела все в красном цвете!
Мне хотелось разорвать Итана пополам — как он разорвал мой плакат.
Я протопала вверх по лестнице, по-прежнему сжимая кулаки.
— Это уж слишком, — бормотала я. — На этот раз ты зашел слишком далеко.
Я ворвалась в комнату, темную, за исключением слабого света от маленького ночника на полу. И чуть не споткнулась о ворох грязной одежды, сваленной прямо посреди ковра.
Пинком отбросив с дороги джинсы, я подлетела к кровати Итана.
— Итан?..
Потребовалось время, чтобы глаза привыкли к тусклому серому освещению. И тогда я увидела болванчика, растянувшегося на кровати, положив голову на подушку.
— Итан?..
В кровати его не было.
Что?
Из ванной комнаты внизу до меня донесся шум льющейся воды. Я поняла, что Итан, видимо, принимает душ.
На мгновение я застыла на месте, сжимая и разжимая кулаки.
А потом отпрянула назад, когда болванчик зашевелился.
Его голова дернулась. Мистер Негодник резко сел. Голубые глаза со щелчком открылись.
Безобразный болванчик устремил взгляд на меня.
И прошептал хрипло:
— ТЫ МНЕ НЕ НРАВИШЬСЯ, БРИТНИ!