— Мам, прошу, не заставляй меня брать с собой Итана, — взмолилась я.
Мама закусила губу.
— Бритни, у тебя нет выбора, — сказала она. — Ты пообещала ему, помнишь? Ты обязана его взять.
Поправив волосы перед зеркалом в прихожей, она взяла ключи от автомобиля. Дело было на следующий день, около четырех часов пополудни. Мама собиралась отвезти нас на выступление в «Солнечный закат», дом престарелых, где живет моя двоюродная бабушка.
— Бритни, ты собрала все для рисования? Положи в багажник, — сказала мама.
Она направилась к двери, но я схватила ее за руку.
— Мам, ты меня не слушаешь, — сказала я. — Если мы возьмем Итана, случится что-то ужасное.
— Перестань сейчас же, — сказала она. — Иди позови своего кузена. Он наверху, репетирует свой комедийный номер.
У меня пересохло и сжалось горло.
— Я знаю, что ты мне не веришь, — сказала я, — но я не выдумываю. Мистер Негодник живой, мама. Он живой… и он зло!
Мама швырнула ключи на полочку в прихожей и сердито посмотрела на меня.
— Довольно, — сказала она. — Довольно, довольно, довольно. Ты ведешь себя, как маленькая девочка.
— Ну мам! Я могу доказать.
Она подняла руку.
— Довольно. Довольно. Ни слова больше. Я не шучу. Больше ни слова о болванчике.
У меня перехватило дыхание. Я была страшно зла и уязвлена. Мама всегда верила мне, пока к нам не приехал жить Итан. Она всегда доверяла мне. Всегда говорила, какая я взрослая. А теперь…
Она показала на лестницу.
— Ступай за Итаном. Бабушка Рут ждет.
С тяжелым вздохом я направилась к лестнице. Я знала, что если привезу с собой Итана и Мистера Негодника, случится что-то ужасное.
Но что мне оставалось делать?
Некоторое время спустя мама вывела автомобиль на длинную подъездную дорожку дома для престарелых. Мы ехали мимо высоких живых изгородей и круглого газона с клумбами, на которых росли красные и желтые цветы. Старички сидели в креслах вокруг пенящегося фонтана, беседуя и читая книги.
Дом представлял собой высокое кирпичное здание. Послеполуденное солнце отражалось в большинстве окон, отчего казалось, что весь дом сияет.
Я забрала свои принадлежности для рисования из багажника и помахала вслед отъезжающей маме. Бабушка Рут ждала нас с Итаном в вестибюле.
Ей почти восемьдесят пять, но выглядит она намного моложе. У нее короткие прямые темные волосы, она обильно пользуется косметикой и ярко-красной губной помадой. Сегодня на ней были выцветшие джинсы с вышивкой на карманах и голубая рубашка, завязанная узлом на животе. Заключив нас с Итаном в медвежьи объятия, она затараторила со скоростью миллион слов в минуту, расспрашивая обо всех членах семьи.
К нам с улыбкой подошла седовласая женщина, невысокая и полная, одетая в серый брючный костюм.
— Бритни, это так мило с твоей стороны, — проговорила она.
— Здравствуйте, миссис Берман, — сказала я. Она директор этого заведения. — Это мой двоюродный брат Итан. Он будет выступать со своим болванчиком.
— Как чудесно, — сказала директриса. — Прошу сюда. Ваша публика ждет вас в комнате отдыха.
Мы последовали за ней по коридору и вошли в комнату. Складные кресла были расставлены в три ряда. Навстречу нам повернулись около двадцати человек. Большинство из них были седыми, как снег. Двое сидели в инвалидных креслах, к тому же я заметила немало тросточек и ходунков.
Я положила набор красок и принялась устанавливать мольберт. Итан занял стульчик в углу и с размаху усадил себе на колени Мистера Негодника.
— Это внучатая племянница Рут, Бритни Кросби, — объявила миссис Берман. — Она преподаст нам всем урок рисования. А потом двоюродный брат Бритни, Итан, покажет нам кукольное представление.
— Итан — это вон тот! — крикнул Мистер Негодник.
Люди забормотали. Некоторые засмеялись.
Я открыла баночки с краской и повернулась к публике.
— Я знаю, что многие из вас любят рисовать карандашом и красками, — начала я. — Поэтому сегодня я решила…
— Погромче, пожалуйста! — закричала какая-то женщина в переднем ряду.
— Поэтому я сегодня решила…
— Да она глухая! — крикнула другая женщина. — Кричи — не кричи, она тебя не услышит!
Многие засмеялись. Бабушка Рут повернулась и шикнула на них.
Вздохнув поглубже, я продолжала:
— Поскольку это место называется «Солнечный закат», я решила показать вам, как рисовать прекрасные закаты всего двумя красками — красной и желтой.
Взяв кисточку, я принялась смешивать краски.
— Может, она сумеет раскрасить мою комнату! — сказал своей соседке какой-то старичок в заднем ряду.
— Может, она сумеет раскрасить мои ногти! — подхватила та.
Оба крикнули это во всеуслышанье. Должно быть, оба были почти глухие. Я почувствовала, как затряслись поджилки. Мама предупреждала меня, что это нелегкая публика.
Обернувшись, я увидела, что двоюродная бабушка улыбается мне. И решила не сводить с нее глаз до конца выступления.
— Что она там малякает?
— Не понимаю я этого современного искусства!
— Смотрите, на пол накапала.
Надо было вставить в уши затычки! Но я стала напевать себе под нос, чтобы заглушить их разговоры. И продолжала наносить мазки на холст. Закат получился на загляденье, наверное, лучший закат из всех, что мне доводилось рисовать.
И когда я отошла от холста, все разразились восхищенными возгласами и аплодисментами, даже женщина, пожелавшая, чтобы я раскрасила ей ногти. Двоюродная бабушка Рут послала мне воздушный поцелуй. Она явно гордилась мною.
Я была просто на седьмом небе от счастья. Но потом вспомнила, что будет дальше, и живот свело от страха.
— А вот и Итан, — объявила я, — со своим добрым другом Мистером Негодником.
Когда Итан проходил мимо, я прошептала:
— Не подведи.
— Постараюсь, — прошептал он в ответ.
Почему у него такой испуганный вид?