Мифы Цивилизации

ЗНАМЕНИТЫЕ БИТВЫ ПРОШЛОГО

Весной 216 г. до н. э. стало известно, что Ганнибал приближается к небольшому апулийскому городку Канны, близ которого были сосредоточены хлебные запасы римлян. Во главе с обоими консулами в Апулию двинулась огромная римская армия, насчитывающая вместе со вспомогательными отря-дами союзников более 80000 человек.

Зная, что у Ганнибала вдвое меньше пехотинцев и всего 14000 всадников, Теренций Варрон рвался к решающему сражению.

Это сражение вошло в историю как образец боя на окружение и уничтожение противника.

По меньше мере 40 000 римских граждан остались на поле боя. В их числе— консул Эмилий Павел, проконсулы, квесторы, 21 военный трибун, 80 сенаторов. Многие попали в плен. Лишь 14 000 воинов, в том числе виновнику катастрофы Теренцию Варрону, удалось спастись бегством. Ганнибал же потерял 6000 убитыми. «Четвертой раной» назвал Канны Флор. Но это была не четвертая, а вечная, незаживающая рана, о которой римляне помнили вплоть до времен падения империи. (1. т. I, с. 316)

В учебнике «История Древнего мира» указано, что в битве при Каннах карфагеняне перебили и взяли в плен 70 000 римлян и их союзников.

За один день убито около 50 000 человек! Оставшиеся в живых римляне бежали. Карфагенянам, наверное, незачем было хоронить врагов. Следовательно, на поле боя должно было остаться множество человеческих костей и личных вещей воинов.

Сражения не было?

«Результаты раскопок, проведенных в Италии швейцарским антропологом Георгом Гловацки, оказались сенсационными.

Ученый установил, что в районе, где, по преданию, произошла битва при Каннах, в которой войска Ганнибала разбили римские легионы, никакого сражения не было. Исследовав курганы, он выяснил, что в них покоятся не римские воины, как считалось ранее, а останки людей, погибших в XIII веке во время эпидемии чумы». (Советская Россия, 28.11.1984 г.)

Раскопки у Канн велись, но свидетельств сражения нет. Ни оружия тех лет, ни скоплений костей…

А ведь сражение вошло в историю как образец боя на окружение и уничтожение…

Низовья реки Киры (Куры) и побережье Каспийского моря населяли албанцы. Климат Албании был благоприятен для земледелия: удавалось получать 2–3 урожая в год, «несмотря на то, что поля никогда не оставляли под паром и вспахи-вали не железными плугами, а деревянными сохами…». Общеалбанское ополчение состояло из 60 000 пехотинцев и 22 000 всадников. Когда римское войско тремя колоннами двигалось по пути из Армении в Иберию, на него напали албанцы. Отразив нападение, римляне весной 66 г. достигли долины Куры… Помпеи осадил и захватил две иберийские крепости вблизи впадения в Куру Арагви.

Ясно, что армию в 82 000 воинов можно собрать среди населения страны, имеющей около 2 миллионов жителей. Столько албанцев, конечно, не было. Поэтому Помпей и одерживал победы, если это действительно имело место.

8(16) сентября 1380 года произошла Куликовская битва. Общеизвестно, что войско Дмитрия Донского победило, войско Мамая потерпело поражение.

Число погибших относится к числу загадок. Действительно, у Н.М. Карамзина:

«Более 150 тысяч всадников и пеших стало в ряды, и Дмитрий, выехав на обширное поле Девичье, с душевной радостью видел ополчение столь многочисленное».

А современный историк Е. Мезенцев (Советская Россия, 19.09.1995 г.) пишет иное:

«Всего под знаменами Дмитрия собралось 60-тысячная объединенная русская армия, которая 6 сентября подошла к Дону…»

С другой стороны:

«И хан Мамай, собрав почти 100-тысячную армию, грозно двинулся в поход».

Оценка Е. Мезенцева больше сообразуется с реалиями. 50 лет в Евразии свирепствует чума. Убивает чума в один день молодых людей, старики выживают в большей мере. Население не только вымирает, но и стареет. Из кого мог набрать князь Дмитрий 150 000 воинов?

Е. Мезенцев прав, утверждая, что потери убитыми и ранеными составили 60 000 из 90 000 сторонников Мамая и 25 000 из 60 000 ратников Дмитрия Донского.

Конечно, 85 000 человек убитыми и ранеными за один день — это очень много. Но, уж никак не 250 000 человек!

Г. Носовский и А. Фоменко осторожны в оценках:

«Согласно летописям и «Сказанию о Мамаевом побоище», в Куликовской битве полегло около 250 тысяч человек (с обеих сторон). Скорее всего, это число сильно преувеличено». (Реконструкция всеобщей истории. М. 1999, с. 143)

И там же:

«Стоял князь великий за Доном на поле боя восемь дней, пока не отделили христиан от нечестивых. Тела христиан в землю погребли, нечестивые тела брошены были зверям и птицам на растерзание».

Там же, на страницах 130–164 обоснована гипотеза о том, что Куликовская битва была, но в Москве, где в один день побито 10–15 тысяч человек с обеих сторон. И все убитые захоронены за 8 дней, часть на Красной площади, часть в Старом Симоновом монастыре.

Судя по различным описаниям, Куликовская битва была кровопролитной. Писатель В. Кожинов особо отмечает:

«И поныне Куликовская битва остается во многом «загадочной»… хотя «трудно назвать какое-либо другое событие отечественной истории, о котором написано больше, чем о Куликовской битве…

Наконец, от подобных битв давно уже отвыкла Европа. (История Руси и русского слова. М., 1997).

Пусть в битве погибло сразу до 8 000 русских, но и такое число покойников нужно похоронить поскорее…

Между Доном и речкой Непрядвой никак не могут отыскать захоронений христиан, не переполнены музеи кольчугами, латами, шеломами, мечами и нательными крестами, нет и обилия наконечников стрел, подков и удил… Нет и лошадиных черепов!

Путь войск Дмитрия Донского к месту Куликовской битвы. Кулишки — есть поле Куликово. Иосоаский, Фоменко, 1999. с. 83

Действительно, под Кремлевской стеной и на территории завода «Динамо» известны массовые безгробные захоронения, которые археологи отнесли к XV веку.

В (3, с. 148) указано:

«…В захоронении полностью отсутствовали какие-либо остатки гробов, металлических предметов, одежды и т. п. Сохранились только кости. Это говорит о том, что захоронение очень старое: дерево, железо, медь, одежда полностью истлели, рассыпались. На это нужны столетия… Археологи, специально вызванные сюда, датировали захоронение XIV веком, то есть временем Куликовской битвы».

Конечно, в захоронении Старого Симонова монастыря далеко не все понятно. Не могло же за 600 лет истлеть, разложиться все, кроме костей. Находят же археологи более древние предметы… Или иногда завышают возраст находок? Важно, что среди останков Старого Симонова монастыря нет металлических предметов!

Казалось бы, Куликовская битва — базовая для российской государственности и истории. Как, скажем, битва на Косовом поле для сербов.

В таком случае, все яркие факты должны быть выверены и даже канонизированы. В 1880 году, когда Россия отмечала 500 лет со дня Куликовской битвы, «Газета А. Гатцука» откликнулась на юбилей:

Историческая повесть Засада и поражение. Дмитрий под ракитовым кустом

Русские с трепетом и потом с ужасом следили за ходом битвы. Они видели, как сходились рати и молча измеряли силы друг друга. Они видели, как из татарского полчища выехал богатырь и долго вызывал охотника на единоборство, потрясая в воздухе огромным копьем. Видели, как потом от русских ратей отделилась черная фигура — и узнали в ней Пересвета. С ужасом и горем увидели они дальше, как Пересвет, оставив свое копье в груди великана, с его копьем в своей груди грохнулся на землю.

Ох, Редедю закололи и Редедя заколол, — качая головой, горестно проговорил про себя Боброк.

— То не Редедя, а Телебей, — поправил его Владимир Андреевич. — А у нас Пересвета не стало…

Боброк ничего не отвечал.

Видели из засады, как произошла затем общая сшибка и кровавая сеча, как пали первые русские ряды, пронизанные татарскими копьями, как падали, подкашиваемые, как спелая рожь, вторые и третьи, как увеличивались кучи мертвых, как отражалось солнце в разлитой крови…

(1880 г., № 32).

В 1980 году в советских газетах были очень похожие статьи к 600-летию. И опять Редедя или Телебей (Толубей, Челебей) убивает Пересвета. И опять из-под ракиты или березы поднимают Дмитрия Донского, и он руководит сбором тел павших героев. В числе убитых и инок Ослябя.

А.Т. Фоменко и Г.В. Носовский раскопали ценнейшие книжные свидетельства в публикациях XIX и XX веков. В книге В. Колосова «Прогулки по окрестностям монастыря Симонова» (1806 г.) можно прочитать:

«Похоронили Пересвета и Ослябю у церкви Рождества Богородицы… Героев-иноков, павших на поле брани, не повезли в Троицкую обитель, а предали земле у стен именно этой церкви».

Что, господа историки, не смущает цитата? Тогда ознакомьтесь с цитатой из «Советского энциклопедического словаря» (1979, тираж 1 200 000 экз.):

«Ослябя Родион (? — после 1398) — герой Куликовской битвы, монах Троице-Сергиева монастыря. В 1398 ездил с московским посольством в Византию».

Вышеприведенное заставляет о многом задуматься. Сказки и мифы не лучшая основа для истории. Косово поле по-русски Куликово поле. А девять лет как раз соответствует времени передачи информации о событии по всей ойкумене. 1380 или 1389 годы могут отвечать одной дате. В одной битве победили турки, в другой — славяне. Лет через 200 об этом сочинили легенды…

Проверять нужно все. Систематическая проверка измерительных приборов — основа техники безопасности. На любом производстве.

И в истории тоже.

Но не только комиссией присяжных историков. Любой пытливый и грамотный человек имеет право проверки своей истории. Иначе, действительно, зачем старались Гутенберг и Федоров?

Или зачем сэр Исаак Ньютон так рьяно и долго занимался историей и богословием? Неужто же прав В.В. Розанов, провидевший из 1905 года:

«…И новый Ньютон не засядет на много лет за многотомный труд, как еще недавно делал это Дарвин, делал Миль, эти «эпики» науки и философии. Переменилось сердце человеческое».

(В.В. Розанов. Во дворе язычников. М. 1999, с. 342. Писано в 1905 году).

Для объективности заглянем на страницы фундаментального исследования «Всемирная история войн» (книга первая, 2000 г.). Нам говорят, где это было и как это было…

План Куликова поля.

Расположившись на Куликовом поле, русские полки приготовились к решительной схватке. Мамай еще в ночь с 7 на 8 сентября занял высоту на нижней части течения реки Кур-цы (в 7–8 км от русских войск), хутор Сабурова и Красный Холм. Литовские войска Ягайло, следовавшие на соединение с Мамаем, утром 8 сентября находились в 30–40 км от позиций русских войск.

Численность как русских, так и татарских войск, участвовавших в Куликовской битве, большинство историков завышают. Обычно численность русских войск определяется в 150–200 тысяч, а татар — в 300–350 тысяч человек. Русское войско, как это установлено при изучении ряда источников, имело не более 100 тысяч человек. Но и это для тех времен было исключительно велико. В этот период ни одна западноевропейская страна не могла выставить на поле сражения такого громадного войска. Куликовская битва не была обычным столкновением, в котором участвовала преимущественно феодальная армия, состоявшая из вассалов и подвассалов. На Куликовом поле решался вопрос: быть или не быть Руси свободной. В этой битве ополчение простых людей составляло большинство русского войска. Вот почему определение численности русского войска в 100 тысяч человек может быть приемлемо, хотя и эта цифра, если ее сравнить, например, с численностью русского войска, участвовавшего четыре века спустя в Бородинском сражении, кажется довольно значительной.

Нельзя отрицать большого численного превосходства татар на Куликовом поле, однако, как свидетельствуют материалы, все татарское войско на Куликовом поле насчитывало не более 130–150 тысяч человек.

Произвольное, вопреки источникам, отрицание участия в разгроме татар на Куликовом поле сторожевого полка привело к неправильному освещению самого хода Куликовской битвы. Выпал очень существенный начальный ее этап.

Ввод в битву на Куликовом поле сторожевого полка, состоявшего из легкой конницы, был вызван сложившейся обстановкой. Авангард татар, составленный из легкой конницы, удалялся иногда на один или на два-три километра от основных сил и завязывал сражение. Его действия в случае необходимости поддерживались такими же легкими конными отрядами. На этом первоначальном этапе сражения татары стремились измотать противника. И действительно, если бы первая линия русского боевого порядка ограничивалась передовым полком, состоявшим из пехоты, то татары могли бы с успехом применять свою тактику, рассчитанную на изматывание. При быстром конном налете татары осыпали бы русских тучей стрел, а при отступлении старались бы выманить русские полки с их крепких позиций. Однако татары сразу же после столкновения сторожевых полков приняли фронтальное сражение, хотя и стремились всегда избегать его: оно противоречило их установившимся традициям.

Выделяя сторожевой полк из легкой конницы, Дмитрий Донской, безусловно, имел в виду татарские приемы боя. Перед сторожевым полком была поставлена задача парировать удары авангарда (передового отряда) татар, лишить их возможности набрасываться на основные русские силы. Передовые части татар, встретив сторожевой полк на известном удалении от своих главных сил, вступили в сражение. Сложившаяся обстановка вынудила Мамая через определенное время пустить в дело свои основные силы.

Таким образом, боевой порядок русского войска состоял из пяти линий: из полков сторожевого, передового, большого, правой и левой руки, засадного и поставленных за большим полком отрядов, составлявших частный резерв.

Сторожевой полк в походе удалялся на значительное расстояние от основных сил. На Куликовом поле он также, находясь на некотором удалении от основных сил, первым начал битву, и только после его столкновения с передовыми частями татар в битву втянулись все русские войска, в том числе и передовой полк.

Выделение и удачное расположение сильного засадного полка под командованием выдающихся военачальников князя Владимира Андреевича и воеводы Дмитрия Боброка, а также наличие в боевом порядке сторожевого полка, имевшего задачу завязать сражение и парировать конные налеты татар, являются свидетельством большого полководческого искусства Дмитрия Донского.

Странно, что военные и иные историки не вникают в политическую суть событий периода Куликовской битвы. А это было сложное время. Полистаем книгу «Другая история Московского царства» (Калюжный, Кеслер, 2003).

В 1377 году князь Ольгерд умер, а через три года, 8 сентября 1380 года, на поле Куликовом произошла знаменитая битва. В ней плечом к плечу бились князья и воеводы Москвы и Великого княжества Литовского против армии из «татар» и генуэзцев, и в которой тоже предполагалось участие литвинов.

Вспомним еще раз князя Ольгерда. Его похоронили по православному обряду, а вот имя его православное неведомо, — так он и вошел в историю под именем языческим. А его противоречивое завещание привело к смуте, поскольку свою часть Великого княжества (Виленскую) он завещал не старшему сыну от первой жены, Андрею Ольгердовичу Полоцкому, а Ягайле, сыну от второй, тверской жены.

По традиционной историографии, одновременно начинается смута в татаро-монгольской Орде. Причина — разногласия хана Тохтамыша с его же темником Мамаем. Противостояние приводит к Куликовской битве, где московский князь Дмитрий объективно оказывается на стороне Тохтамыша против Мамая, а упомянутый Мамай приглашает на свою сторону генуэзскую пехоту. Но ведь это еще не все! На стороне Мамая мы также обнаруживаем любимого Ольгердова сына, Великого литовского князя Ягайлу, а на противоположной, московской стороне — обиженных тем же Ольгердом, обойденных наследством его старших братьев, князей Андрея и Дмитрия!

Мамай был темником, то есть одним из полководцев Золотой Орды, но на территории Руси он выступал фактическим руководителем этой организации, хотя его легитимность и не была ничем подтверждена. Он был как бы сам по себе: и не «татарин», и не «монгол». Судя по контексту событий, он на неизвестных условиях пошел в наемники к генуэзцам, чтобы перекрыть в их интересах Дон, единственно по которому осуществлялась тогда международная торговля Москвы: Днепр был для нее закрыт Литвой, Волга-«монголом» Тимуром.

Если бы авантюра Мамая удалась, генуэзцы становились монополистами на северном отроге Великого шелкового пути, а Мамай получал их безусловную и мощную поддержку, увеличив свое политическое господство по сравнению, например, с Тохтамышем. Можно было бы ожидать увеличения потока товаров, но и прибыль стал бы сгребать Мамай, а не «татарин» Тохтамыш, что повысило бы экономическое могущество Мамая.

Нам представляется очень важной история о десяти сурожских (крымских) купцах, которые пошли в поход с князем Дмитрием. Зачем их взяли? Как это ни парадоксально, подобные «нелепые» сообщения крайне важны. Если бы их придумали, то постарались бы как-то объяснить. А те моменты, которые просто «выпирают» из текста и никак не обоснованы, и представляют наибольший интерес. Так в чем же здесь дело? Дело в том, что если купцы финансируют войну, то, значит, они видят в ней выгоду для себя. И посылают с войском своих наблюдателей. И это подтверждает, что сражение произошло из-за препятствий, чинимых Мамаем торговле Москвы с Крымом.

Ведь если Волга была перекрыта Ордой, а Днепр контролирует Ягайло, а теперь еще мамаевские военные эскапады перекрыли Дон, то как же князю Московскому получать с торговли налог? Чтобы его получать, ему благополучие купцов защищать надо. Наверное, всю историю следует переосмыслить с точки зрения развития торговли. Со стороны Мамая спонсорами выступали генуэзские купцы, со стороны Москвы — сурожские.

А зачем понадобилась Мамаю генуэзская пехота, ведь тактика татар была совсем другая: они ходили «изгоном» на чужие территории. Быстро пришли, разгромили зазевавшихся, нахватали имущества и пленников и скорее назад. Так они поступали и до, и после Куликовской битвы, сообщают нам историки. Использование ими пехоты-уникальный случай. Через два года Тохтамыш обошелся без нее.

В случае же «торговой» причины столкновения можно объяснить это тем, что не Мамай нанимал себе воинов, а сам был нанят генуэзцами как раз для перекрытия торговых путей и ликвидации таким образом конкурента в лице русских купцов-сурожан. А если Генуя финансировала операцию, то, естественно, дала Мамаю и своих пехотинцев, и своих стратегов, считая, что без них он проиграет. В конечном итоге генуэзцы Мамая и убили: не оправдал доверия, зря денежки потратил.

Ягайло, враг немецких крестоносцев, отнюдь не был врагом всем прочим странам Европы. Оказаться на стороне Генуи, в случае победы Мамая, ему было бы выгодно. А оказаться на ее стороне в случае поражения — невыгодно. И мы не видим его на поле боя, а видим болтающимся невдалеке от него и убегающим при известии, что Мамай проиграл. А вот какого счастья искали в этой битве его старшие братья, Андрей и Дмитрий Ольгердовичи?..

Также следует отметить, что расстановка героев русско-генуэзско-литовско-татарской драмы на поле боя очень удивительная.

Если мы задумаемся над сообщениями историков, то обнаружим, что строил войска на поле отнюдь не князь Московский Дмитрий — будущий Донской, а по его поручению воевода Дмитрий Боброк-Волынский. Передним, сторожевым полком командовали Симеон Оболенский и Иван Тарусский, стоявшим сзади него большим полком — боярин Тимофей Вельяминов, засадным — который называют также «основным резервом», — князь Владимир Андреевич и тот же Боброк-Волынский, полком левой руки — князья Василий Ярославский и Федор Моложский.

А чем занимался в ходе подготовки, да и на поле во время битвы сам князь Московский Дмитрий Иванович? Он ведь получил прозвище Донского за победу руководимых им войск на этом поле, у реки Дон! Но вот, оказывается, он не командует ни одним полком и совсем не руководит боем. Полюбовавшись, стоя «в партере» (в Сторожевом полку), на единоборство русского инока Пересвета и татарского богатыря Темир-Мурзы, он… переодевается простым пехотинцем, чтобы «сражаться в первых рядах вместе со всеми»! Так пишут историки на основе, понятное дело, литературного произведения. То ли он в кустиках переодевался, то ли ему кабинку специальную принесли, — сказать трудно. Мысль в бою выдавать за князя другого, в общем, здравая, но вряд ли он затеял меняться с кем-то княжескими штанами на глазах всей честной компании.

Итак, нас уверяют, что Мамай, как оно и положено военачальнику, руководил своими войсками с Красного холма, где была его ставка, — и проиграл, а князь Дмитрий ставки не имел, боем не руководил, а топтался «вместе со всеми» прямо посередине поля боя, — и выиграл.

Теперь вспомним «русских литовцев» и сразу скажем, что дружина под командованием литовского князя Дмитрия (Корибута) Ольгердовича стояла в так называемом «частном резерве» за левым флангом Большого полка. Это довольно странно: наемников и союзников-чужестранцев всегда ставят или перед собой, или сбоку, но никак не сзади. Зачем же князь Московский добровольно поставил за собой заградительный отряд из литвинов? А может, все было наоборот: литвины здесь были не наемниками, а друзьями? А может, князья были и в родственных отношениях? Если так, то неудивительно, что на схеме расположения войск «частный резерв» князя Дмитрия расположен зеркально ставке Мамая. А его брат, князь Андрей Ольгердович (Полоцкий) руководил полком правой руки, состоявшим из полочан.

К сожалению, точно не известен весь комплект имен этих князей; Дмитрий и Андрей — это христианские имена, а имя их отца Ольгерда — языческое. Также, с другой стороны, имена Мамая и Тохтамыша языческие, они могли принадлежать людям, имевшим и православные, и католические имена. Этот период средневековья для историков очень проблематичен из-за сложностей с идентификацией личностей. Кое-что известно: например, Скиргайло был еще и Иваном, Свидригайло — Львом и Болеславом. Единокровный брат князей Дмитрия и Андрея, Яков, имел еще языческое имя Ягайло и католическое Владислав. Двоюродный их брат, Юрий, был «по совместительству» язычником Витовтом и католиком Александром. Причем в католичество он крестился как минимум трижды.

Любимый сын Ольгерда — Ягайло, он же Яков (под этим именем он княжил в Витебске), а позже Владислав, согласно традиционной версии, спешил на помощь Мамаю, но не успел, и встал в двадцати километрах от поля битвы. Существуют разные толкования, почему он не участвовал в бою: начиная от банального опоздания, заканчивая величием дружбы славянских народов, благодаря которой белорусы не стали оказывать помощь татарам.

Поиски «литовского следа» в истории Московии могут породить немало версий! Здесь мы коротко излагаем версию Игоря Литвина; она интересная, хоть и спорная. Литвин указывает на несколько странных совпадений.

За восемнадцать лет до Куликовской битвы, в 1362 году Ольгерд в битве на Синих Водах разгромил три татарские орды, которыми командовали «отчичи и дедичи Подольской земли», султаны Кутлубук, Качибей и… Дмитрий. Через год, в 1363 году «другой» Дмитрий получил власть в Москве. Но другой ли это был Дмитрий? — спрашивает Игорь Литвин. И ведь известны странные походы Ольгерда в 1368–1372 гг. на Москву, без кровопролития и с неизменным выражением любви; также известно, что он обошел старших детей, среди которых был и Дмитрий, в своем завещании в пользу Ягайлы. Войны между родичами за власть — отнюдь не редкость!

Версия о соответствии Дмитрия (Корибута) Ольгердовича Дмитрию Ивановичу (Донскому), выдвинутая Игорем Литвиным, объясняет две загадки. Первая: где был Дмитрий Донской во время Куликовской битвы, и вторая: почему он так странно вел себя во время погрома Москвы Тохтамышем в 1382 году.

В первом случае Дмитрий находился там, где и положено полководцу, а именно в своей ставке, а отнюдь не «частном резерве», за большим полком, не занимаясь дракой в рядах пехотинцев.

Вторая загадка сложнее.

Согласно традиционной трактовке событий в 1382 году хан Тохтамыш совершает опустошительный набег на Москву. Дмитрий Донской еще до похода татар покидает город, — полагают, чтобы собрать войско, — и оставляет за себя… литовского князя Остея, внука Ольгерда. Мягко говоря, странное решение. Откуда бы взялся на Москве тот литовский князь?.. Но еще удивительнее, что вместе с литовским князем Остеем оборонять Москву остается литовский митрополит Киприан!

А вот если Дмитрий Донской — это Дмитрий Ольгердович, то нет ничего странного, что он, отправляясь собирать войско, оставил командовать гарнизоном Москвы внука Ольгерда. Это, повторяю, версия Игоря Литвина; на самом деле родство с Ольгердом вовсе не предполагает непременного отождествления двух Дмитриев.

Вызывает вопросы и странная синхронность двух событий: разгром Москвы ханом Тохтамышем 23–26 августа 1382 года и государственный переворот в Великом княжестве Литовском в начале того же месяца. Там сначала (еще в 1381 году) родной брат Ольгерда Кейстут, захватив Вильно, арестовал Ягайлу, но затем его отпустил. Через год Ягайло при поддержке немцев захватил самого Кейстута, заточил его в башне Кревского замка, а 15 августа старый князь и вовсе был задушен. С его убийством Ягайло получил власть над обеими половинами княжества. Но тут на него обиделся сын Кейстута, Ягайлов двоюродный брат Витовт, который даже переехал в Мальборк, рассчитывая при помощи тевтонов вернуть Великое княжество себе. А Андрей Ольгердович отдался под руку Ливонского ордена, союзного тевтонам. Куда делся Дмитрий Ольгердович?

Не менее интересные события произошли через несколько месяцев. В декабре 1382 года Ягайло просит поддержки у Дмитрия Донского! Неужели к московскому пепелищу взывал он о помощи? Подозреваем, что ужасы разорения Москвы сильно преувеличены, если москвичей зовут в качестве военного союзника. Правда, союз не состоялся, поскольку Дмитрий потребовал от Ягайлы… признания его старшинства. В излагаемой версии он был прав, ибо как старший брат мог этого требовать. Но Ягайло отказался признавать себя «младшим», вступил в союз с поляками, женился в 1385 году на польской королеве Ядвиге и после подписания Кревской унии стал королем Польским и Великим князем Литовским одновременно.

1385 год. Кревская уния Великого Княжества Литовского и Польского Королевства. С юридической стороны означала инкорпорацию Литвы в состав Польши. Многие историки считают этот документ более поздней фальсификацией, о чем будет сказано ниже.

1387 год. Вильно первым из белорусских городов принял магдебургское право.

Согласно традиционной версии во время московского погрома 1382 года князь Остей был убит. Но вот еще одна странность: одновременно из Москвы исчез сын Дмитрия Донского — Василий.

«В одиннадцать лет он возглавил посольство к хану Тохтамышу и просил великокняжеский ярлык для своего отца. Ярлык был дан, но самого Василия оставили заложником в Золотой Орде. Через четыре года он бежал из плена. Путь юноши лежал через Литву, где он дал слово князю литовскому Витовту жениться на его дочери Софье. Впоследствии беглец сдержал свое обещание» (см. С. Булацкий. Правители России. М., 2001).

Можно подумать, что скитающийся подросток (наверняка без паспорта и миграционной карты), даже если он сумел бы кому-либо доказать, что он — сын зависимого от Орды московского князя, мог представлять интерес в качестве жениха. Но дело даже не в этом. По традиционным представлениям, Орда была в Заволжье. Как же это надо было петлять, чтобы попасть из Заволжья в Москву через Литву? А встретиться с самим князем Витовтом он и вообще смог бы только в результате специальных ухищрений, ведь в это время Витовт был у тевтонов в Мальборке. Как занесло Василия из Орды в Орден?

В рождество 1390 года в Коломне сыграли свадьбу сына Дмитрия Донского Василия с литовской княжной Софьей. И на этой свадьбе принял участие в рыцарском турнире… вполне живой Ольгердов внук, князь Остей! (См. Klein A., Sekunda N., Czernielewski К, Banderia Apud Grunwald, I, II Jydn, 2000). И в заключение: в 1425 году, когда умрет Василий I Дмитриевич, Великий князь Литовский Витовт станет опекуном его десятилетнего сына, Василия II Васильевича Темного: ведь он его внук, сын его дочери Софьи.