Мифы Цивилизации

ДРУГИЕ ВОЕННЫЕ МИФЫ

Военно-исторические мифы особенно наивны.

При полном бездорожье, без компаса и карт 5 283 220 человек, в том числе 1 700 000 пехотинцев, быстро достигают Геллеспонта. Пролив неширок, всего верста с третью, навели два моста на канатах с брусьями, поперечинами и земляной насыпкой. Представляете? А провис какой был? Но ведь не пишут историки, что это чушь, сказка, миф.

Нет, дополняют картину: «Шли ассирийцы в шлемах из медной проволоки, с дубинами, обитыми гвоздями. Шли ликийцы в шапках, украшенных перьями, и с длинными железными косами в руках…»

И где это ассирийцы медную проволоку добывали? А гвозди откуда? А кто изготовил железные косы? Это же продукты позднего Средневековья!

И не по морям тех лет, а по страницам исторической хрестоматии «плыли трехпалубные триеры…», зубрит сие ученик, ибо трехпалубная лодка должна иметь гребцов на тех палубах. А как грести, не сцепляясь веслами? И какой длины должны быть весла гребцов третьей палубы? Представили? Да метров пятнадцать!

Оказывается, армия и флот Ксеркса двигались быстро. Кораблей было больше тысячи. Учился, видно, царь на примере Дария.

Было у Дария 500 кораблей. На них погрузились 200 000 пехотинцев и 10 000 всадников «вместе с лошадьми». На единичном корабле 400 пехотинцев, 20 лошадей и 20 всадников. Не считая гребцов. Не малые были корабли.

Но высадились персы на Марафонской равнине. «Как всегда, на берег вытащили корабли…» Потом мы прочтем, что «на берегу лежали вытащенные на сушу корабли персов». Но прочтем также, что «многие всадники так и остались вместе с лошадьми на кораблях, разгружать которые было поздно».

Занятно, конечно, как лошади на лежащих кораблях себя чувствовали…

Подобные подробности губят все. Марафонский бег существует, Марафонской битвы не было! Кораблей не было в 490 году до нашей эры! И всадников тоже не было еще. На лошадях не было. Могли быть на ослах и верблюдах. О тех же ни слова не сказано.

Многомудрые историки полагают, что 28 сентября 480 года до нашей эры состоялась Сала-минская битва. 350–380 кораблей греков против персидского флота в 1000 кораблей. На схеме из массового учебника до миллионов школяров доводят выдумку, нарисовать даже греческие корабли не позволяют размеры Сала-минского пролива. А где разместить 1000 персидских? Да нигде, ибо кораблей этих в помине не было! Кораблей не было, а битва, оказывается, была!

Сражение в Caламинском проливе.

Многое знают историки: того, что наутро выбросило море (персидское золото, корабельную утварь, богатую одежду с трупов!), хватило всем победителям. Еще бы: десятой доли хватило, чтобы отлить статую Аполлона в Дельфах в 12 локтей высоты!

Какая ерунда! Ну, была сказка. Так и надо сказать. А то ведь Историей называем!

А что мы знаем о кораблях древних греков и римлян? ТРИЕРЫ = ТРИРЕМЫ, ТЕТРЕРЫ = КВАДРИРЕМЫ, ПЕНТЕРЫ = КВИНКВЕРЕМЫ.

Много было кораблей, ведь на римском флоте якобы было 45 562 человека. До человека посчитано! А не было этого вовсе!

Все термины морские, корабельные не от греков и не от древних римлян. Голландские да немецкие термины, однако. Появились тогда, когда стали строить морские суда Вот пентера с пятью рядами весел. На ней придумали 300 гребцов! Да любой корабль Колумба был меньше! Но пишут в учебниках, пишут…

Пишут, что карфагенскую пентеру выбросила буря на римский берег. И не корабелы-римляне за два месяца построили 100 пентер и 20 триер! А историки придумали вороны — столбы, доски с перилами и металлическим клювом… Бред!

Но историки могут все! И сухопутные римляне на море победили природных мореходов карфагенян! На бумаге победили. И Гай Дуилий, консул, литературный победитель при Милах, идет домой в сопровождении факельщика и флейтиста. И просит избавить его от такого почета… Не история — литература! Выдумка!

А вот 10 мая 1529 года огромная (в 75 000 воинов) армия Сулеймана выступила из Константинополя. И 30 сентября (через пять месяцев!) армия подошла к Вене. Да, гораздо медленнее Дария или Ксеркса был Сулейман. И не взял он Вены! А в крепости города было 23 000 солдат!

Вот это уже история! Никаких чудес.

Яркий пример лихого обращения с фактами вполне научная работа С.Ю. Горькова «Боевые действия на море в Пуническую войну» (Павел Орозий. Семь книг против язычников). Перевод и комментарий.

Опять труды кафедры истории Древнего мира МГУ. Древний Восток и Античный мир. М. 2001, с. 164–165.

Нам предлагают принять на веру, что в 260–241 гг. до н. э. кораблестроение было развито почти как в XVIII веке н. э.:

.. поставил на якоря 130 военных кораблей…

.. консулы… с 300 кораблями устремились к Сицилии и были встречены Ганнибалом…

.. карфагеняне… потеряли 64 корабля…

…консулы… с флотом в 300 кораблей направились в Клупее. Туда сразу же приплыли карфагеняне с равным флотом…

…104 корабля карфагенян было потоплено, а 30 кораблей с экипажем захвачено, а 35 тысяч воинов с них было убито…

Но чтобы перевезти в Египет экспедицию Наполеона

Бонапарта, понадобилось 328 кораблей! И каких! Ориент был самым крупным кораблем тех лет…

Вернемся к исследованиям Горькова.

Он не критикует Орозия. Что было, то было… Но и не говорит нам о том, кто строил тысячи кораблей? Корабли-то из досок! Где лесопилки? Где пилы стальные? Где топоры, наконец?

Сплошные мифы. А мифотворцы — историки. А место мифотворчества — кафедра истории. Но мифы не шуточки. Они требуют жертв.

В 1852 году турки по наущению французов передали католикам ключи от православного храма! Николай I вступился за православных. Началась и печально закончилась Крымская война… Миф требовал жертвы, миф получил жертвы!

Сколь легковерны русские цари и слабы умом военные советники! Горе нам!

В «Книге цивилизации» читатель найдет массу подобных примеров.

Великолепно изданная «Всемирная история войн» сообщает небылицу:

.. в 1354 году… Бертольд Нигер-Шварц отлил массивную чугунную мортиру.

Не могли никакие Шварцы этого сделать, чугуна литьевого люди не знали до 1711 года.

Г. Вейс считал (с. 572), что в XVI веке… пушки отливали из чугуна и бронзы, а потом сверлили.

Это сплошная чепуха, чугун не сверлится!

У входа в залив Патраикос 7 октября 1571 года объединенный испано-венецианский флот разгромил турецкий флот.

Считается, что это был последний крупный бой гребных судов.

Но, ничтоже сумняшеся, Гюстава Доре рисует огромные трехмачтовые и одномачтовые парусники, увиденные рисовальщиками на гравюрах X V I I–XVIII веков.

Скорее всего, при Лепанто сражались суда типа дракаров и галер. А большие корабли пририсованы как фон картины, для величия события.

Сражение при Лепанто.

К временам Г. Доре многие уже знали, что 27 июля 1714 года при Гангуте (п-ов Ханко) русский галерный флот разгромил парусную эскадру шведов, захватив 10 парусных кораблей.

В материалах «7-й Международной конференции по проблемам цивилизации» (Москва, 2003) опубликована работа военного моряка Г. Костылева «Военно-исторические хохмы. Несколько замечаний к традиционной истории с точки зрения реальной военной политики». Замечания оказались чрезвычайно серьезными…

Резко негативное отношение к гипотезам, выдвигаемым сторонниками альтернативных версий истории, совершенно закономерно. Современная историческая наука, основанная на скалигеровской хронологии (составленной магами и нумерологами в XVI веке), имеет задачей свое собственное выживание, вот и отмахивается она от всего, что этой задаче противоречит. Поэтому когда ее, историческую науку, ловят за руку, прямо указывая на недостоверные сообщения, глупости и другие бесконечные «сбои», то вместо серьезного разговора историки начинают браниться.

Между тем, совершенно правы Д.В. Калюжный и А.М. Жабинский, когда в своей книге «Другая история войн» пишут:

«Многие утверждения историков выглядят странно. Они все до одного ослеплены скалигеровской хронологической теорией. Если бы в каждом удобном случае профессионал в каком-либо деле (писатель, художник, военный) мог объяснить историку, в чем тот не прав, когда рассуждает об истории литературы, искусства, войн, то мы имели бы ныне подлинную историческую науку. А не тот конгломерат мифов, который Ричард Олдингтон назвал «худшим видом худшего порока».

Нестыковки в военной области исторической науки замечали многие, и не раз, и не в одном месте. Насколько я могу судить, одним из первых, если не самым первым, стал Ганс Дельбрюк, не поленившийся посетить места «античных» сражений и с удивлением обнаруживший, что там просто не поместились бы те многие тысячи бойцов, которые на этих полях якобы рубились. И что хитроумные маневры, которые хрестоматии приписывают Ганнибалу, Александру Великому, Сципиону и прочим стратегическим гениям, почти все невыполнимы практически.

V век до н. э. Премудрый Фемистокл, еще вчера болтавший на агоре (попросту политикан), уверенно командует флотом из 370(!) кораблей против 800(!) персидских, маневрирует так и сяк, ловко громит персов и возвращается в Афины весь в белом и в венках.

III век до н. э. Римские консулы Гай Дуилий и Марк Аттилий Регул в бою у мыса Экном командуют 330 кораблями против 250 карфагенских. Отряды хитроумно маневрируют, заходят в тыл, сминают фланги, битва кипит, карфагеняне разбиты, победители — в триумфальном пурпуре.

I век до н. э. В битве у мыса Акциум 260 кораблей Октавиана и Агриппы против 170 кораблей Антония и Клеопатры. Победа Октавиана.

Что объединяет эти сражения? Во-первых, основной типовой боевой корабль всех участников: трирема (триера).

XIV век нашей эры. Столетняя война, морская битва при Слюйсе. Французские корабли стоят на якорях под берегом, английский флот спускается на них по ветру, и начинается классическая, без затей, рукопашная. Никаких маневров! Никаких катапульт! Никаких таранов! Простая, незатейливая мясорубка. Видимо, английская «морская пехота» в ходе подготовки занималась фехтованием и боксом более прилежно, чем галлы, и крепко им всыпала.

XV–XVIII века. Эпоха напряженнейшего противостояния христианской Европы и арабо-турецкого мира, а также непрерывных междоусобных войн европейских держав друг с другом, в том числе, и в первую очередь — на Средиземном море.

Картина та же! Вот классика гребного флота: 1571 год, битва при Лепанто, 209 христианских кораблей против 296 мусульманских. И как они воюют? А так: эскадры выполняют простейшие маневры типа «вперед!», на сближении обстреливают друг друга из аркебуз и фальконетов, весьма несовершенного огнестрельного оружия, с целью по возможности проредить шеренги вражеских солдат, а затем — да, вы угадали, старая добрая абордажная мясорубка. Никаких маневров! Никаких таранов! Про катапульты речь не идет, ибо они уступили место бомбардам. А почему, собственно, уступили? Вроде катапульты-то были поэффективнее?

А вот 1588 год, сражение при Гравелине, как называют в английской историографии целую серию схваток британского флота с «Великой Армадой». Это воистину знаковое сражение. Впервые сомнительная романтика рукопашной, как средства достижения победы уступила первенство не менее сомнительной романтике артиллерийской дуэли. Но красивее сражение от этого не стало: небольшие отряды и отдельные корабли сходятся под давлением ветра, как Бог на душу положит, и от этой же души молотят друг друга ядрами и картечью в рамках своих огневых возможностей.

И подобная фантастика преподносится в школьных учебниках и программах по истории. По страницам этих руководящих изданий плавают биремы, триремы, даже пентеры, то есть двухпалубные, трехпалубные, даже пятипалубные военные лодки.

Особо смелые историки пишут и о децерах! Полный отрыв от реальности… Глубоко прав Г. Костылев: если на нижней палубе весло имеет длину 8 метров, то на втором ярусе уже 16 метров, а на третьем — 24 метра! О многопалубных гребных судах типа «Сиракузии» водоизмещением 4000 тонн (!) и говорить не стоит.

А теперь смотрим на картины и гравюры реальных галер, хорошо датированных и документированных, XVI–XVIII веков. На наше счастье, галера как класс боевого корабля сохранялась в составе военных флотов многих стран довольно длительное время, до конца XVIII столетия, пока, где раньше, где позже, не была вытеснена более совершенным типом корабля прибрежного действия, так называемой канонерской лодкой (англ. gunboat), более удачно сочетавшей весло, парус и артиллерийское вооружение.

И вот перед нами целые табуны галер: испанские, генуэзские, венецианские, французские, шведские, петровские, турецкие, арабские. Все до единой с одним рядом весел.

Первое, что настораживает. Лет триста-четыреста подряд античные галеры кромсают друг друга таранами; затем на протяжении примерно 1800(!) лет таран никто в здравом уме и трезвой памяти не применяет, и лишь в 1862 году броненосец конфедератов «Вирджиния» наносит свой знаменитый удар федеральному шлюпу «Кумберленд». Затем в ходе боев в бассейне Миссисипи специальные броненосные тараны северян и южан неоднократно пыряли носами деревянные речные канонерки, причем небезуспешно.

Затем последовало несколько морских таранных атак, как преднамеренных, так и нечаянных: в 1865 году, в битве при Лиссе австро-венгерский броненосец «Фердинанд Макс» таранным ударом топит потерявший управление итальянский броненосец «Ре д'Италия»; в 1870 прусский броненосец «Пройссен» в тумане таранит своего же собрата, броненосец «Кениг Вильгельм», и топит его; в 1879 году перуанский монитор «Хуаскар» тараном топит чилийский деревянный корвет «Эсмеральда». Наконец, в 1891 году при отработке эскадренного маневрирования британский броненосец «Кэмпердаун» врезается в борт флагманского броненосца «Виктория» и пускает его ко дну.

«Таранное» направление военной кораблестроительной мысли, популярное после подвига «Вирджинии», а затем и «Фердинанда Макса», быстро сошло на нет, и в 1906 году на воду сошел первый линкор без тарана — британский «Дредноут».

Однако в Первую мировую таран вновь возродился и активно применялся до самого конца Второй мировой войны, на этот раз как способ ближнего боя легких кораблей и как эффективный завершающий удар эскортного корабля по всплывшей подводной лодке. На таран ходили артиллерийские катера и эскадренные миноносцы, противолодочные фрегаты и гигантские лайнеры. Множество успешных таранов в конце концов породило стереотип мышления: если так успешно действуем тараном мы теперь, логично, что «антики» пользовались им с не меньшим успехом тогда, в своей седой древности.

Все успешные тараны броненосной эры выполнены кораблями, специально спроектированными для этой цели. Профессионалы-кораблестроители, в отличие от импровизатора с конфедератской верфи (и в отличие от профессионалов-историков, если только в отношении болтунов вообще может идти речь о каком-либо профессионализме), сразу смекнули, в чем изюминка. Их корабли били своих противников мощными, многотонными, цельнолитыми форштевнями, а не какими-то навесными, пусть и острыми, шипами. В чем тут разница? Разница вот в чем.

Форштевень — одна из наиважнейших деталей силового набора (каркаса) корабля, служащая для восприятия и наиболее рационального распределения нагрузок между продольными (киль, стрингеры, палуба) и поперечными (шпангоуты, бимсы, пиллерсы) элементами набора. Железный или стальной корабль, чей железный или стальной форштевень специально рассчитан на восприятие ударной нагрузки при таране, может позволить себе роскошь забодать даже бронированного врага. Ведь броня боевых кораблей аж до 1914 года не являлась силовым элементом корпуса; она была всего лишь накладкой, призванной спровоцировать

преждевременный разрыв неприятельского снаряда. Но прочностные характеристики дерева никогда не позволят создать корабль, способный без существенного ущерба для себя таранить себе подобного. Попросту говоря, оно слишком ломкое.

В 1898 году английский железный четырехмачтовый парусник «Кромантишир» в густом тумане ударил в борт французский деревянный пароход «Ла Бургонь». Казалось бы, все преимущества на стороне английского корабля: во-первых, таранит он, а не его, во-вторых, как никак железо против дерева! А в результате на английском судне оказались частично затоплены два носовых трюма, потеряны бушприт и две первых мачты, и капитан был вынужден подать сигнал бедствия. «Ла Бургонь», конечно, затонула, но и «Кромантишир» спасся только благодаря близости порта и счастливо подвернувшемуся пароходу, который взял его на буксир.

Опять нюанс, сухопутному человеку непонятный: парусник не может себе позволить потерять бушприт и фок-мачту (переднюю), ибо это означает для него немедленную и полную потерю управляемости. Таковы законы аэро— и гидродинамики, сочетание которых, собственно, только и делает движение под парусом вообще возможным. Без бизань-мачты (задней) обойтись можно, потерять грот-мачту (среднюю) — скверно, но не смертельно, даже без руля при некотором везении можно выкрутиться, а вот без носовых парусов, фока, кливера и стакселей совсем беда. А при таранном ударе несущие их бушприт и фок-мачта падают автоматически, неизбежно, и любой капитан-парусник это отлично знает. Установка же временного рангоута взамен потерянного — это адский, многочасовой труд даже в спокойной обстановке, а в бою это вообще невозможно. Естественно, никакой командир в здравом уме не пойдет на то, чтобы преднамеренно лишить свой корабль подвижности. Если ему и посчастливится выйти живым из боя, то только для того, чтобы немедленно отправиться под трибунал. Хорошо, если только отстранят от командования, а то ведь на той же галере и останешься — только уже в качестве гребца.

Вывод. Никаких таранов античное воинство на море не производило и производить не могло. Для деревянного парусного корабля таран — только замысловатый способ самоубийства.

Управлять воинскими подразделениями, частями, соединениями и объединениями — значит, указывать им направление и конечную точку движения. И это очень, очень грубое определение! На суше с этим относительно просто: точку А и точку Б обычно связывают одна-две дороги, причем, так сказать, хорошо обвехованных: тут справа будет кладбище, тут — харчевня «Три пескаря», слева — виселица для разбойников и т. д. Тем не менее вождение сухопутных войск даже сегодня представляет собой вид искусства, на котором многие обожглись. А на море? Где нет ни кладбищ, ни виселиц в качестве ориентиров?

На море нужен прибор, который поможет определить точку вашего нахождения. И другой прибор, который поможет выдержать курс до точки сосредоточения. Как называют такие приборы? Правильно, квадрант и компас. Без них вашу эскадру просто растащат волны, ночь и туманы. Как объяснить капитанам, в какую сторону им плыть? Рукой показать? Не смешно.

Так вот, согласно Канонической Версии Истории, у гре-ко-римлян ни квадранта, ни компаса не имелось. Но без них плавать по морям было можно, лишь держась исключительно в пределах прямой видимости берега, а с наступлением темноты каждый раз становясь на якорь. И это в идеальных погодных условиях! Нет, как хотите, без элементарных навигационных приборов в море никак не обойтись, особенно если речь идет о крупных корабельных отрядах, и это соображение автоматически отбрасывает все сказки об «античных» морских кампаниях в позднее Средневековье!

Теперь — внимание! Наступает самый тяжелый и ответственный момент в нашем повествовании! Задаю вопрос: как отдавались и принимались приказы в античном флоте?

Слава Богу, никто не утверждает, что ребята располагали радиосвязью А без шуток, реально имеется три возможных канала связи: звуковой, визуальный и посредством посыльных судов. Но море исключает голосовую связь как средство оперативного управления: на море, тем более на деревянном гребном корабле, всегда довольно шумно — волна плещет, надсмотрщики счет гребцам подают, и все деревяшки вокруг непрерывно скрипят. Если и докричишься, то максимум до соседнего корабля. Рассылать голосовые сообщения по принципу «передай дальше!» тоже проблематично.

Сколько времени уйдет на это на эскадре в 100–200 — 300 судов? А сколько раз тот приказ переврут и недослышат? Короче, это не метод.

Можно, конечно, воспользоваться горном или рогом, но и тут дальность уверенного приема будет очень ограниченной, а главное, этот способ страдает неустранимым недостатком — низкой информативностью. Попросту говоря, много сигналов, тем более сложных, в звуковую форму не зашифруешь. Даже в наши дни, когда моряки располагают несравненно более мощными звукосигнальными средствами: сиренами, тифонами, паровыми и пневматическими гудками — набор передаваемых с их помощью сигналов очень узок. «Стою без хода», «изменяю курс влево», «даю задний ход» — все в таком роде.

Для тактического управления эскадрами звуковые сигналы применялись крайне ограниченно. Например, пушечным выстрелом частенько подавался сигнал к началу атаки. Согласитесь, выстрел все-таки куда громче горна или рожка. Но еще безрадостнее перспективы применения таких сигналов в ходе собственно сражения. Как только мы свалимся с противником на абордаж и все вокруг неизбежно перемешается, ни о каких рожках и гонгах не может идти и речи: рев матросов и солдат, вопли умирающих, адский лязг оружия, треск разлетающихся в щепки весел и рушащихся матч — да тут соседа по веслу не услышишь, не то что какой-то горн или колокол…

Область применения посыльных судов тоже весьма узка. Этим средством можно воспользоваться для передачи командирам или младшим флагманам каких-то долгосрочных, общего характера распоряжений, и только когда на это есть достаточно времени — скажем, на якорной стоянке накануне сражения. Судите сами, сколько времени потребуется, например, трем посыльным судам, чтобы обежать эскадру в триста вымпелов и докричаться до каждого командира? А если при этом опять-таки вокруг кипит бой? И не очень-то понятно, где тут вообще свои, а где чужие.

Остаются визуальные сигналы. Это набор условных флагов или предметов, поднимаемых на мачте, ручной семафор (лихой матросик с флажками в руках) и сигнальные фонари, те самые, которые точки-тире. Фонарь отбрасываем сразу: до изобретения ацетиленовых горелок, дуговых ламп и параболических рефлекторов ничего, кроме фитиля, плавающего в плошке с маслом, у моряков не было. А такой фитиль ночью кроме своей плошки ничего не освещает, а днем и подавно бесполезен.

Флажные сигналы и ручной семафор. Это уже, безусловно, ближе к истине, но тут мы опять-таки упираемся в ограниченность возможностей человеческих органов чувств, в данном случае — зрения. Простой подсчет: при Саламине Фемистокл выстроил 370 своих «трирем» в две линии. Минимально допустимый интервал между кораблями пятьдесят метров. Меньше нельзя: малейшая ошибка рулевого, и — куча-мала со всеми вытекающими последствиями. Но тогда ширина такого строя по фронту составит ни много ни мало порядка 4 км! Чтобы привести эту армаду в движение, флотоводец, конечно, может поднять на мачте своего флагмана некий щит, то есть предмет размерами примерно метр на метр. Приняв допущение, что флагман расположен в центре боевого порядка, получаем расстояние до фланговых кораблей 2 км! Много мы разглядим с 2000 метров, даже не учитывая, что между нашим кораблем и флагманским колышется-раскачивается целый лес мачт и паутина такелажных тросов?

И не могли ни греки, ни римляне, ни карфагеняне элегантно маневрировать, подтягиваться и оттягиваться, не имея средств для быстрой и надежной сигнализации, для безошибочной передачи донесений снизу вверх и приказаний сверху вниз.

Однако все противоречия снимаются, если допустить наличие у «греков», «римлян» и прочих одного инструмента — зрительной (подзорной) трубы.

Появление этого инструмента по своей значимости для кораблевождения вполне сопоставимо с появлением компаса, квадранта и мореходных астрономических таблиц. Для военного флотовождения — в особенности. Только оно сделало возможной оперативную зрительную связь между отдельными кораблями и позволило адмиралам хоть мало-мальски влиять на развитие событий непосредственно в ходе сражения. Ну хотя бы своевременно вводить в бой резерв.

Понятно, что новые возможности были военными освоены не сразу и не вдруг. Более или менее упорядоченные и регламентированные своды флажных сигналов появились на флотах только в XVII веке нашей эры! Но и после этого победу всегда-всегда! — одерживал тот адмирал, который терпеливо и тщательно готовил своих младших флагманов, командиров кораблей и матросов, добивался в ходе учебных плаваний четкого взаимопонимания между всеми и каждым, перед сражением тщательно инструктировал командиров, разъясняя свой тактический замысел, а непосредственно в бою старался ограничиться минимумом самых простых, не допускающих двойного толкования приказов. То есть — с Богом, ребята! Начинаем!

Более того. Шли годы и века. Появились ручной семафор, азбука Морзе, сигнальные прожекторы, беспроволочный телеграф и, наконец, УКВ-радиосвязь, позволявшая фигурантам морских сражений разговаривать между собой, как по телефону. И что же? А то, что до сего дня история войны на море — это скорбный список перевранных сигналов, непонятых или не принятых приказов и сообщений, упущенных возможностей и фатальных ошибок в оценке ситуации. Десятки, если не сотни тысяч моряков заплатили своей жизнью за то, что кто-то не смог вовремя передать сообщение или не сумел принять надлежащий приказ. И это только в ближайшем, хорошо документированном прошлом. Такова цена ненадежной связи на море. И кто-то будет меня убеждать в том, что какие-то греки эффективно взаимодействовали, имея в качестве средств наблюдения и сигнализации только собственные глаза и уши?!

Наконец, последнее соображение.

А где обломки? Где любезные сердцу историка артефакты? Я хочу знать, где археологические подтверждения существования «трирем» и прочего? Морская (подводная) археология существует уже не один десяток лет, учеными и энтузиастами-любителями найдено и исследовано множество затонувших средневековых и «античных» судов, и среди них — вот странно! — ни одной «античной» боевой триремы. А между тем историки уверяют нас, что точно знают, где происходили грандиознейшие сражения, в ходе которых погибло множество боевых судов. Согласен, поиск под водой — это не то же самое, что раскопки кургана. Но ведь находят же! Только не триремы.

А между тем дно того же, скажем, Саламинского пролива должно быть просто усеяно остовами погибших греческих и персидских кораблей. Ладно, дерево, допустим, почти не сохранилось, но предъявили бы тараны! Глядишь, и доказали бы заодно реальность таранного удара как основного способа «античного» морского боя. Кстати говоря, места эти — Саламин, Акциум, Экном — просто рай земной с точки зрения легководолаза. Это вам не ледяная Балтика с ее вечными штормами, никудышной видимостью (на глубине 20 м не видать уже собственной ладони) и паршивыми грунтами. Сезон на Средиземном море-практически круглый год. Тем не менее шведские археологи нашли и подняли — в балтийских условиях! — корабль «Ваза». А британские — «Мэри Роуз» в Ла-Манше, где условия ничем не лучше балтийских. Трирем — нет.

Все, что найдено на дне морском «античного», относится к одной и той же, повторяемой с несущественными вариациями, категории судов. Это кургузые, неуклюжие «коробки», ничего общего с вытянутой хищной галерой не имеющие. Их останков нет и, предрекаю, не будет. По той простой причине, что их и не существовало.

Итак, общий вывод: никаких «античных» морских битв в том виде, в котором их нам преподносят, не было и быть не могло. В исторических работах Плутарха, Диодора, Фу-кидида и пр., и пр. описаны какие-то битвы времен позднего Средневековья, когда в ходу уже повсеместно были и компас, и квадрант, и зрительная труба — воистину великое творение Галилея, когда на палубах боевых кораблей появились пушки и аркебузы. А уж как их загнали в «античность» — вопрос особый. Я бы сказал, политический».

Мы присоединяемся к мнению Г.Костылева.