Метель. Дилогия (СИ)

Глава 15. Экзамен по французскому

Москва, 1 августа 1956 года, среда, 9 часов утра, одна из аудиторий Первого Московского Ордена Ленина медицинского института имени И.М. Сеченова.

Саша только что вытянул экзаменационный билет и приступил к подготовке задания. Ему, как золотому медалисту предоставлялась возможность поступить в институт, сдав только один экзамен, вместо пяти. Однако, для этого он должен был получить на этом экзамене наивысшую оценку, в противном случае он переходил в разряд обычных абитуриентов и участвовал в конкурсе на общих основаниях.

Какой именно экзамен из положенных пяти ему придётся сдавать, ему сказали только сегодня, то есть в день экзамена. Более того, ему никто и ничего не сообщал, а просто предложили взять один билет из десятка других, разложенных на столе. И только вытянув билет и прочитав вопросы в нем, он узнал, что ему предстоит сдавать французский язык.

«Не слабое психологическое воздействие на абитуриента, — подумал Саша, — должно быть расчёт на то, чтобы поставить медалиста в экстремальную ситуацию и лишить его спокойствия, авось наделает ошибок».

При сдаче документов, абитуриент должен был указать из представленного списка тот иностранный язык, какой он хочет сдавать в качестве вступительного экзамена. Впрочем, выбор был небольшой — английский, немецкий или французский.

Саша выбрал французский. Во-первых, он знал его из двух источников — от мага Жерара, и от Элен Лурье, своей соседки по квартире в Оружейном. Практически ежедневная разговорная практика с соседкой привела к тому, что он знал французский язык ненамного хуже родного. Единственно, чего опасался Саша, так это появление в языке новой послевоенной лексики. Но таким недостатком обладали его познания и по другим иностранным языкам.

Слева от него, за стол из соседнего ряда, села симпатичная девушка, и Саша вспомнил свой поход на вступительные экзамены в мединститут в своём родном городе.

«Где-то она сейчас? — вспомнил он Люсю Молчанову и тут же постарался выкинуть из головы все посторонние мысли. — Не время предаваться воспоминаниям», — сказал он себе, сосредотачиваясь на экзаменационных вопросах.

На подготовку ответа Саша затратил чуть больше получаса. Он опустил руки на колени, закрыл глаза, откинулся на спинку стула и расслабился. Через несколько минут на соседнее сидение шлёпнулась свёрнутая в комочек записка. Она была написана на французском языке:

"Прекрасный юноша! Пожалуйста, помоги с переводом".

Саша поднял глаза и, встретив умоляющий взгляд девушки, кивнул ей в знак согласия. Тут же в его сторону полетел кусок свёрнутой в плотный комок бумаги, который на этот раз летел мимо Саши прямо на соседний стол впереди него. Пришлось ему перейти на ускоренный режим и перехватить управление полётом кусочка бумаги, подействовав на него телекинезом, в результате чего послание от девушки попало ему прямо в руки.

Девушка, увидев, свой неудачный бросок зажмурилась от страха, ожидая окрика экзаменаторов, поэтому окончания полёта записки она не видела, как, впрочем, и другие присутствующие. Их, медалистов, сдающих французский язык, было всего четверо и все они в небольшой и практически пустой аудитории у двух экзаменаторов были на виду, как на ладони.

Саша аккуратно развернул бумагу и «сфотографировал» текст. После чего также аккуратно всё свернул и отправил обратно, приписав на первом листочке, тоже по-французски:

— На какой язык перевести-то, прекрасная мадмуазель? Шучу, текст мне больше не нужен, я его запомнил.

Девушка, прочитав ответ, удивлённо уставилась на него. Их переглядывания экзаменаторы заметили, и один из них постучал карандашом по столу, призывая к порядку.

Саша достал из своего pocket space (пространственный карман) чистый тетрадный листок и быстро стал заполнять его своим мелким, но каллиграфическим почерком. Через 10 минут он закончил и приписал на обороте по-французски: «Ровно через 20 минут этот листок станет чистым, у меня специальные чернила».

Он свернул листок с ответом в четверть листа и телекинезом отправил его прямо на колени девушке.

Даша Косулина сидела, затаив дыхание и следила, как её сосед быстро пишет на листке бумаги, прерываясь иногда ненадолго, но, вовсе не для того, чтобы обмакнуть перо в чернила. Таких ручек Даша никогда не видела, но слышала об их существовании. «Заграничная», — подумала она.

Ей пришлось ждать почти 10 минут. Вот он перевернул листок и что-то дописал. Затем, юноша дважды свернул свой листок с ответом пополам и получившуюся четвертушку ловко закинул ей на колени. Она даже не поняла, как он умудрился это сделать.

Даша аккуратно развернула записку и положила на стол, прикрывая её рукой. И тут один из экзаменаторов, который и так не сводил с неё глаз встал и пошёл прямо к ней. У неё сердце упало куда-то вниз и затрепыхалось, а щеки запылали жаром.

Подойдя к её столу, преподаватель внимательно осмотрел и перебрал все листки бумаги, лежащие на нём, при этом не обращая внимания на тот, на котором лежала Дашина рука, после чего сказал:

— Увижу хотя бы один не проштампованный лист бумаги, выгоню с двойкой, — после чего вернулся на своё место.

И только когда он сел, Даша судорожно перевела дыхание. Но, когда она увидела, что листок с её первой запиской, как ни в чём ни бывало, лежит на столе среди других листков, причём гладкий и без единой складки, несмотря на то, что летал туда-сюда между ней и соседом в скомканном виде, то впала в ступор.

Сосед поднял руку. Преподаватель, который следил за Дашей и продолжал это делать после своего чуть ли не обыска, даже не шелохнулся, зато откликнулся второй:

— Что у вас, молодой человек?

— Я готов к ответу, — на французском языке ответил юноша, — можно мне идти отвечать?

Тот слегка удивился и приглашающим жестом показал на стул напротив него, добавив тоже по-французски:

— Прошу вас.

Юноша встал и пошёл к столу экзаменаторов, а Даша, наконец, очнулась и стала читать выполненный соседом перевод. Когда она дошла до конца и, перевернув листок, прочитала послание соседа на обороте, то тут же начала быстро переписывать записку, не обращая больше внимания на то, что творится за преподавательским столом.

Экзаменационный билет содержал три задания. Первое из них касалось грамматики. Второе заключалось в переводе на русский язык куска текста, взятого из французской газеты. Ответы Саши на них, по-видимому, удовлетворили экзаменатора, поскольку он только кивал головой и «угукал» в знак согласия.

В Сашином экзаменационном билете третьим пунктом было напечатано: «Устный рассказ о творчестве французских импрессионистов».

Тема эта была Саше хорошо знакома. В прошлой своей жизни он просмотрел по интернету самые известные картины и прочитал несколько статей. Всё это, благодаря его идеальной памяти было ему доступно и сейчас.

При подготовке он набросал план рассказа, и теперь ему оставалось только озвучить его, наполнить конкретным содержанием, перечислить имена самых известных французских импрессионистов и названия некоторых их работ. Он вспомнил, как удивился в своё время, обнаружив в их рядах женщину, Берту Моризо, бывшей замужем за братом Эдуарда Мане.

Он уже заканчивал свой рассказ, когда дверь в аудиторию отворилась и зашла делегация, состоящая из двух мужчин, один из которых был уже в солидном возрасте, второй совсем ещё молодой, и двух женщин среднего возраста, лет 35–40. Как вскоре стало известно всем присутствующим в этой аудитории, старший мужчина был проректором по учебной работе и председателем приёмной комиссии, второй, молодой — секретарём приёмной комиссии. Одна из женщин оказалась деканом лечебно-профилактического факультета, на который и поступал Саша, а вторая — инспектором из министерства здравоохранения.

При их появлении оба экзаменатора встали. Глядя на них, встали и абитуриенты. Идущий во главе группы старший мужчина, сначала махнул рукой абитуриентам, чтобы те продолжали подготовку к экзамену, после чего подошёл к столу и представился сам, и представил своих спутников. Познакомился с экзаменаторами и поздоровался с ними за руку. Его примеру последовали и другие.

После ознакомительных вопросов, типа «Кто сдаёт? Что сдают? Как сдают?», Владимир Семёнович, так звали проректора, попросил у Саши ознакомиться с его билетом. Прочитав вопросы, его брови удивлённо поползли наверх. Заметив его реакцию, с билетом по очереди ознакомились и другие.

— Кто составлял экзаменационные билеты? — спросил проректор, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Председатель предметной комиссии по французскому языку, профессор Левина, заведующая кафедрой иностранных языков в Московском библиотечном институте, — ответил секретарь.

— Хорошо, мы потом пообщаемся с ней, — сказал проректор и поинтересовался у Сашиного экзаменатора: — А сейчас расскажите мне, Борис Иванович, как знают наши абитуриенты творчество французских импрессионистов? Вы, кстати сами, из какого вуза будете?

— Мы с Виктором Петровичем оба из МАИ, кафедра иностранных языков, — ответил Борис Иванович.

— МАИ, — протянул проректор, — Московский авиационный институт.

Саша видел, что мужчина с трудом сдерживает раздражение, обе женщины переглядывались, не скрывая своего изумления содержанием вопросов в билете, секретарь приёмной комиссии, кусал губы, то ли, для того, чтобы не рассмеяться, то ли по какой другой причине.

— А можно полюбопытствовать, какие вопросы у остальных наших абитуриентов? — спросил Владимир Семёнович у экзаменаторов, и не дожидаясь их разрешения пошёл вглубь аудитории.

— Рассказ на тему «Новейшая история Франции», — прочитал он третье задание у Сашиной соседки.

Владимир Семёнович прошёл дальше и ознакомился с билетами у двух оставшихся девушек, громко зачитывая темы устных рассказов:

— «Франция и её колонии», «Вклад французских писателей в мировое литературное наследие».

— Виктор Петрович, скажите мне, пожалуйста, вы способны оценить ответ абитуриента по существу вопроса? Оценить его рассказ на заданную тему, раскрыл ли он её или нет, частично или полностью. Какими критериями вы руководствуетесь при выставлении оценки?

Не дождавшись ответа, проректор повернулся к Саше и спросил его:

— Вы уже закончили отвечать?

— Практически, да. Я хотел рассказать ещё один не всем известный факт, что Огюст Ренуар написал пять портретов актрисы Жанны Самари, и самая известная картина, которая находится в нашей стране, в Государственном музее изобразительных искусств имени Александра Сергеевича Пушкина, является второй в этом ряду. Я был в этом музее и видел её там. Мне удалось убедиться в интересной игре света, связанной с ней. Если смотреть на картину сбоку, то зелёное платье актрисы становится синим под цвет её глаз. Ну, я к тому же мог бы добавить, что из всех картин французских импрессионистов, что я видел, репродукции, конечно, на открытках и в книгах, лично мне больше всех понравилась картина Эдгара Дега, которая называется «Абсент». Завораживающая картина, настолько она реалистичная. Главное её достоинство, по-моему, заключается в том, что она заставляет задумываться о жизни вообще и о своей в частности.

— А вот то, что вы только что сказали, вы можете повторить на французском языке? — спросила неожиданно для него инспектор из министерства.

— Да, — кивнул Саша и повторил сказанное по-французски.

Когда Саша замолчал, все вопросительно посмотрели на экзаменаторов.

— Он правильно перевёл, — ответил Борис Иванович.

— Я не услышал ответов на свои вопросы, — сказал проректор, — но прежде, чем мы к ним вернёмся, я предлагаю закончить с … э … э, — он вопросительно посмотрел на Сашу.

— Александр Смирнов, — ответил тот.

— Итак, ваша оценка, Борис Иванович, за ответ Александра Смирнова?

— Моя оценка пять, — ответил экзаменатор.

— Виктор Петрович?

— Пять, — коротко ответил тот.

— Поздравляем вас товарищ Смирнов, — сказал Борис Иванович, — вы можете идти. Зайдите, завтра в приёмную комиссию, вам объяснят, что вам делать дальше.

— Вы оценку в мой экзаменационный лист поставьте, пожалуйста, — попросил Смирнов.

Борис Иванович взял лист, заполнил его, поставил оценку «пять» и расписался. Потом посмотрел на Сашу и спросил:

— Что-то ещё?

— А почему Виктор Петрович не расписался? Ведь в документе должны быть две фамилии и две подписи.

— Вы что же, нам не доверяете? Вот сидит председатель приёмной комиссии, уж он-то проследит за выполнением всех формальностей. Идите Смирнов, не задерживайте нас.

Саша, вышел из аудитории, чтобы тут же зайти обратно, но уже под куполом невидимости.

— Я предлагаю пройти в пустую аудиторию, — сказал Борис Иванович, — оставим здесь Виктора Петровича, чтобы он следил за дисциплиной. Всё-таки, то, что мы с вами собираемся обсудить не предназначено для ушей абитуриентов.

— Хорошо, — согласился Владимир Семёнович.

Через несколько минут они сидели в пустой и практически такой же аудитории.

— Понимаете, Владимир Семёнович, — обратился Борис Иванович к проректору, — мы оцениваем не содержание рассказа, а саму речь. Как человек говорит, правильно ли строит предложения. Мы не являемся специалистами по теме рассказа и не оцениваем его содержание. Мы оцениваем степень владения абитуриентом разговорной речью. Задаём вопросы, смотрим, как он их понимает, как отвечает. А предмет разговора, это уже второстепенное.

В разговор вступила декан:

— А вы понимаете, что две трети ваших вопросов в экзаменационных билетах выходят за рамки школьной программы? Представьте себя на месте наших абитуриентов. Вы, кстати, какой вуз окончили?

— МГУ, у меня французский основным языком шёл, вторым был английский.

— Так вот, я продолжу. Вы сами-то смогли бы хоть что-то рассказать о французских импрессионистах? Хотя бы и на русском языке? Это предыдущему абитуриенту, Смирнову, повезло, что он так отлично владел темой. Хотя и непонятно, откуда он знал соответствующую этой теме французскую лексику. Но таких абитуриентов единицы.

А вот представьте, вам всего 17 лет, и вы золотой медалист, окончивший сельскую школу, а о Франции вы знаете только то, что это родина мушкетёров, ну, и ещё то, немногое, что успели вам рассказать на уроках французского. Как вы себя будете чувствовать и что скажете своему экзаменатору, например, мне. Я, между прочим, неплохо владею французским.

Борис Иванович ответил на французском языке:

— Да, вы правы, коллега, на все сто процентов. Но, что я мог поделать? Я, кстати, предлагал Левиной заменить третий вопрос рассказом абитуриента на вольную тему. Пусть они рассказывают о том, что хорошо знают, но она упёрлась.

— Давайте, всё-таки, обсуждение вести на русском языке, — сказал проректор.

— Она хоть как-то мотивировала свой отказ? — продолжила разговор Виолетта Фёдоровна, после того, как Борис Иванович перевёл присутствующим свой ответ.

— Да, она сказала, что так нам будет легче выставлять оценки. Абитуриент всё равно будет ощущать свою вину за плохое знание лексики по указанной теме, за неполное её раскрытие. Редко кто из них вспомнит, что это выходит за рамки школьной программы. Такому поставишь оценку «пять» — значит осчастливить его, «четыре» — он уйдёт довольный, что не «тройка». Если поставишь оценку «три» абитуриент будет рад, что не «двойка» и жаловаться не пойдёт. А оценку «два» мы ставим только тогда, когда абитуриент не знает первого вопроса в экзаменационном билете, который составлен в строгом соответствии со школьной программой. Так что сами видите, что у профессора всё продумано.

— Я думаю, — заметил проректор, — что нам удастся вернуть её вопросы в рамки школьной программы. Но, это потом, а сейчас я предлагаю вернуться в нашу аудиторию и продолжить экзамен. Кстати, Борис Иванович, почему вы не отдали экзаменационный лист Смирнова на подпись Виктору Петровичу?

— Я должен объясниться, — начал отвечать Борис Иванович. — Дело в том, что Виктор Петрович вообще не преподаватель и не филолог.

И видя недоумение на лицах, он поторопился с ответом:

— Моя напарница, которая должна была принимать этот экзамен вместе со мной, заболела и попросила своего мужа подменить её.

— А Виктор Петрович её муж и тоже является членом предметной комиссии по французскому языку? — уточнил Владимир Семёнович.

— Да, то есть, нет. В смысле, он муж моей коллеги, но не является членом предметной комиссии, да и не может им являться, поскольку не владеет французским языком.

— А кто он по профессии?

— Инженер, работает в одной из лабораторий МАИ.

— Вот это номер, — высказался проректор. — Я предлагаю вам Борис Иванович немедленно освободить Виктора Петровича от обязанностей экзаменатора. Я надеюсь, что с оставшимися абитуриентами мы разберёмся сами, без поддержки инженеров из МАИ. Я, как председатель приёмной комиссии имею право вносить изменения не только в экзаменационные билеты, но и в состав предметных комиссий.

Проректор обратился к секретарю:

— Григорий Яковлевич, оформите официально, как полагается моё решение. Во-первых, включить нашего декана лечебно-профилактического факультета, Городилову Виолетту Фёдоровну в состав предметной комиссии по французскому языку. Во-вторых, в экзаменационных билетах изменить формулировку третьего задания. Я предлагаю записать так: «Устный рассказ на вольную тему по выбору абитуриента».

Владимир Семёнович обернулся к декану и сказал:

— Извините, Виолетта Фёдоровна, что не спросил вашего согласия, но очень надеюсь на то, что вы не будете протестовать. Вы же видите, в какую ситуацию мы попали.

Виолетта Фёдоровна, махнула рукой и сказала:

— Я согласна.

Тут проректор снова обратился к секретарю приёмной комиссии:

— Григорий Яковлевич, займитесь оформлением моих решений и организуйте нам встречу с профессором Левиной и как можно скорее.

Секретарь вышел. Проректор повернулся к экзаменатору и спросил:

— Ответьте мне, пожалуйста, Борис Иванович, о чём вы думали, когда шли на такой подлог? Вы понимали, чем вы рискуете? А кто бы ставил вторую подпись на документах? Тоже Виктор Петрович?

— Отвечаю на все ваши вопросы, Владимир Семёнович, по порядку. Во-первых, никакого подлога не было. Виктор Петрович, всего лишь помогал мне следить за порядком в аудитории. Присматривал, чтобы абитуриенты не общались друг с другом, не списывали, не обменивались записками. Экзамен принимал я один. Да, формально это нарушение правил, но это делается сплошь и рядом. Ради экономии времени вместо того, чтобы слушать ответ абитуриента вдвоём, каждый из преподавателей принимает экзамены один, а потом они просто обмениваются подписями. После экзамена мы должны сдать экзаменационные листы абитуриентов секретарю приёмной комиссии. Виктор Петрович должен был после завершения экзамена съездить с ними домой, получить подписи жены и вернуться обратно. Единственный подлог намечался в том, что жене Виктора Петровича этот день оплатили бы как рабочий. Вот и всё нарушение. Но, за это полностью несёт ответственность жена Виктора Петровича и только она. Да, не настолько уж это серьёзный проступок, если разобраться.

— Такие истории имеют обыкновение всплывать и приносят всем участникам неприятности. Неизвестно, как эта история закончится для нас всех. Ну, что же, давайте продолжать экзамен. Я останусь ещё ненадолго, послушаю, как отвечают остальные наши медалисты, а вы, Инга Пахомовна, можете располагать собой или подождать нас, и мы продолжим обход аудиторий, в которых сейчас проходят вступительные экзамены.

— Я тоже хочу послушать, — сказала инспектор.

Вся компания вернулась в аудиторию, где к Виктору Петровичу подошёл Борис Иванович, и что-то зашептал ему на ухо, после чего они оба вышли в коридор. Через несколько минут Борис Иванович вернулся один и садясь за стол, сказал:

— Продолжаем экзамен. Косулина Дарья, идите отвечать.

Под таким плотным контролем со стороны председателя приёмной комиссии и инспектора из министерства, экзамен проходил беспристрастно, оставаясь строго в рамках школьной программы, и Даша чувствовала себя вполне уверенно. Ответила на все дополнительные вопросы Бориса Ивановича по грамматике и перешла ко второму заданию.

Сначала она прочитала текст на французском языке, читая его с газетной вырезки, потом прочитала перевод.

— Как вы видите, — заметила Даша, — здесь лексика тоже весьма специфическая, текст из статьи музыкального обозревателя. Речь идёт о Национальном оркестре Французского радио. Хорошо, что я имею музыкальное образование, окончила музыкальную школу и владею этой лексикой на русском языке и по контексту просто догадывалась о каком инструменте идёт речь или какой музыкальный термин здесь применяется. В русском языке довольно много заимствований из французского языка. В общем, перевела, как смогла.

Она замолчала, ожидая вопросов. Однако, Виолетта Фёдоровна задавать вопросы не спешила, она пока не освоилась в новой для себя роли, а Борис Иванович тоже инициативу проявлять не спешил, тем более под укоризненным взглядом Владимира Семёновича.

— Скажите, пожалуйста, на какую тему был текст у предыдущего абитуриента, Александра Смирнова? — спросил Владимир Семёнович, обращаясь к Борису Ивановичу.

— Текст был по кулинарии. Перевод был письменный, поэтому его можно прочитать. Желаете посмотреть?

— Нет, спасибо. Сообщите всем абитуриентам о замене третьего вопроса.

Борис Иванович встал и громко сказал:

— Внимание всех абитуриентов. Третье задание в ваших экзаменационных билетах меняется. Тему для устного рассказа вы можете выбрать по своему желанию. Это решение председателя приёмной комиссии медицинского института товарища Вальберга Владимира Семёновича.

Проректор обратился к Косулиной:

— Вам понятны изменения в вашем экзаменационном билете?

— Да, спасибо вам, Владимир Семёнович, потому что историей Франции я не интересовалась, ни старой, ни новейшей. Знаю только, что она была оккупирована гитлеровской Германией, что часть населения боролась с фашистами, участвуя в движении «Сопротивления». Слышала, что был французский отряд, «Нормандия-Неман», воевавший с фашистами вместе с нашими лётчиками. Больше, к сожалению, ничего не знаю.

— Вы сказали, что учились в музыкальной школе, — сказал Владимир Семёнович, вот и расскажите на французском языке об этой стороне вашей жизни. Можете рассказать какой-нибудь забавный случай, который с вами приключился, или просто рассказать, как часть вашей биографии. Если желаете подумать и подготовиться, то можете сесть обратно. Думаю, что полчаса вам должно хватить.

— Нет, нет, спасибо. Я без подготовки расскажу.

Даша задумалась и начала рассказывать, перейдя на французский язык:

— Это случилось со мной в нашей обычной школе. Я тогда училась в пятом классе и заболела. Я не знаю, чем именно я болела, врачи называли это какими-то мудрёными словами, и я не запомнила. Короче, у меня местами полезли волосы на голове, и врачи рекомендовали моим родителям постричь меня наголо.

— Очаговая алопеция это называется, — заметила Виолетта Фёдоровна, произнеся свой диагноз на русском языке.

— Вот, вот, спасибо за подсказку. Именно так врачи и говорили. Кстати, именно после этой болезни я и решила стать врачом, — продолжила Даша. — Спустя какое-то время я выздоровела и начала отращивать волосы. А в тот момент, когда со мной произошёл тот случай, о котором я хочу вам рассказать, у меня на голове были короткие волосы, и я внешне походила на мальчика. К тому же, дело было зимой, у меня только что закончился урок физкультуры и на мне был надет лыжный костюм, который я не успела переодеть. После физкультуры я напилась воды, ну и естественно захотела в туалет. В тот, что был около раздевалки стояла очередь, и я поднялась на второй этаж.

Должна добавить к сказанному, что голос у меня низкий, мальчишеский. Впрочем, вы это и сейчас слышите, таким же он был у меня и тогда. Вот и представьте картину. Мальчик, лет 12 заходит в женский туалет, что-то напевая себе под нос и запирается в кабинке. Короче говоря, когда я оттуда вышла, то какая-то чересчур бдительная учительница с фигурой борца тяжеловеса схватила меня за ухо, да так больно, что я от боли чуть сознание не потеряла и повела к директору школы.

Даша замолчала, сидя с задумчивым лицом.

— И что было дальше? — спросил Борис Иванович.

— Разборки, сами по себе тоже очень смешные. Я доказывала, что я девочка, Даша Косулина из 5-го «А» класса и имею право посещать женский туалет. А учительница с директором смеялись и говорили, что пока я не сознаюсь и не скажу, кто я, буду сидеть в шкафу. Тут нужно сказать, что школа, в которой я училась, очень большая, в каждой параллели по пять-шесть классов, учеников больше тысячи и понятно, что меня в лицо не знали ни директор, ни эта учительница. И только, когда я заплакала в голос, они задумались. Директриса вызвала секретаря и попросила найти классную руководительницу 5 "А" класса. Пока её искали, обе продолжали недоверчиво на меня смотреть и заставили меня объяснительную писать, почему я в лыжном костюме по школе разгуливаю. Вот такая история.

— А убедиться в том, что ты девочка они не пробовали? — спросила Виолетта Фёдоровна.

— Пробовали, но я не далась. Я так закричала, что они отступились.

— Перед тобой хотя бы извинились? — спросил Борис Иванович.

— Честно сказать я не помню. Помню, что к врачу потом с мамой ходила, ухо показывала. Болело оно ещё долго.

— И что, им это так и сошло с рук, как мелкое недоразумение? — снова вступила в разговор Виолетта Фёдоровна.

Даша потупилась и сказала:

— Директрису отправили на пенсию, а учительницу перевели в другую школу.

— У меня всё, — добавила она уже по-русски.

— Превосходно, Даша, — сказал Борис Иванович. — Вы прекрасно владеете французским языком. Чувствуется, что вы имели общение с родными носителями языка.

— Да, — согласилась Виолетта Фёдоровна, — у меня сложилось такое же мнение.

Пока Борис Иванович оформлял бумаги, Владимир Семёнович попросил Виолетту Фёдоровну перевести ему Дашин рассказ. Они отошли в сторонку, и к ним присоединилась инспектор.

— Сейчас вы поймёте, почему эта история так закончилась, — сказал Владимир Семёнович, выслушав перевод, и пригласил всех обратно за стол.

После того, как в экзаменационном листе Даши была проставлена оценка «пять», и экзаменаторы расписались в нем, Владимир Семёнович спросил Дашу:

— Дарья Георгиевна, я поздравляю вас с поступлением в наш институт и хочу задать вам один вопрос, который уже ни на что не повлияет. Вы можете не отвечать на него.

— Слушаю вас, — ответила Даша, уже догадываясь, что он хочет спросить и не собираясь ничего скрывать.

— Косулин Георгий Георгиевич, второй секретарь Московского горкома, ваш отец?

На этот вопрос, Даша просто кивнула.

— Ну, что же, ещё раз поздравляю вас с успешной сдачей экзамена. Желаю вам в дальнейшем успешной учёбы.

И, подождав, пока девушка покинет аудиторию, тихо добавил:

— Будьте готовы, товарищи к тому, что нас всех могут вызвать в горком партии и заставить держать ответ за всё, что здесь сегодня произошло. Но, может и пронести, всё зависит от этой девушки, и как она расскажет об этом экзамене своему отцу.

Через пару минут, Даша, совершенно счастливая стояла в пустом коридоре и искала глазами Сашу. Увидев его невдалеке, появившегося как бы ниоткуда, она бросилась к нему и остановившись в шаге от него сделала книксен, сопроводив его словами:

— О, прекрасный юноша, вы спасли меня от позора. Нас никто не представлял друг другу, но я знаю ваше имя, Александр. Позвольте мне представиться, меня зовут Дарья, друзья называют меня Дашей, а самые близкие мне люди — Дашуней. Вам дозволяется звать меня Дашей, и я предлагаю перейти на «ты».

— Я согласен, Даша и разрешаю тебе называть меня Сашей.

— Пойдём на выход, — сказала Даша, — мне домой нужно позвонить, родителей успокоить, они волнуются за меня.

Но, когда они выбрались из здания института на улицу, их встретила Дашина мама, которая ждала её в машине.

Мама у Даши была настоящей красавицей, ей 36 лет, как доложил Саше его магический диагност и у неё повреждена кисть правой руки. Позже Саша узнал при каких обстоятельствах Софья Филипповна (так звали Дашину маму) покалечила свою руку. Во время эвакуации из Москвы в 1941 году, санитарный поезд, в котором она ехала попал под бомбёжку. Софья Филипповна, как и все врачи того времени была военнообязанной и с началом войны была призвана на действительную службу. С Дашей осталась бабушка, Арина Игоревна. В тот злополучный день, все они ехали в одном вагоне. Серьёзно пострадала только Дашина мама, остальные отделались лёгкими ранениями, ушибами, синяками и испугом.

Не будь Софья Филипповна врачом, кисть бы ей ампутировали, а у её коллег рука не поднялась, тем более что была возможность обойтись без радикального решения. В результате кисть ей оставили, хотя и не в рабочем состоянии. С тех пор, выходя из дома, она на правую руку надевала специально для неё пошитую перчатку. Пришлось ей заново учиться писать и кушать, всё левой рукой.

После заживления открытых ран, её комиссовали, и остаток войны она провела в городе Куйбышеве, работая врачом терапевтом.

Саша тут же дал команду диагносту разработать план восстановления руки.

— Мама! — увидев мать, Даша сорвалась на бег и чуть не стоптала мать. Саша не спешил подходить, решив дать им возможность пообщаться наедине. Он остановился метрах в десяти от них и даже отвернулся, разглядывая окрестности.

Москву Саша не знал и по прошлой жизни. Бывал, конечно, и не раз, но узнать этот город поближе так ему и не довелось.

— Саша! — окликнула его Даша, — иди сюда. — Она махнула ему рукой, подзывая подойти ближе.

Саша подошёл и поздоровался с интересом разглядывая Дашину маму.

— Мама, познакомься, это Саша. Мы сегодня вместе сдавали экзамен, и он меня здорово выручил. Потом я всё расскажу тебе подробно. Саша, мою маму зовут Софья Филипповна.

Софья Филипповна протянула Саше руку в перчатке и сказала:

— Какой красивый мальчик.

На что Саша поцеловал ей руку и ответил:

— Почти, наверное, что вы родом из Ленинграда. Только там встречаются красивые женщины с такими огромными, как у вас глазами и одухотворёнными лицами.

— Да, вы льстец, юноша, — отреагировала Софья Филипповна на его речь. — Однако, вы угадали. Я действительно родилась в Петрограде.

— Ни в едином слове я не польстил, — возразил Саша, — сказал всё, как есть.

Увидев, что Софья Филипповна открыла рот, собираясь что-то возразить ему, он торопливо сказал:

— Вручаю Дашу в ваши руки и разрешите мне удалиться. Меня папа в общежитии ждёт и тоже очень волнуется.

— Давайте, мы вас подвезём, — предложила Софья Филипповна.

— Право, не стоит беспокоиться. Здание общежития отсюда в двух шагах.

— Дашуня, перестань меня щипать, — тихо шикнула она на дочь и сказала, обращаясь к Саше: — Мы с Дашей приглашаем вас, Саша, и вашего папу посетить сегодня вечером вместе с нами ресторан «Метрополь», у нас заказан на сегодняшний вечер стол, будем отмечать Дашуткину успешную сдачу экзамена и её поступление в институт. Форма одежды торжественно-парадная. Подходите сюда ровно к 6-ти часам вечера. Мы вас здесь встретим на машине.

Софья Филипповна повернулась, открыла дверку машины, собираясь сесть, как вдруг повернула голову к Саше, который стоял и наблюдал за ними и спросила:

— Так, из какого города вы говорите к нам приехали, я забыла?

— Из Оружейного, — хмыкнул про себя Саша: «Забыла она, а я и не говорил этого, ни ей ни Даше. Скажет мужу, тот позвонит в Оружейный, первому секретарю обкома и наведёт обо мне справки. Пусть наводит. Интересно, что именно ему расскажут обо мне и об отце».

Смирновы подошли к оговорённому месту встречи ровно к 6 вечера. Костюмы на них были новенькие, только что купленные в ГУМе. Андрей Григорьевич, которого в начале этого года приняли в Союз писателей СССР не упускал случая потусоваться в Доме литераторов, когда бывал в Москве. Вот и в этот раз, заглянув в ЦДЛ встретился с Алексеем Сурковым, тогдашним председателем правления СП СССР, с которым познакомился, когда ходатайствовал о приёме в Союз писателей. Суркову очень понравилась песня, которую отец и сын Смирновы выдали за свою: «Тучи в голубом». Сам бывший фронтовик и военный корреспондент он быстро нашёл общий язык с бывшим военным переводчиком и разведчиком. Сурков же и рекомендацию дал Андрею, одну из трёх. И, как следствие, никаких проблем в дальнейшем при вступлении в Союз писателей у Андрея Смирнова не было и недостающие две рекомендации быстро нашлись. Его нашли и сами предложили.

Встретились и поговорили на бегу, но, Андрей разжился у Суркова пригласительным билетом на две персоны, на разовое посещение двухсотой секции ГУМа. Было это утром, во вторник, 31 июля на следующий день после приезда в Москву.

В понедельник Смирновы сдавали Сашины документы в приёмную комиссию и устраивались в общежитии, а на следующий день ближе к вечеру посетили эту секцию, которая скрывалась за невзрачной вывеской «Стол упаковок».

Перед отъездом в Москву Андрей заглянул в сберкассу и обнаружил, что недавно на его счёт поступила крупная сумма денег из ВУОАПа (Всесоюзное управление по охране авторских прав). Точнее поступлений было два. Одно за исполнение песни «Тучи в голубом», другое за исполнение Сашиных музыкальных произведений на Всесоюзном радио. Сашины деньги шли на имя отца, потому что композитор был несовершеннолетним. Это было первое поступление с момента регистрации.

Кстати, количество зарегистрированных по всем правилам музыкальных композиций у Саши подошло к полусотне. А то, что их стали исполнять по радио, полностью было заслугой Дагмары Липпмаа. Но Саша не чувствовал себя ей обязанным, поскольку хорошо расплатился с ней. Ей по паспорту пошёл шестой десяток, а она выглядит не старше 25 лет и сейчас находится в активном поиске молодого мужа и собирается завести полноценную семью, и детишек ему нарожать.

Короче говоря, в накладе оба не остались, ни Саша, ни Дагмара. Тем более, что Саша ей год рождения в паспорте подправил, а посему никто не будет знать её истинный возраст.

В Союзе композиторов у Саши связей не было, но Дагмара сказала ему как-то, что, если он захочет туда вступить, то ему нужно будет написать хотя бы одно музыкальное произведение, относящееся к крупным формам, таким, как симфония или концерт для солирующего инструмента совместно с оркестром. Но заниматься сейчас всем этим у Саши времени абсолютно не было, и он отложил создание большого музыкального произведения на более поздний срок. А мысли у него были. Был задел двойного концерта для фортепиано и виолончели с оркестром, который он написал для выступлений с Ларисой Перепеловой. Вчерне, Саша представлял структуру этого концерта.

Короче говоря, в Москву они приехали с деньгами и вот сейчас им представился случай хорошо отовариться. Естественно они его не упустили.

Кстати, как они сдавали в приёмную комиссию Сашины документы — это отдельная песня. Саша был моложе основной массы поступающих на два года, хотя внешне ничем от них не отличался. Наоборот, был даже выше многих и выглядел взрослее. Однако, документы у него приёмная комиссия приняла с трудом, только после звонка из ректората.

Здесь у Саши были три козырных карты. Первое — это диплом выпускника медицинского училища и квалификация медицинского брата. Второе — это рекомендательное письмо ректора мединститута города Оружейного, товарища Воробьёва ректору Первого Московского мединститута, в котором излагалась убедительная просьба допустить до вступительных экзаменов Смирнова Александра, несмотря на его возраст. Ему была дана весьма лестная характеристика, была отмечена его настойчивость и самоотверженность, когда ему приходилось одновременно учиться в двух учебных заведениях — средней школе и медицинском училище.

И, наверное, самый главный козырь — это письмо от обкома партии, подписанное первым секретарём. Не шухры-мухры. Очень убедительная бумага, от которой непросто отмахнуться. В этом письме выражалась уверенность что Мугромская АССР получит через 5 лет дипломированного врача, высококвалифицированного специалиста, в которых республика по-прежнему остро нуждается. Скорее всего это письмо и сыграло решающую роль и документы у Саши взяли.