Мир животных: Млекопитающие, или звери

В отряде панголинов, или ящеров, — одно семейство и один род очень странных на вид животных: они одеты роговой чешуей. Только конец и бока морды, горло, брюхо, внутренняя поверхность конечностей не покрыты чешуями. Прежде панголинов объединяли в один отряд с неполнозубыми. Теперь полагают, что некоторое подобие панголинов и неполнозубых чисто внешнее, конвергентное, возникло под влиянием сходного образа жизни и питания.

Во рту у панголинов совсем нет зубов, но есть роговые зазубренные пластины в желудке (в пилорической части у выхода в кишечник), которые перетирают муравьев и термитов. Поскольку панголины челюстями не жуют, нет у них на черепе и костяных гребней, на которых крепятся жевательные мышцы. Мечевидный отросток грудины очень длинный и у некоторых панголинов вытянут далеко назад (в стенке брюшной полости) вплоть до уровня почек. На нем крепятся мышцы, выбрасывающие язык и втягивающие его обратно в рот: в особое влагалище, задний конец которого заходит в грудную полость. Язык шнуровидный, липкий, длинный, у крупных панголинов до 40 сантиметров. Большие слюнные железы (они разрослись вплоть до плечевой области) обильно смачивают его клейким секретом, к которому прилипают насекомые.

Ушных раковин у африканских панголинов нет совсем, у азиатских — лишь небольшой кожный валик вокруг наружного ушного отверстия, который у китайского панголина образует некоторое подобие ушной раковины.

Сорок — пятьдесят миллионов лет назад панголины водились и в Европе (их кости найдены в Южной Германии и Испании). Один вымерший панголин был до двух с половиной метров в длину. Возможно, панголины развились, эволюционируя, из общей с неполнозубыми ветви животного царства, а возможно, произошли независимо и прямо от древних насекомоядных зверей.

Кгвара

Речка была неширокая, но на перекатах пенилась и бурлила. Первым вошел в воду лев, за ним львица. Вздернув брезгливо хвосты, они сначала шли по дну, борясь с силой течения, потом поплыли.

Лекуле стоял за кустом, шагах в десяти от них, и, когда они поплыли, вошел в воду и он. И как только почувствовал ее холод у пояса, поплыл, подняв над головой палку с узелком. Так и плыли: лев, львица и Лекуле — метрах в двадцати за ними.

Раз львы вошли в воду, значит, нет поблизости крокодилов, потому и Лекуле отважился здесь на переправу. Львов он не боялся: он не дитя и знает, что одной чешуи кгвары, которая на тонком шнурке висит у него на шее, достаточно, чтобы их не опасаться.

Шип кгвары дала ему мать, когда уходил он на юго-запад, в Йоханнесбург. Но лучше о тех днях не думать… Черный костюм белого человека, купленный у миссионера за пять коз, не помог. А шип кгвары спасает, похоже, только от львов. Овчарок и полицейских его магическая сила не пугала…

Домой, домой возвращался он. Шел и степью, и перелесками, что росли у высохших и наполненных мутными потоками русл рек, плутал в камышах, когда обходил болота. Прошел двести миль по саванне, с узелком на палке, в котором лежал непригодившийся костюм. До деревни в стране Лобеду осталось немного

Выбравшись на берег, он запел. Львы оглянулись и ушли своей дорогой, а Лекуле пошел своей.

Шел и пел, радуясь. А солнце обжигало голую спину, и зимородки искрились над рекой. И буйволы паслись большим черным табуном — за редкими деревьями саванны. А там, где лес был погуще, с треском ломали сучья слоны. Он видел только хоботы, сокрушавшие ветвистую опору листвы, и огромные уши, чутко подвижные.

Он оглянулся, когда услышал, что слоны гневаются. Раскинув уши и хоботом ловя ненавистный дух человеческий, один уже бежал к нему. Тогда и Лекуле побежал. Бежал и смеялся, хотя дразнить слона не хотел. Просто смешно, что старый тембо думает здесь поймать Лекуле. Он перебегал от дерева к дереву, и, когда прятался за них, слон крутился на месте и зло кричал нелепо жалким для такого воплощенного в костях и мясе могущества голосом.

Слон ушел к слонам, а Лекуле снова запел.

И вдруг замер с занесенной для шага ногой…

Тот, кого он увидел там, куда хотел наступить, тот напугал и опечалил его больше слонов и львов, больше черной мамбы, которая вчера чешуйчатой молнией проскочила через тропу у самых его ног.

И зачем судьба свела их пути! О, Муджаджи, королева дождя, тяжела твоя ноша!

Лекуле стоял и думал: нелегок будет его груз в узелке. Он вздохнул безрадостно, снял с палки и развернул свой черный костюм, закатал в пиджак свернувшегося у его ног зверя, связал поверх брюками, вскинул на плечо негаданную ношу и зашагал дальше, уже без песни, сетуя на свою судьбу.

— О, кгвара, тяжелый ты. Почему не сидел в своей норе? О, бвана-мганга, я спешу домой! Встречу ли любопытного?

До деревни — день пути, но если не встретит Лекуле никого из своего народа и если никто не спросит его, что несет он в узле, то еще три дня идти ему с кгварой на плече до крааля главного вождя…

И путь показался дальним, и петь Лекуле уже не хотел.

Ночь проспал он на баобабе, а утром вчерашние тревоги рассеялись. Не знал он в своем народе нелюбопытных, а встретить земляка совсем не трудно. Так решил Лекуле и с легким сердцем и нелегкой ношей отправился в путь.

Когда подходил к холму, за которым была его деревня, повстречался ему человек. Они приветствовали друг друга, как у них принято. Они поговорили о том, о чем говорят при встрече. А потом, конечно, незнакомец спросил Лекуле, что несет он в узле. Лекуле, улыбаясь (потому что очень хотел домой), ответил: «Кгвара!» И развязал узел.

— Но мне не во что его завернуть. — сказал незнакомец, досадуя на свое любопытство.

— Возьми это, — сказал Лекуле и отдал пиджак (штаны были нужнее).

Разошлись они: Лекуле без груза домой, а незнакомец — в дальний путь с кгварой в узле и надеждой в сердце, что, быть может, скоро встретит и он любопытного, которых в их стране немало, и тот спросит, что он несет, и отдаст тогда ему кгвару. Без обиды разошлись — таков обычай на севере Трансвааля, в стране Лобеду.

Беззубые и немые

Кгвара. кхаха, инкаке, ксикхвару, гвереквете, кака, нголоу, голоманга, накка, абу-кхирфа, бвана-мганга, прале, кокороко, олобе, йекпо, зоне, зегоули, салусами, сал-салу, байра-кит, бан-poxy, силлу, алунгу, калунду, кашунду, кабал-лайя — много разных имен у панголинов.

Абу-кхирфа — значит «коровий отец», а бвана-мганга — «господин доктор». Верят в Африке — если сжечь живьем панголина в загоне для скота, то скоту будет обеспечено и здоровье, и долголетие, и плодовитость. Чешуя панголина — талисман, надежно страхующий от львиных когтей и зубов. Кольцо из нее — лучшее средство от дурного глаза. Чешуя, истолченная в порошок, спасает будто от сильного кровотечения, особенно из носа. Потому цена одной чешуи кгвары на рынках Йоханнесбурга — два с половиной шиллинга.

Чешуя, когти, шкура, волосы — все ценится в местной медицине и чародействе. И даже в военном деле: из панцирей панголинов шили в Индонезии, а местами и поныне шьют чешуйчатые доспехи. Стрелы, говорят, их не пробивают.

И нелепая вера в магическую силу панголина, и необычная утилизация его брони несут гибель редкостным зверям: еще недавно их тысячами убивали на одних лишь Зондских островах. В 1925 году вывезли оттуда около пяти тонн драгоценной чешуи, перебив не менее десяти тысяч панголинов. А сколько роговых панцирей пошло на местные нужды!

И все-таки живы панголины! Точно выходцы из давно минувшей эры динозавров, лазают по деревьям, цепляясь длинным чешуйчатым хвостом за ветки. Только два панголина, оба африканские, — степной (кгвара) и гигантский (кокороко) — живут на земле (первый лазает и по деревьям). А всего панголинов семь видов: четыре африканских и три южно-азиатских.

Африканские дарят миру обычно лишь одного потомка в год, азиатские — одного — трех. У древесных панголинов снизу на конце хвоста голая (без чешуи) осязательная «подушечка», у наземных конец хвоста верху и снизу сплошь nopoс чешуями. Длиннохвостый панголин своего рода рекордсмен в мире зверей, у него в хвосте 46–47 позвонков. Первый тяжеловес среди панголинов — кокороко, или гигантский ящер: до 27 килограммов, а длина его вместе с хвостом до 180 сантиметров. Другие — от 70 сантиметров (белобрюхий) до полутора метров (малайский панголин).

Длиннохвостый панголин кормится днем, спит ночью, все прочие — наоборот (малайский тоже иногда бродит днем). Степной, гигантский и индийский панголины спят в норах, которые нередко уходят на три метра в глубь земли и там расширяются, образуя камеры до двух метров в окружности. Спальни других панголинов — дупла деревьев.

Из четырех видов африканских панголинов три (длиннохвостый, белобрюхий и гигантский) живут в тропических лесах Западной Африки — от Сенегала или Сьерра-Леоне до Северной Анголы и восточных границ Заира. А степной панголин — в саваннах Восточной и Южной Африки. Индийский панголин — в Индии и на Шри-Ланке, китайский, или ушастый, — в Южном Китае, Непале и на Тайване, а малайский — в Индокитае, Индонезии (на Сулавеси его нет) и на Филиппинских островах.

Одно из названий зверя — панголин — происходит от малайского слова «пенголин», что означает способность сворачиваться в шар. Панголины умеют так прочно свернуться, прикрыв лапами и головой небронированное брюхо, что некрупный хищник не в силах их развернуть. Даже человек с трудом справляется с этой задачей. Но удачное ее выполнение приносит одни неприятности: как только панголин поймет, что его развернули, он сейчас же обильно и метко прыскает своей едкой мочой.

«Еще неясно, каким образом смешивается при этом моча с выделениями анальных желез» (У. Рам).

Броня похожа на чешуйчатый доспех: ее пластины лежат одна на другой, как чешуйки на еловой шишке. Раньше думали, что это «слипшиеся» волосы. Но, внимательно исследовав чешуи панголинов, убедились, что они скорее напоминают ноготь, чем колтун из слипшихся волос. Если панголин потеряет хоть одну из них, на ее месте скоро вырастет новая.

«Происхождение этого образования от чешуи рептилий еще не доказано. Подобные чешуи есть у многих животных на хвостах (опоссумы), а вперемежку с волосами — у большинства мышей, у муравьедов» (Инго Крумбигель).

Обремененные панцирем панголины тем не менее ловко лазают по деревьям, хватаясь за ветки и стволы острыми когтями и цепкими хвостами (цепкие хвосты еще у таких зверей: бинтуронг, кинкажу, средний и малый муравьеды, некоторые сумчатые, американские обезьяны и немногие грызуны — древесные дикобразы и мыши-малютки). А лазают панголины (по вертикальным стволам) на манер гусениц: сначала хватаются за дерево передними лапами, потом, изогнув тело дугой вверх, подтягивают под себя задние ноги. Хвост при этом упирается в кору острыми концами чешуй, как стальными «кошками», которые электромонтеры привязывают к ногам, залезая на телеграфные столбы. Особенно ловко получается — вверх-вниз по стволу и с ветки на ветку карабкаться — у белобрюхих и длиннохвостого панголинов.

По земле бегают не резво, но быстрее черепахи. Белобрюхий в секунду одолевает лишь метр, это значит, что часовая его скорость — 3,6 километра. Степной панголин (зверь наземный, не древесный) за то же время обгонит белобрюхого лишь на километр. Мешают ходить длинные когти на передних лапах, на задних они короткие. Поэтому панголины, согнув пальцы передних лап, поджимают когти и ковыляют по земле, опираясь на верхнюю поверхность ступней. Нередко они ходят, подобно кенгуру (конечно, не так быстро), лишь на задних ногах, балансируя в воздухе длинным хвостом.

Но вот в деле, которым панголины занимаются по ночам, эти когти незаменимы. Крушат прочные термитники и муравейники и в каждую дырочку, пробитую саблевидными когтями, суют панголины узкую морду. А дальше все закоулки вылизывают липким и длинным языком. Как только муравьи или термиты облепят язык, панголин тут же втянет его в рот и тянется за новой порцией. Муравьи и термиты атакуют, конечно, не только язык панголина, лезут в морду, в глаза, уши и под чешуи. Но глаза зверь прикрывает толстыми веками, уши и ноздри смыкают особые мускулистые складки, а с чешуи панголин сбрасывает муравьев, резко ею потрясая. Для обороны от коллективных насекомых предусмотрено все. Поэтому панголины отваживаются нападать даже на страшных бродячих муравьев из племени эцитонов, от которых бежит все живое и которые однажды съели живьем леопарда.

Кроме муравьев, термитов, их яиц и личинок некоторых других насекомых, панголины ничего не едят. Потому их так трудно содержать в зоопарках. Рассказывают, что иногда панголины залезают в гнезда к муравьям, чтобы почиститься. Усядется зверь среди кучи взбешенных насекомых и растопырит свои чешуи. Муравьи набьются под них, кусают, а он терпит. Посидит так немного, потом, прижав чешуи, давит муравьев. Такие же «муравьиные ванны» принимают и многие птицы. Муравьиная кислота, по-видимому, помогает птицам и панголинам избавиться от паразитов. Эту старинную дезинсекцию называют энтингом.

Любят панголины купаться под дождем и душем (в зоопарках) и пьют немало: лакают воду языком, вернее, даже не лакают, а просто, смочив язык, обсасывают его. Но проделывают это очень быстро, так что мелькающие туда-сюда, в рот и в воду, движения языка похожи на лакание.

«Адамс нашел маленькую лужицу воды в углублении норы панголина, из чего заключил, что панголин преднамеренно заготовил этот резервуар, чтобы, когда опасно или плохая погода, не выходить «за дверь» своего дома, а пить в норе. Однако он не сказал, как была обработана почва резервуара, чтобы удержалась в нем вода, и каким образом наполнен он был водой. Возможно, необходимо иное объяснение происхождения лужицы в норе. Впрочем, панголин не единственный из зверей, кто, возможно, преднамеренно запасает воду в норе. Так, в каждой системе подземных ходов водяной крысы есть более или менее отвесно уходящие вниз «шахты», которые, например, в болотистых низинах у берегов Эльбы доходят до подпочвенных вод и там кончаются. В этих «колодцах» водяная крыса всегда может найти хотя бы капли воды. Также известно, что и крот роет собирающие воду отнорки» (Эрна Мор).

Живут панголины в одиночестве, реже парами. Обычно самки и самцы встречаются и поселяются в одной норе только в дни размножения. Детеныши появляются поздней осенью и зимой, с броней еще мягкой, но через несколько дней она твердеет. Забираются к матери на хвост и, крепко вцепившись, разъезжают по земле и по деревьям. У индийского и наземных панголинов основание хвоста — «седло», на котором у других видов сидят детеныши-наездники, — слишком широко, и малышу трудно его обхватить. По-видимому, самки этих панголинов (а иногда с ними и самцы), пока дети не подрастут, прячутся в норах, свернувшись и прижав малыша к груди, по бокам которой, под мышками, у панголинихи два соска.

Странно, что у всех панголинов новорожденные детеныши ростом почти одинаковы (20–30 сантиметров) и весят чуть больше полфунта.

Панголины — животные немые. Все звуки, которые они издают, — сопение и треск трущихся друг о друга чешуй.

Психические способности панголинов невелики, так как мозг примитивен и мал: лишь 0,3 процента от веса животного. Впрочем, этот показатель относителен: у слона, например, относительный вес мозга еще меньше, а слон умен. Морской лев тоже не глуп, а мозга в его теле немногим больше, чем у панголина.

Дело здесь, значит, не столько в количестве, сколько в качестве мозга, в новейших его структурах: больших полушариях, их коре и извилинах. Всего этого панголинам не хватает.