Богатые люди и королевские семейства

Во всем мире существуют социалистические партии. Их цель заключается только в том, чтобы не давать людям становиться коммунистами. Капиталисты платят им. В отношении Индии я совершенно уверен. Мне известно об этом, потому что те же люди предлагали деньги и мне.

Главу самой большой богатой семьи звали Джугалом Кишоре Бирлой. Он каждый месяц выдавал жалованье Джайпракашу Нараяну, который возглавлял социалистическую партию Индии. Он увидел, что у меня собираются пятьдесят тысяч человек и очень заинтересовался мной.

Приезжая в Дели, я останавливался у члена парламента доктора Говиндадаса. Он и Джугал Кишоре Бирла были из одной касты марвари. Это индийские евреи. Он нашел посредника нашей встречи. Он попросил Говиндадаса устроить нам встречу.

Говиндадас передал мне его просьбу, когда я остановился у него в Дели на несколько дней. «Этот человек очень поможет твоей работе», — сказал он.

«А каким образом Джугал Кишоре Бирла поможет моей работе? — поинтересовался я. — Цель моей работы заключается в том, чтобы в Индии не было чудовищно богатых семейств вроде Бирла, Тата, Саху. Как он поможет мне?» «Но если ты встретишься с ним, то все равно ничего не потеряешь», — рассудил он. Я согласился.

На первой же минуте нашей встрече он сделал мне такое предложение: «Я выпишу вам чек на такую же сумму, какую я выдавал Махатме Ганди», — сказал он. Он поддерживал движение за независимость страны. Джугал Кишоре Бирла был дальновидным человеком и понимал, что со временем некоторые люди станут президентами, премьер-министрами, поэтому он вкладывал в них свой капитал. А после обретения Индией независимости он собирал проценты. Он купил души всех, кто получал у него жалованье.

«Джайпракаш Нараян у меня на содержании», — заявил он.

«Если вы дадите мне чек без всяких условий, тогда я буду благодарен вам, — ответил я. — Но я не стану продавать себя».

«Без условий никак не обойтись, — вздохнул он. — Иначе с какой стати я буду давать вам чек? Я бизнесмен».

«Может быть, вы и в самом деле бизнесмен, но только не я», — ответил я.

«Но у меня очень простые условия, — успокаивал он меня. — Во-первых, вам нужно проповедовать во всем мире индуизм, а во-вторых, организуйте в Индии широкое движение против убийства коров».

Я встал и сказал: «Бросьте свой чек собакам! Я ухожу».

Говиндадас сильно смутился, потому что он, как и все прочие политики, благоговели перед силой и богатством Джугала Кишоре Бирлы.

«Ты попросил меня прийти, но оскорбил меня! — воскликнул я. — Нет ничего более оскорбительного, чем взятка, попытка купить человека. Меня невозможно купить, ни у кого это не получится. Я буду всю жизнь выступать против индуизма! Я укрепил свою решимость громить индуизм. Я буду бороться со всеми, кто пытается остановить убийство коров».

Так я стал злейшим врагом Шанкарачарьи из Пури, потому что он возглавляет движение против убийства коров.

Итак, от самого Джугала Кишоре Бирлы я узнал о том, что глава социалистической партии у него на содержании. Возможно, это же верно в отношении лидеров других партий.

Зачем он платил социалистам? В чем заключается их работа? Социалисты призваны мешать рабочим, беднякам, профсоюзам переходить к коммунистам.

Как я уже сказал, Джугал Кишоре Бирла предложил мне чек, чтобы я распространял в мире индуизм и создал в Индии движение, которое заставило бы правительство запретить убийство коров. Когда я ответил отказом, он ответил: «Молодой человек, подумайте еще раз. На мои деньги живут Джавахарлал, Джайпракаш Нараян, Рам Манохар Лохия, Ашок Мехта». А ведь эти люди были отцами нации.

«Каждый месяц я даю им столько денег, сколько им потребуется, — откровенничал Джугал Кишоре Бирла. — Даже Ашоку Мехте, президенту социалистической партии Индии, которая вроде бы против богатых, я плачу, и он мой человек. Я даю деньги президентам всех партий, поскольку это важные люди. Любой человек, который поднялся высоко, становится моим. Пусть они плетут что угодно, меня их болтовня не волнует. Я скупил их оптом».

Я рассказал Индире о Джайпракаше в том самом разговоре, когда я посоветовал ей прогнать Морарджи. Она была потрясена! Он не могла поверить своим ушам, потому что называла его дядей, ведь он был почти братом Джавахарлалу. Он был его секретарем много лет, и у них сложились тесные отношения. Индира выросла на его глазах. В детстве она называла его дядей.

Я сказал ей: «Джугал Кишоре сам хвастался мне об этом. Мне кажется, что старик не лгал. Иначе как Джайпракаш поддерживает себя? Он не принадлежит ни одной партии. У него нет группы поддержки, он отрекся от политики. Он не зарабатывает ни гроша. На какие деньги он содержит двух секретарей и машинистку? Откуда у него средства на постоянные перелеты? Получается. Что из какого-то невидимого источника к нему поступают деньги. Я думаю, что Джугал Кишоре не солгал».

Индира прямо спросила Джайпракаша: «Вы действительно каждый месяц получаете деньги в дома Джугала Кишоре Бирлы?» Ее вопрос был для него все равно что пощечиной, именно тогда он понял, что Индиру больше нельзя терпеть. Он по своей воле примкнул к Морарджи Десаи и его людям. Когда вы на вершине власти, то тем самым уже создаете себе врагов. Ее враги сплотились, но центром заговора был Джайпракаш. Морарджи не способен никого сплотить, у него для этого ума не хватит, а Джайпракаш был хватким человеком.

Он умудрился распустить правительство. При этом Джайпракаш продемонстрировал свое последнее отречение: он распустил правительство, но не собирался быть премьер-министром. Он хотел доказать, что он выше Джавахарлала. Его единственной и самой горячей мечтой было взлететь выше Джавахарлала. Он посадил в премьерское кресло Морарджи, чтобы показать истории: «Кто-то пытался сделать меня премьер-министром, но меня не интересуют высокие посты. Я высок сам по себе». Но это были просто игры эго.

Я нередко говорил в Патне. Джайпракаш был там же, и его жена приходила на мои встречи. Я удивлялся. «Пришла жена Джайпракаша, но где он сам?» — спросил я хозяина дома.

Он засмеялся и ответил: «Этот же вопрос я задал ей. И она ответила, что ее муж сидит в машине и слушает оттуда вашу лекцию. Ему недостает мужества войти в дом, потому что тогда люди увидят, что он хочет кого-то слушать».

Эго очень тонкое и скользкое. У политика больное честолюбие.

Впервые я говорил в Бомбее по случаю дня рождения Махавиры. На встрече присутствовали примерно двадцать или тридцать тысяч джайнов.

Я впервые приехал в Бомбей. Пригласивший меня человек, был поистине редкостным в том смысле, что этому старику оказывали почести исключительно все мало-мальски важные индийцы. Дело в том, что этот старик, которого звали Чиранджилалом Баджате, был управляющим Джамналала Баджая, который пригласил Махатму Ганди из Сабармати, что в штате Гуджарат, к себе, в Вардху, построив для него шикарный ашрам.

Он дал Ганди незаполненный чек, чтобы у того была возможность делать какие угодно траты. И он никогда не спрашивал, на что Ганди тратит деньги. Махатма Ганди жил в Вардхе, поэтому все известные борцы за независимость Индии, писатели, поэты навещали там его. Для них Джамналал Баджай построил особый гостевой дом, в котором могли одновременно проживать пятьсот человек. Чиранджилалом Баджате был управляющим, поэтому он был связующим звеном между Махатмой Ганди, Джамналалом Баджаем, Джавахарлалом Неру, Мотилалом Неру, Маданом Моханом Малавией. Все эти люди почитали старика. Именно он пригласил меня в Бомбей.

Я выступал на джайнской конференции. Выдался прохладный вечер, и Чиранджилал Баджате кутался в плед. Когда я сошел со сцены, он бросил плед на землю и попросил меня посидеть с ним пять минут.

«Вы испачкаете свой плед», — заметил я.

«Чепуха, — махнул он рукой. — Садитесь. У меня больше ничего нет».

А я не знал его. Даже когда он представился, для меня его имя все равно было пустым звуком.

«Я приглашаю вас в Бомбей на конференцию, и вы не можете отказать мне, — сказал он, прослезился и продолжил, — На своем веку я слышал многих индийских ораторов, но я никогда не чувствовал такое согласие, как при вашем выступлении, хотя ваши слова противоречат моим убеждениям. Я последователь Махатмы Ганди. Я управляющий Джамналала и всю жизнь исповедовал принципы Махатмы Ганди, которые вы раскритиковали. Но я понял, что вы правы, что я ошибался».

Наверно, тогда ему было семьдесят лет, но ему хватило мужества признать: «Семьдесят лет моей жизни прошли впустую». А ведь он слушал меня всего лишь десять минут. «Вы не можете отказать мне, — умолял он меня. — Эта конференция очень важна, потому что я хочу представить вас моим друзьям в Бомбее и других городах Индии».

Я согласился приехать в Бомбей. Я никого не знал в этом городе, и каким-то образом... Чиранджилал Баджате был стариком, носившим очки с толстыми линзами, и вечером он плохо рассмотрел меня. Он описал меня организаторам конференции, но почему-то добавил, что я ношу шапку Ганди. Он целых семьдесят лет видел вокруг себя одни лишь шапки Ганди, никого без такой шапки, поэтому и напутал.

Я стоял на перроне, все пассажиры ушли. Группа из двадцати пяти человек бегала туда-сюда. Они оглядывали меня с ног до головы и, не увидев шапку Ганди, уносились прочь. «Что случилось с моей головой? — удивился я. — У меня такое впечатление, что все туловище у меня в порядке, кроме головы, ведь люди, посмотрев на мою голову, сразу же убегают!» В конце концов я остался один на перроне, а эти люди были единственными встречающими.

Один из них подошел ко мне и спросил: «Вы решили сегодня не надевать шапку Ганди?»

«Ага! — осенило меня. — Но кто сказал вам, что я ношу шапку Ганди?»

Чиранджилал застрял где-то в автомобильной пробке. Этот семидесятилетний старик примчался бегом! «Это тот самый человек! — закричал он. — Но где же ваша шапка?»

«Вы что-то перепутали, — ответил я. — Я стою здесь уже полчаса, а эти люди снуют по перрону, высматривая шапку Ганди. Вам нужно было просто попросить меня надеть шапку Ганди. Вы ничего не сказали мне».

«Я старый болван! — засмеялся Чиранджилал. — Всю жизнь я вижу вокруг себя одни лишь шапки Ганди, даже во сне люди ходят в таких шапках. Простите меня».

Этот простой, добрый человек знал всех известных мыслителей Индии двадцатого века, знаменитостей в различных областях жизни. Он мгновенно настроился на меня, как будто все части конструктора стремительно собрались в единое гармоничное целое. Он жил с Махатмой Ганди двадцать или тридцать лет, но ничего подобного еще не переживал.

Некоторые люди умеют красиво говорить о том, что им неведомо, но если вы будете внимательны, то заметите, что их слова пусты, что они не касаются вашего сердца, не волнуют ваше естество.

А мистики цельны, их странствие завершено.

Дворец Гвалиора огромный, вокруг него разбит обширный сад, среди зелени которого стоят небольшие коттеджи, увитые плющом и окруженные цветниками. Почти половина территории города относится к дворцу. Прямо за дворцом стоит огромная гора, на которой устроили школу для всех принцев Индии и даже зарубежья. Эта школа тоже относится к дворцу. Ее учредили для сыновей и дочерей Гвалиора. Потом она стала школой для царствующих в индийских штатах семейств.

Я остановился во дворце Махарани Гвалиора, которая и пригласила меня. Это один из самых прекрасных дворцов Индии или даже мира. На многие мили вокруг тянутся райские сады. Здесь есть все: озера, сады, фонтаны и много коттеджей для гостей. Главный дворец построен из мрамора. Махарани выбрала для меня замечательный коттедж. Наполовину он стоял на земле, наполовину — в озере.

Там целую неделю каждый день устраивали религиозные диспуты. Собралось очень много людей, для этого дворец и содержали. Примерно двадцать тысяч человек приехали на встречу. Ее сын послушал меня и находился под большим впечатлением от моей речи. Ей тоже понравилось, как я говорил. На следующее утро она пришла ко мне, но не захотела сесть на стул. Я сказал, что ей будет трудно сидеть на полу, но она ответила: «Нет, я смогу сидеть. Не запрещайте, пожалуйста, мне сидеть у ваших ног. Сначала мне нужно кое в чем признаться. Я не позволила сыну прийти к вам. Простите меня. Я побоялась, потому что вчера он находился в таком возбужденном состоянии, что до сих пор говорит о вас, повторяет ваши слова. Я испугалась того, что вы слишком сильно воздействовали на него, хотя мне самой понравилась ваша лекция. Мы члены царской семьи, он мой наследник. Я не могу позволить ему увлекаться вами, хотя сама увлеклась, и все же мне достает разумности признать правоту ваших слов. Вместе с тем, я не изменю свой образ жизни. Такова наша традиция, которую я не стану предавать».

«Вы можете предать свою разумность, но не можете огорчить какого-то тысячу лет назад умершего предка, который сделал для вас некие предписания? — удивился я. — Но вы готовы предать свою разумность... Вы признаетесь в том, что очарованы мной, и все же не позволяете сыну прийти ко мне?»

«Простите меня, но сына к вам я не пущу, — сказал она. — Он не ослушается меня, потому что знает, что я могу лишить его наследства, которое тогда перейдет к его младшему брату».

Угрозы матери остановили парня. Позднее, лет через пять или шесть, мы встретились в Дели. Он стал членом парламента. «Я пытался прийти к вам, но мать запретила мне это, — вздохнул он. — Если она узнает, что я встретился с вами в Дели, то может лишить меня наследства. Это слишком рискованно для меня. Она одна из самых богатых цариц Индии, и мне придется подождать наследство. Тогда я первым делом приеду к вам. Мне рассказывают всякий вздор. В нашем доме топчутся самые разные религиозные учителя и святые, но вы первый заинтересовали меня. Все они скучные, но мне приходится выслушивать их, чтобы получить наследство».

«Вы трус, — сказал я. — Если бы вы были настоящим искателем, то отказались бы от наследства и пришли ко мне».

«Это правда, — сник он. — Мне не хватает мужества. Меня испугали угрозы матери. А она тоже была под большим впечатлением от вас. Она не говорит, что вы ошибаетесь, но утверждает, что молодой человек должен держаться от вас подальше. Она боялась, что вы можете оказаться опасным, называла меня незрелым и призывала сначала набраться ума».

«Другими словами, научиться лицемерить, — развил я его мысль. — Чтобы признавать правоту человека, но придерживаться прежнего шаблона поведения, который вам предписан».

Я остановился в Калькутте, и там один человек стал задавать мне вопросы. Он был одним из самых богатых индийцев, его звали Шашу Шанти Прасадом. У него был самый большой дворец в Калькутте. Мы гуляли по его большому саду. В центре Калькутты у него было сто акров зеленого сада. В этом дворце когда-то жил наместник царя Индии, когда Калькутта была столицей страны. Когда столица перешла в Дели, дворец продали. Теперь президент Индии живет в одном из подобных дворцов в Дели, в котором также есть сад площадью в сто акров.

Итак, мы прогуливались, и он сказал: «Я всегда хотел спросить вас о том, что происходит после смерти».

«Вы живы или нет?» — спросил я.

«Что за вопрос? — удивился он. — Конечно, жив».

«Стало быть, вы живы, — акцентировал я. — И что вы знаете о жизни?»

«На этот вопрос я не могу ответить, — промычал он. — Честно говоря, я ничего в ней не смыслю».

«Вы живы, но даже при таком условии не знаете жизнь. Как же узнаете смерть, если даже еще не умерли? — сказал я. — Подождите. Если вы живы, то попытайтесь познать жизнь. Скоро вы умрете, тогда в могиле вы сможете размышлять о смерти. Никто не будет мешать вам. Но почему вы так увлечены вопросом о посмертном существовании? Почему вы не спрашиваете о том, что происходит до смерти? Именно этим следует интересоваться. Когда смерть наступит, вот тогда мы и познаем ее. Я не мертв, откуда же мне знать? Вам придется спросить об этом того, кто уже мертв. А я живой. Я могу сказать вам, что есть жизнь, а также могу научить вас познавать жизнь».

«Но все религиозные учителя, к которым я приходил, рассказывали о смерти, — заметил он. — Ни один из них не говорил о жизни».

Они вовсе не интересуются жизнью. По сути, они хотят, чтобы никто не интересовался жизнью. Их бизнес зависит от вашего интереса к смерти. А о смерти можно навыдумывать много разных сказок, и никто не уличит вас во лжи. Вы ничего не докажете, никто ничего не опровергнет. Если вы верующий, тогда все ваши священные писания, конечно же, поддерживают священника, монаха, раввина, и он может цитировать их в качестве подспорья.

Помните о том, что вам нужно жить и пытаться познать жизнь.

У Низама из Хайдерабада было пятьсот жен. Это очень глупо и отвратительно. Он относился к женщинам как к скоту.

Низам из Хайдерабада был уже совсем старым, но продолжал жениться на молоденьких девушках. Должно быть, он был самым богатым человеком в мире, потому что в его штате расположен самый большой изумрудный прииск в мире. Все большие изумруды добыты в Хайдерабаде. У этого человека было так много бриллиантов, что один раз в год их выносили на солнце и проветривали. Их было так много, что даже посчитать их было невозможно.

В его дворце был подвал, битком набитый бриллиантами. Их выносили и клали на террасу его храма, я видел эту террасу. Его дворец один из самых больших в Индии. У него были деньги и власть. Он был старым, но мог купить любую женщину. Он просто шел к кому-нибудь и покупал у него дочь. Мне кажется, он даже не помнил имена своих пятисот жен. Наверно, не все жены видели его. Возможно, только самые первые жены видели своего супруга.

А его и не стоило видеть, ведь он был уродливым старикашкой и таким невероятно суеверным, что в это даже поверить трудно. На ночь он клал один свой башмак в ведро, наполненное солью. Дело в том, что он очень боялся привидений. А мусульмане верят, что если один ваш башмак лежит в соли, тогда привидения не смогут приблизиться к вам.

Когда я приехал в Хайдерабад, он уже был мертв, но я спросил его сына: «Вы поставили ведро в его могилу? Во дворце немного привидений, но на кладбище их несметные полчища. Ваш отец наверняка боялся их по ночам».

«Вы правы! — испугался он. — Мы совсем забыли поставить в его могилу ведро с солью!»

«Еще не поздно сделать это», — успокоил его я.

Мусульмане не возводят мраморные гробницы, а просто копают могилы в глине, чтобы показать смирение. «Прикажите какому-нибудь могильщику положить один башмак вашего отца в ведро с солью», — посоветовал я.

«Я так и сделаю, — заверил он меня. — Я сам сплю с таким ведром, потому что привидения очень опасны. У меня нет и сомнения в том, что на кладбище обитают одни лишь привидения».

Я знаю многих знаменитых охотников Индии. Во дворце царя Бхаванагара на стенах висели сотни львиных голов. Я сопровождал его на охоте. «Почему вас интересует охота? — удивлялся он. — Вы же сторонник ненасилия. Наверняка вам не по душе убийство животных».

«Я хочу посмотреть, как вы будете смотреть в глаза льву, осознавая, что у вас в руках автоматическая винтовка, а он безоружен», — объяснил я.

Хорошо, что я поехал на охоту, ведь там я еще раз убедился в том, что даже с оружием человек бессилен.

Подмостки были сооружены высоко в деревьях, и у охотника была винтовка! Подмостки были предназначены для царя и его друзей, которые съезжались к нему издалека. Лев не мог забраться так высоко. Все ветки ниже подмостков были срублены, поэтому неудача ждала даже самого отчаянного льва. Под деревом привязывали корову.

Я молча наблюдал за происходящим. Разумеется, лев, бродящий неподалеку, чуял запах коровы и приходил к дереву. Эта корова была для него пригласительным билетом. Бедный лев не видел, что в темных ветвях наверху стоит платформа, на которой люди хотят его смерти.

Но охотники не стреляли в льва до тех пор, пока он не прыгнет на корову и не станет пожирать ее. Они ждали, потому что лев во время поглощения пищи не отвлекается. Корову можно было спасти. «Спасите корову, — попросил я царя. — Вы можете застрелить льва, когда он приблизится к корове».

«Вы ничего не смыслите в охоте, — усмехнулся он. — Я сижу на этих подмостках, но меня колотит от страха, хотя я застрелил сотни львов. Один только вид льва вселяет в людей страх!»

Львы очень проворные животные. Если вы выстрелите во льва, это еще не гарантирует вам, что вы попадете в него, тогда лев скроется в зарослях кустарника. Сначала он должен начать есть корову, потому что львы, пожирающие добычу, увлечены только едой. Тогда их легко убить.

«Я понял, как вы добыли сотни львиных голов, — сказал я царю. — Снимите их. Все они уличают вас в трусости. Задумайтесь, что неправильно называть охоту игрой, тогда как у зверей нет оружия, и они не замечают ваше присутствие. Разве справедливо называть это действо игрой? Вы должны спуститься на землю и отбросить винтовку, потому что лев тоже безоружен. Тогда даже одна львиная голова докажет вашу смелость. А эти сотни голов свидетельствуют лишь о вашей трусости. Проверить это я и приехал сюда».

Один мой приятель был военным человеком, полковником. Его жена была моей студенткой, она представила меня полковнику. После Джабалпура, где я преподавал в университете, их перевели в Пуну, поэтому я приходил к ним и обедал у них хотя бы раз.

Полковнику я очень понравился. В Джабалпуре была большая военная часть, куда он однажды пригласил меня.

«Ты понимаешь, что делаешь?» — спросила его жена.

«Он прекрасный человек», — ответил муж.

«Но он будет учить солдат непослушанию», — заметила жена.

«Вы в самом деле станете учить солдат непослушанию?» — спросил он.

«Разумеется!» — воскликнул я.

«Тогда я отменяю свое приглашение, — поспешил сказать он. — Боже мой! Если бы жена не вразумила меня, я бы влип!»

«Я хочу научить непослушанию солдат всех армий. Если они откажутся воевать, тогда президентам и министрам придется выяснять отношения на боксерских рингах. Они будут наслаждаться мордобитием, а мы будем смеяться, глядя на них по телевизору. И тогда нам не придется постоянно хоронить миллионы граждан».

Я гостил в доме уникального человека по имени Соханлал Дугар. Он был уникален во многих отношениях. Мне он нравился, он был оригинален. Он был тогда стариком, и теперь он уже семь лет как умер. Когда он впервые встретил меня, ему было уже семьдесят лет, а он дожил до девяноста лет.

Он встретил меня в Джайпуре, в своем родном городе, и пригласил меня в Калькутту, где у него был бизнес. Там он управлял всем рынком серебра, причем не только в Индии, но и во всей Азии. Его называли Серебряным Царем. Я слышал о нем, но не был знаком с ним. Когда он в первый раз подошел ко мне в Джайпуре, то коснулся моих ног. Старик надевал желтый тюрбан, что было глубоким анахронизмом. Он достал из карманов пальто несколько пачек денег и протянул их мне.

«Но сейчас я не нуждаюсь в деньгах, — ответил я. — Напишите мне свой адрес. Если мне понадобятся деньги, а вы сохраните свое богатство и желание делиться им, тогда вы сможете предложить мне деньги. Но сейчас мне не нужны деньги. Зачем вы докучаете мне своими предложениями? Мне предстоит поездка в тридцать шесть часов. Все это время мне придется не спускать глаз с этой кучи денег. Я не смогу даже спать, потому что у меня их вытянут. Оставьте их себе, пожалуйста».

Он расплакался, из его глаза градом катились слезы. «Разве я чем-то обидел вас»? — удивился я.

«Еще как! — воскликнул он. — У меня нет никаких талантов. У меня есть лишь деньги. Я хочу что-нибудь сделать для вас, ведь чувствую себя обязанным вам, но кроме денег, у меня ничего нет. Если вы отказались от моих денег, значит оттолкнули меня, потому что у меня больше ничего нет. Если вы захотите выбросить эти деньги, так и сделайте, это ваше право. Но запомните, что вам нельзя отказываться от моих денег, потому что это значит оттолкнуть меня. Мне больше нечего предложить вам».

Его слезы были такими искренними и неподдельными, что я сказал: «Ладно, отдайте мне эти деньги. И выгребите из карманов остальные пачки, у вас их так очень много».

«Ура! — обрадовался он. — Я искал такого человека, как вы».

Он отдал мне все деньги, которые были при нем. Он показал мне пустые карманы и сказал: «У меня ничего не осталось. Вас-то я и искал!»

И он пригласил меня в Калькутту. Я останавливался в Калькутте у этого очень богатого человека по имени Соханлал Дугар. Его знала вся Индия, но этот богач был всегда печален. Его жена поделилась со мной: «Он слушает вас, читает вас, вы наш гость, но он все равно неизменно печален. Его грусть непонятна мне».

«А ты никогда не поймешь ее, — отозвался Соханлал. — Я только что потерял пять тысяч рупий, а ты хочешь, чтобы я хохотал?»

«Раз такое дело, пусть грустит», — рассудил я.

Но его жена не унималась: «Просто вы не знаете ситуацию. Он надеялся получить десять тысяч рупий в деле, в которое не вложил даже одну рупию, но получил только пять тысяч рупий. Поэтому он и убивается о других пяти тысячах рупий, который он так и не получил».

«Это глупая печаль», — сказал я.

Так работает человеческий ум. В его воображении запечатлено десять тысяч рупий, но он получил лишь пять тысяч, значит половину потерял.

Я изумляюсь, наблюдая за человеческими умами. Удивительно, как люди умудряются делать себя несчастными, углублять свои горести, усложнять ситуацию до такой степени, что уже не могут найти выход. А ведь все дело в их воображении.

Один из самых богатых людей Индии сказал мне, что он чувствует вину, потому что индийцы умирают в нищете, а благосостояние все время растет. А ему недостает мужества перестать накапливать богатство, в душе он хочет получить еще больше. С одной стороны, он видит, что Индия страдает от бедности, с другой стороны, он желает загрести как можно больше. Он разрывается между двумя противоположными желаниями.

Загрузка...