Предлагаемая впервые[1] русскому читателю книга германского профессора А. Древса, доказывающая, что в сердце буржуазных ученых происходит в религиозной области переоценка, средневековых орудий воспитания Масс в духе покорности правящим Классам, дает для нашего агитатора и пропагандиста и вообще для всякого рядового читателя чрезвычайно богатый материал для критики и рассеяния многих закоренелых христианских религиозных предрассудков и иллюзий, в тумане которых еще до сих пор принуждается жить и работать на своих господ добрая треть человечества. Автор не только не материалист и, следовательно, не атеист, но прямой приверженец религии и родной сестры ее — идеалистической философии. Следовательно признание им банкротства официальной христианской религии должно иметь особую цену в глазах людей, еще не порвавших с религиозными предрассудками.
Причины, побудившие его изложить в своей книге сокрушительную критику ортодоксальной христологии, — это забота о том. чтобы человечество (читай: трудящиеся) было застраховано от материализма и сохранило религиозную веру в божественный промысел, сохранило религиозное мировоззрение, дающее ему возможность «черпать веру в божественность своего бытия».
Забота и тревога профессора вполне совпадает с заботами правящих классов капиталистического общества, — с грустью и тревогой констатирующих, что проповеди их пасторов и профессоров в духе традиционного христианства е каждым днем теряют свой кредит в самых широких слоях населения под напором основанных на современной науке и технике революционных материалистических учений, усвоение коих массами грозит самому существованию капиталистического господства.
Чувствуя дальнейшую невозможность и безнадежность дисциплинировать и дрессировать трудящиеся массы с помощью старой басни о Христе, как выразился один из римских пап, Юлий II, правящие классы, таким образом, объективно говоря, дают задание своей теологии, философии и профессуре подвести новый, более современный, фундамент под рабское христианское мировоззрение и его мораль. И вот один из умнейших и у виднейших профессоров философии, А. Древс, в результате своего исследования вопроса о дальнейшей кредитоспособности христианства, вопроса весьма важного для буржуазного общества, делает в своей книге как бы всеподданнейший доклад своей буржуазии о своем изыскании.
Категорические выводы ученого профессора о катастрофическом положении исследуемого больного — христианской, ныне действующей, религии — нижеследующие.
Дикарское, лежащее в основе всех религий, воззрение На человека и да тот кусочек материи-земли, на которой он живет, как на центр и как на «persona grata» мироздания, для надобностей каковой, якобы, боженька создал солнце, луну и бесконечные мириады солнц и лун, Не только не полезно для религиозного сознания, но Положительно вредно, ибо дискредитирует христианскую религию своим противоречием даже с учебниками приготовительного класса.
Идея, доставшаяся тоже от дикарей, о постоянной отеческой личной заботливости то доброго, то сердитого папеньки-бога, о судьбе каждого «созданного» им человека, простершего свою заботливость о несчастной, созданной им человеческой орде до отдачи себе самому в жертву, а ей на растерзание, своего собственного сына, — эта идея, оказывается, противоречит всей современной науке и не только не помогает уже держать в покорности, страхе и смирении эксплуатируемые массы, но превратилась, как выражается Древс, «в величайшую помеху вере».
Оказывается, что вера в спасение на «том свете» человечества через искупление его Христом, поставленная в зависимость от веры в реальную историческую личность, жившую 2000 лот тому назад, не в состоянии уже конкурировать с, научной, материалистической, земной программой трудящихся и должна неминуемо рушиться. Сколько-нибудь серьезное прикосновение исторической критики к литературному наследию, оставленному нам христианством, превращает эту, якобы, историческую личность в мифического героя-бога, каких существовало и существует множество в других, более древних религиях, а литературные его памятники — в собрание легенд и мифов, однородных по своей исторической доказательности с мифами о Нибелунгах или Илье Муромце, и что учение о реальном и персональном блаженстве на том свете не в состоянии более отвращать массы от стремления на этом свете улучшить свою судьбу.
Отсюда практический вывод: единственно приемлемым при современном состоянии естественных и исторических наук, может быть .только монистическое решение вопроса о боге и христианской морали. Необходимо поэтому организовать религиозное сознание масс не на вере в волшебство, а на идеалистической философии (что-нибудь вроде Гегеля или Гартмана), как па единственно похожей на науку теории, иначе религии придется погибнуть под напором монистического материализма. Древо не сомневается, что предлагаемый им рецепт омоложения религии ость единственно для капиталистического общества спасительный, и убежден, что наиболее прогрессивные и толковые богословы, попы и профессора, в виду опасности, угрожающей их профессии п всему капиталистическому строю, согласились бы перетряхнуть в его стиле христианскую религию, если бы не боялись потерять свои тепленькие местечки и кафедры, благодаря еще тупому непониманию со стороны своих правительств и хозяев их собственных выгод от этой «реформации».
Известно, что при первых своих выступлениях Древс и единомышленник его, пастор Штейдель, были встречены в Германии бурей негодования, поднятой ортодоксами, сторонниками исторического Христа. В берлинском соборе и в цирке Буша были мобилизованы многотысячные митинги протеста и осуждения Древса за его еретические взгляды.
Однако, взгляды Древса на необходимость чистки традиционной христианской религии для сохранения религиозности вообще в массах начинают все более и более приобретать сторонников в верхушках правящих классов, как в Германии, так и в других капиталистических государствах.
А. Древе опирается на обширный ряд трудов, в том числе Б. Бауэра, Робертсона, В. Смита, Кальтгофа, на голландскую школу. Он же извлек! из пыли забвения и векового замалчивания старого замечательного писателя времен французской революции Дюпюи, который впервые в своем 12-томном труде «Lorigine do tons les cultes» доказывал астральное происхождение мифов об умирающих и воскресающих богах. Нечего и говорить о том, что А. Древс обладает большой эрудицией, знанием источников и начитанностью во всей богословской литературе, что дает ему возможность третировать, как детские или жульнические, все хитрости, выверты «исторической» школы теологии.
Для нас критика христианства Древсом, несмотря на спекулятивную по отношению к (европейским трудящимся массам цель его трудов, представляет большую ценность, как показание ученого эксперта по делам религии, принадлежащего притом к лагерю наших классовых врагов, но вынужденного во всеоружии своей буржуазной науки признать, в сущности, правильность сокрушительной материалистической критики религии, какую дали сначала Дюпюи, Фейербах, а затем Марко, Энгельс, Каутский, Лафарг, Кунов и другие марксисты, о которых, между прочим, А. Древс скромно умалчивает.
Что же касается его чисто-стратегического плана предотвратить крушение религиозного, идеалистического, мышления в умах трудящихся масс путем обновления старой религии окрошкой из Гегеля, Кайта и Гартмана и путем рекламирования «астрального» смысла всей христианской мифологии, как некоего связующего мистического звена; между, человеком и космосом, а посему и ее божественной рациональности, то тут, конечно, Древс найдет среди профессуры, поповства, меньшевиков, с-р. и всяких религиозных ханжей и эксплуататоров много сторонников и последователей и займет свое место в общем фронте всей остальной буржуазной науки в его борьбе против диалектических материалистов и научного коммунизма.
Но едва, ли удаются правящим классам и их наемникам второй раз нажить себе капитал на «красном солнышке» и его земном сыне, добытом руками человечества огоньке, реставрируя христианство, как общечеловеческую религию, и напустив «космического» тумана bi головы рабочих и крестьян. Едва ли удастся вновь уверить кого-либо, что существует какая-то, предусмотренная какими-то таинственными мировыми силами, божественным промыслом, божественная, вселенская целесообразность или рациональность их реального, земного, хотя бы и весьма скверного для большинства, существования, входящего, как составная часть, в мировой космический процесс, в коем отдельные личности, классы и народы суть «modi» (проявления) какого-то всемирного духа, воплощающегося в течение всей истории в те или иные «божественные», поэтому, формы. Утешайся, страждущее человечество, новой (хотя не очень-то на самом деле новой) религией человека-бога, единством человека и бога! Утешайся тем, что бог есть вселенная, а человек в ней проявление (modus) этой божественной сущности! Bce исторические религии и вся гнусность их, как орудий классового господства и затемнения сознания масс, суть только преходящие исторические одеяния действительно существующего в космосе религиозного самопознания бога, имманентно воплощающегося, хотя бы иногда (вернее, до сих пор всегда), в очень гнусные несовершенные формы! Утешайся, человечество!
Коль скоро какие-либо исторические «modi» бога, которые, как настаивает Древс, по старинке, упорно преподаются современным христианством и современными ортодоксами за совершенные и вечные воплотившиеся идеалы, а в более просвещенном наукой и жизнью сознании большинства «верующих» оказываются несовершенными и даже нелепыми, то их приходится, поэтому, волей-неволей поставить на более скромное место, отвергнуть абсолютное их значение. Приходится перетряхнуть религиозную мифологию, дать ей другой смысл, ибо само религиозное чувство и сознание без такой реформы и рационализации подвергается опасности совершенно потерять свое значение для масс.
Вот почему, по мнению Древса, дальнейшее отстаивание старого предрассудка о совершенном персональном проявлении божества в чем-либо историческом, реальном, напр., в личности исторического бога-Христа, более невозможно и уже является источником крушения религиозного сознания человечества (трудящихся), тогда как провозглашение богом и отождествление с божеством всего человечества и каждого человека в отдельности во всей их истории настоящей, прошедшей и будущей и вместе с ним всего космоса позволяет, как надеется Древс, и даже обязывает логически, философски, религиозно, человека, сознавшего себя частью этого космического бога, мириться с собственным реальным, персональным проявлением в нем космической божественной природы.
Как видит читатель, «новое» учение древсовского христианского пантеизма далеко не ново и возвращает нас к идеалистическому монизму, к телеологии, к учению о космической гармонии, проявляющейся, якобы, и в обществе людей. Этот тактический ход рекомендуется и предпринимается буржуазной философией ради, по возможности, безболезненного снятия исторически ветхого, мифологического, как бы, футляра с кучки религиозных верований и представлений человечества, моральных правил, проповедей старой религии и т. д., но так, чтобы суть религиозного сознания, т. е. покорность божественному провидению, и освящаемая, таким образом, религией сущность капиталистических общественных отношений, их рациональность и божественность, могли оставаться неприкосновенными и непоколебленными в сознании масс.
Другими словами, Древс дает понять, что буржуазная мораль, буржуазная диктатура, не нуждается больше в подкреплении себя авторитетом исторического, какого-либо конкретного, личного бога. Более того: такой бог только компрометирует своей устаревшей, имеющей догматически персональный характер, аргументацией защищаемый им порядок и навязывает людям свои обязательные, исторически обветшавшие, формы и способы «искупления», тогда как гораздо выгоднее, для прочности и независимости религиозного сознания и веры в предвечную гармонию мира от успеха естественных наук и революционных теорий, возвести каждого человека в отдельности в сан бога и ему самому предоставить «искупать» себя в зависимости от его индивидуального религиозного воспитания и сознания, которое должна давать массам буржуазная школа, кафедра, университет, с помощью усовершенствованной, реставрированной религии.
Как видит читатель, эта часть, так сказать, собственной богословской догматики Древса[2] не представляет особых новых, не превзойденных уже точными науками и наукой об обществе, трудностей и неразгаданных ловушек для каждого толкового рабочего или крестьянина, хотя сколько-нибудь знакомого просто с космографией и первоначальной астрономией. Ибо известно, что космической, вселенской целесообразности, божественной планомерности, якобы заботящейся о счастье, благополучии и т. д. каких-либо частиц космоса и в том числе крупинки его, паз. землей, совсем обитающим на ней населением, и следовательно, какой-либо рациональности, могущей гарантировать древсовские «божественные личности» и землю, которую они населяют, от любой, совершенно закономерной с точки зрения науки, катастрофы, которая навеки «похоронит» всех «богочеловеков» в массе какого-либо Нового туманного образования, — нет и быть не может. Известно также, что божественное солнышко, наш паровоз, этот ««ol invictus», герой всех солнечных мифов, в определенное количество лет изволит превратиться в довольно невзрачную фигуру, причем все дожившие до того времени «божественные» личности, наравне с живущими вместе с ними блохами и тараканами, мышами и коровами, изволят превратиться сначала, быть может, в троглодитов, а потом, вульгарно выражаясь, в ледяные сосульки, если только раньше этого периода земля, вместе с безумно несущимся в пространстве нашим солнцем, не шлепнется, выражаясь тривиально, на какое-либо другое более «invictus sol». Каждый ученик IV класса знает, что небесных катастроф, совершающихся на глазах ученых астрономов, сколько-угодно; гибнут и возникают целые миры, нисколько не заботясь о «божественной природе обитающих или имеющих обитать на них личностей» и «о рациональности их бытия» и о проявлениях какого-то божества в сосульках, в парах или в каких-либо иных формах материи.
Каждый толковый комсомолец может сказать профессору Древсу: благодарю вас за такую целесообразность и рациональность божественного провидения, которое бросается целыми мирами, как мячиками, разбивая их вдребезги для устройства их судьбы.
Конечно, — скажет юноша, — мой протест, как обитателя маленького такого мячика, против его возможной близкой или отдаленной гибели совершенно бесполезен, но и признание целесообразности и гармоничности (которую вы смешиваете с закономерностью) этой игры для кого бы то ни было в мире — ниоткуда не вытекает. Вы требуете от меня, как и любой священник, все той же! нелепой веры: credo, quia absurdum.
И юноша будет прав. Мы, люди, сколько-нибудь знакомые с современной наукой о природе, прекрасно понимаем, что все течет, все изменяется, что на гибели одних солнц и планет зиждется рождение других и т. д. Мы знаем, что в мире животных и растений жесточайшая борьба за существование кипит, давая участвующим в ней и боль, и радость борьбы и жизни. Мы знаем, что наше солнце и наша земля и наша борьба на земле, конечно, обусловлены в своем развитии вечным круговоротом вещества (если хотите, — борьбой), в котором гибель планет, солнца и т. д. есть вместе с тем и условие их существования в той или иной форме материи, но все это не дает ни грана доказательств в пользу, каких-либо божественных, кем-то ставимых в космическом масштабе целей. Цель и вечность — понятия совершенно несоизмеримые.
Наше человеческое, чисто-трудовое слово «цель» мы никоим образом (не можем и не желаем одолжить в пользование ни за какие небесные коврижки ни вечному космическому движению, ни вечному круговороту вещества и т. д. Как только мы снова имели бы глупость это сделать, мы тотчас попали бы в старую дикарскую, жреческую, поповскую, философскую ловушку и в тенета необходимости пассивного подчинения и рабства перед неведомой (и в действительности не существующей) какой-то разумной силой с ее никому не ведомыми конечными космическими целями (которых нет и быть не может), но, якобы, рационально и гармонически воплощаемыми в мире, в том числе и в человечестве и в каждом человеке в отдельности, и понемножку угадываемыми и толкуемыми просвещенными профессорами, попами и всякими, обладающими «религиозным сознанием», специалистами этого дела, состоящими на службе у капитала.
Идеалистическая философия, как и религия, по вполне понятным политическим причинам, не хочет признать, что на самом-то деле цели ставим только мы, трудящиеся и, следовательно, борющиеся с природой, т. е. с частицей космоса, люди; мы ведем, таким образом, с ним ожесточенную войну, хотя и на его территории, хотя и являемся в конечном счете его порождением. Мы знаем прекрасно, что этот космос нас, как людей (а не как атомы вещества), никогда не стеснялся губить, если мы не умели с ним хорошо бороться, и в более или менее отдаленном будущем вместе с нашей территорией непременно погубит (хотя срок этот и очень далек по расчетам физиков и астрономов).
Изображать нашу войну и драку с космосом, где успех наш зависит от сознательности и организованности нашей трудовой армии, от знания противника и всех условий борьбы, как какую- то, кем-то установленную, космическую гармонию, — это значит предполагать кого-то третьего, т. е., во всяком случае, какое-то нам постороннее метафизическое сознание, т. е. опять-таки кого-то, кому наша борьба и сопряженные с нею успехи и поражения доставят божественное, гармоническое удовольствие. Другими словами, это значит снова обмануть трудящихся младенческим религиозным представлением о трудящемся человечестве, как орудии или жертве чьих-то замыслов (что и требуется доказать всем врагам трудящихся классов), а себя персонально вы- делить из коллектива трудящихся и борющихся с космосом людей, стать над ними и любоваться происходящим сражением в качестве надмирного наблюдателя, познающего мировой, космический и т. и. процесс, осуществляющий чьи-то посторонние человеку цели.
Обожествить мир, т. е. придать ему какие-то цели, - это значит с заднего крыльца вытащить опять того же старого дедушку-бога только под другим, более тонким, «астральным», космическим и т. д. псевдонимом.
Укреплять мысль, что «божественное» человечество живет в «божественном» космосе и осуществляет какие-то независимые от его собственных человеческих целей задачи, — это значит стараться замазать высокими, пустыми, мистическими фразами тог факт, что свирепая, беспощадная борьба человечества с природой до сих пор протекала так, что одна часть человечества пользовалась другой, употребляя ее, как и всякую другую, совершенно чуждую ей, силу природы, как орудие, как инструмент, с которым не приходится стесняться, как не стесняется с молотом молотобоец, раздробляя им камни.
Другими словами, гипнотизирование трудящихся тем, что космос и все, что в нем, представляет из себя божественную гармонию, что религия и религиозное сознание должны вечно существовать, как более или менее смутное или более или менее ясное осознание и символизация божественной космической воли и ее велений, которые, якобы, проявлены в религиях, — есть не что иное, как затушевывание фактически происходящей на всей земле классовой борьбы, не что иное, как стремление лишить пролетариат и другие обездоленные классы воли к стоящей, как ближайшая цель человечества, социальной революции, т. е. к борьбе за изменение гибельного для трудящихся, да и для всех, классового, общественного способа войны человечества именно с этим самым космосом (с природой).
Все сторонники религии никак не опровергнут тот факт, что у самих-то правящих эксплуататорских классов практические цели и задачи их господства всегда поставлены ясно и точно, а религия послушно окутывает своим мистическим флером эти отлично сознанные и практически, на деле, осуществляемые правящими классами задачи и стремится только сделать эти, чуждые при классовом делении общества трудящимся, задачи приемлемыми и убедительными для тех, кого методы осуществления этих задач ущемляют более или менее больно. Другими словами, всякая исторически установившаяся религия так или иначе провозглашает необходимость, гармоничность, рациональность, «божественность» существующего классового метода борьбы общества с природой, преимущественно имея в виду воспитывать в пассивности класс эксплуатируемых.
Христианство было замечательно тем, что, непоследовательно разрешая (по крайней мере, во II веке это было уже так) людям все же прозябать на земле, в ожидании небесного царства, плодиться и размножаться, любить своих жен, кушать и т. д., выбросило, хотя и фиктивно, теоретически, утопично, так-сказать в кредит (главное — вера!), из практически стоящих всегда перед человечеством целей необходимость бороться с природой.
Иначе говоря, именно основу всей человеческой истории — борьбу человечества с природой — оно предписало игнорировать, как активную его задачу, и вместе с тем предписало своим последователям добродетельно повиноваться в «земных грешных делах» правящим классам, т. е. работать на них при любых тяжких условиях, лишь вполне полагаясь на высшую справедливость, на божественное удовлетворение и искупление в будущем мире, т. е., говоря языком нынешних ученых богословов, в космосе.
Отсюда вытекают, как и показала история христианства, что для огромного периода в 2000 лет христианское представление о человечестве и его задачах фактически, на деле, с тем или иным успехом обслуживало в самых разнообразных комбинациях все те же коренные задачи всех бывших до него религий — организовать или способствовать организации правящими классами данного метода классового способа борьбы с природой, путем убеждения эксплуатируемых в том, что борьба с природой и присвоение ее продуктов есть случайная, так-сказать нелегальная, второстепенная деятельность человечества (пока бог грехам терпит), а что высшая воля, мировая его задача — это воссоединение с богом в религиозном сознании и затем на небесах покорность его, якобы, разумной воле, раскрываемой только в религии.
Древс в своем стараний реабилитировать религию, конечно, менее всего интересуется классовой борьбой, как содержанием всей человеческой писаной истории, определяющей ход .идеологии, и чисто-логически, абстрактно доказывает, что в данный исторический момент христианство, как частный вид, якобы, религии общечеловеческой, должно исправить в себе тот принципиальный уклон, который оно сделало от учения Павла, этого, по мнению Древса, истинного провозвестника подлинного христианства, проповедовавшего впервые в ту эпоху идею вочеловечения божества, т. е., по мнению Древса, сущность всех религий.
Характеристика и философский генезис учения Павла составляют самые блестящие, с точки зрения исторической критики, страницы труда Древса.
Здесь автор выступает во всеоружии своего знания новейших изысканий в области веддийского культа, мандеизма и др. восточных культов, а главное — греческой философии, преимущественно Платона и его эпигонов (гнозис).
В ряде в высшей степени убедительных сопоставлений и анализа учения Павла он блестяще доказывает, что христианство, как его формулировал Павел, является синкретической религией, тесно связанной, с одной стороны, с иудейским мессианизмом и, с другой, — с той древнеарийской религией, в основе коей лежали Культ Агни и многообразные солнечные культы умирающих и воскресающих богов, переработанных Павлом в горниле греческой упадочной метафизики. Установив эту тесную связь христианской религии с религиями Востока, Древс доказывает, что учение Павла, так же, как и всех восточных религий, не только не требует и не предполагает признания личного, исторического Христа, как посредника между богом и людьми, но прямо противоречит этому.
Поэтому он приходит к выводу, что восторжествовавшее в IV веке представление о личном историческом Христе было результатом искажения Павлова христианства и таким шагом назад, результаты коего теперь, через 17 веков, ведут христианскую религию к неминуемой гибели, благодаря развитию натуралистического мировоззрения, никоим образом не могущего уже примириться с исторически данной личностью бога, жившего, якобы, 2000 лет тому назад.
Необходимо, по мысли Древса, для христианской религии возобновить линии преемственности с натуралистическими религиями, элементы коих были у Павла обогащены христианской идеей бога-человечества и «искупления», чтобы сделать христианскую религию снова приемлемой для людей XX века, исторически и философски истолковав всю ее мифологию, догматику, как универсальные стадии религиозного сознания человечества, чем только и можно сохранить все внутреннее содержание христианской религии, как учения о воплощении бога в людях и людей в боге.
Таким образом, профессор Древс претендует быть продолжателем, якобы, на 17 веков прерванного дела апостола Павла, говорившего и учившего о Христе, как совершенно незыблемо доказал сам профессор, не зная никакого исторического Христа, с тою лишь разницей, что теперь, в XX столетии, ученый профессор намерен повторить его опыт в более усовершенствованном виде, объявив Христа лишь символом и проповедуя непосредственно самого господа бога, назвав его, во избежание всякой ошибки и какой-либо исторической критики его персоны, богом-космосом.
Применение к реальной жизни метафизики и символики Павла дало же, как это выходит по Древсу, в результате то, что проповедь о заведомо для Павла и др. не существовавшем Христе не только не помешала, а, напротив, помогла европейским правящим классам держать в повиновении невежественное трудящееся человечество в течение 17 веков под прикрытием умело обработанного, но бесхитростно понимаемого массами и родственного им всем мифа о добром, страдающем боге-Христе. Почему бы не попытаться, еще хоть на 17 лет (уж о веках и мечтать нечего!), пожертвовав всеми персональными богами, Христами, посредниками, логосами, удержать в головах трудящихся менее уязвимую, по нынешним временам, идею о боге-космосе, о мировой гармонии, предвечных целях и т. д., а следовательно, и божественной гармонии, якобы, проявляющейся в человеческом обществе в целом и персонально в каждом человеке, и следовательно, о разумности и необходимости существования эксплуатации, неравенства, капитализма. Стоит только, вместо греческой платоновской или гностической философии, которая сослужила службу Павлу, извлечь довольно подержанную (сойдет!), вновь подогретую идеалистическую философию, опирающуюся на пережиток старого представления или рационализированного мифа о каком-нибудь Саваофе, боге-отце и т. д., якобы, проявляющем себя в каждой песчинке космоса, в каждом человеческом сознании.
Но пролетариат и его материалистическая наука на этот раз имеют силы не допустить этого нового их обмана или самообмана, слишком стара ловушка! Задача пролетарской науки и практики раскрывать пред всеми трудящимися все заговоры и хитрости буржуазии против Них, под какой бы формой они ни прятались, какими бы уступками они ни пытались обмануть их сознание, а уступки эти использовать для дальнейших побед.
Стратегия Древса и всей его школы совершенно нам понятна: неудержимые позиции старых методов околпачивания масс приходится сдавать и отступить на заранее приготовленные и лучше замаскированные и укрепленные позиции.
Примирить, якобы, науку, все более и более завоевывающую уважение масс, с религией; выбросить для этого из религии все, что явно нелепо, и что грубо противоречит уже общепризнанным житейским и научным завоеваниям, но сохранить, таким образом, ее социальное служебное значение, замаскировав его авторитетом безличного божества, сознание коего, якобы, до сих пор только ошибочно, мифологически, вкривь и вкось, в различных формах, но все же воплощалось в религиозном сознании различных эпох и народов и руководило ими, — вот объективный смысл уступок Древса и его школы. Вот почему он яростно громит тупую, неподвижную клику попов, пасторов и ксендзов, цепляющихся за своих исторических, национальных (феодальных, провинциальных, персональных), всюду сующих свой нос, старомодных богов и не желающих или не умеющих еще понять тех удобств и выгод, которые дает всем эксплуататорам понятие о безличном, как сам капитал, боге.
Само собой разумеется, что, издавая эту книгу благочестивого профессора, ради своих благочестивых целей разрушающего, на основании новейших данных сравнительной истории религий, старую ортодоксальную христологию, мы имеем в виду, что для русского агитатора, пропагандиста, педагога, особенно не имеющего возможности читать обширную европейскую и американскую, появившуюся за последнее двадцатилетие литературу по этому вопросу, чрезвычайно важно ознакомиться с этими данными сравнительного изучения религий и с теми практическими выводами, которые вынуждена делать на основании их буржуазная профессура, при всем желании в своих классовых целях предотвратить крушение религиозного мировоззрения у трудящихся масс всего мира.
С этой точки зрения Древс является одним из талантливейших и откровенных буржуазных ученых.
Для русских трудящихся, православных, католиков и протестантов, разоблачение христианской религии, со всей ее магией, чертовщиной, эсхатологией, верой в иерархию и так наз. св. писание, есть важный шаг вперед по пути выработки научного мировоззрения, и с этой точки зрения книга Древса дает много полезного исторического и критического материала. Что же касается его потуг спасти от полного разгрома и сделать приемлемым для трудящихся XX века самое внутреннее, невидное простым глазом, содержание христианской религии, т. е. идеализацию, обожествление буржуазного, абстрактного человека (и общества, в коем он живет) с помощью гегелевской или иной идеалистической философии, то в этом смысле борьба наша с этими попытками навязать массам новую, только очищенную от явных нелепостей, религию должна идти и пойдет по дальнейшей общей линии борьбы диалектического материализма и революционной практики со всеми сортами метафизики и оппортунизма. Прыжок человечества из царства необходимости в царство свободы, начало которому положено в Социалистической Республике, тесно связан с изгнанием из голов трудящихся всей Европы всякой метафизики, более или менее грубым сортом которой является всякая религия.
П. Красиков.