Милочка Мэгги

Глава третья

В таверне было полно дыма, людей и пахло теплым разлитым пивом. Скрипка Малыша Рори надрывалась вовсю, и Пэтси Денни отплясывал джигу что было мочи. Был шумный субботний вечер. Дверь распахнулась, и в таверну вошел высокий рыжеволосый незнакомец. Впрочем, рыжеволосым его назвать можно было весьма условно, потому что он был почти полностью лыс, но на месте выпавших волос кожа отливала ржавчиной. Толпа любителей эля у барной стойки расступилась, чтобы пропустить его, и снова сомкнулась у него за спиной, словно впитав его в себя.

Малыш Рори увидел вошедшего, и ирландская интуиция подсказала ему, что то был старший брат Мэгги Роуз, который приехал прямиком из Бруклина выпустить кишки Патрику Деннису. Он так перепугался, что даже не подумал предупредить Пэтси. Ноты «Ирландской прачки» улетучились у него из памяти, а пальцы примерзли к струнам. Отчаянно заметавшийся смычок заело на высокой пронзительной ноте. Пэтси подумал, что мелодия заканчивается, и неистово подскочил в воздух, где он обычно щелкал каблуками друг о друга в завершение танца.

– Я еще никогда так высоко не прыгал! – крикнул он своему другу, поднимаясь ввысь.

Прыжок Пэтси и вправду был невероятным. Он взлетал все выше и выше, практически не оттолкнувшись ногами, и завис в воздухе. На секунду он ощутил себя крылатым ангелом, а потом озадачился, почему это штаны вдруг стали ему тесны. И тогда он понял.

Тимоти (Рыжий Верзила) Шон выскользнул из толпы у барной стойки и в ту же секунду, как Пэтси подпрыгнул в воздух, с ловкостью акробата схватил его одной рукой за промежность, а другой – за шиворот, придав его прыжку дополнительное ускорение. Как Берти-метельщик, которому случилось при этом присутствовать, позже написал в письме клиенту-сплетнику: «Вся веселость прекратила быть, и воцарилось молчание».

Рыжий Верзила держал Пэтси в воздухе и тряс, словно тряпичную куклу. Всю дорогу в каюте третьего класса он репетировал речь, которую планировал произнести в качестве прелюдии к взбучке, но начисто ее позабыл, поэтому ему пришлось импровизировать.

– Грязное ничтожество! – заявил он во всеуслышание. – Я покажу тебе, как разбивать единственное сердце моей единственной матери и… (тут он пару раз тряхнул Пэтси) позорить имя моей меньшой сестры. Мартышка цирковая! Тварь болотная!

– Что значит «тварь болотная»? – выдохнул Пэтси, испуганный, но оскорбленный. – Да я в жизни торфа не резал.

Наконец Рыжий Верзила опустил Пэтси наземь и отвесил ему несколько знатных тумаков. Закончив, он швырнул его к выходу и отряхнул руки.

– И не забудь, женишок, запас у меня всегда найдется.

Патрик Деннис, пятясь, вышел из таверны. Он не хотел испытывать судьбу и получить пинок под зад.

На следующий день, в воскресенье, Пэтси, напуганный и пристыженный, вместе с матерью отправился к мессе. Там он увидел свою возлюбленную, зажатую между самодовольно улыбавшейся матерью и здоровяком-братом. Пэтси уперся взглядом в широкую спину Рыжего Верзилы, и ему стало дурно.

Отец Кроули спустился с алтаря и встал сбоку перед оградой, чтобы зачитать накопившиеся за неделю оглашения. Пэтси пропускал монотонные перекаты его голоса мимо ушей, но тут, словно в кошмаре, от которого нельзя было проснуться, он услышал звук своего имени.

– …еженедельное собрание женской общины. – Священник прокашлялся. – Брак между Маргарет Роуз Шон и Патриком Деннисом Муром – первое оглашение. Требуются ваши молитвы за упокой души…

Лиззи Мур хрипло вскрикнула, словно дикий гусь, сигналящий стае заходить на посадку. По церкви прокатился громкий вздох, и прихожане все как один уставились на Пэтси с матерью. Рыжий Верзила обернулся и одарил Пэтси победной улыбкой. Его губы беззвучно повторили: «Запас у меня всегда найдется».

Пэтси попался и прекрасно это понимал. «Я в ловушке, – стенал он про себя. – И как этот ловкач ухитрился вставить мое имя в список, будто я уже над собой не властен? Все! Через две недели буду навсегда женат».

Мать Пэтси тихо всхлипывала в подол нижней юбки. «Утаил от меня, ишь. Мой сын – лжец. Пошел с девкой к священнику и повинился. А Верзилу Тимми послали, чтобы он был ей заместо отца на венчании, отца-то у нее нет. Ох, пошто сын мой так со мной поступил, ведь последний же он у меня, а как страдала я, рожая его на свет Божий, голова-то у него была, что кочан капусты».

Мать рыдала, а Пэтси было стыдно. Во время последней молитвы он ушел из церкви. Когда он встал, Мэгги Роуз, стоя на коленях, обернулась и почти поддалась порыву последовать за ним, но Рыжий Верзила вернул ее на место.

Пэтси чувствовал себя одиноким и униженным. Он был уверен, что вся деревня уже знает, что брат его возлюбленной надрал ему задницу. Еще до вечера вся деревня узнает, как именно Рыжий Верзила ухитрился заставить священника сделать оглашение, и он, Пэтси Денни, станет посмешищем всего графства.

Пэтси понял – слишком поздно, – что он любит Мэгги Роуз и никогда не полюбит другую. Почему, ну почему он не женился на ней, когда их любовь была юна и свежа – когда ее еще не подпортили скандалы, побои и прилюдное унижение?

«Такое терпеть нельзя, – решил Пэтси. – Лучше уж умереть – или уехать в Америку…»

Америка!

Пэтси слышал, что пароходная компания оплачивала желающим проезд до Америки и находила там работу. Милях в десяти от деревни Пэтси была маленькая контора, где агент ливерпульской пароходной компании все это устраивал. Пробираясь домой кружным путем, Пэтси почти присвистывал.

Когда Пэтси вернулся домой, мать с ним не разговаривала. Она выложила на постель свое выходное черное платье и пару черных чулок, которые берегла уже двадцать лет. Взяв коробочку с затвердевшим гуталином, она чистила свои черные туфли. Пэтси попытался разговорить ее, болтая о пустяках. Но она не отвечала, пока он не спросил напрямик:

– Матушка, ты куда-то собираешься?

– И куда же мне теперь собираться, когда меня так ославили, что в деревню носа не показать? Нет, я готовлю хорошее платье, хочу, чтобы меня в нем похоронили.

– Бог даст, этого еще много лет не случится.

– Случится, еще как. Вот женишься, и в тот же день увидишь меня в гробу.

– Не заставляй меня тебя хоронить, – взмолился Пэтси.

– Заставишь меня тебя женить, тут же и похоронишь. – Мать истово начищала туфлю, надетую на свободную руку.

– Я никогда не женюсь, покуда ты жива.

– Как бы не так. «Никогда не женюсь» – как же, а оглашение в церкви про кого было?!

Пэтси потребовался час, чтобы убедить мать, что оглашение было сделано без его ведома и согласия. Она отказывалась ему верить, пока он не рассказал про побои, полученные от Рыжего Верзилы.

– Значит, он тебя избил, бедный мой мальчик, а ты сказал, что упал с велосипеда.

– Мне стыдно было рассказывать.

– И он тебя еще не раз поколотит, пока ты не скажешь «согласен».

– Да я раньше умру!

– Не умрешь ты ни раньше, ни позже. Тебя заставят на ней жениться.

– Не заставят, если уеду в Америку.

– И бросишь меня, как твои братья?

– Это ненадолго. Я пошлю за тобой до конца года.

– Ни за кем ты не пошлешь. Останешься здесь, со мной. Умри, если тебе того надобно. Но не женись и не бросай меня.

– Умереть непросто, и да простит меня Господь за то, что я так сказал, но на уме у меня того нет совсем. Я останусь, дорогая матушка, женюсь на Мэгги Роуз и не оберусь срама в графстве до конца своих дней, но мне плевать, потому что я ее люблю.

– Это все слова.

– Я так и сделаю.

Мать закрыла гуталиновую жестянку крышкой.

– Через год, говоришь? Ты за мной пошлешь?

– Клянусь.

– Значит, оно к лучшему, – она убрала гуталин. – Поезжай в Америку, найди мне жилье, и я к тебе перееду.

На следующее утро Пэтси проехал на велосипеде десять миль до соседней деревни. Щеголь из Ливерпуля, агент пароходной компании, избавил Патрика Денниса Мура от лишних хлопот. Переезд был забронирован, и все было бесплатно – до поры до времени.

Разумеется, со временем Пэтси должен был выплатить полную стоимость билета, но и тут не было ничего сложного. В Америке его ждала работа. Некий Майкл Мориарити, – по мнению щеголя, он был лорд-мэром Бруклина или кем-то вроде того, – будет платить Пэтси целых пять долларов в неделю и предоставит комнату и пансион. И все это за что? Да за просто так. За уход за парой дорогих ему упряжных лошадей.

Пэтси решительно пообещал выплатить деньги за переезд. Щеголь заверил, что по-иному и не выйдет. Раз в неделю будет приходить человек из отделения пароходной компании в Бруклине и забирать два доллара из его жалованья, пока билет не будет оплачен. Пэтси согласился со щеголем в том, что остальные три доллара – это целое состояние, хоть в Америке, хоть в другом месте.

Пэтси поставил на бумаге подпись.

– В путешествии тебе понадобятся наличные деньги, – заметил щеголь.

– Черт побери, неужто компания и наличные на проезд выдает?

– Это вряд ли. Но у тебя есть велосипед. Когда уедешь, он больше тебе не понадобится. Готов избавить тебя от такой обузы за два фунта. Во вторник, когда отходит дилижанс на порт Ков, приезжай на нем, и я его заберу, а ты получишь банкноты.

Рыжий Верзила был недоволен. Мать с сестрой всегда находили, в чем его упрекнуть. Мэгги Роуз не выказывала ни намека на благодарность. Она заявила брату, что ненавидит его, потому что он избил ее возлюбленного и осрамил его и ее вместе с ним на всю деревню.

– Теперь он меня бросит, – рыдала Мэгги Роуз.

– Только через мой труп, – клялся Рыжий Верзила.

– Зачем ты встрял промеж нас? – всхлипывала она. – Я была согласна ждать, пока его мать помрет. Зачем ты ославил его на все графство?

– Любой, – горько заметил Верзила, – кто женится на такой язве, как ты, – будь его мать жива или мертва, – ославлен, и хуже ему уже не будет.

Тимми тут же пожалел о сказанном.

– Прости, Мэгги Роуз, мои слова, я погорячился.

У Тимми начало ломить в левом виске, – верный признак того, что он слишком много думает. «Прости меня, Господи, если я зря так поступил с тем парнем, который меня знать не знает, и задал ему взбучку, и дал его имя священнику, чтобы тот огласил его вместе с именем моей сестры».

Рыжему Верзиле не понравилось, как мать приняла свадебный подарок, который передала с ним Лотти. Это была пара наволочек, обвязанных по краю крючком. Миссис Шон заявила, что лен был грубым и что Лотти перепутала рисунок в середине одной из сторон.

– Ничего подобного, – громогласно заявил он. – Моя Лотти все делает на совесть.

– Ох, никудышная из нее, верно, хозяйка, сынок, – вздохнула вдова.

– Матушка, побойся Бога!..

– Еще раз повысишь на меня голос, – прервала она его, – и мало тебе не покажется. И рост не поможет!

«Дева Мария, – молился про себя Тимми, – не дай мне выйти из себя, ведь я здесь всего ничего пробуду – с матушкой, которая меня родила, и меньшой сестрицей».

В следующее воскресенье Пэтси с матерью договорились притвориться, что ничего не имеют против женитьбы. Когда священник огласил брак во второй раз и прихожане повернулись, чтобы позлорадствовать, миссис Мур с любезным поклоном им улыбнулась, а Пэтси одарил семейство Шон нежной улыбкой. Это вызвало всеобщее замешательство. После мессы прихожане сбились в кучки перед церковью и принялись обеспокоенно перешептываться. «Что же вдруг случилось? – спрашивали они друг у друга. – Он все-таки женится на девчонке?» Все испытывали огромное разочарование. Рыжий Верзила расслабился и подобрел. В конце концов он все сделал правильно.

Два дня спустя Патрик Деннис закинул за спину самодельный вещевой мешок из грубого льна. В нем лежали все его пожитки: шесть цветных носовых платков, сменная рубашка и пара шерстяных носков, связанных любящей матушкой.

– Так ты пошлешь за мной до конца года? – спросила мать в десятый раз.

– Обещаю, матушка.

– Поклянись!

Пэтси поклялся на маленьком молитвеннике в черном кожаном переплете, который она подарила ему на первое причастие.

– Да умереть мне на месте, если я не пошлю за тобой до конца года. Господь мне свидетель.

– Аминь, – сказала мать, засовывая молитвенник в его вещевой мешок.

Перед тем как сесть на велосипед, Пэтси еще раз оглянулся вокруг. На бархатные, зеленые, пологие холмы… голубое небо с легкими белыми облаками и розовые дикие розы, цеплявшиеся за ветхую серую каменную стену вокруг дома.

Ему не хотелось уезжать – не хотелось, и все тут. Но его закружил вихрь событий, дело было сделано, и уехать было легче, чем остаться.

Пэтси приплясывал от нетерпения, пока мать опрыскивала велосипед и его самого святой водой и торжественно прикалывала ему к нательной фуфайке значок со святым Христофором[2]. Когда с этим было покончено, он взлетел на велосипед одним махом. Прощальным напутствием матери было:

– Не приведи Господь, сынок, чтобы ее аспид-братец поймал тебя, пока ты бежишь из Ирландии.

Пэтси обернулся, чтобы помахать рукой, и покатил из жизни своей матушки и из Ирландии – навсегда.