Милицейские были

Дело № 17

Косин протянул руку, чтобы выключить свет, собирался уже домой, но в это время зазвонил телефон. Полковник снял трубку:

— Слушаю вас.

— Горит село Дубово! — услышал испуганный девичий голос.

Косин распорядился направить в Дубово все средства пожаротушения и поехал туда сам.

К его приезду пожар уже был потушен. Люди заливали тлеющие головешки на пепелищах. Сгорели три хаты с надворными постройками, а также домашний скот и птица. Семьи председателя колхоза и двух бригадиров с трудом спаслись.

— Умышленный поджог, — пришел к заключению полковник милиции Косин, осматривая сгоревшие дома. — Переброс огня с одной случайно загоревшейся хаты на другую исключается. Ведь они расположены на большом расстоянии. К тому же ночью стояла тихая, безветренная погода…

Опросили очевидцев. Поскольку время было уже позднее, их оказалось немного: сельский парубок Николай с веснушчатым лицом и вертлявая, словоохотливая Зойка. Они сидели на выгоне и хорошо видели, как вначале появилось зарево, и затем, почти одновременно, ввысь поднялось три языка пламени.

«Значит, строения загорелись одновременно. Какие же общие для трех домов причины могли вызвать одновременное загорание?»

— В жизни не без случайностей, — заметил инспектор Петренко, ходивший следом за Косиным, осматривая остовы сгоревших домов. — Возможно, одновременно загорелись дома от неисправности дымоходов… — На лице Петренко появилась саркастическая улыбка. Он не верил в такое предположение, а сказал так, лишь бы узнать мнение полковника.

— Случайностей в жизни вообще не бывает. Каждая случайность всегда обуславливается.

— Как же, товарищ полковник, не бывает случайностей? А вот мой приятель вчера шел у стены строившегося дома, а сверху случайно упал кирпич, разбил ему голову, и парень вот лежит в больнице.

— То, что упавший кирпич разбил голову именно вашему приятелю, является случайностью. Кирпич мог разбить голову и другому, кто там проходил бы в это время. А вот падение кирпича закономерное. Кирпич упал потому, что плохо лежал.

— Это уже философия.

— Без философии нам с вами не разобраться в причинах пожара. Предположить можно, что в сгоревших трех домах были неисправны дымоходы, а вот такая случайность, что три дома загорелись от неисправности дымоходов одновременно, маловероятна.

— Жена председателя колхоза говорит, что в этот вечер и печку не топила…

— Тем более это подтверждает наш с вами вывод, что одновременное загорание трех домов от дымоходов исключается.

Наступило утро. Взошло солнце, и в глазах Петренко была заметна усталость.

— Пока можно сказать предположительно, — сделал вывод Косин, — совершено преступление.

— Но кем? Никаких следов преступления нет.

— Мы с вами для того и прибыли сюда, чтобы во всем разобраться. — Косин подошел к кусту картофеля и вдруг остановился. Он снял фуражку, почесал затылок, лучи восходящего солнца отражались на его большой лысине. Густые, широкие брови тянулись вверх, на бледном, болезненном лице Петренко заметил удивление.

— Смотри сюда! А это закономерно? — Косин показал пальцем в землю.

— Что? Следы лошади?

— Да, следы лошади. Чего бы это им здесь быть? Огород, растет картофель, и вдруг лошадь ходила.

— Лошадь не подожгла же хаты?

— Вы забываете, Петренко, что на лошади еще и верхом ездят.

Косин и сам в душе сомневался в реальности рождающегося предположения. Однако из внимательного осмотра места происшествия возникла версия — преступник мог совершать поджоги верхом на лошади. Версия эта укрепилась в сознании полковника, когда следы лошади были обнаружены возле всех трех сгоревших хат. «Расстояние между сгоревшими хатами — каких-нибудь десять минут хода нормального человека. А молодые люди, Зоя и Коля, видели появление очагов пламени одновременно в трех местах. Поэтому, — рассуждал Косин, — вполне возможно, что преступник использовал лошадь для быстрого поджога изб. Надо найти ту лошадь, следы которой оставлены вблизи сгоревших строений».

Пожарный инспектор после разговора с полковником о замеченных следах занялся «чисто своим делом»: осматривал пепелища и опрашивал потерпевших хозяев, а два молодых парня в милицейской форме ползали на коленях по огородам и дворам сгоревших домов. Он понимал, что они делают слепки следов лошади.

На склоне холма, за селом, стоит колхозная конюшня. Место для нее выбрано как нельзя лучше. На окраине села раскинулись заливные луга вдоль речки. И выпас, и водопой — все рядом.

Уже который день в той конюшне «ветеринар» из области осматривал копыта всех лошадей. Конюхи немало удивлялись: «И что это за болезнь такая у лошадей появилась?»

Один старичок с густой седой бородой и с пожелтевшими от табака усами хитро улыбался:

— Знаем мы этих ветеринаров… Гляди, чего-нибудь да и наскребет с этих копыт!

Майор Заика обходительно обращался с конюхами. По внешнему виду он больше смахивал на ветеринара, чем на кадрового офицера органов. Сутулый, на отвислых губах улыбка, разговор всегда с шуткой. Вот только с дедом-бородачом он избегал разговора, потому что сразу понял: тот старик знает болезни лошадей лучше любого ветеринара. Одну лошадь за другой осматривал изо дня в день «ветеринар». Никто из конюхов, конечно, не знал, что в его портфеле лежал слепок следа лошади, обнаруженного вблизи сгоревших домов. И когда черед дошел до проверки копыт лошади по кличке Орлица, у майора так и заколотилось в груди сердце. Опытный его глаз сразу определил: слепок точно подходил к задним копытам этой лошади. Даже отломленный край подковы хорошо был виден на слепке.

«Гнедая, ведь ты, безусловно, знаешь причину пожара. Ох, если бы ты могла рассказать это нам!» Но лошадь спокойно смотрела влажными глазами на Заику и жевала траву…

— Ну, что же! — выйдя из конюшни, обратился Заика к бородатому старику, который был старшим конюхом. — Осмотрел я много лошадей, все они здоровые, видна ваша хозяйская рука. Содержите их прекрасно!

— И за то спасибочко, стараюсь… — Старик пошевелил своими усами, лукаво улыбаясь.

Завязался разговор. Вот тогда и выяснилось, что Орлица была закреплена для разъездов за бригадиром, дом которого сгорел.

— Я точно помню, — убеждал удрученный бригадир, — что в тот вечер у меня лошадь попросил Пантелей из кормодобывающей бригады.

— В какое время брал лошадь Пантелей?

— При закате солнца.

Заика разыскал Пантелея, им оказался коренастый, средних лет мужчина с загоревшим лицом.

— Да, я действительно брал лошадь у бригадира. Ездил посмотреть сено, — спокойно ответил он.

— Когда же вы с луга возвратились?

— Поздно вечером.

— Куда лошадь дели?

— У меня взял ее Федор.

— А вы куда пошли?

— Пошел домой. Когда увидел пожар, побежал туда…

— А сколько времени прошло от момента, когда вы отдали лошадь, до пожара?

— Сколько?.. Шел домой и увидел пожар. Наверное, с полчаса.

После беседы с Пантелеем Заика пригласил к себе в тесную комнату правления колхоза своего «старого» знакомого. Конюх зашел в комнату, снял фуражку, рукой расправил бороду и сказал:

— Так я и думал, что вы не ветеринар. Видно было: ваши руки не приспособлены для лошадей.

— Бывает, дедушка. А в общем у меня от вас нет секретов, хочу с вами побеседовать.

— Это можно, пожалуйста.

— Когда Орлица вернулась в конюшню в тот вечер?

— Да я вам хотел еще тогда рассказать, но вы были ветеринаром. Такое выдумали… Так вот, когда все то случилось, я оставил конюшню и побежал на пожар. А в лощине встретил Вислунка. Он вел лошадь. Когда я приблизился, он спрятался, было, за нее. Ну, я ведь его хорошо знаю.

— Это Федор Вислунок?

— Он. По уличному его прозвали Вислунок, а фамилия его Пуцько Федор.

— Спасибо, дедушка, важные сведения вы сообщили.

Рабочий день только начался, а в кабинете Косина уже было накурено. На столе стояла пепельница, наполненная окурками. Майор Заика стоял у окна. Посреди кабинета на стуле сидел Пуцько. Щеки на лице его запали, длинный нос покраснел, большие бесцветные глаза испуганно смотрели на Косина. В дрожащих руках Пуцько мял фуражку.

— Ваша настоящая фамилия?

— Товарищу майору я все рассказал, все, гражданин начальник, — заискивающе ответил Пуцько. — Виноват, каюсь, по глупости совершил поджог.

— Ну, а все же когда вы стали Пуцьком?

— Всегда им был, гражданин начальник.

— Нехорошо, что мне приходится напомнить неприятные моменты из вашей биографии, — сказал Косин, и Пуцько насторожился.

— Вот справка сельсовета из той местности, где вы раньше проживали… Захар Васильевич — это вы?

— Я, конечно, все это знают, — ответил Пуцько.

— Нет, не все. Сельсовет вот дальше сообщает, что не Пуцько, а Пуценко ваша фамилия. Маленькая разница, по существенная. Так вот Пуценко в 1932 году был раскулачен и выехал из села в неизвестном направлении. Вот какие дела! Что вы на это скажете?

Задержанный повесил голову и молчал.

— Молчаньем не отделаетесь. Кто вы, нам теперь известно. Расскажите же, что привело вас к преступлению?

— По глупости, товарищ начальник.

— Год или два тому назад вы загнали лошадь. Вам простили. Потому что наивно поверили вашим словам. Вы тоже тогда говорили правлению колхоза: «Простите, по глупости все это, больше не буду».

— Правильно, гражданин начальник.

— Полгода назад вы сожгли скирду соломы «по неосторожности». И вам опять поверили и простили, так?

— Простили, гражданин начальник.

— Неделю назад вы вывели из строя трактор, насыпав песку в картер. Вас поймали с поличным и решением правления колхоза материал этот передали в прокуратуру для привлечения вас к уголовной ответственности. Так?

Пуцько только нервно ерзал на стуле. Его бегающие глаза сузились.

— И вы, — продолжал Косин, — напоследок подожгли хаты трех членов правления колхоза! Вот доказательства. — И он показал на объемистую папку.

Задержанный привстал, глаза его округлились:

— Что же, ваша взяла… Но не думайте, что вы победили. Это мы еще посмотрим!

— Посмотрим! — сказал Косин, закрывая «Дело № 17».