Через шестнадцать лет после рождения Милочки Мэгги Мэри снова забеременела. Она испытывала по этому поводу благоговейный трепет. Ей было уже далеко за сорок, и она считала, что у нее начался климакс. Мэри тихо радовалась своей беременности и была немного напугана. Она помнила, насколько тяжело ей далось рождение Милочки Мэгги и что врач предупредил ее больше не заводить детей. Он сказал, что это опасно. Однако Мэри убеждала себя, что за шестнадцать лет, прошедших с рождения ее первого ребенка, акушерство сильно продвинулось вперед. Кроме того, она слышала бесконечные истории о том, что женщины, у которых с первым ребенком были трудные роды, второго и третьего рожали очень легко. В общем, она была счастлива.
Соседки наблюдали за ее беременностью скорее с озабоченностью, чем с любопытством. Она стала для них предметом пересудов. Да, признавали они, это последыш, а чем старше мать, тем умнее дитя. Конечно, он может стать великим человеком, да что с того, если она будет слишком стара, чтобы этому радоваться? Так или иначе, заключали все, да хранит ее Господь.
Милочка Мэгги обсудила будущего ребенка с Лотти.
– Я думала, что мама уже… ну, вы понимаете. Слишком старая?
– Боже мой, нет! Твоя бабушка, Лиззи Мур, родила твоего отца в сорок пять. Это у вас семейное – рожать детей в среднем возрасте.
Милочка Мэгги не поняла этого довода. Лиззи Мур не была Мэри кровной родственницей. Так как тогда Мэри могла унаследовать от нее способность к позднему деторождению?
– Смотри, Милочка Мэгги, если ты выйдешь замуж и дети пойдут не сразу, не сдавайся, пока тебе не исполнится пятьдесят.
– Я хочу много детей. Много-много.
Лотти оглядела созревшую фигуру Милочки Мэгги. Девушка выглядела старше своих шестнадцати лет. Она могла сойти за двадцатилетнюю, и ни у кого бы и мысли не возникло поставить ее возраст под сомнение.
– Будут у тебя дети, не сомневайся. Только для начала позаботься выйти замуж.
Мэри была на пятом месяце. Она пошла на свой первый осмотр к доктору Скалани. Когда осмотр был закончен, она спросила его:
– Все в порядке?
Доктор помедлил чуть дольше, чем нужно, но ответил:
– Да.
– Но в моем возрасте… – Мэри пыталась нащупать пуговицы на спинке платья.
– Повернитесь. – Скалани застегнул ей платье.
– Доктор, скажите мне правду. Я умру?
Он расстегнул несколько пуговиц и снова их застегнул, чтобы потянуть с ответом.
– Перво-наперво, вам нужно перестать волноваться. Это приказ врача. Вот! Готово.
Мэри повернулась к нему с озабоченным лицом. Он улыбнулся. Она тут же улыбнулась в ответ.
– Жду вас через две недели.
– Конечно. До свидания, доктор. И спасибо.
– До свидания, миссис Мур.
Доктор сел за письменный стол, откинулся на стуле и сложил кончики пальцев. Он смотрел на свой диплом, висевший на стене в рамке. Ему вспомнился один из институтских профессоров. Он жалел, что не может посоветоваться с ним насчет аборта для своей пациентки. Он знал, что бы сказал профессор и что бы сказал он сам, доктор Скалани.
Он бы сказал:
– Диагноз Мэри Мур однозначно предполагает прерывание беременности по медицинским показаниям. Как мне поступить?
– Ваш диагноз и рекомендацию прервать беременность должны подтвердить еще как минимум два врача – после соответствующего осмотра.
– Это безопасная процедура?
– При соблюдении определенных условий – да.
– Я мог бы сделать все сам.
– Скалани, это незаконно. Представьте, что вы сделали ей аборт и она умерла? Это непредумышленное убийство.
– Но если бы я действовал в лучших интересах пациентки и вскрытие бы подтвердило, что смерть была неминуема, с абортом или без него?
– Может, в тюрьму вы и не сядете, но продолжать практику вам не позволят.
В дверь позвонили. Еще один пациент? Он вздохнул и пошел в приемную. Это был не пациент. Это была его девушка, Доди.
Доди была его любовницей вот уже десять лет и все десять лет ждала, что он на ней женится. Он встречался с ней раз в неделю, по воскресеньям.
– Я же говорил тебе никогда не приходить ко мне в кабинет.
– Знаю. Но до воскресенья еще так далеко, а мне хотелось тебя увидеть. И мои месячные…
– О, Доди, уходи. Пожалуйста! Увидимся в воскресенье.
Лотти наставляла Милочку Мэгги:
– Когда твоя матушка соберется в больницу, сразу же мне позвони. Слышишь? Сразу же. У меня есть для нее сюрприз, о котором я скажу, только когда у нее начнутся роды. Ты когда-нибудь звонила по телефону?
– Нет.
– Слушай, что надо будет сделать. Иди в магазин, где есть телефон. Попроси центральную соединить тебя с номером, который я тебе записала. Потом брось в прорезь монету в пять центов. Держи ее наготове. Тебе ответит продавец из кондитерской на углу, он скажет «алло», и ты скажешь ему «Пожалуйста, позовите к телефону миссис Тимоти Шон». Он позовет меня в любое время дня и ночи, потому что, когда ты позвонишь, я дам ему доллар.
Несколько недель спустя Мэри проснулась оттого, что у нее отошли воды. Она была в постели одна – всю последнюю неделю Пэт спал на кушетке в гостиной, потому что живот у Мэри стал слишком велик, и она все время крутилась и ворочалась, пытаясь найти удобное положение, и боялась разбудить мужа.
Мэри поняла, что начинаются роды, и какое-то время полежала неподвижно. «Будет тяжело, я знаю, – думала она. – С Милочкой Мэгги тоже было тяжело… но когда все закончилось и ее положили мне на руки, боль тут же забылась. Я была так счастлива. Теперь будет то же самое. Боль забудется. Надеюсь, родится сын. Патрику будет приятно. Он сказал, что ему все равно, но все мужчины хотят сыновей. И Милочка Мэгги тоже будет счастлива. Так что бояться глупо».
Но Мэри заметила, что вся дрожит. Она встала и сменила постельное белье, а потом пошла будить дочь. Мэри посмотрела на спящую девушку. Во сне ее лицо по-прежнему сохраняло детские черты. Мэри осторожно взяла ее за обнаженную руку, потому что хотя Милочка Мэгги и не была рыжеволосой, ей досталась кожа, которая обычно прилагается к рыжим волосам, и на ней легко проступали синяки.
– Милая, просыпайся. Мне пора в больницу.