Милицейские были

Трагическая ночь

Летняя ночь. Много воодушевленных строк написано о летней ночи! Но для лейтенанта Кравченко неизменной приметой летней ночи были яркие огни фар, непрерывно рассекающие темень вдоль дороги. С вечера их много, сплошной поток. Затем машин становится все меньше, к полуночи они появляются уже редко. Покажутся вдали две яркие точки, сначала маленькие, как глаза у степного зверька, и жди, пока они не полыхнут на тебя, как солнце. Проедет автомобиль, и лейтенант, на миг ослепленный, снова привыкает к темноте.

Вот и сейчас он на взгорке. В обе стороны дорога плавно спускается в лощины, поэтому он хорошо видел фары автомашин. По каким-то только ему известным признакам движения он определял нарушения и перекрывал дорогу своей регулировочной палочкой, при виде которой шоферы намертво зажимали тормоза.

В эту ночь нарушений почти не было. Наверное, шоферы уже знали, что на этом километре где-то всегда стоит работник ГАИ, и придерживались установленной скорости движения, правил обгона.

Сегодня можно было бы уехать с трассы раньше. Но напарник, капитан Фролов, видимо, где-то задержался.

— Смотри тут, а я поеду дальше, — сказал он и умчался на мотоцикле.

Фролов был кадровым, опытным работником дорожного надзора. Он стал самым признанным специалистом автомобильного дела. Пришел в милицию 20 лет назад, после окончания автомобильного техникума, и продолжал совершенствовать свои знания. Во всем взводе дорожного надзора он выделялся умением быстро определять неисправности машин, в совершенстве управлял всеми видами автотранспорта. К нему как к самому опытному работнику и дали в подручные принятого в милицию Кравченко. С тех пор прошло уже пять лет. Кравченко давно освоил работу и стал самостоятельным офицером, но разлучаться со своим учителем не захотел. Он полюбил этого коренастого, молчаливого человека не только за знание дела, но и за его душевное, внимательное отношение, которое с первых дней приобрело характер дружбы.

Фролов с самого начала совместной работы отнесся к молодому работнику как к равному, ни разу ни в чем не показывал своего «я», никогда не упрекал в неопытности, спокойно и деловито разъяснял непонятное, личным примером показывал, что и как надо делать, чтобы быть хорошим автоинспектором.

Эту деловую дружбу старшего и молодого работников заметило и начальство и в интересах службы закрепило их на один парный пост для работы на самой напряженной автотрассе. Как и требует инструкция, в целях безопасности в ночное время они всегда несли службу вдвоем.

Когда капитан уехал, лейтенант понял это по-своему: «Что это с Фроловым делается? То заезжал к вдовушке после работы, а сегодня умчался, даже не дождавшись смены. Чем все это кончится…» — размышлял Кравченко, усаживаясь на скамейке, сооруженной дорожниками на самом холме.

Прохладный ветерок приятно обдувал лицо. Вдали, на взгорке, показался мигающий огонек. «Наконец-то едет капитан», — подумал Кравченко, поднимаясь со скамейки, и медленно зашагал к дороге. Мотоцикл остановился, заскрипел тормозами.

— К черту, устал я, за нарушителем гонялся. Вывернул как оглашенный с проселочной на большак, чуть, было, под автомобиль не угодил. Да еще и убегать стал, — сказал капитан.

— А я думал…

— Что ты думал?

— Ездил к этой, своей, как ее?..

— Я же на работе… А вообще-то заехать надо, ждет ведь.

Капитан слез с мотоцикла и стал усаживаться в коляску:

— Садись за руль, поедем…

Кравченко привычно вскочил на сидение, нажал ногой на рычаг, и мотоцикл рванул с места. «Где она взялась на мою голову, эта пышногрудая красавица? Домой бы пора, так разве ж Фролов согласится! Как магнитом тянет его к ней», — подумал лейтенант. Он вспомнил, как они познакомились с этой женщиной. Может быть, она первая заметила, что у дорожного колодца на краю села останавливают свои мотоциклы два милиционера, и поэтому в это самое время приходила набирать воду. Капитан помогал вытаскивать из колодца ведра, становился непривычно разговорчив, даже шутил. А однажды взялся проводить женщину домой, поднести ей ведра. С этого все и началось. Кравченко не сразу все понял. Появление женщины у колодца, ее особая манерная походка, постоянная улыбка на приятном лице и болтливость своего друга воспринимал он как обычное явление при случайных встречах, когда появляется желание поговорить, отвлечься от служебных дел. Но произошло неожиданное для Кравченко. Его напарник не на шутку влюбился.

Неужели и сейчас скажет как обычно: останови на минутку! А минутка эта бывает и часом… А сегодня особенно хотелось Кравченко скорей домой. Жена ждет, сегодня ее день рождения. Только год назад поженились. Мысли о жене вызывали в нем нежные чувства, и он нажимал на газ, косил глаза на капитана и с горечью думал: «А возможно, не остановит, кажется, дремлет…» Но когда подъехали к селу, дремоту как ветром сдуло с капитана:

— Ты останови, пожалуйста, на минутку. Понимаешь?

Кравченко сбавил газ, выехал на обочину дороги, затормозил. На ходу капитан выпрыгнул из коляски, бегом пустился по склону дороги, и его тень замелькала у плетня между деревьями. В зарослях сада виднелась продолговатая черепичная крыша дома. В стороне мигала тусклая лампочка у дверей сельского магазина. Было тихо. Лейтенант услышал скрип форточки и торопливые шаги своего друга. С левой стороны дороги серебрилась гладь колхозного пруда. Вокруг ни души, село уже спало, Кравченко склонился на руль, вдохнул тепло разогретого мотора. Сразу как-то отяжелели руки, свинцом налилась голова…

Когда лейтенант уже перестал думать о Фролове и, казалось, забыл, зачем он здесь стоит, у дома раздался стук в окно. Стук характерный, уже несколько раз им слышанный. «Почему же капитан так долго стоит у окна?» — подумал Кравченко, и тут же до его слуха донесся топот ног, треск и… выстрел. И сразу после выстрела:

— Коля, помоги!..

Это был голос капитана. И тут же перед самым мотоциклом возникла фигура человека и послышался грубый голос:

— Ах ты, сволочуга!.. — И рука незнакомца взметнулась над головою Кравченко. В ней было зажато что-то темное, короткое. Не нож, нет, скорее пистолет, только почему-то со слишком длинным стволом. Почти автоматически нога Кравченко ударила по рычагу, мотор взревел, мотоцикл буквально рванул с места. Кравченко с трудом вывернул руль, чтобы направить мотоцикл на дорогу…

Давно опустели кабинеты милиции, утихла обычная служебная суета. Некоторое время громыхала шваброй уборщица и, закончив уборку, ушла. Вымытые полы в длинном коридоре поблескивали в тусклом свете лампочки. По обе стороны виднелись закрытые двери. Только в комнате дежурного и ночью не прекращалась работа.

Дежурный сидел за почерневшим от времени однотумбовым столом, придвинул к себе телефон и, чтобы не было душно, открыл дверь. Там, за дверью, размещались камеры, но в них арестованных не было. Камеры были открыты, и оттуда тянуло прохладой. В кабинете было так тихо, что дежурный слышал собственное дыхание, и только временами за стенкой раздавался скрип половиц и шаркание ног. Это начальник райотдела майор Харченко уже второй час мерил шагами половицы. Он так же, как и дежурный, ждал звонка. В ожидании всегда кажется, что время идет долго, и на душе все больше нарастала тревога: «И черт меня дернул остаться здесь, лучше бы самому возглавить оперативную группу и там, на месте, уяснить обстановку, не терзался бы неизвестностью».

В сущности-то послал он сотрудников на выполнение не такого уж серьезного задания. Но встреча ночью с самым «спокойным» преступником чревата всякими неожиданностями. Как поведут себя подчиненные, не проявят ли поспешности или беспечности? И в том и в другом случае возможны осложнения, неудачи и даже тяжкие последствия. «Поспешат, стрельбу поднимут, еще, чего доброго, ранят, а то и убьют злоумышленников. Проявят беспечность — сами могут стать жертвой преступления. А Иванов, как спичка, вспыхивает при виде преступника…»

В воображении майора вырисовался джентльменский вид старшего лейтенанта Иванова. Широкий, модный галстук на узкой груди, светлые, зачесанные набок волосы, выбритое, всегда улыбающееся, свежее, как после бани, продолговатое лицо. Встретил он Иванова вечером на улице с женой под руку, шли в кино.

— Хорошо, что попался мне на глаза. Только хотел вызывать, — сказал он ему.

— Что-то случилось?

— Случилось. И очень важное.

— Я иду. Надя, извини… дело, знаешь. — Он устремился за майором.

— Сходи домой переоденься.

— Зачем? Так даже лучше!

Иванов заскочил в дежурку, взял со стеллажа свой пистолет, сунул его в карман и после небольшого инструктажа начальника поспешил к газику, в котором уже сидел работник уголовного розыска Федорчук с автоматом на шее…

«Еще, чего доброго, вдвоем и не справятся. И чего я с ними не поехал!» — терзался майор.

В районе совершено необычное и редкое преступление. Кто-то начал воровать с колхозных ферм поросят. В одном колхозе ночного сторожа привязали к бричке, где он спал, и угнали со свинофермы двух откормленных кабанов. Через неделю и в совхозе не стало четырех поросят. А еще через десять дней уже в другом конце района была украдена свиноматка. Воры орудовали ночью, не исключено, что подъезжали к фермам на автомашине.

Сначала майор сосредоточил все внимание на том, чтобы задержать их при продаже сала и мяса. Но это не дало результатов. Тогда начальник милиции обратился за помощью ко всем работникам свиноферм района. Кражи свиней совершались в разных концах района. А из этого следовал вывод, что преступники предварительно должны были изучать состояние охраны и расположение ферм. Поэтому работники свинофермы должны были заметить появление неизвестных лиц в селе. А в том, что «чужие», не жители этих сел совершают кражи, у майора не было никакого сомнения.

— Нет, на кражу свиней идут чужие люди и поэтому не опасаются, что их могут опознать. Сторожа привязывали к бричке, не прятали же своих лиц, — рассказывал майор колхозникам. Он сам объехал все фермы и разъяснил людям, по каким признакам выявлять подозрительных лиц.

Долго ждал майор сигнал о появлении в селах подозрительных. Уже начал было сожалеть, что придал широкой огласке замыслы милиции. Но такой сигнал все же поступил. Привезла его в район доярка из села Грушовки. Низкая, толстая, повязанная белым платком, несмело зашла она в кабинет начальника милиции.

— Старший животновод велел передать, что были в селе чужие люди…

— Подробней расскажите!

— Были чужие люди, так велел передать животновод. Вот и все.

— Какие они, где были, к кому заходили?

— Проездом они. Грузовик остановился, спросили дорогу на Боглеевку.

— А почему остановились у фермы? Что, людей больше нигде не было?

— Были, как же! У сельпо были люди…

— Какая марка машины?

— Грузовая, грязная такая, наверное, издалека.

— А номер?

— Про номер животновод ничего не говорил.

— А вы видели машину?

— Как же, видела, водой их напоила. У нас же рядом с фермой колодец. Вы ж были у нас, знаете…

— Знаю. Спасибо вам за такие вести.

Майор пожал колхознице руку, убедившись, что больше она ему ничего интересного не скажет. Тех деталей, которые нужны для сопоставления и анализа, в ее сообщении не было. И все же сигнал надо было проверить. «Они спрашивали Боглеевку, значит, их там видели», — подумал майор, снимая трубку телефона. Но в Боглеевке никто ничего не знал о приезде автомашины.

— Никаких чужих машин в селе не появлялось, — решительно ответил председатель колхоза.

Это уже была ниточка, за которую и ухватился майор. «Автомашина не проездом появилась в Грушовке, а специально, для изучения», — решил он. Поэтому и направил сотрудников сделать засаду и ждать появления свинокрадов. Послал сотрудников, а теперь сам мучился неизвестностью, сожалел, что не поехал с ними.

По оконным стеклам кабинета скользнул пучок яркого света, послышался рокот мотора. Майор бросился к окну. «Кажется, едут», — промелькнула мысль. У самого окна на большой скорости промелькнул мотоцикл, круто повернул во двор и заглох.

Через несколько секунд дверь распахнулась, в кабинет вбежал Кравченко. Майор еще не видел таким своего подчиненного. Глаза налились кровью и, казалось, потеряли способность мигать, рука, взятая под козырек, дрожала:

— Капитан убит!

— Где, когда? — Майор сделал шаг к лейтенанту. — Как же так, убит? А ты жив, почему бросил его?

Лейтенант, опуская правую руку, задел ладонью кобуру на своем боку и, как бы встрепенувшись, не сказал, а простонал:

— Пистолет, у меня же есть пистолет, как же это я… — Он резко повернулся и побежал, уже на улице крикнул: — Убит в селе у колхозного пруда, над дорогой!

Майор выбежал во двор за ним.

— Подожди же ты, ненормальный!

Но Кравченко уже успел завести мотоцикл и скрылся за воротами.

Выбежал во двор и дежурный.

— Товарищ майор, операция «свинокрады» успешно завершена. Преступники задержаны. Иванов и Федорчук везут их…

— Молодцы ребята! Водвори воров в камеру, завтра разберусь. Позвони прокурору, судмедэксперту и криминалистам, пусть догоняют меня. Я уехал следом за Кравченко. Буду на трассе у пруда.

Только темная ночь была свидетелем того, с какой скоростью мчал по дороге мотоцикл. Лейтенант совершенно забыл о своей безопасности. Он не замечал предельной нагрузки мотора, при которой уже невозможно остановить мотоцикл, если бы возникло препятствие на дороге. Он весь был устремлен только вперед, к тому трагическому месту, где оставил без помощи своего друга. «Как же я мог забыть о своем пистолете, почему же не бросился я на помощь капитану! — От таких мыслей холодело в груди. — Лучше бы я оказался на месте капитана, чем прослыть трусом…»

Потянуло запахом болота. Справа заблестело зеркало воды. Кравченко повернул влево, затормозил мотоцикл. С обнаженным пистолетом он бросился к домику, к которому всегда так тянуло капитана. Теперь Кравченко был готов к схватке с любым преступником. Но нигде никого не было. Кравченко бежал туда, откуда еще недавно слышал голос капитана, звавший на помощь. И вдруг на его пути обозначилось что-то темное. Он остановился и медленно опустился на колени. Это лежал капитан. По тому, как были разбросаны его руки, как беспомощно уткнулось его лицо в песок, Кравченко понял: капитан мертв. Он перевернул его на спину. На груди ощутил что-то мокрое и липкое…

Пришли машины оперативной группы, осветили его фарами. У трупа склонились судмедэксперты, криминалисты, а Кравченко так и стоял на коленях, пока начальник райотдела не взял у него из руки пистолет, поставил на предохранитель, сунул ему в кобуру, сказал:

— Пойди сядь в автомашину…

Вернулся Харченко в райотдел на рассвете. Вернулся не один, привез и водворил в камеру Василину Федун. Все так складывалось, что она должна была знать убийцу капитана. Выстрел в него произведен в 10 метрах от крыльца ее дома. На сыром песке у самого дома отчетливо просматривался след убийцы. Узор подошвы давал основание думать, что обут был преступник в мягкую обувь, во что-то вроде спортивных кед или тапочек. Он бежал от дома через дорогу к пруду, где лежал его велосипед. На сизом оттенке росы, осевшей на зеленой траве, отчетливо отпечатались колеса, рама. Дальше потянулась темная ленточка примятой колесами травы, пока велосипед не выехал на шоссе.

Был сделан вывод, что преступник специально поджидал капитана во дворе, а возможно даже находился у Василины. Что же касается мотивов убийства, то они были ясны: совершил преступление соперник, его, безусловно, должна знать Василина.

Харченко вел с ней разговор в ее доме. Она рассказала:

— На кухне я ждала Фролова и видела, как промелькнула тень человека под лампочкой магазина, а затем и под моим окном. Слышала и выстрел. Когда подбежала к окну в другой комнате, то увидела только, как человек медленно опускался на колени и затем упал лицом вниз. Я поняла, что это был Фролов. Кто стрелял, я не знаю…

Больше ничего не могла показать Василина. Вся она тряслась, как в лихорадке, отводила глаза в сторону и ногой подсунула что-то под стул. Это заметил майор и проверил. Оказалось, это окурок папиросы. На полу были подняты и две обгоревшие спички. А на столе накрытая рушником стояла надпитая бутылка водки, один стакан и рядом, на тарелке, нарезанный соленый огурец и кусок сала.

— Значит, у вас кто-то был? — спросил Василину майор.

Ее объяснение было неубедительно и вызвало еще большее подозрение.

Да и обстоятельства убийства капитана у самого дома Василины были не в ее пользу. Капитан не ожидал нападения. Даже кобура его пистолета была застегнута. Значит, преступник появился внезапно, возможно, поджидал его здесь. А точнее, человек, вхожий в этот дом, мог оказаться здесь ночью. Таким человеком мог быть прежде всего любовник Василины. Поэтому майор и задержал Василину, водворил ее в камеру.

В кабинете майора ждали. Федорчук сидел, откинувшись на диване, с болезненной гримасой на продолговатом лице, прижимал рукой левый бок. Когда вошел Харченко, он ровно сел, но не поднялся. Доложил за обоих Иванов:

— Задержали. Обошлось ничего, но могло быть хуже, — кивнул головой на Федорчука.

— Ты ранен? — Харченко присел рядом на диван.

— Ножом, падлюка, тесанул. Думаю, задержу, а он с ножом. Хорошо, что я отскочил. Мог бы в живот, настоящая финка.

— Не финка, а нож, что кабанов колют, — поправил Иванов.

— Ну, нож, такой полуметровый. Отскочил я от него, боль в боку страшная, вскинул автомат и… выстрелил под ноги, приказал лечь. Хотя и бандит, но человек же! — закончил Федорчук.

— Ишь ты какой деликатный! Эта деликатность могла тебе жизни стоить. Надо в больницу, наверное, — сказал Харченко.

— Перевязку сделали.

— Ну, докладывай!

— Товарищ майор, сначала расскажите, что же случилось с Фроловым, — перебил Иванов.

— Убили Фролова. Напасть какая-то! Сколько спокойно жили — и сразу на тебе: Фролов мертв, а Федорчуку бок продырявили, — Харченко поднялся, зашагал по кабинету. — О Фролове потом. Его уже не вернешь. Докладывайте о своих свинокрадах!

В окна уже просеивался рассвет. Небо прояснилось, звезды потускнели, поблекла и лампочка на столбе во дворе. Приближалось утро.

Иванов заговорил:

— В засаде ждали появления. После двух часов ночи появились двое — и сразу к двери. Один стал ломиком срывать запоры, другой палкой доставал лампочку, пытался ее разбить. Мы с Федорчуком к ним: «Стой!» Один остался на месте, другой убежал. За ним погнался Федорчук. Старик вилы к груди задержанного, а он взмолился: «Братцы, сдаюсь, простите!» Из темноты слышу: «Ой!..» И очередь из автомата… Приказал старику сторожить задержанного, а сам бросился на помощь Федорчуку. Прибегаю, а они оба лежат. Федорчук держится за бок, наставил на неизвестного автомат, тот уткнул лицо в землю, вытянул руки. Вот так и задержали. Привезли на их автомашине, оставили они ее на окраине села. Один, тот, что у дверей задержан, оказался нашим старым знакомым, конокрадом из Петровки. Мы его лет пять назад за кражу лошадей под суд отдали. Отсидел четыре года — и вот на свиньях попался. Другой — молодой шофер из города. Краденых свиней они резали, мясо продавали на рынке в городе. Все рассказывают…

— Доложите прокурору, оформите их арест и передайте дело следователю. Сами переключайтесь на расследование убийства автоинспектора. Федорчука отвезти в больницу.

«За что же, люди добрые, в чем же я виновата?» — простонала Василина. Ноги ее подкосились, и она медленно опустилась, села на холодный деревянный пол. Только теперь, переступив порог камеры, Василина по-настоящему поняла безвыходность своего положения. Дома, когда ее допрашивали, когда объявили о задержании, даже в машине по дороге в милицию у нее теплилось в сознании: авось разберутся, домой отпустят.

Но ничего этого не случилось. За ее спиной громыхнул ржавый железный засов, она вздрогнула. Постепенно глаза ее привыкли к темноте. В трех шагах от себя она разглядела дощаные нары, у самого потолка маленькое окошко. Её окружали серые стены. Она прилегла на нары. «При чем же здесь я? Ведь мне тоже больно за гибель любимого человека!»

Василине было под сорок. Родители ее рано умерли, и она уже без них выходила замуж. Первый муж еще не успел перевезти к ней свое барахлишко, как, будучи пьяным, попал под трактор и погиб. Второй муж был из рабочих, которые газовую трассу прокладывали. Окончились работы, и он уехал. Больше она и не выходила замуж. Остался на душе тяжелый груз неудачных замужеств. Появилось и недоверие к мужчинам. Так и жила она одна.

Встреча с милицейским капитаном породила в ее душе нежные чувства. И хотя никогда об этом ему не говорила, знала, что он имеет семью, но всегда его ждала, каждый его приход был для нее праздником.

Старший лейтенант Иванов отличался четкой исполнительностью. При докладе начальству он имел свое твердое мнение по обсуждавшемуся вопросу.

Иванов с такими подробностями характеризовал каждого из «хахалей» Василины, что майор не выдержал, прервал его:

— Зачем мне все это? Ты мне доложи, есть ли среди них такой, который способен убить своего соперника? — Он поднялся из-за стола, подошел к лейтенанту, взял его за плечо. — Ты понял, что нас должно интересовать?

— Ну как же, товарищ майор, без знания деталей прийти к какому-то выводу? — удивленно поднял голову Иванов.

— Знай для себя. А я не хочу всего знать. Интимная жизнь людей прикрыта особой тайной и, если нам иногда и приходится в интересах раскрытия преступления в нее вникать, то только в тех допустимых рамках, без чего нам никак нельзя обойтись. Одинокая женщина, конечно же, не святая. Однако давай рассматривать ее поведение только с позиций следствия, и не больше!

Иванов перевернул страницы своих небрежных записей, глубоко вздохнул.

— Где кто из «хахалей» был в вечер убийства, проверил тщательно. Ни один из них у дома Василины в момент убийства Фролова не был.

— Вот это уже профессиональный разговор. — Майор снова сел в свое кресло за столом. — А теперь скажи: кто-нибудь вообще был в доме Василины перед убийством?

— Нет, никого не было. Она ждала Фролова… — Старший лейтенант откинулся на стуле. — Это точно, товарищ майор, никого не было.

— А недопитая водка, недоеденный огурец, а окурок, ногой подвинутый под стул! Помните, деталь в поведении Василины явно подозрительная!..

— Нет ничего там подозрительного. Фролов был у нее утром. Она угощала его завтраком и договорились, что он ночью после службы еще заедет к ней. Поэтому она его ждала. Окурок брошен Фроловым: это подтвердил эксперт, а недопитая водка давно стоит, утром Фролов не пил.

— Зачем же я тогда задержал Василину? — сказал майор, прикуривая сигарету.

— Тогда ночью, в той ситуации, может быть, задержание и было оправданным. Теперь же…

— Надо немедленно ее освободить! Я с ней сегодня беседовал. У меня сложилось такое же впечатление, но ждал твоего доклада, чтобы себя перепроверить, — перебил майор докладчика. — Прошло три дня. Пока прокурор не предъявил претензии, освободи ее, и немедленно…

Фролова похоронили со всеми почестями. Были и речи. Друзья по работе страстно клеймили «темные тени преступников, оборвавших жизнь капитана», клялись найти их и покарать со всей строгостью закона. Начальник райотдела не выступал на траурном митинге у могилы, он стоял молча у изголовья, всматривался в мертвое лицо своего сотрудника, тоже думал о необходимости розыска человека, совершившего такое страшное преступление.

«Какое нужно иметь окаменевшее сердце, насколько надо очерстветь душой, чтобы решиться на убийство! — думал он. — Откуда же взялся такой изувер в районе? Где он сейчас? Притаился, как зверь в берлоге, или настолько обнаглел, что где-то здесь вблизи смотрит на результаты своего подлого поступка?» Майор временами бросал взгляд на жену Фролова: она уже обессилела от слез, только вздрагивали ее плечи.

Над раскрытием совершенного преступления работали все сотрудники райотдела милиции, работали с большим напряжением.

— Здесь уже мы должны руководствоваться не только своим служебным долгом, а еще и нашей святой обязанностью перед памятью о погибшем друге… Включить все наши возможности, проявить оперативную смекалку, ум и доставить мне сюда, в кабинет, преступника, — требовал майор.

И сотрудники действительно делали все возможное, не считаясь со временем, без сна и отдыха отрабатывали одну за другой версии, тщательно проверяли всех, на кого падало малейшее подозрение, но найти пли хотя бы остановиться на человеке, которого можно было основательно подозревать в убийстве, они не могли.

Прошло три месяца, а в руках милиции оставались только те безмолвные свидетели преступления, которые появились в начале следствия. На месте убийства сделан слепок следа с причудливыми рисунками подошвы. Во всяком случае вначале так это выглядело. А когда проверили, подошва оказалась обычной, массового производства, и обувь с таким рисунком подошвы продавалась во многих магазинах района. Слепок следа лежал на окне в кабинете майора, и он не придавал ему больше особого значения. «Вряд ли эта вещица может стать свидетелем обвинения. Слишком много у нее родственниц», — думал майор.

Чаще обращался он к трем кусочкам круглого металла, изъятым из груди Фролова. Две обычные охотничьи дробины, правда, из тех зарядов, что охотники применяют на копытных животных. Третья дробина кустарного производства, искусственной обкатки, с угловатыми боками, достигающая размеров большой горошины. Она-то больше всего и заинтересовала майора. На зверя такая дробь не употребляется, значит, преступник изготовил ее специально для человека. Это обстоятельство наводило майора на мысль о том, что проверка всех водителей автомашин, которых когда-либо наказывал Фролов за нарушение правил движения или отбирал у них права, проведена напрасно. Любой, даже не в меру нервный, обидчивый человек вряд ли готовил бы для расправы со своим обидчиком специальную дробь. Готовил заряд на человека только уже закоренелый преступник, который знал, что рано или поздно ему придется столкнуться с опасностью для себя и заметать следы даже ценой убийства свидетеля.

Такой вывод подтверждался и наличием у преступника обреза. Лейтенант видел его. Над его головой блеснуло что-то короткое, похожее на нож. В его памяти сохранилось, что конец не рассмотренного им оружия был круглый и с одним отверстием. Это и дало основания сделать вывод, что преступник был вооружен обрезом одноствольного охотничьего ружья. При наличии двух стволов после выстрела в Фролова он, безусловно, еще стрелял бы в милиционера, сидящего в коляске мотоцикла. Но он только пригрозил, ограничился психологической атакой, так как стрелять уже было нечем, а для перезарядки не было времени. «Нет, не современного донжуана, не мелочного, случайного мстителя, а человека с устойчивыми преступными наклонностями надо нам искать», — сделал для себя вывод майор.

Но одно дело сделать какой-то, даже правильный вывод, другое — найти преступника. Такого закоренелого преступника в районе не было. Майор уже был почти в этом уверен. «А где-то же он есть! Какие же меры поиска еще намечать?» — думал майор.

В это утро он никого не принимал. Знал, все равно ничего дельного сотрудники не доложат. На столе лежала почта. Ее оставила секретарь отдела. Сегодня майор нарушил обычный порядок, к почте не прикоснулся, ходил по кабинету, только временами бросал взгляд на потертую синюю папку. Как ни напрягался, ничего реального для дальнейшей работы по розыску убийцы не придумал. Сел в кресло, открыл папку с почтой и начал читать первый, лежавший сверху документ. В нем сообщалось, что в Заозерном районе арестован вор, у которого при обыске в квартире изъят охотничий обрез и три пары часов, похищенные им в магазине села Лозового. Из соседнего района просили установить в селе Лозовом личность девушки «в белой блузке в горошек, с длинной косой», которая угощала у колодца водой проезжего велосипедиста. При этом указывалась дата и время дня, когда велосипедист подъехал к колодцу.

«Допрос ее вызывается необходимостью закрепления доказательств, что преступник до кражи выезжал на велосипеде в это село для изучения состояния охраны магазина». Это обстоятельство и привлекло особое внимание майора: «Черт возьми, какое стечение обстоятельств: и велосипед, и обрез, еще бы следы!» Майор приподнялся с места, нажал кнопку звонка в приемную и одновременно взял трубку телефона:

— Срочно соедините с начальником милиции Заозерного. — И тут же обратился к вошедшей секретарше: — Лида, найди приостановленное уголовное дело о нераскрытой краже из магазина в селе Лозовом. Года два назад это было… — Алло! Алло! Зиновий Петрович, это ты, здравствуй, дорогой!.. Интересуюсь твоим магазинным вором. Да! Да! Расскажи мне о нем… — В кабинет вошел лейтенант Иванов с делом в руках, остановился у порога, наблюдая за оживленным лицом майора. — А обрез одноствольный? А заряды, заряды какие?.. Смешанная дробь: обычная и самодельная, большая. Скажи еще: на кражи он ездил на велосипеде?.. Если бы еще у него были и кеды, след подошвы! Что? При обыске изъяли много разной обуви? А кеды есть?.. Ну, спасибо, дорогой, еду к тебе, сейчас. До встречи!.. — Майор положил трубку и обернулся к Иванову. — Ты понял?

— Все вроде вяжется, только причины, мотивов убийства не вижу. — Иванов подошел к столу.

— Мотивы, говоришь. А если мы слишком усложнили версии? Не забывай, рядом с домом Василины магазин. Улавливаешь?

Магазин… Арестован вор магазинный, и все известные атрибуты преступления налицо. Так не в этом ли узелке развязка дела?.. Давай мне запрашиваемые материалы, сам повезу, заодно и с преступником поработаю…

Только майор выехал со двора, как лейтенант Кравченко и старший лейтенант Иванов сели на мотоцикл и помчались к месту трагической гибели Фролова. Только теперь их уже интересовал не дом Василины Федун, а сельский магазин, расположенный невдалеке.

С тыльной стороны магазин буйно зарос кустарником. Побеги вербы, кусты лозы. В нем-то, в этом кустарнике, сотрудники милиции и обнаружили улики. У стены магазина натоптан след такой же, как и во дворе Василины. Здесь же лежала лопата. С очевидностью все свидетельствовало о том, что преступник пытался совершить подкоп под магазин и через пол проникнуть в него. Только начал он осуществлять задуманное, как появилась милиция на мотоцикле…

— Пусть уже я из ГАИ, ты же розыскник, оперативный работник, почему же тогда не додумался осмотреть местность вокруг магазина?.. Теряете вы свою профессию, не на чем вам квалифицироваться, за год одно убийство, — упрекал Кравченко Иванова.

— Так точно, как и ты: бежал же отсюда и только в райотделе вспомнил, что имеешь при себе пистолет! Что, забыл? И в уголовном розыске такие заскоки бывают.

— Почему? Почему? Это ясней ясного. Все бросились любовников Василины считать, — съязвил лейтенант.

— И то правда. Казалось, все слишком ясно. А в нашем деле нельзя поддаваться первому впечатлению. Говорят же: век живи — век учись…

…Харченко встретили молча. Он переступил порог своего кабинета и остановился в недоумении. Все его работники стояли, настороженно смотрели ему в лицо. Майор прошел к столу, бросил на него свою папку, еще раз окинул всех взглядом, сказал:

— Ждете? Ну, что же, скажу! Ошибок мы наделали в построении версий. Спасибо, соседи помогли. Убийца арестован. А выглядит все очень просто. Вор пытался проникнуть в магазин через подкоп, ранее изучил, что полы трухлявые. Только начал задуманное дело, а тут милиция на мотоцикле появилась. А дальше все, как в той поговорке: у страха глаза велики. Он же не знал, что капитан Фролов приехал по делам сердечным, а подумал, что его ловят, и решил проскользнуть незамеченным, устремился в ближайший двор, а тут милиция. «Окружили», — промелькнула у него мысль, и бросился напролом. Выстрелил Фролову в грудь, пригрозил Кравченко, и был таков…