Министр сталинских строек

9. Трудный год войны

Во второй половине декабря 1941 года, когда комиссар госбезопасности III ранга Круглов С.Н. вернулся с фронта для продолжения исполнения своих обязанностей заместителя наркома внутренних СССР, эвакуированные наркоматы и учреждения начали постепенно переезжать в Москву в связи с тем, что угроза возможности вторжения немцев в столицу Страны Советов была полностью устранена.

Но если со служебными делами вопрос достаточно успешно налаживался, то в отношении бытовых, жилищных условий положение оказалось не слишком хорошим. Получилось так, что при критическом приближении немецких войск к Москве правительство отдало распоряжение заминировать и подготовить к взрыву важнейшие объекты, которые не должны были в случае вынужденной сдачи столицы достаться врагу. В список таких объектов попал и «Дом правительства» на набережной. Здание заминировали, и всем было ясно, что после его подрыва все добро, которое в нем имелось, будет уничтожено. В связи с этим охранные службы не возражали, чтобы оставшиеся в Москве жители забирали себе из обреченного дома те вещи, которые не были заперты. Опечатанные квартир не трогали, боясь нарушить имевшиеся на их дверях пломбы, но те помещения, которые оставались просто закрытыми на замок, вскрывали и оттуда выносили то, что могли. Так случилось и с квартирой Кругловых, которую Сергей Никифорович не стал сдавать по описи под охрану, поскольку, заезжая по делам в столицу, иногда заходил к себе домой. Остались лишь кое-какие пожитки да семейные фотографии, которые никому другому не были нужны.

На 1 января 1942 года громоздкая структура НКВД СССР выглядела следующим образом. Возглавлял наркомат Берия Л.П., первым его заместителем являлся Меркулов В.Н. Обязанности заместителей исполняли Абакумов В.С., Завенягин А.П., Кобулов Б.З., Круглов С.Н., Масленников И.И., Обручников Б.П., Сафразьян Л.Б., Серов И.А. и Чернышов В.В. Работу руководства обеспечивали Секретариат наркомата (Мамулов С.С.) и Контрольно-инспекторская группа (Павлов Н.И.). Карательным органом являлось Особое совещание, которому в связи с военным временем было предоставлено право вынесения приговоров вплоть до расстрела. Государственную безопасность обеспечивали управления разведки, контрразведки и секретно-политическое с необходимыми для их работы спецотделами (учетно-статистическим, опертехники, шифровальным, обысков, арестов, наружного наблюдения и другие). Войсковые подразделения представляли главные управления пограничных и внутренних войск, Управление оперативных войск, Политуправление, Управление военного снабжения и Военно-строительный отдел. Важнейшими вопросами являлись охрана правительства, обеспечение правительственной спецсвязи и управление коменданта Московского Кремля. Военная обстановка потребовала создания отделов по разведке, террору, диверсиям в тылу противника и борьбе с бандитизмом и Штаба истребительных батальонов. Внутренний порядок в стране обеспечивали главные управления милиции, пожарной охраны, местной противовоздушной обороны и Тюремное управление. Военнопленными, интернированными и спецпереселенцами занимались соответствующие управление и отдел. Собственные вопросы Наркомата решали Хозяйственное управление, Центральный финансово-плановый отдел и Отдел кадров. Хранение документов, представлявших собой историческую ценность, обеспечивало Управление государственными архивами. В «производственные подразделения» входили: Главное управление лагерей, Главное управление шоссейных дорог, Главное управление аэродромного строительства, Главное управление лагерей горно-металлургических предприятий, Главное управление лагерей железнодорожного строительства, Управление лагерей лесной промышленности, Управление материально-технического снабжения, Главпромстрой и Дальстрой [10].

После разгрома гитлеровцев под Москвой возникла достаточно благоприятная обстановка для дальнейшего успешного хода войны. Окрыленный достигнутым успехом, Верховный Главнокомандующий Сталин И.В. считал, что на данном этапе наша задача состояла в том, чтобы, «не давая немцам передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы», и «обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году». К середине января Красная Армия сразу девятью фронтами перешла в наступление на всем тысячекилометровом пространстве от Балтийского до Черного морей [52].

В Наркомате внутренних дел в начале 1942 года тоже царило приподнятое настроение. Возвращавшиеся в Москву эвакуированные подразделения занимали свои привычные помещения: управления и отделы центрального аппарата заполняли дом № 2 по улице Дзержинского, ГУЛАГ и другие лагерные управления размещались в доме № 3 по улице Кирова, на улице Дзержинского в домах № 12 и 13 и на Покровском бульваре в доме № 14. ГУАС вернулся в дом № 8 по улице Куйбышева. Главное управление милиции так и оставалось в своих помещениях на улице Чкалова, в Фуркасовском переулке, на Садово-Сухаревской улице и на Ленинградском шоссе. Главное архивное управление занимало свое специальное помещение в доме № 17 по Большой Пироговской улице.

Приказом наркома внутренних дел СССР от 2 февраля 1942 года большинство работников центрального и местных аппаратов за успешную работу по выполнению заданий были награждены знаком «Заслуженный работник НКВД». Получил такой знак и заместитель наркома Круглов С.Н., проработавший к тому времени в органах внутренних дел три весьма боевых года.

21 февраля 1942 года указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа работников Наркомата внутренних дел была удостоена правительственных наград «за образцовое выполнение заданий правительства по строительству укрепленных рубежей против немецко-фашистских захватчиков». В числе награжденных Круглов С.Н. получил орден Красной Звезды, Павлов К.А. — орден Красного Знамени, а Рапопорт Я.Д. — орден Ленина.

Зимнее советское наступление развивалось поначалу довольно успешно. Однако к концу февраля победоносное продвижение выдохлось, а в марте началась весенняя распутица, которая принесла с собой относительное затишье. За это время ни одна из планировавшихся операций не достигла поставленных решительных целей, а потери Красной Армии за первый квартал 1942 года составили почти 1800 тысяч человек [52].

С началом Великой Отечественной войны в силу сложившейся необходимости произошло определенное сворачивание лагерной системы. Мобилизация всех материальных ресурсов на обеспечение нужд армии потребовала прекращения выполнения многих проектов, в первую очередь крупных, долговременных, требовавших привлечения большой массы заключенных. Сразу же с началом боевых действий были остановлены все гидростроительные работы, строительство заводов по производству алюминия в европейской части страны, автодорожное строительство, законсервирована прокладка БАМа и прекращены работы еще на 60 объектах, обеспечивавшихся НКВД.

В связи с катастрофическими потерями на фронте уже в первые месяцы войны из мест заключения досрочно освободили 420 тысяч человек и призвали их в Красную Армию. Дефицит рабочих рук в лагерях и колониях первоначально попытались компенсировать увеличением продолжительности рабочей недели и норм выработки. Одновременно с этим значительно ухудшились условия содержания и питания заключенных. В результате в лагерях и колониях резко возросла смертность. В связи с этим 1942 год явился в отношении безвозвратных потерь наиболее трудным годом войны: в глубоком тылу погибли почти четверть миллиона заключенных [37].

Серьезный кризис с началом войны постиг золотодобывающий Дальстрой, производство которого не представлялось возможным останавливать. В 1941 и 1942 годах из Севвостлага освобождали почти по 30 тысяч человек, отправлявшихся в основном в действующую армию. Взамен прислали чуть больше 12 тысяч новых заключенных. Поставки всех видов снабжения, включая продовольствие, значительно сократились. В результате в полярной тундре за эти два года умерли более 30 тысяч заключенных. В таких условиях выполнение планов по добыче золота и олова явилось чрезвычайно трудным делом. Однако, несмотря на все невзгоды, поставки по золоту удалось сохранить на достаточно высоком уровне, а извлечение олова даже увеличить. Положение спасло то обстоятельство, что, начиная с 1942 года, этот северный край во многом стал снабжаться за счет поставок по ленд-лизу из Соединенных Штатов Америки. Пароходами Дальстроя от нашего союзника по антигитлеровской коалиции завезли через только что отстроенный порт в Находке бульдозеры, взрывчатые вещества, жидкое топливо и часть продовольствия [34].

В связи с большими потерями на фронте необходимо было изыскивать людские резервы для Красной Армии. С конца 1941 года в составе Наркомата внутренних дел появились спецлагеря, позднее названные Проверочно-фильтрационными (ПФЛ). Они предназначались для содержания лиц, проходивших проверку после пребывания на оккупированной немцами территории. По данным ГУЛАГа, через сеть этих лагерей к 1945 году прошли около одного миллиона человек, из них от 7 до 10 % были арестованы как пособники врагу или завербованные немецкой разведкой.

Другим источником для пополнения рядов Красной Армии явились спецпереселенцы. 28 февраля 1942 года заместитель начальника ГУЛАГа Завгородний Г.С. направил на имя заместителя наркома Круглова С.Н. докладную записку, в которой сообщал «о состоянии трудовой ссылки по данным ОТСП (Отдела трудовых и специальных поселений) ГУЛАГ на 1 января 1942 года». В документе напоминалось, что трудовая ссылка была организована НКВД (точнее было бы указать — ОГПУ. — Ю. Б.)СССР в 1930 году по указанию правительства в плане проведения мероприятий «по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством». На указанный момент в трудссылке находились 265 692 семей, насчитывавших 936 547 человек. Из них 272 473 составляли мужчины, 285 197 — женщины. В семьях имелось 73 280 подростков от 14 до 16 лет и 305 597 детей до 14 лет. Из этих данных можно сделать вывод, что репрессированные трудовые крестьяне, представлявшие собой в основном бывших кулаков, выселенных из районов сплошной коллективизации, «саботажников хлебозаготовок», неблагонадежный «городской элемент», переселенный «в связи с паспортизацией» из Москвы, Ленинграда и «других режимных центров», подозрительный контингент, выселенный «в порядке очистки западных государственных границ», а также лиц, осужденных на срок от трех до пяти лет (кроме особо социально опасных), несмотря на все невзгоды, сумели закрепиться, «осесть», на новых местах проживания и не только сохранить и вырастить имевшихся у них малых детей, но и «нарожать» новое поколение. 1883 трудпоселка «советских колонизаторов» находилось теперь на территории 36 республик, краев и областей. Практически все трудоспособные поселенцы, которых насчитывалось 387 070 человек, работали на предприятиях лесной, угольной, химической, целлюлозно-бумажной промышленности, цветной и черной металлургии, на строительстве и производстве стройматериалов, в совхозах, сельхозартелях, в кустарной промкооперации, на предприятиях, подчиненных НКВД, и на других объектах. На ряде предприятий трудпоселенцы составляли основную часть рабочих кадров. Многие из них являлись квалифицированными забойщиками, машинистами врубовых машин и электровозов, токарями, слесарями, лесорубами и сплавщиками. Наиболее отличившиеся заслужили звания ударников и стахановцев. Начало войны вызвало среди трудпоселенцев патриотический подъем, выразившийся в повышении производительности труда и укреплении трудовой дисциплины. Так что можно считать, что политика Сталина по «раскрестьяниванию России» в определенной мере оправдала себя.

На основании приведенных материалов в марте 1942 года замнаркома Круглов С.Н. представил на имя заместителя председателя Совнаркома СССР Молотова В.М. свою докладную записку, в которой от имени наркоматов внутренних дел и обороны поставил вопрос о призыве в Красную Армию трудпоселенцев, «которые к моменту выселения их из районов сплошной коллективизации не были главами кулацких семей, а только ее членами». Таких лиц призывного возраста, по учету НКВД, в трудпоселках имелось более 100 тысяч человек. До сих пор трудпоселенцы в армию не призывались, хотя к настоящему времени единственно сохранившимся ограничением прав для них являлось запрещение выезда из трудпоселков. Кроме того, на них налагались 5-процентные отчисления с зарплаты на содержание административно-управленческого аппарата трудссылки. Предлагалось таких трудпоселенцев призывать в Красную Армию на общих основаниях, при этом в случаях положительных отзывов командования с учета труд- ссылки их снимать, а оставшихся иждивенцев от 5-процентных отчислений освобождать.

На основании этого предложения Государственный Комитет Обороны принял постановление, в соответствии с которым в армию были призваны более 60 тысяч бывших трудпоселенцев и около 10 тысяч поставлены на учет в военкоматах. Как доложил начальник ГУЛАГа Наседкин В.Г. заместителю наркома Круглову С.Н., призыв трудпоселенцев повсеместно прошел организованно, явка на призывные пункты, несмотря на разбросанность поселков, была своевременной. Никаких эксцессов отмечено не было. Большинство призванных отнеслись к мобилизации положительно, «расценивая этот факт как выражение доверия, которое они на фронте должны оправдать». При этом многие высказывали патриотические чувства и готовность биться с врагом, не жалея своей жизни.

Вместе с тем отмечалось, что во время призыва трудпоселенцев «активизировалась наиболее враждебная часть трудссылки», которая не только отказывалась от службы в Красной Армии, но и проводила на основе своего недовольства советским строем и жажды мести за ликвидацию кулачества «пораженческую профашистскую агитацию среди призывников и членов их семей». Такие «антисоветски настроенные трудпоселенцы» от призыва в армию были отведены и «взяты местными органами НКВД в активную разработку». В то же время по представлению Наркомата внутренних дел на семьи трудпоселенцев, призванных в Красную Армию, были распространены льготы и пособия, а на инвалидов Отечественной войны — пенсии в соответствии с ранее принятыми постановлениями правительства в отношении всех военнослужащих [39].

Несколько сложнее обстояло дело с проводившейся в период с 20 по 28 января 1942 года мобилизацией немцев переселенцев в трудовые колонны. Мужчины призывного возраста высказывали недовольство тем, что после их ухода семьи останутся материально не обеспеченными.

«Сперва нас выслали с Сибирь, — приводились в докладной записке начальника УНКВД Новосибирской области слова одного из мобилизованных советских немцев, — загнали в колхозы, под силой страха и голода заставили работать в колхозах бесплатно. Сейчас придумали мобилизацию. Отправят, наверное, куда-нибудь на строительство, заставят опять работать бесплатно, а семьи наши умрут с голода в колхозах, в чужой стороне».

Порой среди советских немцев происходили весьма активные выступления. 15 сентября 1942 года заместитель наркома лесной промышленности Салтыков М.И. обратился к заместителю наркома внутренних дел Круглову С.Н. с письмом, в котором сообщал о саботаже и антисоветских выступлениях среди мобилизованных немцев на предприятиях треста «Томлес». Здесь работали две с половиной тысячи человек, распределенных по отдельным участкам из рабочих колонн, которые формировались Забайкальским военным округом. В состав этих рабочих входили немцы, переселенные из Днепропетровской, Николаевской областей и Республики немцев Поволжья. До этого они прослужили в кадровых частях РККА от 1 до 3 лет, а командный состав — до 20 лет. На лесозаготовки эти люди попали в озлобленном состоянии по отношению к советской власти, а потому старались «всячески мешать работе, срывать ее». По сообщению треста «Томлес», имелись многочисленные случаи «вредительской деятельности отдельных лиц и даже групп». Так, в Тимирязевском механизированном лесопункте невыход на работу достиг четверти состава рабочих, при этом ими были сожжена электростанция и выведен из строя тракторный парк. В Зыряновском леспромхозе один из рабочих немцев поджег гараж вместе с пятью автомашинами и трактором. В Берегаевском лесопункте спалили баню и спецзавод. Рабочие «сознательно рвали выданную им обувь и одежду с той целью, чтобы не выходить на работу в лес». Производительность труда была такая низкая, что под угрозой срыва находилась производственная программа. Трудовая дисциплина оказалась настолько расшатана, что силами руководства треста уже не представлялось возможным выправить положение. Принимались меры «к оздоровлению создавшейся обстановки», но ясно виделось, что «без помощи со стороны НКВД» это не могло дать нужных результатов. На этот «крик души», пришедший из дружественного гражданского наркомата, Круглов С.Н. приказал начальнику ГУЛАГа Наседкину В.Г. разработать необходимые предложения.

Возмущаться советским немцам было, конечно, от чего. Например, в ноябре 1942 года на строительство Азнефтегазстрой и Бугурусланнефть было направлено 9640 человек немцев, мужчин и женщин. Однако к приему такого количества рабочей силы руководящие органы города не подготовились. В результате весь «контингент» разместили в неприспособленных для жизни землянках и бараках. Жилищно-бытовые условия оказались исключительно плохие. «Отдельные бараки не имеют крыш, во многих комнатах неисправны печи, разбиты окна, за неимением достаточного количества топлива образовалась сырость, обувь сушить негде», — говорилось в телеграфном спецсообщении, поступившем в Наркомат внутренних дел. Дело с питанием обстояло тоже плохо. Для срочного разрешения вопроса пришлось обращаться даже к председателю Президиума Верховного Совета РСФСР Швернику Н.М.

Но самые большие проблемы возникли со спецпереселенцами, или иногда их называли ссыльнопоселенцами, направленными на рыбные промыслы Крайнего Севера. Этот контингент поставлялся из прибалтийских республик, Молдавской ССР, западных областей Украины и Белоруссии и из других приграничных мест. Тысячи людей, часто не имевших при себе теплых вещей, никакого житейского скарба, порой совершенно не приспособленных к физическому труду, перевозили в отдаленные регионы страны, где по местным условиям их совершенно негде бывало разместить. Жилье и рабочие места для прибывавшего контингента подготавливали, но всего этого, как правило, оказывалось недостаточно, да и многие люди в силу разных причин не могли успешно работать на новом, не привычном по их жизненному опыту месте.

Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 января 1942 года Наркомат рыбной промышленности СССР обязали расширить рыбные промыслы за счет освоения бассейнов рек Сибири и Дальнего Востока. В связи с этим в составе наркомата образовали пять рыбопромышленных трестов: Омский, Новосибирский, Красноярский, Якутский и Байкальский, которым сразу установили повышенный план добычи рыбы на текущий год. Для выполнения этого плана НКВД СССР должен был завезти за два года в указанные тресты 35 тысяч трудоспособных спецпереселенцев.

Посмотрим на примере находившегося в самых суровых климатических условиях Якутского госрыбтреста, что из этого получилось. К началу весеннего судоходства по Лене пункты для размещения спецпереселенцев были еще не определены, имелись только наметки. Для строительства домов и производственных помещений местный лестрест должен был поставить пиломатериалы, но речное пароходство отказалось заключить договор на перевозку, «поскольку все равно это дело не сможем обеспечить». Завоз продовольствия предполагалось организовать из Америки, а до этого снабжение осуществлять из местных фондов. Для обеспечения лова рыбы Наркомрыбпром должен был по заявкам рыбтреста поставить необходимые снасти, но выполнил лишь пятую часть заказа, что сразу поставило план под угрозу срыва. Из 20 рыбообрабатывающих пунктов рыбтрест построил только один. По бочкотаре заготовили лишь 22 процента от потребности. Ни одного из обещанных газоходных катеров Наркомат речного флота не сделал, а потому Якутский рыбтрест к началу путины оказался вообще без рыболовного флота. Из 10 радиостанций, выделенных по постановлению правительства, ни одной не было отгружено.

Во исполнение упомянутых постановлений партии и правительства за время с июня по сентябрь 1942 года в Якутию были завезены 9080 человек спецпереселенцев. Этот контингент состоял, во-первых, из литовцев, «бывших капиталистов, торговцев, чинов полиции и иного элемента», вывезенных из Прибалтики по решению правительства еще до начала войны и поселенных сначала в Алтайском крае. И, во-вторых, из финнов с немцами, выселенных из пригородов Ленинграда. Большинство лиц «этой категории» работали раньше в колхозах, на предприятиях и в учреждениях. Многие из их родственников являлись служащими в РККА, входили даже в командный состав и были награждены орденами и медалями СССР. Имелись среди них коммунисты и комсомольцы.

«Что послужило в действительности причиной переселения этих лиц в Якутию, откуда они должны были поступить, как должно быть организовано их трудоустройство и хозяйственное использование, по линии НКВД никаких указаний не поступало», — с недоумением сообщал в центр нарком внутренних дел Якутской автономной республики полковник гб Савинов М.И. Действительно, было о чем задуматься. Из всего завезенного контингента только 18 % мужчин находились в «зрелом возрасте», но часть из них были больны или неспособны к физическому труду. К активу или к пассиву следовало отнести женщин, скажем так, в детородном возрасте, коих насчитывалось 34 %, оставалось неясным. Нетрудоспособные составляли 48 %, причем 36 % в их числе были детьми до 16 лет. Вот и лови с ними рыбу.

Во исполнение решения правительства почти весь контингент распределили по рыбзаводам, но некоторых «хиляков» пришлось все-таки отправить в лесную и местную промышленность и в систему Нарком- здрава, где бытовая обстановка была несколько лучше. «Суровые климатические условия Крайнего Севера: морозы, пурги, полярные ночи для неподготовленных к этим условиям спецпереселенцев серьезно затруднили их эффективное использование на работе», — сокрушался республиканский нарком. Литовцы в подавляющей массе никогда раньше не занимались физическим трудом, а потому «в значительной мере к нему непригодны и питают отвращение к работе». В результате такие горе-рыбаки не только не способны были выполнить план лова, но и не могли даже заработать для себя столько, чтобы полностью выкупить полагавшийся им продуктовый паек. А кто должен был кормить детей? В общем, переселенцы оказались «тяжелым бременем» для всех рыбозаводов.

В безвыходном положении кто-то научил спецпереселенцев строить для себя из мерзлой земли жилье в виде юрты размером 18 на 8 метров. В каждой такой «землянке», оснащенной двухэтажными нарами, помещались до 60 человек. При топке печей промерзшая земля таяла, из- за чего с потолка капала вода, которая на полу вновь застывала. Грязь, скученность, теснота и антисанитария были повсюду.

На жилищное и хозяйственное устройство спецпереселенцев правительство отпустило миллионные кредиты, но они, как всегда, ушли на другие цели. Ни индивидуального жилстроительства, ни хозяйственного обзаведения, ни продуктового скота, для оплаты чего и предназначались деньги, бедные пришельцы не увидели: еще до их приезда все средства потратили на погашение долгов рыбзаводов. Хозяйственные организации, в помощь которым как раз и были посланы спецпереселенцы, их проблемами не занимались, по своему разумению считая, что к ним просто сослан «социально опасный элемент». Еще один вопрос в Якутии по сравнению с другими районами даже не поднимался. На родине при сборах к отправке на спецпоселение всем владельцам имущества выдавались обменные квитанции на оставляемое ими добро, скот и даже урожай на огороде. В местах нового жительства власти по этим квитанциям должны были вернуть то, что было оприходовано в государственный доход. Сначала некоторым счастливчикам удалось получить в свое хозяйство хотя бы корову или овцу. Но потом местные хозяйственники стали отказывать в «отоваривании» квитанций, мотивируя это тем, что бумажки неправильно оформлены. Новым якутянам, старавшимся просто выжить, было не до таких разборок с подобными мелочами.

Уверенность в естественном решении лишь одного профессионального вопроса могла весьма слабо утешать совестливого местного наркома внутренних дел: «Тенденции к побегам среди спецпереселенцев не отмечается, так как в зимних условиях бежать из районов Крайнего Севера невозможно, а в летних условиях можно только во время летней навигации с июня по сентябрь на проходящих довольно редко пароходах». Но предотвратить последнее — «трудности не составляет».

Нарком внутренних дел ЯАССР просил произвести проверку спецпереселенцев, которые уже находились здесь, и тех, кто не мог быть использован в местных условиях, вывезти туда, где они сумели бы жить и работать. С последующим завозом направлять в Якутию только таких людей, которые способны работать в суровых условиях Крайнего Севера.

Аналогичные трудности, может быть, в несколько меньшей степени возникли со спецпереселенцами и в других северных краях.

2 октября 1942 года начальник отдела спецпоселений Наркомата внутренних дел Иванов И.В. представил в контрольно-инспекторскую группу НКВД СССР справку о том, что во исполнение постановления СНК СССР И ЦК ВКП(б) от 6 января 1942 года «переселение спец- контингентов на рыбные промыслы НКВД СССР закончено». По состоянию на октябрь месяц сюда были направлены 52 664 человека, из них трудоспособных 35 684 «рыбака», что и требовалось обеспечить.

Своим приказом от 20 ноября 1942 года нарком внутренних дел Берия Л.П. предписал «усилить агентурно-оперативное обслуживание трудпоселенцев и спецпоселенцев, особенно среди контингента, вывезенного из западных областей УССР, БССР и Прибалтики».

Несмотря на приведенную нами поступавшую с мест весьма тревожную информацию, 24 октября 1942 года Совнарком СССР принял новое постановление, возложившее на НКВД СССР задачу по переселению в те же северные края для работы в рыбной промышленности еще 19,5 тысячи человек (вместе с семьями — около 60 тысяч человек). Заместитель наркома внутренних дел Круглов С.Н. вместе с начальником ГУЛАГа Наседкиным В.Г. представил на имя наркома Берия Л.П. докладную записку, в которой обосновывали невозможность организации в 1943 году новой переброски рабочей силы. Основным резервом для переселения в то время оставались только депортированные советские немцы да трудпоселенцы из бывших кулаков. Однако большинство трудоспособных немцев, мужчин и женщин, уже был мобилизован в рабочие колонны и направлены на лесозаготовки, строительство железных дорог и на промышленные предприятия. Оставшаяся часть этого контингента не являлась полноценной рабочей силой, особенно в условиях Крайнего Севера. Из трудпоселенцев, бывших кулаков, только что направили в Красную Армию 60 тысяч человек да еще 20 тысяч — в рабочие колонны. Остальные трудились на различных предприятиях. Кроме того, только что направленные в рыбную промышленность спецпереселенцы «рыбтрестами еще полностью не освоены», орудиями лова не обеспечены, в жилищном и хозяйственном отношении не обустроены.

В связи с изложенным Наркомат внутренних дел возбудил ходатайство перед ЦК ВКП(б) о пересмотре вопроса по дополнительному отбору переселенцев в рыбную промышленность, и прежнее решение было отменено [39].

В нелегкое военное время тяжело жилось и свободным труженикам, особенно работавшим на оборонных заводах. Тяжкие условия труда, спешность выполнения военных заказов, неопределенный по продолжительности рабочий день, практическое отсутствие выходных, прикованность к своему предприятию, скверные бытовые условия, плохое питание совсем не способствовали повседневному воплощению в жизнь патриотического лозунга: «Всё — для фронта! Всё — для победы!» Периодические проверки, проводившиеся органами прокуратуры, показывали, что в рабочей среде постоянно происходили нарушения трудовой дисциплины, в числе которых наиболее распространенными были прогулы, опоздания, самовольный уход с работы и дезертирство с предприятий. Основными причинами этого прокуратура считала неудовлетворительные материально-бытовые условия, слабую политико-воспитательную работу и отсутствие надлежащей борьбы с дезорганизаторами производства.

В соответствии с указами Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года и от 26 декабря 1941 года всем директорам предприятий, начальникам цехов и другим руководителям следовало немедленно передавать в суд материалы на нарушителей дисциплины, а суды обязаны были рассматривать поступавшие к ним дела в течение 48 часов. По первому указу с момента его введения и до конца 1942 года были осуждены почти пять миллионов человек, а по второму указу — около двухсот тысяч дезертиров производства.

В процессе проведения проверок по исполнению законодательных актов прокуратура выявляла различные, чаще всего бытовые обстоятельства, приводившие к нарушениям трудовой дисциплины. Так, например, на Сталинградском тракторном заводе рабочие, особенно молодые, только что закончившие школы ФЗО (фабрично-заводского обучения), жили в скверных условиях, в необорудованных общежитиях, постельным бельем полностью не обеспечивались, да и то, что имелось, не отдавалось в стирку по несколько месяцев. Партийные, комсомольские и профсоюзные организации работу в общежитиях проводили плохо, культурно-массовая работа отставала, и в то же время была «ослаблена борьба за трудовую дисциплину». В результате дезертирами с военных предприятий чаще всего становились подростки и молодежь в возрасте до 20 лет. Однако в среде рабочих призывных возрастов, бронировавшихся от зачисления в армию, случаи самовольного бегства с предприятий бывали редки. В то же время оказалось, что среди осужденных за прогулы существенную часть составляли члены семей военнослужащих. На ряде предприятий работало большое количество жен фронтовиков. Многие из них проживали на значительном расстоянии от заводов, а потому затрачивали на проезд 3–4 часа в день и не успевали устроить свои домашние дела. Часто на руках у них имелись малолетние дети или престарелые родители, которые требовали ухода. Порой женщины совершали прогулы только потому, что им необходимо было постирать белье на всю семью или раздобыть продукты и приготовить еду Представительницы слабого пола так изматывались, что часто опаздывали на работу лишь вследствие того, что проспали. В соответствии с приведенными выше указами и таких добросовестных тружениц безжалостно отдавали под суд.

В результате проводившихся проверок становилось понятно, что, несмотря на принимавшиеся жесткие судебные меры, количество прогулов и самовольных уходов с работы не только не сокращалось, но «на некоторых предприятиях» даже увеличивалось. В сложившейся обстановке прокуратура предлагала всем наркоматам «систематически и неослабно осуществлять контроль за проведением в жизнь» упомянутых «дисциплинарных» указов. На важнейших оборонных заводах рекомендовалось изымать у рабочих и служащих паспорта с тем, чтобы они не имели возможности покинуть свои предприятия.

В то же время блюстители закона осознавали, что столь широкое применение судебных репрессий за опоздания, прогулы и другие, в общем-то, не слишком существенные нарушения дисциплины теряло свою эффективность, поскольку при большой массовости осужденных серьезное уголовное наказание превращалось просто в бытовое явление. Для исправления положения предлагалось предоставить право директорам заводов самостоятельно «организовывать борьбу с прогульщиками так, как это требуется в интересах самого предприятия» [37].

К сожалению, в 1942 году наше Верховное Командование слишком переоценило свои вооруженные силы и недостаточно выявило возможность к сопротивлению войск противника. В сложной ситуации немцам удалось устоять. За первое полугодие восточной кампании германские вооруженные силы потеряли чуть больше одного миллиона человек, в то время как оценка их потерь нашей разведкой превышала эту цифру в шесть раз. Потери советской стороны во всех отношениях оказались несоизмеримо большими. Несмотря на все трудности, к апрелю 1942 года численность советской действующей армии была восстановлена и достигла 5600 тысяч бойцов и командиров. В тылу непрерывно формировались и развертывались стратегические резервы. На полную мощь набирали обороты эвакуированные на восток предприятия, а промышленность была полностью переведена на военные рельсы. Красная Армия получила большое количество автоматического стрелкового оружия, минометов, артиллерии, реактивных установок залпового огня, названных «катюшами», самых лучших в мире танков и самолетов. Подверглось реорганизации высшее управление войсками. Создавались гвардейские армии, отличавшиеся более сильным составом [52].

Начали оказывать помощь Советскому Союзу по ленд-лизу и союзники. Решением ГКО от 1 августа 1942 года Военно-Воздушным силам Красной Армии и Главному управлению гражданского воздушного флота поручили осуществить перегонку самолетов из США в СССР по воздушной трассе Фэрбенкс — Красноярск. В связи с тем, что устанавливалась прямая связь с капиталистическим государством, следовало организовать «оперативно-чекистское обслуживание всех основных объектов воздушной трассы». Заместитель наркома внутренних дел Круглов С.Н. дал указание Транспортному управлению НКВД создать в Якутской АССР группу из пяти человек для руководства агентурно-оперативной работой по трассе. Красноярское и Иркутское управления внутренних дел совместно с Дальстроем выделили в распоряжение этой группы опытных оперативных работников с тем, чтобы они находились на основных аэродромах, где будут производить посадку для дозаправки и технического осмотра перегонявшиеся самолеты. Оперативно-чекистская работа велась «в направлении выявления шпионов, вредителей, дезорганизаторов, саботажников и другого враждебного элемента, срывающего работу по перегонке самолетов». Помимо этого работникам Наркомата внутренних дел предписывалось «путем оперативного вмешательства устранять ненормальности, тормозящие своевременное выполнение решения ГКО». Правда, американцы не приземлялись на нашу территорию. В соответствии с соглашением их летчики перегоняли самолеты (по большей части истребители) за три тысячи километров от заводов США через Канаду на Аляску. Здесь, в Фэрбенксе, технику принимала Советская военная миссия, и далее самолеты пилотировались нашими летчиками. Местом назначения являлся Красноярск, расположенный за шесть с половиной тысяч километров от американского континента. Работа на трассе, разбитой на участки, оборудованные промежуточными аэродромами, проходила в крайне трудных условиях: летом — густые туманы, низкая облачность, зимой — морозы до минус 60 градусов. Отсюда на фронт самолеты отправлялись по воздуху или по железной дороге. Всего по Красноярской авиатрассе, действовавшей вплоть до капитуляции Японии в 1945 году, было доставлено 7308 самолетов [54].