Мир животных: Млекопитающие, или звери

Их восемь семейств и 374 вида. Живут насекомоядные в общем-то там, где сумчатых нет: на всех континентах и многих островах, кроме Австралии, Тасмании, Новой Гвинеи, Новой Зеландии и Южной Америки (за исключением небольших ее областей в северо-западном углу этого материка). В Заполярье насекомоядные тоже не водятся.

Насекомоядные — зверьки маленькие, но зоологическая история у них большая. Сто миллионов лет назад, в меловом периоде, когда еще динозавры сокрушали хвощи невиданной с тех пор мощью своих подошв, насекомоядные уже жили в истоптанной зелени под ногами у ящеров-исполинов. От тех древних юрких зверьков произошли все звери: кошки и собаки, олени и зайцы, полуобезьяны и обезьяны, а от обезьян — и человек. Только сумчатые ведут свой род от генетически близкого, но иного корня — сумчатых трехбугорчатых, тоже насекомоядных, если судить по их обычному пропитанию. Прародителями насекомоядных наших дней были трикодонты. Так что пути развития клоачных, сумчатых и несумчатых высших зверей разошлись очень давно, наверное, 150 миллионов лет назад.

И сейчас еще у насекомоядных зубы почти такие же, какими были давно, — бугорчатые, один на другой похожие: клыков, резцов и коренных у них, можно сказать, и нет. Мозг тоже примитивный — без извилин, гладкий. Большие полушария невелики: не покрывают мозжечок.

Самое маленькое на Земле млекопитающее, землеройка (белозубка-малютка ростом с мизинец, длина ее тела 34–38 миллиметров плюс 22–31 миллиметр хвостик), — насекомоядное. Еж — гроза гадюк, подземный житель крот, выхухоль, плавающая в дорогой шубке, — тоже насекомоядные. На Мадагаскаре живут танреки — «ежи» без колючек. В Вест-Индии — соленодонты, или щелезубы, на них похожие. В Индонезии — тупайи-древолазы. О них ученые давно спорят: насекомоядные тупайи или полуобезьяны? Здесь мы последуем за теми, кто считает их все-таки полуобезьянами, и потому о тупайях разговор будет позже. На суше и в воде, под землей и на деревьях живут насекомоядные и всюду к тому, что их окружает, приспособились совсем неплохо.

Тайны за иглами

«Еж собирает на зиму пропитание. Он катается на яблоках, упавших на землю. Наколет их на свои иглы и еще одно возьмет в рот и несет в дупло дерева» (Плиний Старший).

Века прошли, Плиний давно умер и многими забыт, но рассказанная им легенда живет. Во многих странах, — от берегов Англии до Кавказских гор — по сей день крестьяне, охотники, поэты, писатели, в немалом числе и натуралисты (среди них Ч. Дарвин!) рассказывают эту странную историю о еже, ворующем яблоки, как о факте само собой разумеющемся, не задумываясь о несуразности, по мнению современных биологов, и очевидной ненужности для ежа такого занятия. Из уст в уста, от поколения к поколению наряду с другими традиционными представлениями переходит эта молва.

В некоторых рыцарских и дворянских гербах в геральдической условности на века запечатлен еж с яблоками на спине. В Линкольншире, в Англии, жива еще старая поговорка: «Он выгнул спину, как еж, отправившийся за яблоками». Говорят так о человеке ершистого и вздорного нрава.

Загадал еж людям загадку. Те зоологи, что ежей хорошо знают (или полагают, что знают), говорят: яблоки ежу ни к чему, ведь он их не ест! Он насекомоядный: жуки, черви, улитки, лягушки (даже жабы) и мышата, гадюки, яйца, птенцы (в разоренных гнездах) его прельщают. А яблоки-то зачем?

Но другие люди, не зная всех этих тонкостей (или не придавая им большого значения), уверяют часто, что своими глазами видели, как катается еж на опавших дичках, как, наколов их на иглы, несет куда-то. Даже фотографии такие есть. Однако в наш век технического всемогущества сфотографировать можно что угодно. Так что фото — это не доказательство. Но и отрицание типа «это невозможно, потому что невозможно» тоже не доказательство. Животные нередко такое проделывают, чего от них, априорно полагая, ожидать никак нельзя. Может быть, в этой странной ежиной повадке и есть какой-нибудь нам пока неведомый смысл.

На чем построено научное отрицание легенды? Первое — еж насекомоядный, растения не ест. Второе — на зиму никакое пропитание ему не требуется, в это время он спит, как медведь или барсук. Третье, наконец, — спинная, стягивающая ежа в шар мышца устроена так, что кататься шаром на спине еж не может. И если распрямит спину и не шаром, а плашмя ляжет на землю, то эта мышца потеряет свою упругость. Лишенные прочной, фиксирующей их опоры, иглы на спине не способны будут тогда проткнуть что-либо более или менее твердое.

А каковы контрдоводы? Так ли уж ограничивает себя еж насекомоядной и плотоядной диетой? Сто лет назад в британском Зоологическом журнале вопрос этот оживленно обсуждался в нескольких номерах подряд. Были статьи, которые утверждали, что иногда еж не прочь поглодать и яблоки, и другие плоды. Особенно будто бы на это горазды молодые ежи. В неволе вкусы ежа определенно меняются, и от некоторых вегетарианских угощений он не отказывается (от вареного картофеля, например, риса, груш, слив, орехов, семечек подсолнечника, даже от сладкого пудинга и шоколада!). Теперь доказано, что и на воле ежи едят «сочные плоды растений».

Я люблю ежей, и у меня они часто жили. Однажды видел я, как еж, прижав сырую морковь к стене, пытался наколоть ее на иглы своего насупленного капюшона на лбу. Провозился он недолго, морковь наколол и бродил с ней из угла в угол явно с какой-то непонятной целью. Чего-то в комнате не хватало, чтобы эту цель привести в исполнение. Съел ли он морковь? Нет, даже и не погрыз.

И тут возможно приемлемое, кажется, даже для самых непримиримых противников легенды объяснение загадочных манипуляций ежей с кислыми яблоками, о которых повествует молва.

Замечена определенная склонность ежей к разного рода кислым едким продуктам и веществам. Ежи любят натыкать на иглы, например, недокуренные сигареты, пытаются водрузить на себя и зерна кофе. Дым табака, запахи духов и опять-таки кофе им приятны: во всяком случае, ежи в атмосфере таких запахов, взъерошив иглы, будто бы дезинфицируют себя. В этом, возможно, и разгадка тайны!

Многие птицы «купаются» в муравейниках, взъерошив перья и раскинув крылья. Даже, захватив клювом, давят муравьев о свое оперение. Любят дезинфицировать себя и другими едкими веществами и ароматами на манер ежа. И в том и в другом случае делается это скорее всего для уничтожения паразитов, которые нашли приют у птиц под перьями (а у ежа — под колючками).

Итак, видимо, еж накалывает на иглы яблоки не для того, чтобы потом съесть (хотя и такое, конечно, возможно), а чтобы кислый их сок (яблоки он ворует обычно дикие) отравил недосягаемых для его когтей паразитов.

А паразитов у ежей на коже много: очень их мучают, поселяясь главным образом на шее, особые ежиные блохи (и иных блох немало), разные клещи, другие паразиты даже в волосяной луковице под кожей устраиваются. И оттуда их ничем, громе химии, не выгонишь.

Всевозможных ежей на нашей планете 19 видов. Из них четыре, увы, без колючек (Южная Азия). Остальные более или менее колючие (Европа, Азия, Африка). В СССР четыре вида ежей.

Обыкновенный, или европейский, еж встречается в Европе, Передней Азии, Северо-Восточном Китае и Корее, у нас — от северных берегов Ладожского озера до Крыма и Кавказа, от западных границ до Оби на востоке. Кроме того, в Приамурье и Приморском крае. Даурский еж отличается от обыкновенного тем, что на темени у него нет продольной полоски голой кожи (без волос и игл). И нравы у него иные: живет в степи (Забайкалье и Монголия), прячется в норах сусликов и сурков. Не дожидаясь сумерек, на охоту выходит еще засветло.

У темноиглого (или лысого) и ушастого ежей большие уши (если их отогнуть вперед, они закроют глаза) и мягкая шерсть на брюхе (у европейского и даурского ежей она жесткая). Лысый еж более темный, и на темени у него такая же голая полоска кожи, как у ежа европейского. У ушастого ее нет. Лысый еж обитает в песчаных и глинистых пустынях, а также в предгорьях и горах Северной Африки, Аравии, Ирана, Афганистана, Индии, у нас — только на крайнем юге Средней Азии и у восточного берега Каспийского моря.

Ушастый еж живет в степях Юго-Восточной Европы, Передней и Центральной Азии на юг до Египта и Индии. У нас западнее Ростовской области, восточнее Тувинской АССР и севернее Камышина не встречается. Нет его и в Крыму и западных районах Кавказа, но равнины и предгорья Казахстана и Средней Азии им обжиты. Днем прячется в норах (нередко довольно глубоких — до полутора метров), которые роет сам или переделывает чужие.

Все ли обыкновенные ежи, населяющие Европу и Азию, одного вида — ученые еще окончательно не решили. Во всяком случае 15 их подвидов, описанных до сих пор, довольно отчетливо можно разделить на две группы: темногрудых, или западных, ежей (у них череп короче и шире) и светлогрудых, или восточных. Первые обычны на западе Европы, а у нас — в северных областях и южнее — до Оки. Вторые — в Восточной и Юго-Восточной Европе и Малой Азии.

Наши западносибирские и особенно амурские ежи светлые. У амурского — почти треть колючек на спине без темных колец, беловатые. Но еще светлее так называемый белый, или алжирский, еж, и шерсть, и иголки у него почти белые (глаза часто красные). Белый еж и в Европе живет: в Испании и на юге Франции.

Разные ежи — разные привычки. Одни в лесах. живут, все больше в еловых да сосновых. (Сырости ежи не любят. В дождь, как, наверное, заметили, сидят дома, не бегают. Потому болот лесных не любят. Сухие поляны и опушки им милее.) Другие — в степях, полях, в живых изгородях и кустах. Третьи — нравами альпинисты, предпочитают дышать горным воздухом, поселяются в нагорьях, до двух тысяч метров над уровнем моря.

А есть и такие, которым нравится жить с людьми по соседству: на скотных дворах, в садах, сараях. Эти очень доверчивы. Особенно людей не боятся. Но на всякий случай, пыхтя и свернувшись комом (не очень плотным), страхуют себя иглами. И в неволе, и на воле очень любят ежи молоко. Бывает, где-нибудь в углу коровника ждут, не брызнет ли у доярки струйка молока мимо ведра. Для ежа это праздничное угощение. Люди, застав ежа за таким пиршеством, случалось, думали, что он сам себе надоил. Вот местами и родилось поверье, будто ежи доят коров.

И еще про ежей слава ходит: хорошие они мышеловы. Если завелись мыши в погребе, надо туда ежа пустить. Он их всех переловит. Лучше кошки.

Тоже едва ли. Дохлых мышей еж иногда ест (хотя и не очень охотно). Это верно. Но живую мышь в большой комнате ему, тихоходу, трудно поймать. Да и в клетке, когда мышь к нему пускали, еж долго скромничал, не трогал ее, а часто и просто ее не замечал, пока буквально носом в нее не упирался. Тогда пытался схватить ее, но мышь без особого, впрочем, страха и труда вырвалась и отскочила. Еж после этого вроде бы совсем забыл о ней. Мыши довольно долго живут обычно в клетке с ежами. Бывает, что, удачно загнав в угол, еж поймает и съест мышь. Но все в его поведении говорит, что дичь такая для него не самая обычная и желанная.

Зато стоит посмотреть, как он расправляется со змеями! Даже гадюку ядовитую не боится. Увидит ее, потихоньку, незаметно подберется, потом — быстрый бросок и, прикрываясь иглами, хватает змею острыми зубами, за что успеет схватить. Извивается гадюка, кусает ежа. Но куда ни укусит — всюду натыкается на колючий барьер. А еж атакует раз за разом и норовит укусить все в одно место. Когда перегрызет позвоночник, ест змею оттуда к голове. Бывают, конечно, и неудачи: изловчится гадюка и укусит колючего в нос. Вот тут беда. Хорошо если нос, чуть распухнув, поболит немного и заживет. Но может еж и умереть от змеиного укуса. Не сразу, несколько дней мучается. Опыты доказали, что еж раз в сорок легче переносит змеиные укусы, чем, например, морская свинка, которая уже через две-три минуты умирает от дозы яда, несмертельной для ежа. Но все-таки он не абсолютно к яду нечувствителен, как думали раньше.

Змею еж ест всю целиком и часто вместе с головой и ядовитыми железами. Это очень удивительно! Мало того, ест он (и в немалом числе) и ядовитых насекомых: шпанских мушек (жуков из рода Lytta), жуков маек, в крови которых очень сильный яд кантаридин, и потому никто из насекомоядных, кроме ежа, их, кажется, не трогает. Разоряет гнезда шмелей, ос, пчел и пожирает этих жалоносцев без страха. Жалят они его: одного ежа сразу 52 пчелы укусили, а он не умер и не заболел.

В лабораториях, пытаясь понять, отчего так, травили ежей разными ядами: мышьяком, сулемой, опиумом, хлороформом. Слишком большие дозы убивали, но все-таки оказалось, что все испытанные яды ежи переносят лучше, чем даже человек, хоть еж весом во много раз меньше.

Все на его вкус съедобно: что в зубы попадет, ест еж, себя не ограничивая. Один, в изобилии наделенный мучными червями, за десять дней уничтожил около двух килограммов! И «поправился» за эти же дни санаторного питания на 466 граммов: в начале опыта весил 689, в конце — 1155 граммов.

Немалый труд для колючего — пропитать себя. Всю ночь он топает и вынюхивает, где что съесть. Днем спит под кустом, валежником, меж корней, иногда в норе. У нее обычно два выхода: один из них, самый ветреный, заткнут сухими листьями. В подобных же местах и зимовать еж устраивается в октябре — ноябре. Натаскает тогда (во рту главным образом) побольше разной листвы, мха, рыхлым комом все уложит, внутрь заберется и, свернувшись, спит до весны, до апреля. В этой спячке тело его остывает, но в любой мороз температура его не меньше 5–6 градусов. Когда еж зимой спит, он, естественно, ничего не ест, дышит очень редко, все процессы обмена идут малыми темпами. Но когда проснется, даже, бывает, и в сильную оттепель, очень хочет есть, и если ничего не найдет (так обычно и случается), то остаток зимы, опять в сон погрузившись, может и недозимовать, умереть, но не от холода, а от голода. Таких погибших зимой ежей (чаще молодых) нередко находят по весне.

Пробудившись весной, первым делом ежи хотят есть. Потом сытых уже самцов неудержимо начинает тянуть к самкам. Каждую ночь ищут их и вокруг одной собираются по нескольку. Она поначалу совсем не любезна с ними. Фыркает на кавалеров, наскакивает даже. Но они всюду за ней топают. Между собой, однако, недружелюбны, ссорятся без конца, грубят, отпихивая соперников, и тут же требуют сатисфакции и получают ее — не на пистолетах, а на иглах. Фехтуют, нанося удары противнику колючками наползающего на лоб капюшона. Потом, заметив с тревогой, что причина их ссоры далеко уже ушла на коротких своих ногах, спешат за нею, заключив временное перемирие. И так много ночей подряд. И не только в апреле, но периодами все лето до августа. Потому что самки ежей не все в одно время готовы к зачатию и деторождению, а иные, родив в начале лета, и второй раз, в конце его, рожают. В общем от мая до сентября можно найти в лесу новорожденных ежат, но чаще всего в июне — августе.

Беременность у ежихи пять-шесть недель, а новорожденных два — десять (в среднем семь). Как ни малы ежата, по сравнению с младенцем даже трехмесячного кенгуру они великаны: вес 12–25 граммов, а длина пять — девять сантиметров. Слепы, глухи, беззубы, утыканы редкими мягкими белыми иглами, как плохо ощипанные цыплята. Хоть иглы и мягки, но природой все-таки, чтобы роженицу не поранить, приняты меры предосторожности: иголки рождающихся ежат втянуты в разбухшую от обилия в ней воды кожу. А как родятся, иголки у них сразу топорщатся, а через двое суток уже начинают расти новые, более темные и острые. Через две недели ими уже густо поросла вся спина малыша, а «молочные» белые иглы все выпали. Тогда же и глаза у ежат открываются, а еще через неделю или две прорежутся острые зубки. На одиннадцатый день ежата уже умеют сворачиваться в шар.

Отец их живет с матерью, пока они не родятся, а потом удаляется и больше к потомству своему не возвращается, предоставив матери все забота о нем. Первый день она ни на минуту от ежат не отходит. Кормит молоком. Ежата еще слепые и глухие, но уже дерутся из-за соска, в котором больше молока. Не кусаются, не царапаются, а боксируют. Кожа с иголками, которая у ежей наползает на лоб, очень подвижная. Ежата ее быстро вперед выдвигают и, как боксер кулаком, бьют этим колючим капюшоном противника. Слабенький ежонок, как от хорошего нокаута, летит от такого удара в сторону. Мать-ежиха в драки не вмешивается — эта возня им вместо гимнастики. Сильнее будут.

Уходя из гнезда, мать закутывает ежат травой и листьями. Лежат такие маленькие пакетики в гнезде. Их и не видно, и тепло им в упаковке. Если место, где ежата родились, с точки зрения безопасности ненадежно, мать, бывает, одного за другим перетащит их всех во рту на новое, надежное.

Пока глаза закрыта, из гнезда колючие никуда не уходят. Но как только мир раскроет перед ними все свое зримое многообразие, разве не пойдешь посмотреть, что делается вокруг? И они уходят. Жмутся поближе друг к другу, и от матери им надо не отстать. А если кто отстанет и заблудится — пищит, словно свистит, жалобно: «Ах, подождите!» И мать бежит назад, ищет, где он, отставший. Найдет и носом, носом подгоняет: «Не отставай!»

Она учит своих чад, где улиток искать, каких жуков можно есть, а каких пока лучше не трогать. Без ее разрешения ежата ничего в рот не берут. Месяц-полтора обучает ежиха колючую компанию премудростям жизни (и все это время подкармливает молоком). А потом ежата подрастут и разбегутся кто куда. На следующее лето у них у самих дети будут.

Еж, отгороженный от всех колючим барьером, не многих врагов страшится. Однако нашлись такие, кто прорывается через его оборону без труда. Филин — самый опасный. И другие хищные птицы с длинными когтями и роговой броней на лапах (крупные совы и ястребы), смяв колючки, пронзают ежа своим бесчувственным к уколам оружием. Тут все ясно.

Но вот как лиса умудряется ежей есть, пожалуй, еще загадка. Она его, говорят, шаром свернувшегося, в воду катит, и там он волей-неволей должен развернуться — тогда и хватает рыжая колючего за морду.

Рассказывают еще так: лиса, чтобы развернуть иглистый шар, прыскает на него, простите, своей мочой. Так ли, нет ли — ученые пока не проверили.

Зато проверено другое: ежи. которых нелюбезная к ним молва представляет довольно тупыми тварями, в экспериментах ведут себя очень даже сообразительно. Они легко обучаются разным штукам. Например, по команде «развернись», «свернись» делают, что приказано. Как и обезьяны, умеют, схватив зубами кончик палочки, втянуть ее всю через прутья решетки к себе в клетку, если, конечно, на другом конце привязано недосягаемое из-за расстояния и решетки лакомство — скажем, майский жук.

Их можно научить открывать (носом и лапами) одну из многих похожих дверей, но именно ту, за которой, еж по опыту знает, спрятано угощение. Он обучается открывать дверку не только, скажем, крайнюю правую или левую либо там третью по счету от края, но даже и окрашенную по-иному, в тот цвет, на который его выдрессировали. А странно это вот почему: считается, будто звери, кроме человека и обезьян, не различают цвета и краски. Бесполезно, уверяют биологи, дразнить быка красной тряпкой: для него что красное, что серое, что черное — все равно. Свиньи, овцы, лошади, собаки о цветах, понятия тоже не имеют. Они для них лишь разные оттенки серого (так доказывают опыты). Только человек и обезьяны (но не полуобезьяны, для которых тоже все вокруг серо) наслаждаются созерцанием разноцветной планеты. Кроме них еще раки, насекомые, осьминоги, рыбы, ящерицы, змеи, птицы (за исключением, возможно, ночных — сов и козодоев).

За что природа, раздавая глаза, так обидела зверей, пощадив обезьян и человека, не ясно. Но вот для ежа (а также ленивца и, возможно, кошки), оказывается, тоже сделано исключение: игра красок для него не серая гамма разных тонов. Может быть, будущее покажет, что и другие звери не абсолютные дальтоники, может быть, опыты, доказавшие их цветовую слепоту, были недостаточно совершенны?

Открытая в недавнее время субординация, так называемая иерархия звериных и птичьих стай и сообществ, есть и у ежей. Но странно: строится она, кажется, не по плану подчинения слабого сильному, а по каким-то иным категориям. Профессор Конрад Гертер, написавший отличную книжку про ежей, думает, что яркая индивидуальность и психическая одаренность играют тут главную роль.

Четыре ежа жили вместе в одной клетке. Всеми командовала, кусала их безнаказанно и колола одна самка, отнюдь не самая большая и сильная. Вторая подчинялась только ей, но двух ежей, самцов, третировала как хотела. Из этих на последнем месте в иерархии был самый крупный и на вид сильный самец. Другой, из четырех ежей самый маленький, гонял его и кусал без страха, но двух самок боялся.

Это странное соподчинение, которое заметили сначала у обезьян, проходит, по-видимому, весьма строго снизу доверху, через все животное царство. Когда пытались исследовать его детальнее, выяснилось, что иерархия и ранги (иначе и назвать нельзя!) есть почти у всех животных: у кур, волков, оленей, коров, мышей, шмелей, сверчков, у трески…

В каждой стае (и не только в стае) есть животные номер один, два, три и так далее. Соподчинение устанавливают между собой и самцы и самки. А иногда даже и детеныши (например, цыплята). Бывает иерархия прямая (соподчинение последовательное, в порядке, так сказать, номеров), но бывает и запутанная, когда, скажем, номер четвертый номера первого и третьего боится, а номера второго не боится. Бывает коллективная, когда несколько самцов объединенными силами побеждают одного, который их всех по отдельности может отколотить. Бывает и межвидовая (например, в смешанных стаях синиц все большие синицы рангом выше лазоревок, а лазоревки — черноголовых гаичек) и т. д. Но это все детали (и часто спорные). Важен сам факт, который теперь твердо установлен: у животных есть ранги.

А зачем они?

Наверное, чтобы порядка было больше, а лишних драк меньше. Однажды силами померились (и духовными тоже, как пример ежей подсказывает), и все знают, кто кого сильнее. Без драки знают и уступают сильному, и мир царит (насколько он возможен) в ежином, мышином и прочих царствах.

Но вернемся к колючим, которые живут с нами бок о бок и о которых мы, оказывается, так мало знаем. Есть еще одна загадочная странность в повадках ежей: встретив какой-нибудь предмет с резким запахом, скажем корешок книги, пахнущий клеем и типографской краской, еж его обнюхивает, потом долго лижет. Полизав, голову поворачивает назад и, сколько может дотянуться, лижет иглы, оставляя на них пленки пенистой слюны. И так несколько раз.

Если предмет, прельстивший его, небольшой, еж берет его в рот, мусолит и пытается жевать. Затем смазка игл продолжается. Изжеванную вещь всегда выплевывает.

С этой непонятной целью прельщают ежей мыло, клей, сигареты, вата с валерьянкой или духами, некоторые цветы, газетная бумага, корешки книг, жабы (!) или, когда всего этого нет, шерсть других ежей.

В чем смысл подобных манипуляций? Об одном возможном объяснении я уже упомянул, рассказывая о пристрастии ежей (мнимом или реальном) к кислым яблокам. Вторая, недоказанная, впрочем, догадка: может быть, пахучей отдушкой еж хочет заглушить свой собственный, довольно резкий запах, чтобы враги его не нашли? Но у него и врагов, которые сильным обонянием вооружены, почти нет. Лисица если только. Антисептика и дезинфекция, пожалуй, более вероятные цели этой загадочной ежиной привычки.

Какая польза человеку от ежа? — вопрос, который часто задают о любом звере, не явно пушистом или общеизвестно вкусном. И на него, считается, нужно ответить.

Ни в пушной торговле, ни в гастрономической еж значения не имеет, совсем не ценится. Правда, некоторые европейцы ежей едят, запекая их в сырой глине. Иглы его использует в небольшом числе препарационная техника для манипуляций с мелкими объектами. Римляне, содрав с ежей колючую шкуру, делали из нее разные чесальные устройства на своих суконных фабриках. И по сей день еще крестьяне, привязав на нос теленку иглами наружу содранную с ежа колючую шкуру, отучают таким способом телка от его инфантильной слабости к коровьему вымени. Он полезет сосать, иглами уколет вымя, корова его лягнет, боднет, в общем сосать не даст. Вот и вся польза от ежа в крестьянском хозяйстве. Казалось бы…

Но нет, польза его внушительнее, и совсем она в другом: охрана садов и полей. Ибо ежи, удовлетворяя ненасытные свои аппетиты, уничтожают массу всяких вредных насекомых и слизней (и змей, не забудьте!). Хоть охотники за взрослыми мышами они и неважные, однако и мышей много губят, разоряя их гнезда.

Разоряют, к сожалению, и птичьи. И зайчат крохотных, и лягушек, и жаб, и ящериц тоже не щадят. Так что есть от ежей и некоторый вред в человеческом лесном и полевом хозяйстве. Но по сравнению с пользой он невелик. Потому берегите ежей! С ними, кроме всего прочего, не соскучишься: сколько интересных загадок таится за иглами!

Неколючие ежи

Не все ежи колючие, есть и без иголок. Четыре их вида — в Южной Азии (один — только на Филиппинах, два кроме материковой Азии на Калимантане и Суматре). У всех крысиные хвосты и 40 зубов (у наших ежей их 36). Самый внушительный из шерстистых ежей — большой гимнур, пожалуй, и самый крупный насекомоядный зверь: длина от носа до корня хвоста 40 сантиметров, да еще хвост вполовину того. Известно, что у гимнура под хвостом (у основания) мускусные, резко пахучие железы, что днем прячется он в расщелинах скал и в дуплах поверженных деревьев, ест фрукты и насекомых. Больше, кажется, ничего не известно.

Сведений о нравах и жизни щелезубов у науки больше. Щелезубы похожи повадками, немного даже и внешностью на шерстистых ежей, но кое-что в их анатомии отличается. Поэтому систематики учредили для них свое, особое семейство щелезубов. Это странное название получили зверьки за то, что второй резец на их челюстях прорезан с внутренней стороны довольно глубокой щелью. Вообще зубы у них для насекомоядных не совсем обычные. Например, пара верхних резцов чересчур велика в сравнении с другими, а положенного числа ложнокоренных зубов нет, меньше их, чем у образцового насекомоядного.

Зверьки и раньше-то нечасто на глаза попадались, а после того, как расплодились на Кубе собаки, кошки и, главное, мангусты, определенно стали вымирать. Мангуст привезли из-за моря, чтобы они ловили и ели бесчисленных тут змей. Но иммигранты распорядились по-своему и больше промышляют редкостных щелезубов (а людям очень хотелось бы их сохранить!), даже поросят и ягнят, а гремучих змей, которые проворнее привычных мангустам кобр и гадюк, предпочитают оставлять в покое.

Прежде щелезубы жили и на материке, в Северной Америке, теперь уцелели лишь на Кубе и Гаити (на каждом из этих островов свой особый вид щелезубов).

Кубинский щелезуб ростом с крысу. Глазки у него крохотные, а морда узкая и длинная: прямо гротескно вытянута вперед тонкой морковкой! Естественно, таким длинным носом, во все щели вхожим, очень удобно вынюхивать слизней, опавшие фрукты, муравьев и насекомых. Он это и проделывает по ночам, следуя в поисках соблазнительных запахов зигзагами и вспахивая землю носом, как поросенок. Роет и длинными когтями, когда нужно.

Мускусные, с резким запахом железы разместились у щелезуба под мышками и на крестце, а соски у самок, трудно поверить, на… ягодицах (дело небывалое!).

И еще у щелезуба слюна, по-видимому, ядовитая: в борьбе с врагами и на охоте это, наверное, помогает.

Щелезубы совсем не плодовиты: дважды в году рождают их самки одного или трех детенышей. Такая безответственность в делах размножения совсем не способствует, особенно под натиском мангуст, продлению рода.

Танреки, или щетинистые мадагаскарские «ежи», родством ближе всех зверей к щелезубам, хотя и зачислены в иное семейство. У них тоже ложнокоренных зубов недостача. Зато у некоторых нижние клыки очень велики. Танреков тридцать видов, и все проживают только на Мадагаскаре!

Одни — лишь шерстистые, другие — щетинистые, у третьих — на спине и щетина, и простые волосы, и даже иглы. Одни об ежиной «круговой обороне» понятия не имеют, другие сворачиваются в шар не хуже ежей. У иных хвост невероятно длинный, крысиный (в 2,5 раза длиннее тела — мировой рекорд!), у других — совсем короткий обрубок, а то и вовсе отсутствует. Одни в сухую зиму спят беспробудно, а некоторые нет.

Многие танреки живут, как ежи, промышляя того же вида добычу на земле, другие, как кроты, в земле и норах копаются. Есть и по деревьям лазающие, в воде плавающие — словом, очень разные.

Одно у них, кажется, непеременчиво: плодовитость немалая. Семьи многодетные: 10–20 наследников каждый год. А бесхвостый танрек, конкурируя в этом с песцом, побил многие рекорды многодетности в мире зверей: двадцать одного детеныша родят нередко его самки!

Землеройки ложные и истинные

Землероек три разные группы: выдровые, слоновые (или африканские прыгунчики) и обыкновенные. Впрочем, первые и вторые совсем и не землеройки, просто их так за неимением лучшего называют.

Выдровые землеройки, которые анатомически ближе к щелезубым и танрекам, а не к землеройкам как, таковым, живут в Африке, в Центральной и Западной. Их три вида. Внешне они действительно очень похожи на выдру, только помельче: чуть больше полуметра (с хвостом).

Хвост сильный, у корня толстый, дальше, с боков, сжатый — отличный и руль, и весло. Выдровые землеройки, плавая, больше на его силу полагаются, чем на слабенькие лапки, которые у них, говорят, даже без перепонок, что для водного животного странно. Высмотрев с берега рыбу, ныряют за ней. Поймают и на берег лезут есть.

Слоновые землеройки, или прыгунчики, видом скорее тушканчики, потому что скачут, подобно им, на длинных задних ногах. И глаза у них такие же большие (для насекомоядных редкость!). Слоновыми назвали их за тонкую, удлиненную на конце наподобие хоботка мордочку. Их 21 вид, почти все рыже-бурые, но есть и пятнистые, и все живут в Африке в сухих степях и каменистых предгорьях (один вид — на Занзибаре). Попрыгивая, не спеша ищут насекомых в нежаркие утренние часы. В полуденную жару прячутся в норах. Некоторые ростом с крысу, другие — побольше, от носа до конца длинного хвоста примерно полметра. Снизу на хвосте у прыгунчиков мускусные железы. Касаясь на бегу хвостом земли, оставляют пахучий след — путеводную нить для тех собратьев, которым наскучило одиночество.

Когда в череде месяцев приближается сентябрь, самкам прыгунчиков приходит пора рожать. Они не плодовиты: один-два детеныша, но зато очень крупных, уже зрячих и с рыжеватым мехом на спинках. Младенцы виснут на сосках, и мать с ними прыгает по степи.

Землеройки истинные разнообразны — 265 видов. Один лишь род белозубок, преимущественно африканский (хотя и в Азии совсем не редок), более обилен видами, чем весь подотряд обезьян, — 144! Впрочем, когда белозубок лучше изучат, число это, наверное, очень поубавится. Некоторые из землероек ростом с крысу, многие — с мышь, а иные и меньше.

Европа, Азия, Африка, Северная и Центральная Америка (и небольшой северный кусочек Южной) — вот жизненное пространство глобального масштаба, обжитое землеройками. К той роли, которая отведена им на планете судьбой, они очень подготовлены. В горах, лесах, полях, садах стран умеренного климата, даже в тундре и тропиках отлично приспособились. Умеют жить и передвигаться (и летом и зимой) в густой траве, в опавшей листве, в рыхлой земле, между корнями, в узких норах, хорошо плавают, а иные и вовсе, как выдры, живут в воде. Многие животные беспомощны — ни пролезть, ни удачно охотиться за разной мелочью не могут на пограничной полосе между воздухом и землей, где землеройкам обеспечивает удачу их юркое маленькое тельце, большая сила и отвага, необыкновенное проворство и неутомимая выносливость. Вытянутое, обтекаемое рыльце легко раздвигает такие преграды на пути, как густые травы, мхи, и рыхлую землю. А чтобы отважными крошками кто посильнее (а таких необозримое множество!) не очень-то объедался, природа наделила землероек мускусными железами с неприятным запахом. Только аисты, гадюки и некоторые хищные птицы ими не брезгают. А звери, например лисы, у которых очень тонкое обоняние, духа землеройкиного не переносят. А если, случится, схватит лиса землеройку, по ошибке приняв за мышь, тут же, с отвращением поджав губу, выплюнет. Но соболь ест землероек, и довольно охотно!

Аппетиты у землероек рекордные: за сутки съедают они больше, чем весят сами. Едят почти всех насекомых, а также червей, слизней, многоножек и даже мышей, которых побеждают в единоборстве. Возможно, победу над мелкими врагами им обеспечивает редкое свойство слюны, которое мы уже заметили у щелезуба: ядовитость. Слюна землероек нейротоксична, то есть губительно действует на нервы (у куторы, во всяком случае). Но не ясно еще, вредна ли она для человека. Ядовитость у зверей — редчайшее свойство! Только еще у ехидны, утконоса и щелезубов, как пока известно, есть ядоносные железы. Долю свою в дележе пропитания землеройки отстаивают отчаянно. Видели, как с воинственным писком дралась землеройка с ящерицей из-за какого-то насекомого.

И между собой дерутся часто и яростно: кусаются, катаются, сцепившись комом. Отдохнут немного, и новый раунд начинается. И так до полной победы одного из борцов или полного истощения обоих. У каждой землеройки свой охотничий участок — несколько десятков метров вдоль и поперек, и чужаков на него не пускают..

В СССР 21 вид землероек и пять разных их родов: бурозубки, белозубки, белозубки-малютки, куторы, или водяные землеройки, и путораки.

Обыкновенная бурозубка сырые места любит больше сухих и чтобы тень была. Если долго ее продержать на солнце, может умереть. Она похожа на мышь, только острое длинное рыльце выдает ее насекомоядность. Ростом тоже с мышь — от носа до корня хвоста шесть — восемь сантиметров. Цветом в общем бурая (западные бурозубки почти черные). Хвостик, на конце которого едва приметна кисточка из удлиненных волос, двухцветный: сверху темнее, снизу светлее. Живет эта землеройка у нас по всей стране, а кроме того, в Западной Европе и Китае. Поймы рек и окрестности ручьев для нее желаннее всех других мест. Для разнообразия ест иногда и семена растений.

Срок жизни обыкновенным бурозубкам положен очень короткий, всего 15 месяцев, по некоторым наблюдениям. Оттого, по-видимому, и темпы размножения рекордно быстрые. Судите сами: в три-четыре месяца от роду молодые бурозубки обзаводятся семьей, беременность коротка, как у сумчатых, — двадцать дней; детеныши (которых обычно пять) в гнезде подрастают, набираясь сил, всего лишь три недели: на семнадцатый день уже вылезают из него с целью ближней разведки окрестностей, а на двадцать второй совсем покидают детский приют, обретя почти полную самостоятельность. А еще через три дня их мать снова готова к зачатию и продолжению рода.

Когда придет пора рожать (случится это может в любое время с марта по сентябрь), бурозубка плетет из всякой растительной мелочи гнездо-шар где-нибудь в укромном месте меж корней и кочек или в чужой заброшенной норе. Подросших детишек мать первое время водит за собой в кильватерной колонне- В гуще трав, опавшей листве и переплетениях корней крошечным зверькам легко потеряться. Поэтому, когда идут они караваном за мамкой, цепляются зубками друг дружке за хвостики (не за кончики, а ближе к основанию), а первый держится за мамин.

Так же почти всюду в нашей стране, но в местах болотистых, по берегам рек, озер, ручьев живет кутора, или водяная землеройка. (Не путайте ее с выдровой африканской землеройкой: то совсем другой зверь — ростом много больше ее.) А кутора невелика, немного покрупнее наших землероек, но все-таки не больше указательного пальца — ее тельце 76–86 миллиметров. Короткий мех куторы черный или черно-бурый сверху. Снизу — белый, серо-белый, охристый, белый с оранжевым оттенком или даже бурый. Когда кутора плывет, то граница черного и белого цветов на ее боках служит как бы ватерлинией. Хвост у куторы снизу с килем из удлиненных волос, и лапки с такой же щетинистой оторочкой. Все это, чтобы лучше плавать. Кутора зимой и летом охотится в воде: на жуков-плавунцов, стрекозиных личинок, моллюсков, червей, рыбью икру, мальков (да и на самих рыб весом до килограмма!). Эта крошка даже на водяных крыс, которые втрое больше ее, нападает. (Впрочем, не забудьте, что слюна у куторы ядовита.)

«Бег у куторы быстрый, причем она движется, вытянувшись и характерно загибая кверху свою длинную мордочку, которой водит из стороны в сторону. С большой быстротой бросилась кутора на одну лягушку, прыгавшую от нее изо всех сил. Поймав лягушку, хищник начинает кусать ее за голову. Если лягушка велика и сильна, то часто старается спастись от своего мучителя, и тогда можно видеть, как кутора буквально едет на своей жертве, ухватив ее за голову… Весьма интересно отметить, что в большинстве случаев, как только кутора настигает лягушку и слегка к ней прикасается, с последней делается настоящий столбняк: лягушка мгновенно вытягивается, как мертвая, характерно закрывая передними лапами голову» (профессор С. И. Огнев).

Притворство это или паралич от страха? Во всяком случае независимо от психических ее причин «игра в опоссума» и лягушке, как видно, спасает жизнь.

Путорак, или пустынная землеройка, нарядом на своих собратьев тоже не похожа. Рыльце у путорака короткое, а масть пегая: на животе и боках белая, на спине серая, но с большим белым пятном посередине. Живет путорак в песках Средней Азии и Заволжье, на охоту уходит порой далеко от дома, за семь-восемь километров. Когда не очень спешит, за минуту пробежит 40–50 метров. Когда спешит — вдвое больше. Предмет его гастрономических вожделений — насекомые и, главное, ящерицы. Вожделения велики: одна пегая самка съела за ночь 12 ящериц (малых круглоголовок) и 25 черных тараканов! И от такого обжорства не умерла, а, напротив, повеселела.

От жары прячутся путораки в норах, чужих и своих, не жалея сил, роют их иногда длиной метра в три. В глубине норы — поместительная жилая камера. Рожают трижды в году. По пять или около того детенышей.

Нравы норокопателей

Крот, который с рождения и до смерти живет под землей и света белого почти не видит, как землекоп не знает себе равных. Все в нем для рытья наилучшим образом приспособлено: и тело вальковатое, чтобы удобнее под землей передвигаться, и мех короткий, гладкий, чтобы за землю не цеплять (но он быстро вытирается, а потому крот линяет три раза в год!). Ушной раковины нет (тоже чтобы не мешала под землей ползать), а лишь складочка кожи — она ухо закрывает, потому земля и песок кроту в уши не сыплются. Глазки крохотные («с зернышко маковое»!), веки их плотно закрывают, когда надо. А у некоторых наших кротов глаза и вовсе заросли кожей: совсем слепой такой крот, да ведь под землей все равно ничего не видно.

Передние лапы у крота — настоящие лопаты, когти на них плоские, а кисть вывернута так, чтобы удобнее было рыть землю перед собой и кидать ее назад. Крот копается неутомимо и быстро: за день в среднем прорывает 20 метров новых подземных ходов.

Один исследователь раскопал и измерил лишь некоторые ходы крота. Когда общая длина их приблизилась к 158 метрам, он бросил эту работу. Вооружившись затем карандашом, зоолог подсчитал, что крот соорудил под землей вентиляционную и дренажную системы (весьма необходимые для плодородия почв!) с рабочей поверхностью в 28,5 квадратного метра. И это только малая часть того, что один тот крот сделал. Подземные лабиринты иных гротов простираются по прямой (а не теми извивами сложными, как они прорыты) и на четыре километра!

Молодой окольцованный крот уже через двадцать часов снова попался в ловушку, но в семистах метрах (по прямой) от того места, где его выпустили. А другой через шесть дней — уже в двух километрах.

Земля под нашими ногами там, где много кротов, по-видимому, сплошь пронизана запутанной сетью кротовых нор. Наши зоологи подсчитали однажды на двухстах гектарах общую протяженность всех кротовых тоннелей и объем выброшенной ими на поверхность земли. И цифры получились весьма впечатляющими: все ходы, сложенные вместе, протянулись на 87 километров, а земли выкопали кроты 204 тонны!

Ходы у крота двух видов: гнездовые, в которых он отдыхает, когда сыт, что случается редко, ибо аппетит велик, и кормовые: эти обычно неглубоко от поверхности. Чуткое обоняние указывает кроту, в каком направлении копать, чтобы скорее добраться до дождевого червя, медведки или личинки майского жука. Но если в нору к нему заползут мыши, землеройка, ящерица, медянка, уж, лягушка, он их не упустит и с проворством, просто поразительным для полуслепого и косолапого, загрызет и съест. Даже если и не заползут, а просто по неведению приблизятся к подземелью, в котором он случайно окажется, крот, под землей почуяв добычу, выскочит, схватит прохожего и под землю утащит. Видели кротов, задом пятившихся и тащивших в нору лягушек (и даже будто бы змей!). Один крот снизу тайно подвел подкоп под птичье гнездо, пробил дно (самого гнезда с места не сдвинув!), сцапал птенца и уволок под землю. Другой будто бы из-под земли учуял какое-то насекомое, сидевшее невысоко на стебельке, и таким же хитрым манером, пробив рядом землю, овладел добычей.

Все эти свидетельства, как говорится, очевидцев, но можно ли им доверять? Тут пусть каждый решит, наблюдая за кротами, способны ли они на такие трюки. Я ничего не утверждаю: просто привожу рассказы о кротах, на мой взгляд, не самые невероятные.

Порой охотится крот и на земле, шаря носом в опавших листьях и во мху. И тут (это, кажется, бывает), наткнувшись подслеповатой, но чутьистой мордой на маленького зайчонка, притаившегося в полной неподвижности, пока мать его удалилась подкормиться, без жалости его съест.

Кроты к соседям нелюбезны и в своих норах никаких жильцов и других кротов не терпят. А если их посадить вместе в тесный ящик, сильный слабого убьет и съест. Потому и говорят: если бы ростом крот был со льва, не нашлось бы зверя равной ему свирепости! Только когда время размножаться, обычно в марте — мае, сожительствуют недолго самец и самка. Возможно, что самец остается с детьми, пока они не подрастут, и даже будто бы приносит им червей и другое пропитание. А если половодьем зальет, помогает матери перетащить детишек в сухие отнорки. Но так ли это на самом деле — в точности еще неизвестно.

Беременность у кротов 30–40 дней. Обычно в мае (иногда в конце лета) роды: 3–9, в среднем 5 сосунков. Мать кормит их молоком три недели и очень к ним привязана. Если гнездо раскопают, то забыв о своей безопасности, хватает одного за другим зубами и тащит в нетронутые норы или прячет в кучу, в рыхлую землю — куда угодно, лишь бы поскорее унести из гиблого места.

Зимой кроты не спят, как ежи, а копаются под снегом, только зарываться им теперь приходится глубже. Нередко выбрасывают землю на поверхность, прямо на снег, и под ним по обледенелой земле путешествуют. Пропитания зимой меньше, чем летом, и, чтобы не голодать, кроты запасают на зиму «консервы» из червей: откусывают им головы и замуровывают в стенах своих нор, иногда сотнями штук сразу. Без голов черви далеко уползти не могут, но и не умирают, а потому не портятся.

Ареал обычного, или европейского, крота — обширные пространства лесов, полей, лугов и лесостепей от Испании на западе до Западной Сибири (а возможно, и дальше) на востоке, от берегов Белого моря до степей Украины, Нижнего Поволжья и Казахстана (где его уже нет). Кроме того, в СССР обитают еще пять видов кротов. У четырех из них глаза закрыты кожей и снаружи не видны. Дальневосточный крот, могера, охристо-серый, все другие черные или черно-бурые (молодые сероватые), но попадаются, очень редко, желтые и белые.

Кроты из семейства тальпид, достойный представитель которого и наш обычный крот, обитают только в Европе, Азии и Северной Америке. Их 19 видов. Некоторые не ограничивают себя чересчур строго жизнью в подземельях, часто и довольно быстро бегают по земле. Многие, впрочем, как и наш крот, неплохо плавают. И уж совсем отлично плавает и ныряет северо-американский крот-звездорыл. Это поразительное создание: на конце носа у него словно красная хризантема растет! Двадцать два длинных подвижных розовых щупальца! Роясь под землей, он ими, как нежными пальцами, что нужно нащупывает.

Живет этот удивительный крот (там, где сыро, у воды) на северо-востоке США и юго-востоке Канады. Он черный или темно-бурый, зрячий, небольшой (сантиметров двенадцать, да хвост еще сантиметров семь). А хвост у него особенный: толстый посередине, у корня и конца уже. В толстом своем хвосте звездорыл на зиму запасает жир.

Американские кроты как землекопы не менее работоспособны, чем наши. После дождя ночью один из них прорыл под землей свежий стометровый ход.

«Оценить обширность этой работы мы можем только из сравнения. Для выполнения соответствующей задачи человеку пришлось бы за одну ночь прорыть тоннель длиной в шестьдесят километров и шириной, достаточной для его тела» (доктор Гарт Марриан).

Из кротовых шкурок шьют шубы. Хоть и не пышен их мех, но довольно красив. Но известно ли, что крота забивают на пушнину, пожалуй, больше, чем любого другого зверя (кроме водяной крысы), — 20 миллионов штук во всем мире ежегодно!

Недавно еще в Америке ондатры добывали 20 миллионов, теперь и там и у нас вместе — немногим больше 10 миллионов. Белки — около того. Но водяная крыса, пожалуй, все-таки впереди крота: лишь в СССР в 1958 году было закуплено почти 22 миллиона ее шкурок (В. В. Дежкин и С. В. Мараков).

В Африке обычных кротов нет, но есть к югу от реки Конго и Великих озер златокроты (15 видов). Наши кроты по происхождению близки к землеройкам и выхухолям, а златокроты — скорее к ежам. Золотыми названы они за металлический блеск своей золотисто-зеленой шерсти (у некоторых видов с медным оттенком). У них не все пальцы преобразованы эволюцией в роющее устройство, а лишь один, средний. Коготь на нем широкий, острый на конце и действует как заступ, так же как у сумчатого крота (у которого, впрочем, два таких когтя). Золотые и медные кроты не любят богатых перегноем почв, а роются преимущественно в песчаных. Чтобы песок в глаза не попадал, они у златокрота наглухо затянуты кожей, а ушная пóра крохотная и плотно закрыта шерстью. У наших кротов есть небольшие хвостики, у златокротов их совсем нет, зато на носу большой хрящевой щиток, чтобы нос в кровь о песок не истереть.

В песке сухих саванн и пустынь ищут златокроты червей и насекомых.

Выхухоль — водяной крот

Выхухолей, или хохулей, называют иногда водяными кротами: происхождением они близки к ним. Некоторые исследователи объединяют выхухолей в одно семейство с кротами. Другие, однако, полагают, что выхухоли должны числиться все-таки в своем особом семействе.

Прежде выхухоли жили по всей Европе (даже в Англии в доисторическое время). Теперь их лишь два вида — пиренейская выхухоль и русская. Первая мельче нашей, хвост у нее не сжат с боков, как у русской. Живет она в горных речках Пиренейских гор.

Русская выхухоль уцелела кое-где лишь в бассейне рек Волги, Дона и Урала. Завезли, правда, выхухолей в Мордовию, Башкирию, Смоленскую область и за Урал — в пойму Оби. Местами они там прижились.

Выхухоль, как крот к подземельям, очень приспособлена к водной стихии. Это видно сразу: тело обтекаемое, ушки маленькие — тоже для обтекаемости. Мех плотный, густой, теплый, не намокает, потому что хорошо смазан жиром. Остевые волосы вверху шире, чем в основании, — как бы сами себя заклинивают и потому не рассыпаются рыхло. Подпушь извитая. Для тех, кто живет в воде, это очень важно: много воздуха между такой шерстью уносит с собой в воду зверек, когда ныряет. Так и легче плавать, и теплее в воде, потому что воздух — отличный изолятор. На брюхе у выхухоли волосы растут даже чуть гуще, чем на спине. У сухопутных зверей — наоборот. В воде ведь со всех сторон холодно, поэтому важно, чтобы живот был так же хорошо одет в мех, как и спина. Да и на берегу, у воды, выхухоль не по сухому бегает: ножки короткие, оттого живот всегда к сырой земле близок. Густая шерсть тут очень кстати.

Ну, а если лето пришло и жарко стало, чтобы тепловой удар не погубил (с водными зверьками это случается), что выхухоль предпринимает? На хвост обратите внимание: он не только превосходный руль, весьма нужный для пловца, но еще и «излучатель»! Голый, шерстью не одет, и лишнее тепло, которое приносит в него кровь из перегретого, изолированного мехом тела, быстро отдает в пространство и охлаждает «водяного крота», как радиатор автомобильный двигатель.

Перепончатые задние лапы, отороченные щетинистой бахромой, — гребной «винт» выхухоли. Передние лапки тоже перепончатые, но маленькие и потому от гребли освобождены; когда зверек плывет, он их поджимает.

Рыльце у выхухоли вытянутое, и ноздри на самом его конце: чтобы дышать, из воды особенно не высовываясь. Неплохо бы еще и есть в воде, не захлебываясь. Идея хорошая, и мы видим, как, «конструируя» выхухоль, эволюция ее осуществила: дыхательное горло плотно запирают особые мускулы нёба и глотки, и вода в него не попадает, даже если выхухоль ест, не всплывая на поверхность.

Сердце у водных животных обычно (в относительной пропорции) не так объемно, как у сухопутных: плавать легче, чем по суше бегать, потому и работы у кровяного насоса меньше. Но правая его сторона у них толще и массивнее, чем у сухопутных зверей. Под водой правому желудочку сердца труднее протолкнуть кровь в легкие: вода плотнее воздуха и сильнее сжимает грудную клетку. Чтобы преодолеть это давление на легкие, мышцы правого желудочка усилены мощью дополнительных волокон.

Выхухоль в воде чувствует себя почти как рыба. По пять минут, а по некоторым данным, по 10–12 на поверхность не всплывает, чтобы подышать. И не мерзнет и не захлебывается, когда мнет и крошит своими бугорчатыми зубами водяных жуков, улиток, стрекозиных и комариных личинок, пиявок (особенно их любит!), червей, раков, рыб. лягушек, головастиков, икру, камыш, тростник, стрелолист, кубышки, кувшинки и пр. и пр. Меню весьма разнообразное: около ста всевозможных животных и растительных блюд.

Когда выхухоль промышляет разную живность у дна, то копается в иле острым рыльцем и передними лапками, как бы идет на них по дну вниз головой, подняв зад вверх (и утконос примерно в такой же позе дно рек бороздит).

Выхухоль охотится в сумерках и по ночам, но и днем тоже. Но обычно днем, в норе скрывшись, таится. Она у нее достаточно глубокая, иногда многоярусная, если уровень реки часто меняется. (Нора пахнет, говорят, мускусом, у выхухолей под хвостом соответствующие железы.) Вход в нору всегда под водой. В норе несколько гнездовых камер, выстланных листьями и травой, и две-три запасные, чтобы обсохнуть в них после длительного путешествия под водой. В норе приносит выхухоль (после 40–50 дней беременности) одного или пять, но чаще трех-четырех сосунков Случается такое в самое неопределенное время: обычно в апреле — мае или же в августе — сентябре, но и в октябре может быть, и в любой другой месяц, даже зимой (до января). От чего зависит эта неопределенность сроков деторождения, пока не ясно.

Самец живет в одной норе с самкой и заботится о детях, «обогревая их своим теплом».

«В европейской части СССР сохранилась в бассейне Волги и Дона, в верховьях Днепра, в среднем течении Урала. Интродуцирована в пойменные водоемы южной части бассейна Оби: р. Таган в Томской области, р. Тартас в Новосибирской области и по рекам Уй и Тобол» (Красная книга СССР. 1984).

Наши ученые пришли на помощь выхухоли в самое последнее время. Еще немного, и она исчезла бы с лица земли. Усилена охрана выхухоли в заповедниках и заказниках. В Хоперском заповеднике пытаются разводить выхухоль в вольерах. Но потомство от них пока не получено.

Больше всего выхухолей в бассейне Волги — 23 тысячи особей. В бассейне Дона вдвое меньше. А в бассейне Днепра лишь две тысячи выхухолей. В других местах еще меньше. В 1978 году в СССР жило примерно 40 тысяч выхухолей.

Кагуан — существо непонятное

Одни знатоки уверяют, что кагуан, или шерстокрыл (ростом он с кошку), насекомоядный зверь, нечто вроде летающей землеройки. Другие не согласны: он лемур (летающий, конечно). Наконец, третьи доказывают: кагуан ни то и ни другое, а особое, в единственном лице представляющее целый отряд существо. Головой и мордой кагуан, или колуго, и правда похож на лемура, но зубы у него насекомоядного типа.

Самое же поразительное его морфологическое свойство — летательная перепонка, проще говоря, парашют. Она гораздо более обширна, чем у любого летающего или планирующего зверя. Кожистая, поросшая шерстью (не голая, как у летучих мышей) и натянута от самого подбородка к концам пальцев на всех четырех лапах (когти на которых. странное дело, втяжные, как у кошек!) и дальше — к концу короткого хвоста. Полностью растянув свой парашют, кагуан парит, как бумажный змей, в очертаниях почти идеальный прямоугольник. без нарушающих чистую геометрию выступов и впадин. Пролетает в одном прыжке с дерева метров семьдесят (Альфред Уоллес, весьма уважаемый исследователь, эту дистанцию измерил собственными шагами, и потому сомневаться не приходится).

Бывает, что слезает кагуан на землю, но долго на ней не задерживается, спешит, неуклюже галопируя а-ля дракон, взобраться поскорее по стволу вверх. И снова парит и парит.

Днем кагуан или спит в дуплах, или висит, уцепившись за сук всеми четырьмя лапами и укрывшись парашютом. Шкура у него серо-охристая, с мраморными разводами, очень похожа по цвету на лишайники, которыми обрастают деревья в тропиках. Дополнительный камуфляж обеспечивают особые пудреницы на его коже: из них в изобилии сыплется зеленовато-желтый порошок, и потому шкура кагуана всегда припудрена в тон с корой и листвой. Если притронуться к нему, то пальцы пожелтеют.

Очнувшись с заходом солнца от дремоты, кагуан рвет листья и плоды, побуждаемый к этому всемогущим аппетитом, и при этом висит в той же позе, в которой провел часы, заполненные сновидениями, — вниз спиной. Ест долго, потому что пища его малокалорийна.

Увы, рождается лишь один потомок столь удивительного рода. Пока мал и гол (и без парашюта), цепляется сей единственный отпрыск (летающих лемуров? землероек?) за мамин живот и висит на нем. головокружением не страдая, когда она парит над лесом. Впрочем, и подрастая и почти сравнявшись с ней весом, все равно висит на матери и летает посредством ее аэродинамических сил. Но иногда, оставив дитя на суку, мать парит одна.

Представляя кагуана, нельзя не упомянуть о его универсальных зубах. Резцы у кагуана сильно выдвинуты вершинами вперед и зазубрены. Он резцами не только скоблит мякоть плодов, но и… причесывается. как гребешком.

Когда к вечеру кагуан оживает, первым делом приводит в порядок свою смятую во сне напудренную шерсть. Причесывается, чистится — и все зубами. За сумерки и за ночь кагуан прихорашивается так часто, что его «гребень» быстро забивают обрывки волос. Однако на этот случай предусмотрены специальные щеточки для чистки самого «гребня». На конце языка кагуана многочисленные бугорки. Быстро-быстро проводя языком по зубам, он очищает их от волос.

Природа сберегла для науки два вида кагуанов: филиппинского и малайского, который живет в горных лесах Индокитая и на островах Ява. Суматра и Калимантан.

Малайский кагуан нередко ночует и кормится не только в глухих тропических лесах, но и на плантациях кокосовых пальм в довольно обжитых долинах Малайи. Как утверждают, он большой любитель цветов кокосовой пальмы и наносит немалый вред ее плантациям.

Заканчивая рассказ о кагуане, интересно вспомнить. какие другие животные научились, подобно ему, парить над землей. Птицы, летучие мыши и насекомые (а также некоторые летучие рыбы), обзаведясь машущими крыльями (рыбы — плавниками). летают иначе. А кто парит?

Пять видов сумчатых летяг. Кроме того, 37 видов очень похожих на них белок-летяг, не сумчатых, а из отряда грызунов. Почти все они водятся в Азии, лишь два вида — в Северной Америке и один — в Северо-Восточной Европе. В Африке тоже есть свои белки-летяги — шипохвостые, восемь видов. Они и наши белки-летяги из разных семейств, но летательный аппарат у них одинаковый: натянутая между лапами складка кожи, своего рода парашют.

Три вида африканских обезьян из рода колобус, прыгая с сука на сук, немного парят в воздухе, их поддерживают на лету гирлянды длинных волос на боках и очень пышное опахало на конце хвоста.

Приобретя в эволюции летательные устройства подобного же рода, устремились в воздух и рептилии. опровергая фактом своего существования известное изречение: «Рожденный ползать летать не может». Это некоторые ящерицы с Зондских островов — летающие драконы (их парашют растягивают не лапы, а ребра, растопыренные в стороны), соседи их — летающие лягушки (парашют — обширные перепонки между длинными пальцами) и древесные змеи из Южной Азии. Эти, вытягиваясь палкой, прыгают с сука вниз и парят на коже, растянутой между раздвинутыми в стороны ребрами.

Ну, а над морем планируют, как известно, летучие рыбы и летающие кальмары.