Милочка Мэгги

Глава девятая

Вышло так, что Пэтси с Мэри не довелось унаследовать Майково состояние. На следующих выборах победила партия реформаторов, и, блюдя предвыборные обещания, новая администрация начала Большую чистку. Сияющий новизной окружной прокурор облачился в начищенные доспехи и пошел на взяточников с кличем «Долой коррупцию!». Взяточники помельче разбежались по норам. Взяточники покрупнее, вроде Мориарити, оказались слишком велики, чтобы спрятаться.

Большой Человек спас свою шкуру, став свидетелем со стороны обвинения. К Майку Мориарити пришли слуги закона и, тряся перед его лицом пачкой бумаг, наложили арест на все его имущество: дом, мебель, конюшню, лошадей, коляску и даже пианино Мэри. Майк пожалел, что не разрешил ей увезти его с собой, но было уже слишком поздно.

Слуги закона взломали дверцу его письменного стола и описали договоры, векселя, акции и облигации. Описали даже пару сберегательных книжек со штампом «счет закрыт». Один из реформаторов, человек в штатском, обнаружил в старом носке под матрасом снятую Майком наличность. В носке оказалось две тысячи долларов мелкими купюрами. Реформатор положил деньги в карман, позабыв выдать Майку расписку. Вероятно, он также позабыл сдать деньги в кассу.

Единственным имуществом, не подлежавшим аресту, оказался дом, переписанный Майком на Мэри с Пэтси, и оплаченный полис страхования жизни на имя Миссис.

Мориарити и еще десятку таких же дельцов было предъявлено обвинение. Обо всем написали в газетах.

Обсуждая предстоящий суд с Мэри, Пэтси заявил:

– Вот то-то же, а то я для твоего отца никогда не был хорош. Он всегда смотрел на меня сверху вниз. Но теперь пришла моя очередь. Вор!

– Ох, Патрик! – Из глаз Мэри катились слезы. – Не называй его так.

Пэтси стало стыдно. «Зачем я говорю ей такие вещи? Никакого удовлетворения это мне не приносит. Чувствую себя, словно Джек-потрошитель какой».

– Ну ладно, Мэри. Кто я такой, чтобы его винить? Разве мой собственный родич в Ирландии не украл однажды свинью? Украл, еще как.

Мэри улыбнулась сквозь слезы и взглянула на него, прижав руки к груди.

– Правда, Патрик? Правда?

– Конечно. Но он не был мне кровным родственником.

Майку было предъявлено обвинение во взяточничестве и коррупции. Но до суда дело так и не дошло. Прямо перед заседанием у него случился удар, и «тикалка» не выдержала.

Когда они вернулись с похорон, была почти ночь. Мэри сидела в темноте на кухне. Лицо у нее было бледным и осунувшимся. Пэтси пытался сказать ей что-нибудь ободряющее.

– В конце концов, он был твоим отцом.

– Да.

– И он был добр к тебе.

– Не всегда, Патрик. Помнится – мне тогда лет десять было, – были времена, когда мне казалось, что я его совсем не люблю. Я считала, что он груб с матушкой, а меня всегда наказывает или бранит.

Однажды, наверное, ему откуда-то достались бесплатные билеты, он повез меня на Манхэттен послушать певицу. Помню, как падал снег и вокруг было так красиво. У меня была маленькая белая муфточка, а на плечах пелеринка с хвостиками горностая. Старуха на улице продавала фиалки. Помню их холодный, сладкий запах. Отец купил букетик и приколол к моей муфточке. Он дал старухе купюру и не взял сдачу.

У него был друг, который держал роскошный бар. Конечно, мы сидели в отдельном зале для дам. Отец представил меня ему, словно я была совсем большая. Его друг поклонился мне и пожал руку. И принес мне большой стакан лимонада на серебряном подносе. В лимонад была добавлена ложка кларета, чтобы он стал розовым, а на стакане была вишенка. Мне все казалось таким прекрасным. Папа с другом пили бренди и вспоминали старые времена, когда жили в Ирландии.

Хозяин бара оставил дверь в основной зал открытой, и я увидела, что было внутри. Там было так красиво! На полках сверкали стеклянные графины с серебряными пробками и бокалы, тонкие, как мыльные пузыри, и огромное зеркало в филигранной латунной раме над барной стойкой и – ах! – люстра с хрустальными подвесками, или, как их правильно называют, призмами? В рубиново-красных чашах мерцали газовые огоньки, и было так красиво…

Потом мы пошли на концерт. Не помню уже, что пела та певица, кроме одной песни, с которой ее вызывали на бис, «Последняя роза лета». Папа тогда достал платок, чтобы промокнуть глаза.

После концерта мы шли к стоянке с кэбами и прошли мимо маленького магазинчика, он был еще открыт. Там продавали всякие побрякушки. Папа завел меня внутрь и сказал, чтобы я выбрала себе браслетик или медальон. Но на витрине лежала пара гребней. Они были из черепахового панциря и все в стразах. Я не могла глаз от них отвести.

Папа сказал: «Ты же понимаешь, что сейчас ты слишком мала, чтобы их носить, а когда вырастешь, они выйдут из моды. Смотри, какой милый медальон. Он открывается…» Но я смотрела только на гребни.

Тогда папа сказал: «Ты ведь понимаешь, что не сможешь их носить. Так зачем они тебе?» Я ответила, что не знаю. Тогда он сказал: «Просто для того, чтобы они у тебя были, верно?» Я ответила, что да, и он сказал продавщице завернуть их для нас.

Это был единственный раз, когда мы с ним куда-то ходили. После того вечера мне часто казалось, что я его не люблю. Когда у меня появлялось такое чувство, я шла, доставала гребни из оберточной бумаги, держала их в руках и чувствовала ту же самую любовь, которую чувствовала в тот вечер, когда он повел меня на концерт.

После похорон Миссис забрала деньги, полученные по страховке, и уехала в Бостон, доживать дни с Генриеттой, своей вдовствующей сестрой. Пэтси жалел, что она уехала. Этот своенравный человек по-настоящему любил тещу.

– Она такая же, какой была моя родная матушка. Она ни в чем меня не винит.

Патрик Деннис Мур уже давно оставил все мечты и надежды. Он ненавидел свою работу, но не осмеливался ее бросить, потому что другой работы на горизонте не было. Он нехотя испытывал благодарность, что работает в коммунальной службе и что его не могут уволить, несмотря на тяжелые времена. Он уже понял, что навсегда останется дворником. Больше впереди у него ничего не было. И он навсегда останется жить в домишке на Юэн-стрит.

Его последняя мечта умерла, когда теща уехала жить к сестре в Бостон – вместо того, чтобы остаться с ним и с Мэри, – и забрала с собой все деньги, полученные по страховке.