Милицейские были

Под чужой фамилией

По ночной дороге, прорезающей высокий хвойный бор, на большой скорости шла грузовая машина. За рулем сидел молодой водитель Саша Кирейко. Его густую непокорную шевелюру трепал теплый ветерок, сосредоточенный взгляд был прикован к светлому коридору, прорезанному в темноте светом фар. Саша спешил домой, где его ожидала жена. Вдруг он заприметил темный бугорок у дороги, который как будто шевельнулся. Саша инстинктивно затормозил. Выскочив из кабины, он бросился к подозрительному бугорку. И увидел лежащую женщину. Лицо и голова ее, волосы и одежда были залиты кровью, измазаны землей. Саша подхватил ее под мышки, с трудом усадил в кабину, резко нажал ногой на акселератор и погнал машину к ближайшей больнице. Сквозь стоны женщины он вдруг услышал такое, что заставило его содрогнуться:

— Умираю… Я умираю… Прошу, передайте, что меня убил… брат мужа, меня убил… — Она силилась еще что-то сказать, но потеряла сознание.

…Полковник Буланенков в эту ночь спал крепким сном.

— Что-то тебе сегодня ночью не звонили, — сказала жена за завтраком.

— Если телефоны ночью молчат, это хороший признак. Значит, ничего страшного не произошло, — отшутился Буланенков.

Но шутки его и хорошее настроение оказались преждевременными. На рабочем столе его ожидала сводка о происшествиях за сутки. На первой же странице Буланенков прочитал: «Ночью в пригородном районе, в лесу, шофер Кирейко подобрал в бессознательном состоянии с пробитой головой и выбитыми зубами жену управляющего трестом Иванкова. Женщина направлена в больницу, расследование ведет райотдел милиции…»

— Товарищ полковник, я ночью не стал вас беспокоить: знаю, вы поздно легли спать, тем более, что это единственный неприятный случай, — сказал дежурный по управлению. Он стоял посреди кабинета подтянутый, стройный, и только бледность на его молодом лице была признаком того, что ночь выдалась трудной.

— Хорошо, капитан, идите отдыхайте, я сам во всем разберусь.

Не успел дежурный закрыть дверь, как раздался резкий телефонный звонок. Звонил один из руководителей той системы, в которой работал управляющий Иванков. Не поздоровавшись, набросился на полковника:

— Что ж это за порядки: преступники распоясались, как никогда ранее! Они добрались до семьи управляющего трестом, убили его жену! Куда смотрит милиция! Я вас спрашиваю: куда смотрит милиция?..

Светлые брови на переносице полковника сошлись, он все терпеливо выслушивал. Слушал целых десять минут разные упреки, возмущения, недовольство плохой работой милиции, допустившей покушение на жизнь жены управляющего. Не успел он положить трубку, как снова позвонили и снова возмущались происшедшим.

Известие об обнаружении в лесу полуживой жены управляющего ошеломило многих. Буланенков понимал, что этим и вызваны многочисленные звонки. Поэтому он не возражал, хотя и не разделял упреков, а просто слушал и молчал. Он мучительно думал над одним: «Кто мог совершить покушение на жизнь этой женщины? Кому понадобилась ее смерть? На какой почве произошло это тяжкое преступление? Что это — попытка ограбления или какая-нибудь интимная подоплека? И наконец, почему жена управляющего оказалась в лесу? Как отнестись к словам потерпевшей, что убивал ее брат мужа? Был ли это бред больной или же истина?» Каких только вопросов не возникало у Буланенкова, пока не позвонил начальник районной милиции и доложил:

— К счастью, женщина пришла в сознание в больнице и снова подтвердила то, что говорила шоферу Кирейко. Я лично уже говорил с ней, она вполне в здравом уме. Женщина утверждает, что знает очень грязное прошлое своего мужа, он совсем не тот, за кого себя выдает. И фамилия его не Иванков… Наверное, из-за страха разоблачения он и решил от нее избавиться таким путем…

— Постой-постой! Ведь они живут давно, а почему только теперь он вдруг вздумал от нее избавиться?

— Любовная драма. У него есть другая женщина, а жена не дала согласия на развод, пригрозила разоблачением. Вот он и решился на подобный шаг…

— Приезжайте и доложите подробней.

— Товарищ полковник, майор Пархомчук уже отбыл к вам на доклад!

— Хорошо, до свидания!

Повесив трубку, Буланенков зашагал по кабинету. «Не тот, за кого себя выдает… А кто же он?» Буланенков хорошо знал управляющего монтажным управлением и не мог себе представить, чтобы этот седой уже чоловек был не тем, за кого себя выдавал.

Вскоре в кабинет вошел майор Пархомчук, — средних лет, с большой лысиной и густыми бровями, — уже много лет работающий в уголовном розыске. Он сказал:

— Товарищ полковник, я всю ночь проверял устное заявление пострадавшей о том, что ее пытался убить брат мужа. Установлено, что в Лесном действительно живет брат Иванкова. Однако по фамилии он Бирюков. Два родных брата и две разные фамилии. Это уже порождает подозрение. Кстати, в Лесном Бирюнова сейчас нет. По нашей просьбе в его доме сделана засада. Коллеги из Лесного сообщили, что он появился через час после прихода нашего поезда. Вид у него необычный: большой палец на левой руке распух, на виске ссадина. Когда Бирюнов увидел, что его ожидает работник милиции, бросился бежать. А когда его настигли, он опустился на пол и зарыдал. Слишком жидкий оказался тип. А когда узнал, что невестка жива, воскликнул: «И слава богу! Я чувствовал, что она притворилась мертвой, но бить уже больше не мог…» У него из сумки изъяли окровавленный молоток.

— Материалы его допроса когда будут у нас?

— Уже посланы самолетом со спецконвоем. К вечеру привезут и задержанного, и все документы.

— Покажите его мне. А сейчас я хочу принять участие в допросе Иванкова.

Через час в кабинет ввели седоволосого жилистого человека. Достаточно было объявить ему, что он задержан за попытку убить жену, как Иванков побледнел, ноги его задрожали.

— Многие вас знают как Иванкова. Расскажите, кто вы на самом деле?

Ответ последовал не сразу. Худое выхоленное лицо передернулось, глаза изучающе смотрели то на полковника, то на майора Пархомчука. Оба они сидели за длинным полированным столом, с другой стороны горбился задержанный. Его худые морщинистые руки лежали на коленях, на шее выступили багровые пятна.

— Говорите. Брата вашего мы тоже арестовали. Так что молчание бесполезно, — сказал Буланенков.

— А я и не собираюсь выпутываться. Вижу, бесполезно, — проговорил и снова замолчал, схватился рукой за горло, видно, горький ком мешал ему говорить.

— Пожалуйста, вот стакан с водой. — Буланенков подвинул ему воду.

— Я на самом деле Бирюнов Иван Афанасьевич, — сказал он, не посмотрев даже на воду.

— Расскажите, как стали Иванковым?

— Долгая это история.

— Начинайте, что называется, с начала!

— Тогда слушайте, — сказал задержанный, плотнее усаживаясь на стуле. — Отец мой умер сразу же после гражданской. У матери было много детей. Учиться я не мог. Пошел на заработки. Пас скот у богатых людей, а потом работал в колхозе. В 1934 году, когда мне уже было семнадцать, поехав в Лесное, чтобы поступить на работу и, возможно, учиться. Жил я в Лесном у своей сестры и зятя. Но не суждено мне было пойти на работу. Встретил друзей, которые втянули в неприятную историю.

— Какую же?

— Сначала пригласили выпить. Первый раз я познал вкус спиртного. Жизнь, до этого тяжелая и сложная, вдруг показалась лучше и веселей. В этой пьяной компании забыл я все свои невзгоды. Мне казалось, что эти парни, напоившие меня водкой, понимают цель жизни и берут от нее все то хорошее, что она может дать. А самым хорошим в жизни мне тогда казалась вкусная еда и веселая компания. Я и фамилий-то этих парней не знал. Звали их: одного, такого рыжего, веснушчатого, Сенькой; мордастого, толстого, губастого, с носом, похожим на картошку, и облезшей от лишая головой, Генкой. Этот Генка после очередной выпивки сказал мне: «Ну, так вот, Афанасьевич, сегодня будет твое первое крещение. Посмотрим, какой ты герой». Он ударил меня в грудь, и я упал. «Для начала поставим тебя на шухере. Только смотри, сдрейфишь, мокрое место из тебя сделаю. Понял? Думаешь, зря тебя поить будем?» Я поднялся, еще споткнулся и оказался в объятиях Сеньки. Тот толкнул меня так, что я снова упал. При этом он сказал: «Не дыши на меня буфетом». Так, накормили они меня, напоили да еще и побили. А когда я стал возмущаться, Генка сказал: «Ничего, это мы проверяем тебя. За все нам отработаешь, понял!»

На «дело» шли поздно вечером. Дул сырой, пронизывающий ветер. Я ежился, в голове кружилось, ноги переступали неуверенно. Сенька говорил, что, наверное, без мокрой работы не обойдемся. В квартире есть золото и много денег.

Подошли к одному дому с садиком, обнесенным забором, на окраине города. Меня поставили у калитки, приказали подать сигнал, если кто появится, а сами пошли во двор. Я слышал разговор. Видно, хозяин дома был им знаком, потому что открыл дверь. Потом я слышал стук, выстрел и крик. Мне стало страшно, и я ждал, когда это все кончится. Но в это время откуда-то появилась милиция. Я спрятался в куст сирени у забора, меня не заметили и направились прямо в дом. В доме сразу открылась стрельба. А я испугался и убежал в сторону огородов. Там, в кустах, переночевал, а утром пошел к тому злосчастному дому. Там оказалось много народу, и из разговоров я узнал, что ночью убиты мужчина, женщина и их дочь. Также узнал, что в перестрелке убит один грабитель, а другого задержали. Думаю, раз схватили одного, значит, и на меня покажет. И я решил бежать в Харьков, где жила моя тетка с сыном.

Перед отъездом заглянул на Сухаревский рынок. У киоска познакомился с молодым парнем, который брал водку. Разговорились. Выпили за киоском и познакомились. Фамилия его Иванков, такой же, как и я, почти безродный. У меня мелькнула мысль завладеть его паспортом. Я знал, что меня разыскивают, и паспорт на чужую фамилию мне был очень нужен. Хотел споить его и вытащить паспорт, но не удалось. Поэтому пригласил его в Керчь, обманув, что там хорошие заработки. Договорились о встрече в Керчи, а сам уехал в Харьков. Тетка жила на Сумской, я не решился идти к ней, зная, что меня могут разыскивать и устроить засаду, чтобы меня схватить. Я сидел в сквере и наблюдал за домом, ожидая, пока выйдет Вовка, сын тетки, чтобы встретиться с ним в городе. Сидел так до вечера и все же дождался. Вовка вышел, и я ему рассказал о своем положении. Он отвез меня к своим знакомым на станцию Лосеве. Там я переночевал, тетка прислала денег, и я уехал в Керчь, как мы с Иванковым условились…

Слушая эту исповедь, полковник изучающе посматривал на задержанного. Неожиданно он сказал:

— Нехорошо, вы говорите неправду!

Преступник удивленно посмотрел на полковника, видимо соображая, что ответить.

— Нет, я говорю правду.

— Но какая же это правда? Посудите сами: вы приехали в Харьков, проявили такую осторожность, не пошли даже на квартиру к тетке. Значит, вас уже обучили раньше этой элементарной мере предосторожности. А из этого вытекает многое: во-первых, сомнительно, что вас с первой же встречи в Лесном дружки пригласили «на дело». Конечно же, вы до этого с ними давно были знакомы! Во-вторых, нельзя поверить, что ваша роль в убийстве и ограблении семьи ограничивалась только стоянием на «шухере». Неверно и то, что вы ушли с места происшествия, не узнав судьбы своих соучастников. Это не вяжется с законами преступного мира. Вы не могли их оставить, даже если это вам угрожало быть убитым!

Лицо Иванкова скривилось в неприятной гримасе. Он с минуту сидел в раздумье, потом удивленно посмотрел на полковника. Полковник заметил минутную растерянность преступника. В нем явно боролись два чувства: стремление не выдать личных тайн и тем самым уйти от ответственности и одновременно боязнь запутаться на следствии и быть разоблаченным во лжи, что является отягощающим вину обстоятельством.

Буланенков и построил допрос в расчете на такое двойное положение преступника, которое все равно должно привести его к осознанию бессмысленности запирательства и к чистосердечному признанию. Но задержанный, подумав, сказал:

— Я говорю правду.

Буланенков почувствовал неуверенность в его голосе, но не стал настаивать на своем.

— Хорошо, если не хотите сказать правду, давайте перейдем к керченскому периоду вашей жизни. Расскажите о вашей встрече с Иванковым в Керчи.

И задержанный рассказал о дружбе, неверной и коварной, двух молодых людей почти одинаковой судьбы. Они работали штукатурами и жили в общежитии. Но Бирюнова вечно беспокоил вопрос: найдут ли его? И он, боясь ответственности за совершенное в Лесном преступление, все время думал, как бы получше спрятаться. Хотя он и внес исправление в паспорт, теперь он уже был не Бирюнов, а Бирюновский, все же в паспорте было указано его действительное место рождения и инициалы. Мысль о приобретении другого паспорта не покидала его. А тут выдался удобный случай: Иванков хлопотал о замене паспорта в связи с истечением срока. Он запросил с места рождения метрическую выписку о годе своего рождения, а спустя неделю в его кармане уже лежал новенький паспорт. Этот паспорт и не давал покоя Бирюнову. И он решился завладеть им. Но для этого нужно было убить товарища. Чтобы замести следы задуманного преступления, он уговорил Иванкова рассчитаться в Керчи и выехать на работу в Мариуполь, где «деньгу прямо гребут». Перед отъездом друзья отправились на базар купить что-нибудь на дорогу. А ранним мартовским утром уже шли берегом моря. Дул сырой ветер, под ногами похрустывал ледок. Иванков, вобрав шею в воротник пальто, поеживался, от сырого ветра по телу расползался озноб. Знобило и его друга, но не от холода, а от мысли, что вот сейчас он должен совершить задуманное… Было еще темно. Со стороны моря надвигался рассвет. Когда вышли на пустырь, заросший бурьяном, Бирюнов вытащил из кармана молоток и ударил Иванкова два раза сзади по голове. Забрав документы, для верности еще раз ударил молотком по виску и, убедившись, что Иванков мертв, скрылся.

— Вместо фотографии Иванкова я приклеил свою. С тех пор и живу Иванковым, — сказал задержанный, глубоко вздохнув. — Значит, такова судьба: рано или поздно, а отвечать за преступление придется.

— Да, безусловно. В нашей жизни никогда не бывало, чтобы преступнику удавалось избавиться от ответственности за содеянное преступление. Рано или поздно, а отвечать приходится.

— Что же мне за это будет?

— Об этом рано говорить. Давайте еще выясним некоторые вопросы вашей дальнейшей жизни.

Сейчас Буланенкова интересовал вопрос: почему так быстро, без особого нажима и предъявления улик, преступник признался в убийстве Иванкова? Поэтому он еще задал вопрос:

— Вы всю правду рассказали об убийстве Иванкова?

— Истинную правду. Да у меня и выхода другого нет. Следователь был на родине Иванкова, и там по фотографии тетка Иванкова не признает меня за своего племянника. Так что деваться некуда, говорю правду.

— Значит, вы признаетесь только тогда, когда уже деваться некуда? Тогда придется вам правду рассказать и о преступлении в Лесном.

— Я уже рассказал.

— Я говорю: правду рассказать! Вот дело, которое мы подняли из архива. — Буланенков вынул из стола пожелтевшую от времени папку. — Здесь видно, что вы не только на «шухере» стояли!

Задержанный сделал решительный жест рукой.

— Хорошо, расскажу всю правду. Да! Я был участником убийства в Лесном. Я убивал женщину; когда нагрянула милиция, мне удалось бежать. Сеньку рыжего схватили и присудили к расстрелу. А третьего, губошлепа, убили там же в доме во время перестрелки.

— Значит, вы в той компании были своим человеком?

— Да, мы занимались грабежами длительное время.

— Вот теперь все ясно. Давайте перейдем к изучению вашей жизни после ухода из Керчи.

— А что рассказывать?.. Стал я Иванковым. И уехал в Мариуполь. Поступил работать на завод; учился и работал. Когда закончил седьмой класс вечерней школы, профорганизация рекомендовала меня в техникум. В 1939 году окончил автогенносварочный техникум с отличием. Работал в Киеве, Полтаве. Война застала в Днепропетровске. Затем работал на Урале и на Волге. После освобождения снова вернулся на Украину.

— Когда женились?

— Учась в техникуме, я познакомился с кассиршей. Вскоре она и стала моей женой. Жили хорошо. Перед войной все время ездила со мной, работала бухгалтером. После войны тоже. Детей у нас не было. Мы удочерили девочку из детдома. Кто-то сказал ей, что мы не родные ей, и мы вынуждены были переехать на другую квартиру. Слух о том, что дочь нам не родная, дошел и сюда. Мы поменяли квартиру еще раз.

— Это все понятно и объяснимо. Но как у вас созрела мысль убить жену?

— Я хранил в тайне свое прошлое. Но однажды приехал из Харькова племянник, тот самый, что помогал мне скрыться от розыска. Будучи пьяным, он выболтал жене, кто я на самом деле. Пришлось жене все рассказать. И вот после этого, зная за мной такой серьезный грех, она стала меня прижимать, верховодить, скандалить…

— На какой же почве возникали ссоры?

— Она ревновала меня к другим женщинам. И все угрожала разоблачением…

— Основания для ревности жены, конечно, были?

— А кто из мужчин безгрешен?

— Кто же эти женщины? Ваши сотрудницы?

— Были и сотрудницы, но мало, я с ними почти не общался!

— Значит, решили убить жену, чтобы избавиться от нее и жениться на другой?

— Да.

— А почему не разошлись с ней на законном основании?

— Я предлагал ей, даже обещал платить ползарплаты, но она не соглашалась.

— Платить ей обещали, чтобы она молчала и не выдала вас?

— Да.

— Расскажите о подготовке к убийству жены!

— Она узнала о моих интимных отношениях с одной женщиной.

— Кто эта женщина?

— Я прошу об этом меня не спрашивать.

— Хорошо, это для дела не имеет существенного значения. Но, скажите, причиной убийства было только ваше стремление жениться на другой женщине или есть и другие мотивы?

— Других нет. Она угрожала написать прокурору обо мне, вот я и решил: хана делу.

— «Хана делу» означает убить жену?

— Да.

— Как же вы готовились к убийству?

— Находясь в Лесном, я посетил своего брата, который работает там штукатуром. Попросил его, и он согласился приехать ко мне. Мы все: я, жена, брат — ездили в лес, на полянке играли в карты. Потом он снова приехал к нам. Я сказал жене, что брат прибыл в дом отдыха и попросил с ним встретиться на той полянке, где мы однажды отдыхали вместе. Жена собрала закуску и поехала. Там все это и произошло.

— Вы договаривались встретиться с братом после убийства?

— Да. Но он не пришел к поликлинике в городе, как условились. Я очень волновался. Потом я понял, что дело сделано, и начал звонить в скорую помощь и в милицию, заявляя, что нет жены. Просил помочь найти ее.

— Что вы хотели доказать этими звонками?

— Мне надо было создать видимость беспокойства.

— А почему вы не поехали к месту предполагаемого убийства?

— Я сказал брату, что участником убийства быть не могу.

— Ну вот, кажется, и все вопросы ясны, — сказал Буланенков, и в кабинете воцарилась гнетущая тишина.

Преступник попросил закурить. Затянулся дымом, глубоко вздохнул, казалось, что с его плеч свалился тяжелый груз. После нескольких затяжек спросил:

— Скажите, а она будет жить?

— Да, будет, но останется инвалидом.

Когда увели арестованного, Буланенков сказал майору Пархомчуку:

— Давайте поговорим с братом Иванкова.

В сопровождении конвоира в кабинет вошел худой, среднего роста мужчина. Скулы на его лице обтянуты желтой кожей, глаза ввалились, грудь, прикрытая темной рубашкой, что доска. Учащенное, прерывистое дыхание свидетельствовало, что человек этот болен.

— Вы что, нездоровы? — спросил полковник.

— А разве не видать?

«Так вот почему женщина осталась живой! — подумал полковник. Ей было нанесено шестнадцать ударов молотком, голова превращена в сплошную рану, и все же черепная коробка выдержала. Оказывается, убийца слабосильный, болезненный, потому его удары были слабыми. Женщина, когда почувствовала, что спасения нет, прикинулась убитой, а преступник ушел, думая, что она мертва. Ведь она сознавала, что стоит только издать стон или шевельнуться, как преступник добьет ее. Стремление выжить, жажда жизни и придавали ей силы».

— Зачем же вы убивали невестку? — спросил полковник.

— Брат попросил. Вот я и сделал одолжение ему.

— Хорошее одолжение! — не выдержал конвоир, его глаза пронизывали преступника, и, в нарушение всех правил поведения, он воскликнул: — Товарищ полковник, ведь это же не человек!..

Полковник ничего не сказал.