Мир, который без меня. Альтернативный гей-роман. Книга 1.

— Ешьте это сами, — сказал он виртуальному производителю, и отправился в студию.

— Пахнешь, как дорогой парфюмерный магазин! — заключил Стив, дружески обнимая Энди.

— Только что из душа. Еще не выветрился.

— Не странное ли время для плескания?

— Может быть. Я же не мог к тебе приехать, пованивая болотом.

— Господи! А в болоте-то ты что делал?

— Купался.

— Я всегда подозревал, что ты - нестандартный мальчик, но что до такой степени!.. Как тебя угораздило? Только не говори, что Роя в болоте посетила муза.

— Не говорю, потому что его муза в болоте посетила меня.

— Безумие заразно! Я всегда знал! Надо бы провериться у доктора.

— У тебя ж иммунитет!

— И слава богу! Так что ты делал в болоте?

— Помогал Рою создать шедевр.

— Ничего другого я и не ожидал! Что еще там можно делать?

— Погоди, Стив! Ты посмотришь и удивишься!

— Именно этим я и занимаюсь уже десять лет.

— Падший ангел! Представляешь?!

— Нет. Он не мог другого места для падения выбрать? И откуда он падал?

— С моста.

— Матерь божья! Только не говори, что ты сиганул с моста.

— А чего говорить. Сиганул. А когда вылез, был весь в тине и вонял неимоверно.

— Хочешь понять, кто ты сам - посмотри на своих друзей, — философски заключил Шон.

— Но ты же все равно любишь нас! — ластился кошкой Энди.

— Я могу не отвечать?

— Можешь, но только от этого ничего не изменится.

— Конечно, не изменится, особенно, если предположить, что при падении ангел приложился головой. Про фотографа я промолчу. А крылья не обломал?

— Не помню. Посмотрим, когда Рой сделает фоты!

— Ты в таком щенячьем восторге, что, можно подумать, тебя действительно от этого прет.

— Прет, Стив! Еще как прет!

— Пойду-ка я хлебну успокоительного грамм пятьдесят. Сумасшедшие. Ну ладно - ты! У тебя еще детство в попке плещется, но этот старый козел куда?!

— Я люблю его, Шон. Я люблю его таким, какой он есть!

— Ну что ж, детка! Мне как психиатру остается только молча взирать на этот неизлечимый случай, ибо здесь даже лекарства нет.

— Есть, Шон! Как психиатр ты не можешь бездействовать! Пропиши мне лечение!

— А ты уверен, что способен сегодня его переварить?

— Уверен! За этим и пришел!

— Видимо, и я нездоров, раз во всем этом участвую. Ну, идем, герой-любовник, — обреченно произнес Стив, направляясь к барной стойке. — Учти, сейчас - уроки по прикладному мастерству. А потом…

— Все, что угодно, — недослушал Энди, и Шон отметил, как изменился его взгляд.

— Ни дать ни взять, падший ангел, — бубнил он себе под нос. — Только уж больно стремительно падает. Хотя, кто знает, и воспаряет стремительно. Успеть бы голову прикрыть, когда в следующий раз рухнет. И я, старый дурак, повелся.

Не успел Шон закрыть дверь, как Энди прильнул к нему.

— Помоги мне!

Устоять против столь неожиданного маневра трудно даже опытному игроку. Юношеская непосредственность переломила даже зрелое здравомыслие, и Стив не успел укрыться щитом, когда прямой лобовой удар обескуражил его. Слово есть слово, и свою часть договора он выполнил. Предпринимать рискованные маневры ему не привыкать, и вскоре он уже владел ситуацией. После, разглядывая покрытого россыпью капель пота Энди, Шон сказал:

— Научись подчиняться, чтобы научиться подчинять. Ты молодец.

— Правда?

— Запомни одну очень простую истину: даже будучи снизу можно быть сверху. Все зависит от того, как ты это делаешь. Я старался дать тебе возможность, побуждал тебя. Если ты сможешь повторить все, что я заставлял тебя делать, и одновременно вспомнишь, что делал я, считай - урок усвоил.

— Так просто?

— Непросто, потому что другие не дадут тебе такой возможности. Бери ее сам, и тебе не будет цены. Люди хотят получать удовольствие. Дай им это и заставь делать то, что хочешь сам. Только что ты сделал то, что люблю я, а я - то, что хотел ты.

— Но как?

— Я изучил тебя, ты - меня. Дяди Стива не будет рядом, и у тебя останется только две возможности: либо загнать партнера за нереальные пределы и не опоздать самому, либо все безвозвратно испортить. И еще: люби того, с кем трахаешься, хотя бы во время этого. Это необходимо. После - можешь забыть, но не во время.

— Я понял теперь, почему Рой говорит, что тебе нет равных.

— Ему тоже нет, но это дано не всем, и ты не хуже меня знаешь. В большинстве своем люди только думают, что делают это хорошо, на самом деле - нет. Делать секс — такая же наука, как и любая другая. Ей надо учиться, чтобы твои аксиомы никто не мог доказать. И опровергнуть тоже.

— Делать?

— Называй, как хочешь, но делай всегда.

Потом помолчал мгновение и добавил:

— Ты счастливец, парень. Первый партнер - это очень важно. Поверь мне, тебе повезло.

— Второй, вроде бы, тоже не совсем плох, — съехидничал Энди.

— Надеюсь.

— Лучше - не сомневайся.

Парень чувствовал себя так, словно только что пробежал эстафету «три по пять», причем участвовал в ней один, потому что остальные не вышли на старт. Он смотрел на Шона и улыбался. Даже улыбаться у него не было сил, но губы помнили движение, и воспроизводили его почти без участия их обладателя.

— Устал, детка?

— Ага.

— Хорошо. Значит, все прошло отменно.

— Рой прав, — сказал Энди и отвернулся, чтобы Стив не заметил его смущения.

— В смысле?

— Что всегда возвращается к тебе.

Шон улыбнулся. Глаза его вновь стали лисьими.

— Чую, ты что-то не договариваешь.

Пройдоха! От него ничего не скроешь! Видит подноготную, словно сканирует рентгеном. И ты голый перед ним. И содержимое желудка на просвет.

— Мне кажется, он, — Энди запнулся, — любит меня.

— Смелое заявление. Особенно в отношении Роя. Хотелось бы услышать обоснование.

— Нет никакого обоснования, но когда я спрыгнул с моста, он перепугался так, что не на шутку перепугал меня. Еще немного и он, наверное, прыгнул бы за мной.

— Рой не умеет плавать. Вернее, умеет только топором.

— Думаю, его бы это не остановило.

— Безумцы! И как только вас угораздило найти друг друга?! Это почти то же самое, что двум блондам за рулем столкнуться на разделительном газоне, следуя по параллельным дорогам в одну сторону.

— Случайно.

— Случайно? Сомневаюсь.

Не сомневайся, Стив! Тебя там не было, и ты не видел его! Я был! Я видел! Я нужен ему! Он ни за что не признается, да и не надо. Я и так знаю.

— Даже, если это и так, — вдруг сказал Шон, — не надейся услышать это своими ушами. По крайней мере, в ближайшее время. Господи, если это вообще произойдет, хотел бы я присутствовать, но это почти ловля черной кошки в темной комнате с завязанными глазами!

— Я уже слышал, — ответил Энди, даже не сомневаясь, о чем это Стив.

— Слышал?

— Да. По тому, как он кричал.

— Кто знает, может быть, ты и есть тот самый взломщик, что подберет ключи к его замку. Только вот проблема, как бы он не оказался окончательно ржавым от долгого простаивания. Хотя, будь что будет. Останешься на вечер? Сегодня четверг. Будет голое шоу. Посмотри. Это прикольно.

— А как же танцы?

— А я разве сказал, что мы их отменяем? Подбирай свою задницу, и пойдем учиться красиво ею двигать, — потом помолчал и добавил. — Детка.

* Падший ангел.

Часть 13. Nude show.

13. NUDE SHOW.*

Глубоко за полночь. Барная стойка подпирает Энди, который подпирает рукой голову, чтобы та не упала. В клубе полно народа, душно и очень шумно. По четвергам скидки на вход, и людей набивается, точно анчоусов в банке. Толпа кишит голыми торсами и блестками, что сыплются сверху и липнут к потной коже. Бармен напротив, словно конь в пене, мечется по бару, зная, что сегодня заработает приличные чаевые. Стив похож на золотую рыбку, то и дело всплывающую в этом волнующемся месиве. В этот день выручка клуба перекрывает все мыслимые и немыслимые пределы, и Шон рвет когти. Пролетая мимо Энди, он подмигивал ему и тут же испарялся: вроде бы, и не было его вовсе. Куколки-крошки по четвергам не выступали, но вот «голое шоу» случалось по расписанию. Шон настаивал, чтобы Энди посмотрел и увидел разность в степени закомплексованности достаточно раскомплексованных людей. За сегодняшний день парень поучаствовал в стольких событиях, что усталость, собранная в солидный пук, почти валила его с ног. Наверное, парень даже заснул на мгновение, но звук удара металлической банки о мрамор барной стойки вернул его в реальность со скоростью ядра, выстреливающего из пушечного ствола.

— Хлебни адреналинчику! — крикнул Стив. — А то ты почти без сознания!

— А?

— Говорю, если тебя валит, иди спать в мой кабинет. Я сам позвоню Рою.

— Нет-нет, — заверил Энди, — я в порядке.

— Принести подушку, чтобы ты не разбил носом барную стойку?!

— Ты что, с ума сошел?!

— Тогда потерпи! Через десять минут!

Парень не помнил, но, наверное, десять минут прошли, потому что раздался вой, напоминающий звук сирены пожарной машины, которой надо за несколько минут преодолеть расстояние до соседнего городка. Зал заволокло густым, окрашенным прожекторами в зеленый и красный цвета, туманом. Энди решил, что пожарные машины промахнулись и, не разобравшись, въехали в центр клуба. Однако удивлению его не нашелся достойный предел, когда он наконец понял, что паники нет и никто никуда не бежит. Все разом развернулись, уставившись в смутно определенную точку где-то в середине тумана. Он уже почти опал, когда то ли из-под него, то ли из-под пола поднялась платформа, несущая фигуру в ослепительно сияющем длинном платье. По залу прокатился восторженный гул.

— Дорогие друзья! — произнесла фигура каким-то не совсем женским, но хорошо поставленным голосом. — Несравненная леди Джорджина рада снова приветствовать вас на нашем шоу!

Парень окончательно пришел в себя, когда понял, что несравненная леди Джорджина действительно несравненная, потому что он так и не нашел с чем действительно ее можно сравнить. Леди была чересчур долговяза, слишком широка в плечах и недоразвита в тазовом сегменте. К тому же, обтягивающее платье невыгодно подчеркивало странное искривление бликов в паху. Энди взглянул по сторонам и удивился, когда понял, что, видимо, он один пытается ее с чем-то сравнить.

— Сегодня, — продолжала(-о) Джорджина, — вас набралось так много, что, думаю, вы уже достаточно возбудились в тесноте и готовы продемонстрировать всем, какие вы горячие жеребцы!

Окончание ее(-го) слов утонуло с насыщенной смеси свиста, гиканья и иного рода визгов.

— Сегодня, — продолжила(-о) леди, — борьба за приз будет особенно жестокой! Мы решили изменить правила нашего шоу и выставить в качестве приза удвоенную сумму! Две тысячи долларов!

Вопли возросли в прямой пропорциональности названной сумме.

— Но, — продолжила(-о) Джорджина, — и участников будет больше, чем обычно, а именно: я приглашаю на сцену десять человек! Единственное, что останется неизменным — это правила! Они так же постоянны, как и смена времен года! Итак, три тура и две тысячи долларов явят нам счастливца, обладающего самым дерзким бесстыдством, которое он продемонстрирует в самом бесстыдном танце своего самого бесстыдного тела! Отсев, как обычно, произведете вы громкими бесстыдными криками! Ой, я даже не знаю, как мне, скромной девушке, засунуть куда-нибудь смущение при виде голых членов и не упасть в обморок…

Энди удивился, когда понял, что долго ждать желающих не придется, ибо они посыпались на сцену, словно переспевшие груши.

— Не хочешь присоединиться? — вдруг парень услышал голос Шона.

— Спасибо, мне и здесь неплохо.

— Как тебе леди?

— Соврать или честно ответить?

— Меня бы устроило нечто среднее.

— Ну, вот и леди - нечто среднее.

— Мир гомо разнообразен, друг мой. Есть ты, есть я, Рой, Джорджина, все те, кто на сцене, но и это далеко не все.

— Ты решил устроить мне урок?

— Типа того. Я хочу, чтобы ты посмотрел на тех, кто без комплексов, и решил, насколько сам готов повторить то же самое.

— А мне-то это зачем?

— Ты просил научить тебя. Я, собственно, этим и занимаюсь. Нет смысла танцевать стриптиз, если стесняешься кусков своего туловища. Сейчас увидишь, что не все смогут это сделать, а тебе рано или поздно придется.

— И я не смогу. Чего смотреть?

— Сможешь. Я помогу.

— С большим удовольствием я бы упал и уснул, но помучаюсь еще немного только ради тебя.

— Ради себя, малыш!

Стив как-то вдруг испарился, впрочем, так же, как и появился. Тяжелые мысли накрыли Энди с головой, и потекли сверху вниз вязкой масленой массой. Что-то крупногабаритное внутри него воспротивилось, поднялось и застряло, распирая во все стороны. Парень понял, что хочет домой. Сбежать бы. И тогда - Шон победил. Хитрая лиса! Выставил барьеры, и мальчишке приходится бежать в них, словно таракану в скачках.

Пока парень пытался размышлять, леди на сцене знакомилась(-ось) с участниками. И хотя Джорджина упорно называла(-ло) себя леди, периодически она(-о) отпускала(-о) шутки, далеко не свойственные леди. Чем дальше развивалось шоу, тем глубже Энди понимал, что ему все это не нравится. Тем временем завершение первого тура ознаменовалось кучей мужиков, кишащих по сцене в одних трусах. Леди весьма вульгарно пощипывала(-о) их за ягодицы, призывая толпу голосовать. Если вопли и скабрезности, перехваченные пьяным свистом, можно назвать голосованием, то так оно и было. Наверное. В результате всех голосовальных манипуляций на сцене осталось шестеро участников. Они были весьма разные: от явно перебарщивающего пивом лысого дылды до микроскопического тощенького мальчишки. Глядя на него Энди исполнился чувством жалости в то самое мгновение, когда почему-то подумал, что тот похож на блуждающего сперматозоида. Леди порылась(-ось) у себя за пазухой, извлекла(-о) несколько купюр, потрясла(-о) ими перед обнаженцами и сунула(-о) обратно.

— Борьба обостряется! — воскликнула(-о) она(-о). — Шестеро отважных полуголых участников! Поприветствуйте их!

Приветствие разразилось ревом и свистом. Участники напоминали петухов, вздыбивших перья перед дракой.

— Условия второго тура диктуют участникам определенные правила, а именно: остаться не только топлес, но и низлес! То есть абсолютно в чем их мать… мать их родила! После того как эти великолепные тела будут во всех подробностях доступны для вашего всеобщего вожделенного обозрения, вы же и выберете из них только двоих! Самых, на ваш похотливый взгляд, желанных! Эх, и горячо ж будет сегодня в комнатах отдыха! Итак, дело участников - обнажиться! Ваше дело - решить, кто это сделает наиболее эротично! По моему телу уже бегут стада мурашек! Итак, поехали!

Энди видел, как под звуки старой любовной классики, с которой стряхнули слои пыли, но не смогли выветрить запах нафталина, двое участников так и сбежали, не преодолев комплекс стеснения. Оставшихся, казалось, не смущало ничто.

— Не хочешь сделать ставку? — Шон вновь неожиданно возник за спиной парня.

— А ты?

— Ставлю на того мелкого.

— Он как блуждающий сперматозоид, — как-то полупроизнес, полуподумал мальчишка.

Стив расхохотался.

— Ну, ты и сказал! А почему "блуждающий"?

— Потому что… Не знаю.

— Так на кого ставишь?

— На него же.

— Обоснуй.

— Мне нравится, как он двигается.

— О! В корень зришь! Он действительно неплохо управляется с телом! Приятно!

— Что?

— Слышать, что ты становишься профессионалом. Дядя…

— Стив не зря парился, — перебил его Энди.

— Не зря парился, — согласился Шон.

Стив рассмеялся, дружески пихнув парня в плечо.

— Ты смотри-смотри, — продолжил он, — тебе полезно.

— Пользы-то.

Энди задумался. Мысли были неясными, словно тени в тумане. Туман был тоже неясным, каким-то слишком молочным. Да и молоко не совсем напоминало молоко, потому что казалось слишком густым. Короче, парень потерялся в этом тумане в поисках собственных мыслей. Ко всему этому, было уже слишком поздно, и, в конце концов, парень пришел к тому, что думает о Рое. Внутри него родилась улыбка. Теплая. Мягкая. Она поднималась к губам, широко разливаясь. Оболочки всех клеток открылись, впуская внутрь эту неожиданную радость. Нет, Энди не мог ошибиться. Он небезразличен Рою. Ну, это, если так осторожно выразиться, потому что подумать смелее парень не решился. Ему было приятно вспоминать, как Маккена был напуган. Словно мальчишка, которого застукали за чем-то очень запретным.

За своими мыслями Энди отвлекся от шоу и всплыл только тогда, когда на сцене осталось всего лишь два участника. Джорджина продолжала(-о) весело щебетать охрипшим полуженским голосом. Блики на блестках внизу ее туловища как-то слегка угоризонталились, выдавая наличие лишних для женщины отрезков тела.

Участникам финала предстояло изображать сексуально-возбуждающие танцы. Энди принялся рассматривать пару полупобедителей. Первый — мальчишка, лет восемнадцати-девятнадцати с натягом. Модная стрижка с мелированием. Худой, но ладно скроенный. Миловидная, смазливая мордашка с выражением бесстыдной наглости. Парень смотрел на него и думал, что он скорее «да» нежели «нет». Он скорее нравился ему, чем не нравился. Мальчонка все время посматривал в одну и ту же сторону, и Энди заинтересовался. Там, за столом сидел довольно солидный мужчина, благосклонно взирая на это действо. Сытый, похотливый взгляд выдавал в нем явного покровителя финалиста. Он то и дело махал парню пачкой денег, однозначно давая понять, что в случае его победы добавит к выигрышу солидную сумму. Но это так, для затравки.

Второй финалист лет на пять старше, на полголовы выше и на полкорпуса шире мальчишки. Рыжий, коротко стриженый, с густыми выбеленными ресницами. Тело несло в себе следы разумных монотонных тренировок. Группа его поддержки численно была куда солиднее, насчитывая человек шесть-семь. Правда, без денег.

Джорджина исчезла(-о) со сцены, оставив участников наедине друг с другом и одной на двоих наготой. Заиграла музыка. Достаточно медленная и чувственная. Энди рассматривал (именно рассматривал) их танец, отмечая про себя каждую, даже самую ничтожную деталь. Мальчишка был гибким, но смазывал движения, не доводя их до апогейной точки завершения. Второй был более аккуратен, но менее проникновенен. Энди подумал, что, если смешать одного с другим и отбросить лишнее, то танец получился бы почти совершенным. Парню вспомнились слова Стива о власти над толпой, и он неожиданно понял, что техника без чувственности мало чего стоит. Шон прав, нужно развить свободу тела, а для этого - свободу духа. Он же, в конце концов, не боевые танцы индейцев сиу собирается учить.

Толпа бесновалась, выбирая победителя. Джорджина, как-то позабыв, что она(-о) леди показывала(-о) со сцены неопределенные жесты определенного смысла. Выражение ее(-го) лица огрубилось, уже весьма отдаленно напоминая женское. Тем временем участники перешли к парному танцу, совершая далеко не эротичные, а уже, прямо сказать, сексуально-ненормированные телодвижения. Энди взглянул на «босса» мальчишки. Тот сделался еще более довольным. Ему явно нравилось, что происходило с его «подопечным».

Прошло еще минут пятнадцать, и уже одетый победитель к расстройству проигравшего кланялся обезумевшей толпе. Солидный «босс» поднялся на сцену, потрясая пятисотенной купюрой. Облизав мальчика с головы и до… нижней части головы, он с видом лоснящегося превосходства вручил утешительный приз рыжему парню.

— Ну что? — услышал Энди вновь материализовавшегося рядом Стива. — Поздравляю. Ты не ошибся.

— Ты тоже.

— Ну, у меня-то глаз наметан, а ты молодец.

— Учусь у мастера.

Шон вызвал такси, и Энди решил покурить на улице в ожидании машины. Он наслаждался свежестью и относительной тишиной. Народ потихоньку покидал клуб, когда ко входу подали серебристый Мерседес, и почти сразу на пороге появилась пара в сопровождении охраны. Мальчишка и его покровитель. Они сели на заднее сиденье, и Энди чуть не выронил сигарету, заметив, как на стеклах поднялись шторки. Он подумал о себе и Рое. Первый раз и очень вдруг. Он ведь никогда не интересовался, что думают люди, видя их вдвоем. Неожиданно парень понял, что он, вроде бы, тоже как бы мальчик Роя, и ему стало противно. Странное ощущение накрыло его, и Энди потерял, а потом нашел себя в каком-то новом ощущении. Ощущение потребовало срочно разобраться в себе и, собственно, в самом ощущении, чем Энди и занялся. Что их связывает? И связывает ли? Парень покопался внутри и не удивился тому, что раскопал. Он любит Роя. Это не новость. А если и новость, то уже со стажем. Скажем так, не первой свежести новость. Почему любит? Просто любит и все. Не "почему", не "за что", а просто. А что Рой? Трахает его? Да. Играет, как в дорогую игрушку? Да. Удобно? Да. Чисто, вкусно. А что еще? Ах, да! Снимает, выкармливая свою одуревшую музу? Да. О чувствах говорить не приходится. Рой — одиночка, следовательно, и чувства только на одного. А что, если он в своем тридцати пяти… шести… семилетнем возрасте тешит уязвленное тщеславие? Короче, Энди запутался, и вместо того, чтобы прийти к какому-нибудь выводу, ушел в обратную сторону, где, как ни странно, лоб в лоб столкнулся с шальной мыслью. Бесчувственная, безликая, бесконечно ноющая мысль все поставила на места. Привычка. Самая что ни есть привычная привычка. Парню стало тоскливо. А как же сегодняшний мост? Не вяжется с вышеизложенными выкладками…

Подъехало такси, спугнув Энди со спирали размышлений. Желание оказаться дома понеслось со скоростью, превышающей все допустимые пределы, нарушая все правила дорожного движения. И чем сильнее он жаждал, тем медленнее, как ему казалось, двигалась машина. Наконец, знакомая улица. Дом. Парень открыл дверь ключом на колечке с брелоком. С одной стороны «М», с другой - «Р».

Внутри тихо, словно никого. Энди прямо в куртке вбежал по лестнице в студию. Света нет. Горит только подсветка на картине с креслом и монитор компьютера в глубине комнаты. Рой спит за столом, уронив голову на локоть. Рядом пустая бутылка и стакан. Парень сразу понял - Маккена пьян. Еще днем бурбона в бутылке было почти по горлышко. На экране снимок. Ангел. Ветер раздувает рубашку, за спиной крылья. Огромные, почти в его рост. Прозрачные. Сквозь них видно тело. Сложенные. Почему? Еще мгновение, и, если не расправит, упадет. Рой назвал его "падшим", значит, уже не расправит. Муза Роя, похоже, тоже пьяна. Странное ли для нее состояние?! Молчит. Посмотрела, видно, на падение, перенервничала, да и запила горе свое алкоголем. Хорошо запила. Теперь спит спокойно, и нет ей дела до Роя, до Энди. Да и до ангела - тоже.

Мальчишка потеребил Маккену за плечо. Не чувствует, пьян беспробудно. Парень с трудом перетащил его на кровать. Ему все равно, хоть бей его, хоть ногами пинай. Энди стащил с Роя одежду, а тот - словно мертвый. Только не совсем, потому что теплый. Лежит на спине, в груди чуть клокочет дыхание. Ровно так, негромко. Мальчишка разделся, накрыл обоих одеялом, сгреб Роя и замер. Люблю тебя, и мне все равно, что думают другие. И плевать, что думаешь ты сам. Я люблю тебя, и это - единственное, что для меня важно. Если для того, чтобы быть рядом, нужно пасть и разбиться, я не буду думать даже мгновения. Сделаю и не захочу знать, как ты назовешь меня после. Хоть ты и дал мне крылья для спасения, я не раскрою их.

Энди проснулся, потому что Рой застонал.

— Голова чугунная и гудит не хуже колокола, — говорит, сжевывая слова.

— Ничего удивительного. Выпить бутылку бурбона и не помереть - не каждому под силу.

— Бутылку бурбона? Не помню.

— Тогда поверь на слово.

— У меня есть выбор?

— Не думаю.

— Ничего не помню, даже как лег…

— А ты и не лег.

— Ну, я же лежу.

— Моими стараниями.

— Мне всю ночь ангелы являлись.

— Ангелы?

— Сыпались как переспевшие яблоки, а я их снимал.

— Мне тоже ангелы снились. И тоже падали, а ты их снимал.

— Интересно, это они в голове по колоколам бьют или кажется?

— Хотят, чтобы ты их и дальше снимал. Ну, по крайней мере, один из них. Меня тут одна мадам посетила…

— Мадам?

— Ага. Ты хорошо ее знаешь.

— Кто она?

— Муза твоя.

— Моя муза? Ах да. Она может. Чего хотела?

— Идею подала, только тебе сказать побоялась. Говорит, ты пошлешь ее?

— Надеюсь, ты тоже послал?

— Нет. Мы с ней сговорились.

— Ну вот! Разве я не просил тебя от баб подальше держаться?!

— Нет. Первый раз слышу.

Маккена приподнялся на локте и испытующе посмотрел на Энди.

— И чего мне теперь ждать от вашего сговора?

— Рой, — парень тоже приподнялся. — Я хочу, чтобы ты снял падение ангела. Полное.

— Ты что задумал?

— Знаешь, — начал он мягко, если не сказать, лукаво. — Если бы я был художником…

— Все! Достаточно! Мне уже (Рой выделил это слово особенно) не нравится начало!

— Здесь целая выставка получается!

— Боги! Будем считать, мне это снится!

— Могу тебя ущипнуть, чтобы ты понял, что это не сон. Послушай хотя бы.

— Если после этого ты слезешь с меня…

— Я еще и не залезал. А можно?

Рой упал обратно на подушки.

— Почему я не умер? Так издеваться над больным человеком! Да ты - извращенец!

Энди навалился ему на грудь.

— Этого еще никто не делал, а ты сделаешь! Ну, послушай, пожалуйста!

— Чувствую, ты не отвяжешься. Говори.

— Представь ангела до падения. Ты уже сделал его. Я видел в компе. Удивительно, как ты смог это! Потом - падение ангела. Много снимков снизу. И после - он уже падший.

— Ты все сказал? — нервно спросил Маккена.

Парень сник.

— Да, — ответил он, и голос его совсем осел.

— Чудно! Теперь забудь об этом. С меня достаточно одного падения. Знаешь ли, я по самое горло сыт!

— Твоя муза права. Она так и сказала, что ты струсишь.

Рой отвернулся от Энди.

— Разговор окончен.

Парень помолчал, потом сел на кровати.

— Как скажешь. Тому, кто сверху, виднее.

Маккена слышал, как Энди босиком спустился по лестнице. Полежав в непонятном ожидании еще минут десять, Рой поднялся и взглянул на монитор. Ангел. Еще не сорвался с парапета. И крылья сложены за спиной. Сердце его заныло. Они падали вдвоем. И почти разбились вместе.

Запах кофе навязчиво звал вниз, но Рой медлил. Энди тоже молчал, выращивая терпеливую твердость. Он вполне понимал опасения Маккены, даже оправдывал его, но что-то мятежное возилось внутри, разметая все. Кофе пах особенно остро, словно пытался смести запахи сомнения. Дезодорировать их, что ли? В конце концов, Рой не выдержал и спустился.

— Вижу, она действительно искушала тебя, — произнес он шутливо, в надежде вызвать улыбку мальчишки. — Она может. Она такая.

— Знаешь, что бывает с неудовлетворенными женщинами?

— А ты что, специалист по неудовлетворенным женщинам?

— Нет, но кое-что слышал.

— И что же ты слышал?

— Они уходят к другим, — с чувством глубокого знания заявил Энди.

Рой повел бровью, неопределенно качнув головой и перекривив на сторону губы.

— То есть ты готов ублажить ее?

— Если не ты, то кто-то другой. Знаешь, вчера я видел, что делают люди для удовлетворения своего желания.

— И что же ты видел?

— Я был на «голом шоу».

— Вижу, он решил тебя окончательно испортить, — интонации Роя съехали вниз.

— А что, можно еще больше?

— Можно, при желании.

— Ладно. Все ясно. Ты отказался от такой идеи! Садись, пей кофе. По крайней мере, это не грозит никому ничем. И напои до отвала свою музу, чтобы она потом не возбухала.

— Отказался или нет - не имеет значения, потому что у меня сейчас голова идет кругом.

— Во всяком случае, будет оправдание твоей, скажем так, нерешительности. Ну, раз все ясно, оставляю тебя наедине с твоим колоколом и уезжаю портиться дальше. Жаль, что Стив не фотограф, он бы точно не отказался. Тебе бы не мешало поучиться у него смелости.

Энди направился в душ, нарочито громко хлопнув дверью. Звук отозвался многоголосым эхом в голове Маккены. Звонарь слишком сильно раскачал язычок колокола, и теперь он долбит, остервенело оглушая. Рой почувствовал себя за бортом, правда, борт проглядывал весьма мутно. Муза сидела на этом самом борту спиной к нему и обиженно болтала ногами. Наверное, ее тошнило. Готов ли он еще раз рискнуть? Он бы не сомневался, касайся это только его, но Энди… Еще раз пережить падение? .. Ответ располагался на шкале левее ноля, но муза тянула его, словно гирьку на весах, вправо. Маккена поднялся и направился в ванную. Парень даже не повернулся, продолжая намыливать голову. Обиделся. Рой вошел в душевую кабину.

— Что ты хочешь?

— Ну-у-у, как бы тебя.

— Меня, — повторил мальчишка. — Продолжай хотеть.

— Не понял.

— Рой, я всегда делаю то, что ты хочешь. Почему единственный раз, когда я прошу тебя, ты отказываешь?

— Да потому что ты хочешь невозможного! Я сдохну в момент съемок! Не понятно, что ли?!

— Не понятно! Мы с тобой три раза это делали, причем два удачных принадлежат мне. Не так ли?!

— Так.

Рой потупил глаза, и Энди почувствовал, что почти уговорил его. Надо еще совсем немного. Чуть дожать. Он развернулся к Маккене, опустился на колени, поймав его взгляд.

— Я сделаю это для тебя, и ты после сделаешь, что прошу... тоже для себя. Я-то переживу без этого, а вот ты себе после никогда не простишь, — потом улыбнулся как-то по-кошачьи, хитро и сладко.

Рой запрокинул голову, опершись затылком о стенку. Чертов мальчишка! И где только научился?! Волны вожделения, словно невидимые нити, протянутые от каждого ногтя, сплелись внутри и поднялись вверх тугим натянутым канатом. Он понял, что почти готов сделать все, что просит Энди. А ведь парень просит для него же самого, чтобы он создал лучшую выставку в своей жизни. И что теперь с этим ангелом делать, коли рухнул он аккурат на самую его голову?

Мост. Это теперь не просто мост. Это что-то большее. Что-то важное. Без чего жизнь теряет остроту. И река. И вода, что пахнет болотом. Они проникли в душу, проросли, пустили метастазы. Они вошли в его жизнь вместе с мальчишкой его нехитрым приданным. Они нужны ему все. А теперь еще и ангел, что свалился на него на этом же самом мосту. И муза, похоже, тоже переселилась, облюбовав его проклятый. Рой сопротивлялся изо всех сил, но они сильнее, и у него нет больше сил противостоять.

Энди почувствовал, как через тело Роя пробежала судорога, и оно обмякло. Парень скользнул вверх, слизнув капли воды под подбородком Маккены. Изогнувшись змеей, он коснулся губами его плеча и после лизнул между лопатками.

— Конец сентября. Уже завтра может стать по-осеннему холодно, и тогда … ну, сам понимаешь.

— Понимать-то понимаю, но… Очень большое «но». Скажи, ты таким настырным родился или научился быть?

— Это важно?

— Нет.

— Тогда считай, как тебе удобнее.

— Пообещай мне одну вещь.

— Какую?

— Пообещай, потом скажу.

— Не.

— Тогда и я «не».

— А если да?

— Тогда и я «да».

— Хорошо. Обещаю.

— Я это сделаю только один раз. Даже если ни один снимок не получится, повтора не будет. Никогда.

— Значит, они должны получиться.

— Собирайся. У меня мало времени. Колокол дал трещину, того и гляди лопнет.

— Я готов. Едем.

— Что голый?

— А разве ангелы одетыми падают?

— Ну-у-у…

— Ладно. Я пошутил.

День выдался философски-грустным. Солнцу было лень вскрыть облака, и оно нехотя развалилось поверх них. И хотя было еще тепло, запах осени тонкими струями пронизывал воздух. Мост казался приземленным, а вода темной и тяжелой. На душе Роя было неспокойно. Он видел, что Энди курит, опершись о парапет. Отчетливая мысль о том, что он непременно скажет парню что-то до боли важное после всего, проскользнула в голове и, собравшись в тугой комок, осела где-то в неглубокой впадине. И хоть до жути противно признаться самому себе, но Рой все же рад, что столкнулся с Энди в то апрельское утро.

Маккена выбрал ракурс и … И понял, что не в силах махнуть парню рукой, сообщая о своей готовности. Ну не может, и все. А Энди ждет. И ни за что не отступит. А ведь, по сути, он и есть… был ангелом. Встреча с ним, Роем, заставила его пасть. Гомосексуалист… Гей… Голубой… Мальчишка, которого напоили запретной патокой, и он познал, распробовал, полюбил ее вкус. Рой виноват, но что от того? Хоть тысячу раз признай это! Мост. Проклятый мост! Желанный мост! Мост между жизнью и жизнью! И он. Энди. Там. Наверху. На этом самом мосту.

Маккена готов зажмурить глаза. Чтобы не видеть. Но он должен. Мальчишка стоит на парапете. Как тогда. Ладони раскрыты небу. Распахнутая рубашка. Вот оно, мгновение, в ненавистной рамке объектива с крестом посередине. И дальше… Рой не помнил: то ли фотокамера, то ли его сердце щелкало, екало… И звук - металлом по мерзлому стеклу… Смычком по натянутым нервам… На уровне болевого порога… Всплеск воды, словно выхлоп крови из взорвавшейся аорты…

Энди машет рукой. Смеется. Счастливый. Вопрос звучит так пошло:

— Ну?! Снял?!

Снял. Только почти снял с себя кожу. Не сдернул, а срезал тупым ржавым тесаком с зазубринами.

— Я все-таки убью тебя, — нашел в себе силы ответить, лишь когда Энди был уже у берега.

— Может, не стоит этого делать?

— Или ты меня, — и ответ невпопад.

— Проще было бы не спасать. Зачем такие трудности? Раз не помер, поживи еще, — улыбается так широко по-детски и так многозначно по-взрослому.

— Ты почти добил меня.

— Неправда! Не каждому дано наблюдать падение ангела. Ты — избранный.

— А ты…

— Знаю. Кусок дерьма.

Энди перелез на переднее сиденье.

— Ты почему не оделся? — спросил Рой, уже догадываясь о бесполезности вопроса.

— Я хотел еще там, на мосту, — прошептал парень, понимая бесполезность ответа.

— Мы почти дома, — сказал Маккена, чувствуя, что это, в общем, не имеет значения.

— Тебя что-то останавливает? — Энди тоже знал, что для обоих уже ничто не имеет значения.

— Хочешь прямо здесь?

— Это плохо?

— В машине? Посреди улицы?

Ответ не нужен, потому что на него уже нет времени. И оба точно знали это.

— Ты начинаешь меня пугать, — заметил Рой отдышавшись.

— А это возможно?

— Я никогда не воспитывал детей…

— Не бойся, — перебил Энди. — Я послушный мальчик. Очень.

— Вижу.

— Ты — свободный художник. Стив — свободный танцор. Я тоже хочу быть свободным.

— Кем?

— Человеком.

— Ну, Стив! Доверь волку охранять овец! Чувствую, он делает тебя свободным изо всех сил и во всех местах.

— Или портит? — широко улыбнулся парень.

— Ну, учитывая тот факт, что он рискнул позвать тебя на голое шоу…

— А ты откуда знаешь?

— Если применить нехитрые математические вычисления, то несложно догадаться. Ну, рассказывай, чего ты там насмотрелся? Увидел кучу голых мужиков? Возбуждало?

— Я не видел кучу. Я смотрел на одного парнишку…

— Стой! Дай угадаю. Тощенький такой. Вертлявый. И с солидным тылом?

— Откуда ты знаешь?

— Он - частый гость на подобных шоу. На него все смотрят.

— Частый гость?

— Ну, насколько это возможно. Его покровитель прется, когда мелкого трахают у него на глазах. Я видел, как он смотрит.

— А ты бы перся?

— Что за дурацкий вопрос?! Отстань!

Парень отстранился и посмотрел на Маккену слишком серьезно для своего возраста.

— И долго это продолжается? — вновь спросил парень.

— Думаю, что-нибудь как-нибудь года полтора. Да что тебя это так зацепило?

— Нет. Ничего. Просто интересно.

— Блин! Лучше бы я ничего не говорил!

— Рой, — произнес Энди как-то неопределенно, явно выигрывая время для обдумывания. — Как ты думаешь, сколько это еще продлится?

— Что продлится?

— Ну, я про парня?

— Вообще-то, я ничего не думаю, но раз ты спрашиваешь, то…

Маккена и правда задумался.

— Пока мужик не найдет себе новую игрушку.

Энди словно окатило ледяным душем. Все волоски на коже восстали, и это было до поразительности единогласное восстание. Невидимый холодный поток провалился внутрь и замерз там ледяными неровными глыбами. Тело как-то сжалось, выбросив в кровь сгустки чего-то приторного, и оно тромбами забило поры, подняв волны панического страха. И уж что-что, но страх свободно потек по оцепеневшему организму.

— Ты говоришь об этом так вот просто?

— Нужно усложнить? Изволь. Думаю, ты имеешь ввиду чувства? Тогда, как бы тебе это ни показалось жестким, попробую изложить свою позицию. В твоем возрасте люди заморачиваются тягомотными жизненными концепциями. Я имею в виду понятие любви. Чушь собачья! Физико-химическую реакцию, которой они подвергаются в начале этого процесса, они склонны называть любовью. Чистая физиология! Ничего больше! Идиотская зависимость! Наркомания! Люди создают ненужные связи, чтобы после измучиться в них. Зачем?! Ты никогда не думал, почему все трахаются? Я тебе скажу. Это - такая же потребность, как поесть или посрать. Это - механическая работа организма, не более! Гормоны падают, наступает своеобразный голод, необходимо топливо, чтобы ехать дальше. Вот и все. Где здесь любовь? Поел, потрахался, сходил в туалет — на время свободен! А так называемая верность партнеру? Это не что иное, как собственная ленивая привычка. Одному нравится красное, другому - синее. Один предпочитает мерс, другой - ауди. Но это не значит, что, попробовав другое, тебе оно не понравится. Знаешь, что происходит с этой самой любовью со временем, когда она обрастает котлетами, миксерами и иной бытовухой? Она - как щавель, который от многократного пережевывания превращается в шпинат. Вываренный шпинатовый суп без соли. Долго просидишь на нем? Привычка убивает желание! Дальше - секс два раза в неделю по пять минут, вот и вся любовь!

Маккена отстранился и нервно вернулся за руль. Он подумал, что, наверное, наговорил лишнего, но уже ничего не мог с этим сделать. Он даже не мог взглянуть на Энди, потому что понял, насколько жестоко изложил свой взгляд. Эта самая физика с химией производили в нем самом усложненную реакцию, и он ощутил какой-то отравленный привкус на языке. Ему хотелось, чтобы Энди разозлился, начал спорить, но парень упорно молчал. Переварить то, что сказал Рой, мальчишка был не готов. Хотя почему? Ничего нового. Одиночка. Иноходец. Все, что шевелится.

— Наверное, ты прав, — вдруг сказал парень, и теперь Рой оказался неспособен понять это.

Он вдруг осознал, что физические законы не работают, математические выкладки дают сбой, а химия в нем самом травит его изнутри. Есть в этом мальчишке какое-то исключение, которое взламывает его теорию, осыпая разбитыми кирпичами. Глядя на Энди сквозь панорамное зеркало, Рой едва сдерживал себя, чтобы не пуститься в объяснения и отрицания.

— Ну да, — произнес парень, натягивая рубашку, — все верно. Наиграется и забудет в песочнице, как надоевшую формочку, в надежде, что кто-нибудь другой подберет.

Рой остолбенел. Не он ли сам взращивал в мальчишке этот самый цинизм? Не сам ли обрубал все боковые побеги в надежде, что ствол его жизни поднимется ровно без витиеватых кружевных веток? Только секс. Не он ли хотел этого? И вот он - плод. Не совсем созревший, но уже с определившимся горько-кислым вкусом.

Ну, объясни теперь себе самому, почему так дрожали руки, когда сквозь рамку с крестиком в середине ты наблюдал падение ангела, а после мял, целовал, входил в него уже падшего? И тогда дрожали не только руки. Рушилось сознание, выдавливая стон, когда ты извергался в него, и он принимал. Тебя. Незнающего, что такое любовь.

— Ты выглядишь уставшим, — вдруг произнес Энди совершенно спокойно и отвлеченно. — Затрахался?

— Затрахался трахаться.

Что за чушь ты несешь, Рой?! Ты же любишь это больше всего на свете! Ты же хочешь это больше всего на свете! Неожиданная реакция?! Ты же сам смешал реактивы, не понимая, что произойдет, и теперь не можешь сдержать пену, что поперла из пробирки твоих экспериментов. Уничтожив мальчишку один раз, теперь делаешь контрольный выстрел? Чтобы наверняка?

Энди отправился в клуб. Настроение было препоганым. Рой перекормил его какой-то словесной гадостью, и теперь парень мучился коликами. Он думал про Стива. Вот кто нужен сейчас с его жизненным фонтаном. Встать бы под него, чтобы окатил с головы до ног отрезвляющей смесью.

В зале Шона не было, и Энди прямиком направился в его кабинет.

— Стив! — парень едва произнес последний звук, понимая, что тот несколько занят. С Майклом.

— А, детка! — весело воскликнул Шон, словно и не был так «несколько занят».

— Я… я… подожду там, — промямлил Энди пятясь.

— Пара минут! — как ни в чем не бывало согласился Стив.

— Блядская сила! — воскликнул Майкл, отворачиваясь, чтобы глаза его на все это не глядели. — А ты еще говоришь, я ноги не туда ставлю!

Энди подошел к бару и заказал кофе. Мальчик-бармен расплылся в улыбке, понимая, что парень, видимо, только что вляпался в конфуз. Мягко так говоря.

— Как обычно? — спросил он.

— Угу, — даже не слушая, кивнул Энди.

— Четыре слоя и зонтик?

— Угу, — на сей раз он расслышал не больше, чем в первый раз.

— И трубочка с фруктами?

— Без разницы.

Наверное, Рой действительно прав. Вот Стив. Вообще не заморачивается никакими связями. Так сказать, голое удовольствие и минимум дерьма. Майкла тоже, похоже, чувства в самую последнюю очередь волнуют. Дику с Кареллем вообще чувствовать некогда… И всех, кажется, все устраивает. Почему же ему, Энди, не удается так никак относиться к Рою? Почему он готов на самом деле скинуться с обрыва ради того, чтобы… если этого затребуют обстоятельства? Почему вот уже полгода он не перестает нюхать его рубашки и всякий раз умирать, когда тот касается его?

— Кофе, — голос бармена разорвал цепь рассуждений. Как-то неожиданно.

И слава богу! Потому что они уже пошли оборачиваться по второму разу, проковыряв достаточно глубокую колею.

— Что? — спросил Энди, исподлобья взглянув на бармена.

— Кофе, говорю, — повторил тот.

— Что это? — не понял парень, тупо уставившись в бокал с напитком.

— Латте с сиропом и украшением. Стив велел делать определенный кофе для тебя. Так сказать, кофе для Энди. Сказал: эротический. В секси бокал.

Мальчишка расхохотался.

— Что Стив велел? Делать мне специальный сексуальный кофе?

— Эротический, — поправил мальчик.

— Да это же коктейль для маленьких девочек! Убери это порно из трубочек и зонтиков!

— Что тут происходит? — услышали оба веселый голос Шона.

— Ты издеваешься надо мной?! — возмутился Энди. — Это - не секси, это - порно кофе!

Шон щелкнул пальцами, побуждая бармена убраться.

— Я не ждал тебя так рано.

— Стив, я не за этим приехал.

— Мне уже не нравится начало. Что стряслось? Рой?

— Да нет! Рой — он и есть Рой.

— Исчерпывающее заявление. И все же?

— Да ничего не произошло. Я вновь искупался в реке и решил после выпить с тобой кофе.

— Да что же это за мания такая?! Что Рой опять придумал?!

— Не он. Я. Мы снимали падение ангела.

— Стой! Он что у вас каждый день теперь падать будет? Чертов фотограф! Говорил же: это заразно!

— Поздно, Стив. Я давно заражен. И тебе это тоже давно известно.

— Ну, да, — грустно согласился Шон. — Но тебя какая-то собака изнутри гложет. Детка, я давно живу на свете, и…

— Знаю. Ошибаешься редко. Скажи, почему он это делает?

— Кто и что делает?

— Ну, вчерашний мальчишка из шоу?

— Я знал, что ты спросишь. Был лишь вопрос времени.

— Знал? Почему?

— У тебя было такое выражение, когда ты увидел с кем он, что я сразу понял. Ну, как тебе сказать? Не из-за денег. Это точно. Я бы назвал это стилем отношений.

— Рой тоже назвал.

— Эка, как тебя зацепило! Это - идеальный консенсус в отношениях для определенной пары.

— Что такое "консенсус"?

— Золотая середина. Каждый из них добивается от партнера, чего хочет своими способами, а в итоге: это пока держит их.

— Стив, а как ты относишься к любви?

Более резко спросить, пожалуй, трудно. Шон понял, что не готов ответить. Нет, не то чтобы не готов - не готов испортить парню жизнь. Он, конечно, тоже эгоист, но не Рой. Далеко не Рой. То, что тот уже дал объяснения, не подвергалось сомнению, и Стив, стараясь делать это как можно более аккуратно, ответил:

— Сочувственно. Я стараюсь существовать параллельно, не соприкасаясь с ней. Это - мой принцип параллельного существования.

— Отсюда и столь длительные отношения с ним?

— Мы не напрягаем друг друга. Мы берем из отношений только лучшее. Удовольствие. Никаких обязательств. Никаких разочарований.

Энди задумался. Стив сказал то же, что и Рой. Чувства не предусмотрены. Но как владеть собой, когда они существуют независимо от желания и воли? Как ничего не чувствовать, если живешь этим? Если каждая клетка тела только тем и занимается, что чувствует? А у Роя со Стивом по-другому. Их позицию трудно оспорить, потому что время показало результат. Чувства Энди - словно их выставили голыми перед глумящейся толпой - завыли внутри. Заскулили, обливаясь слезами от собственного бессилия и унижения. Ненужные чувства, обреченные на одиночество. Парню стало по-настоящему страшно.

— Детка, — произнес Шон мягко. — С самого начала я предупреждал тебя. Мне жаль, что ты не послушал.

— Стив, — Энди почти взмолился, — неужели это навсегда?

— Я не знаю ответа. Скажу лишь: что касается Роя - он и так превзошел себя. Он дает тебе то, что не давал никому. Послушай один совет. Не растворяйся в другом человеке, как бы сильно ты ни любил. Это приведет к тому, что ты окончательно потеряешь себя. И помни то, что я уже говорил. Рой лишь позволяет себя любить.

— Да. Я помню.

— Юношеские влюбленности почти всегда приносят страдания. Они почти всегда заканчиваются ничем. Просто будь к этому готов.

— Спасибо, Стив.

— Кстати, я все никак не скажу тебе, но на завтра у нас с тобой несколько необычная программа, — Шон был рад сменить тему.

— Какая?

— Все завтра, но ты мне будешь нужен часа на три. Я сам договорюсь с Роем.

— Он собирался снимать рекламу.

— Чудно. Мы решим, как и что нам распланировать. Но мне совсем не нравится твое состояние.

— Ну, в общем, да. Состояние нестояния. Пройдет.

— Могу предложить чудный вариант. Выбить клин клином.

Энди улыбнулся. Слова Стива показались ему неоднозначными.

— О каких клиньях идет речь? — откуда-то сверху спросил Майкл. — Если забивать, то это по моей части.

— Да, забиваем мы все хорошо, — погасил его Шон. — Рой обидел детку. Смотри, он плакает.

— Ах он мерзавец! — воскликнул Майкл. — Как посмел?! Нашу-то маленькую пони?!

Парень почувствовал, что сейчас действительно расплачется. И бар, и Стив расплывались в подступившей призме слез, но Шон перехватил ситуацию, дружески стиснув ладонью плечо парня.

— Не курнуть ли нам трубку мира?

— Ну, в общем, да, — согласился Майкл. — Гормон радости никому еще не помешал.

Стив вернулся с коробочкой и папиросной бумагой.

— Сейчас совместим приятное с невредным, и еб..ь оно все конем.

Шон затянулся, передав снадобье Майклу, а тот протянул Энди со словами:

— Детка, аккуратненько, медленно и не слишком глубоко, словно секс в первый раз. Ага?

— Ага, — безразлично согласился мальчишка.

Вкус ему не понравился.

— Какое-то сушеное перебродившее дерьмо! — скорчился парень.

— Ну да. Немного есть, но сейчас излечит импотенцию твоего настроения.

Они покурили еще по кругу, потом еще.

— Смотри-ка! — весело воскликнул Майкл, глядя на Энди. — Пошла эрекция! Глазки у нашей киски заблестели!

Парню полегчало. Он даже пропустил мимо ушей, что уже превратился из пони в киску. Проблемы теряли цвет и вязкость, становясь легкими и прозрачными. Его внутреннее существо распустилось подобно бутону, что бесстыдно выставляет бархатную сердцевинку в ожидании ласки. Его повело.

— Лучше, когда тебя лишают девственности друзья, — заметил Майкл. — Они уж точно не накосячат.

— Ну, мы как раз немного накосячили его, — поправил Шон.

— Хочу трахаться с тобой, — прошептал Энди, наклоняясь к уху Стива.

— Т-ш-ш, — ответил Шон, но Майкл услышал.

— Стив? — он недоуменно повел бровью, но тот остановил его взглядом.

— Мне кажется, у тебя были дела?

— Дела? — не понял Майкл.

— Дела, — настоятельно ответил Стив. — Серьезные и неотложные.

— Ах, ну да! Я позабыл! — как бы вспомнил Майкл, последними усилиями сдерживая улыбку. — Я побежал!

— Надеюсь…

— Не сомневайся!

Майкл растворился в пространстве подобно утреннему туману, хотя в дверях все же обозначился, хихикнув как-то по-идиотски.

Шон был поражен. Экспрессия Энди перла из него нескончаемым потоком. Она подавляла собой все, и Стив позволил ей изливаться беспрепятственно. Мальчишка диктовал волю. Уверенно и мощно. Грубо и нахраписто. Он знал что делает. Точно знал.

«Науку постиг», — удовлетворенно подумал Шон, одеваясь и не сводя с парня глаз.

* Голое шоу.

Часть 14. If I am able.

14. IF I AM ABLE.*

Жизнь разгонялась реактивным самолетом. Шасси едва оторвались от твердой уверенности, как обнаружилось, что автопилот отключен. И не отключен даже, а хуже: он вообще не предусмотрен в данной модели. Катапульта, может, и работает, но нет парашюта, и пользоваться ею бесполезно. Энди казалось, его вот-вот разотрет в порошок перекрестными ветрами. Он просто не успевал жить. Сознание трещало, как скорлупа под колесами грузовика, рвалось одичавшим зверем, металось из угла в угол, слепо билось о решетку костей. Даже если бы он попытался с этим что-нибудь сделать, это вряд ли что-либо изменило. Ему постоянно хотелось спать, и даже когда он спал, ему снилось, как ему этого хочется.

Самолет Роя тоже разгонялся, но почему-то навстречу и... по той же полосе. Диспетчеры на земле то ли зазевались, то ли заболтались, и теперь окаменело смотрели, ожидая столкновения. А тут еще и планер Стива. Летает себе, не в силах отвернуть от попутного ветра.

Вернувшись из клуба, Энди решил, что опоздал на поле битвы и сражение закончилось без него. Роя не было. Еды не было. Алкоголя тоже не было, зато все, что этому сопутствовало, имелось в переизбытке. Одна коробка из-под пиццы… Вторая, пустая наполовину… Рой, видно, оставил Энди половинку пиццы, но не закрыл крышкой (даже не подумал это сделать), и ее перекосило от долгого ожидания. В общем, она умерла в одиночестве от горя.

В студии, по всей вероятности, происходило модное дефиле с элементами (элементами?) оргии, потому как все рубашки Роя валом лежали на кровати. Энди показалось, что тот был под действием каких-то галлюциногенов раз, перемещаясь по комнате, не замечал, как с него спадала грязная одежда. Он перешагивал через нее, не споткнувшись, как видно, ни разу. Машины в гараже тоже не было, из чего Энди заключил, что они вместе.

— Блядь! (можно, конечно, заменить на „черт“, но это будет политнекорректно) — выругался он. — Убью его! Пусть только вернется!

Но слова оказались слишком мягкими, чтобы выразить то, что чувствовал парень, и он выругался повторно. Но уже как следует. Выбрать угол, к которому предстоит подогнать бульдозер и самосвал, не представлялось возможным, потому что к ним было не пролезть, и Энди начал с середины. В общем, оттуда, где стоял. Поначалу он злился. Как это возможно, чтобы один человек за полдня создал такой хаос? Правда, если подумать, о ком идет речь, все становится возможным. Это же Рой! Для него - раз плюнуть! Парень повесил рубашки и собрал грязную одежду. Кашемировый тонкий пуловер еще хранил тепло хозяина, и парень прижался к нему лицом. Прилипшие феромоны. Запах Роя. Приятная волна стекла внутри Энди, но тут же возмутилась, вздыбившись вверх. Щавель! Шпинат! Похоже, лисицы не прочь полакомиться травой. Чавкают! Морды в месиве! Ненасытные, прожорливые твари! Вся стая здесь! Разлеглись, заполонив собой все мысли и сознание. Мальчишка вновь злится. Не как ангел. Слишком импульсивно.

Наконец, поборов, скорее грязь, нежели себя, он спустился в гостиную. Засунул все коробки в пакет, бутылки - туда же, примял ногой, а пакет... возьми, да и разорвись. Все на полу. Удачно, как нельзя! Купить бы курицу по-тайски, забить ею холодильник до верху и успокоиться… Так нет же! Лисицы упираются. Не хотят курицу. Им еще шпината подавай! Козы разборчивые!

Когда Энди убрал, вычистил, помыл, купил, приготовил, постирал, вынес, вывесил и, наконец, сел, он совершенно отчетливо осознал, что ангел не выжил, ну, если бы, конечно, вовремя не мутировал. Не успел парень выдохнуть, как услышал, что подъехала (подъехала?) машина. Роя. И стоит теперь на газоне. По крайней мере, передними колесами - точно. Энди даже не нужно выходить, чтобы убедиться. Это и так очевидно. Отчего эти проклятые лисицы не разлеглись там?! Передавил бы и точка! А после я бы убил тебя, Рой, но перед этим сдох бы сам (наверное), потому что все равно не смог бы этого сделать. Никогда. И черт с ними, с коробками, рубашками и газоном! Жаль только, что лисицы выжили!

Пьян! Опять пьян! О-о-о! Еще и обдолбан! Насмерть! Черт! Блядь! Мать твою! И стрелка на часах как-то смущенно ощупывает тройку. Она даже кажется короче. Стесняется, наверное, опасаясь, что Энди запустит чем-нибудь в циферблат. А вторая — ничего. Ни при чем, как бы. Тычет неопределенно в „двенадцать“. Ни нашим ни вашим. Ни конец, ни начало. Так, что-то между тут.

От усталости у Энди мутится сознание. Он бы порушился прямо здесь, так нет же! Рой однозначно это сделает раньше. Он уже начал.

— Откуда тебя принесло в таком виде?! — мальчишка почти испугался собственного вопроса.

Это уже похоже на семейные разборки. Как и говорил Рой. А после - секс два раза в неделю. По пять, кажется, минут. Неужели началось? Парень не поверил самому себе.

— Cказать правду или соврать?

— Как хочешь!

— Трахался со Стивом, — Маккена еле выговаривает слова. — Полночи. Устал.

Отличная новость! Две! Максимум удовольствия! Минимум дерьма! Железная логика! Получай, Энди, теперь свое сокровище!

— Разве ты не рад, что я вернулся?

— Сказать правду или соврать?

— Скажи „да“.

— Нет! Это я устал, как собака, вычищая за тобой все эти помои, но, чувствую, ты сейчас сотворишь новые!

— Помилуй, Энди! Я не собираюсь блевать! По крайней мере, здесь!

— О! Это утешает! Спасибо огромное!

Рой нетвердо пытался перемещаться по гостиной. Он балансировал по краю возможности не рухнуть и не убиться. Наконец, парень не выдержал. Маккена оказался тяжелее раза в два, и мальчишке пришлось тянуть его из последних сил.

— Что произошло с твоими рубашками? — наконец не вытерпел Энди, стараясь отдышаться на площадке между лестничными пролетами.

— А с ними что-то произошло?

— Ты выволок все до единой!

— Ну, да. Я хотел застать тебя в клубе.

— Исчерпывающее объяснение. Только смысл утрачен.

— Я хотел трахаться с тобой.

— Это не ново, но ясности не вносит.

— Я искал лучшую.

— Не сомневаюсь, что нашел! Не застав меня, ты развлекся с Шоном?! Отлично!

— Не худший вариант. Правда? Шон — это святое! А сейчас я хочу продолжить здесь и опять…

— Продолжай, я не помешаю.

— С тобой.

— Со мной, — повторил Энди с непонятной интонацией. — Как видно, мое желание не учитывается.

— Я хочу трахаться! Сейчас! Ты же знаешь, это возникает спонтанно (Маккена запнулся на последнем слове) и требует немедленного удовлетворения (Энди еле опознал слово)!

— Удачи! Только без меня…

Откуда-то в Рое поднялись недюжинные силы. Видимо, взорвался взбродивший резерв. Отказал! Кому?! Ему?! Ну нет!

— Не знаю, какой отравой ты меня кормишь и куда подмешиваешь ее, но я никогда не хотел никого больше…

— Как-то неожиданно, но это - твоя проблема. А сейчас я должен удивиться и поверить? — парень старался высвободиться, но Рой наседал.

— За всю жизнь я не делал этого больше, чем с тобой. Я хочу затрахать тебя до смерти.

— Чьей? Надеюсь, твоей, — а слова вязнут, липнут изжеванной жвачкой.

Смесь дыхания и алкоголя опьяняет, словно сам нетрезв. Паралич мозга. Ну, в принципе, предсказуемый. Ни одной мысли. Ни единой. Как только Рой коснулся его, сработали блокаторы, отключились системы сопротивления, иначе бы их разнесло в щепки. Открылись шлюзы, пропускающие мощные селевые потоки смеси гормонов и адреналина. Сквозь кожу выдавились горошины пота, чтобы не взорвались клеточные оболочки. Мембраны задребезжали. Весь организм в секунду превратился в машину, способную выдержать мощь ядерного взрыва. Единственное, чему она не могла сопротивляться — всепроникающая радиация запаха.

Рой настаивал. Энди сдавался. Кто рискнет противостоять?

— Меня сводит с ума этот запах падшей невинности, — задыхаясь, шептал Маккена, и слова звучали безумно, и тот, кто рождал их, тоже был безумен. — Эти твои афродизиаки, будь они неладны!

Сплав алкоголя, наркотиков, температуры и вожделения уже превратил его в сосуд для буйства демонов. Он понравился им. И они заселились с удовольствием. Ни один экзорцист, будь он самым изощренным в своем ремесле, не рискнул бы, пожалуй, сейчас тягаться с этой силой.

— Хочу тебя! — хрипели демоны. И после, переходя на стон, — Убью тебя!

— Да! — вторила машина, едва выдерживая силу ударных взрывных волн.

— Убью тебя! — хохотали демоны.

— Убей! — скрежетал в ответ металл рвущихся оболочек.

Стрелки на часах, словно поймав момент, понеслись то ли друг за другом, то ли друг от друга, но нервно и быстро. С перепуга. Десять… пятнадцать минут, а они несутся по кругу, как заговоренные. Тридцать… тридцать пять… сорок… сорок четыре… пять… шесть… и вдруг замерли. Встали. Как вкопанные. Притаились, словно и нет их.

Рой резко оторвался и уставился на Энди. Тупо. Словно только что свалился откуда-то, очнулся и не понял, что произошло.

— Тебе почти удалось, — устало и прерывисто произнес парень.

— Что? — не понял Маккена.

— Ты почти убил меня.

— Слава богу, что почти. Не знаю, что со мной. Как ты?

— Не понял пока. Надеюсь, кости уцелели.

Рой наклонился и поцеловал парня. Минутное отрезвление показалось реальным.

— Перестань пичкать меня, — прошептал он, облизывая пересохшие губы сухим языком.

— Чем?

— Желанием, — ответил тот, улыбнувшись половинкой рта. — Я так сдохну, наверное.

— Только вылези из меня перед этим, а то я буду стесняться.

— Ты?

— Я.

— Сделаю вид, что поверил.

На этот раз самолеты увернулись. Чистая случайность. Разошлись в небе, создав кипящую турбулентность. Разнесли посадочную полосу в хлам. И садились с переломанными шасси на горное пастбище с валунами. Рой, преодолевая зашкаливающие силы тяготения, перекатился на пол и застыл.

— Все. Не могу больше, — скорее проскрипел он, даже почти не шевеля губами.

— Э! Э! — спохватился Энди. — Даже не думай здесь уснуть! Давай вставай!

Он старался поднять его, но никак не мог преодолеть силу земного притяжения. Гравитация - на максимуме. Левитация - на нуле.

— Рой! Ну помоги же мне! Ты весишь восемь тонн!

— Да-а-а, — окончание фразы съехало и неопределенно оборвалось.

— А, черт! — простонал Энди, бесповоротно проиграв в последней попытке.

Маккена спит. Лежит неудобно. Как-то между „на боку“ и „на спине“. Джинсы полуфабрикатом до середины ягодиц. Ни надеты, ни сняты. Парень прислонился к балясинам и закрыл глаза. Его тоже повело, словно кто-то осыпал снотворным порошком и сильно превысил дозу. Секунда. Вторая. Он все же разлепил глаза и потащил себя вверх по ступеням. Спускаться с одеялом и подушкой оказалось не многим легче, и мальчишка почти завалился на Роя. Расстелив на полу одеяло, он перекатил бесчувственное тело, кое-как соскреб с того одежду и вновь потащился наверх. Плед и вторая подушка почти добили его, и Энди рухнул рядом, накрывая обоих уже в беспамятстве.

Где-то слишком упорно что-то звонило. Хоть навязчиво, но далеко, и Энди решил сквозь сон, что не желает с этим разбираться. Потом он почувствовал, что у него ноют лопатки, но, заключив, что ничем не может помочь самому себе, отмел прочь и эту мысль. Ему было неудобно и как-то холодно спине, но спать хотелось больше, и он не шевельнулся. Наконец, звенеть перестало, и парень почувствовал себя счастливым. Почти. На какое-то время. Было тихо, но что-то трясло его за плечо. Преодолевая тонны сопротивления век, Энди открыл глаза. Над ним на корточках сидел Стив.

— Буду рад, — промямлит мальчишка, — если ты мне снишься.

Не дождавшись ответа, но, согласившись со своей мыслью, он вновь закрыл веки и провалился в сон.

— Я бы тебе снился, если бы не волновался так.

Энди резко сел, словно сработала пружина на скручивание тела.

— А, Стив. Привет.

— Ты меня видишь?

— Не вижу, хотя слышу. Этого мало?

— Да что с вами?

— С нами? А что с нами?

Он снова открыл глаза и замотал головой, стараясь стряхнуть остатки сна. Мозг булькнул. Остатки сна - нет, и Энди еще какие-то мгновения оставался в состоянии сонной контузии. Потом вскинул на Шона прозрачный, бессмысленный взгляд. Ни одной мысли. Нет даже напыления.

— Что ты тут делаешь?

— Сижу и думаю, что это вы тут делаете.

Энди покосился на Роя.

— Спим, — ответил быстро, но неуверенно. — Тебя что-то смущает?

— А должно?

Маккена перевернулся на спину и протяжно вздохнул.

— О! Еще один всплывает. Обнадеживающе, — заключил Стив.

— Кто из вас меня бил? — сонно спросил Рой. — На мне нет ни одного живого места.

— Кто-то из вас бил меня, — Энди усилил последнее слово. — Это на мне нет живого места.

— А, Стив, — сладко протянул Маккена, опознав сквозь глазную щелку мутную конфигурацию друга. — Что ты тут делаешь?

— Меня уже спрашивали. Кажется, работаю наркологом и психотерапевтом.

— А мы вызывали?

— Вы?! Не знаю. А что касается двух засранцев, что заставили меня притащить сюда свою задницу, им точно не помешает.

Рой привстал, удивленно оглядываясь по сторонам.

— А мы что тут делаем? — спросил, едва войдя в реальность одной ногой.

— Видимо, — философски заключил Энди, вытягивая из-под сознания размазанные мысли, — решили разнообразить нашу унылую семейную жизнь.

— Если ты хочешь, чтобы меня вывернуло, продолжай, — оборвал его Рой.

— Тогда, не знаю, — слегка раздраженно ответил парень.

— Ничего не помню, — заключил Маккена. — Последнее, что приходит мне на ум…

— А он есть?

— Это то, что я трахался с тобой в клубе, — Рой вопросительно взглянул на Стива, надеясь, что тот знает больше.

— Ну, я был не последним в этом списке, — пояснил Шон, не вкладывая в слова никаких эмоций.

Маккена перевел взгляд на Энди, но понял, что он знает не больше него самого.

— Список я, пожалуй, не оглашу, но я чуть ли не собак нанял разыскивать тебя в коридорах.

— Я что? Перетрахал все мужское население континента?

— Надеюсь, что после всего уцелел хотя бы детка.

— Не уцелел, — улыбаясь, признался тот, столкнувшись с таким взглядом Роя, какого еще не видел.

— Ничего не помню, — оправдываясь, простонал Маккена, пытаясь на ощупь определить степень износа своего тела.

Он еще раз огляделся вокруг.

— Не припомню, чтобы я когда-нибудь спал на лестнице.

— Все когда-нибудь что-нибудь когда, — Энди с трудом выговорил некогда услышанную от него же фразу.

— Так, звезды, — не выдержал Стив. — Вы вдоволь напились моей крови. У меня рухнул гемоглобин. Восполняйте теперь кофе и тостами.

— Фу, Шон! Там куча углеводов.

— Ничего не знаю! — прервал Шон. — Лучше углеводов, чем дерьма, как у некоторых. Оно мне надо, спозаранку разыскивать твое обдолбанное тело?! Я ушам не поверил, когда мне сказали, что ты уехал на машине.

— И что, не доехал?

— Доехал и, кажется, даже припарковался…

— На газоне, — окончил мысль Энди.

— Надеюсь, на своем?

— К счастью, да.

— Хорошо, — облегченно заключил Рой. — Соседи не вынесут мне мозг.

— А есть что выносить? — засмеялся парень.

— Ну, что-то же давит изнутри на череп! Так значит, я и с тобой трахался?

— Удивлен?

Стив брезгливо двумя пальцами поднял использованные презервативы.

— И, сдается мне, не один раз. Столько спермы на ветер.

Рой несколько смущенно, но очень довольно улыбнулся.

— Хорошая новость! В последнее время у нас не получалось больше пяти раз за день, и то редко. Я уже собирался к сексопатологу сходить.

— Чтобы прописал тебе успокаивающие? — Энди на всякий случай отодвинулся, чтобы не схлопотать подзатыльник.

Маккена, пожалуй, отвесил бы этот самый подзатыльник, но манипуляции, которые при этом необходимо проделать, показались ему чрезмерно сложными. Парню повезло. Он, наконец, поднялся.

— Задница болит.

Энди вопросительно взглянул на Роя.

— Что ты на меня так смотришь?! Я-то тут при чем?! Это же твоя задница! Откуда мне знать, что с ней приключилось! Она же на тебе растет! Чуть что - сразу Рой!

Стив не удержался и расхохотался.

— Черти! — нежно произнес он. — Блин! Герои-любовники!

— Сил нет, — словно не расслышал Маккена.

— Ну еще бы! Такая потеря белков! Энди, дай ему…

— Не дам! Не могу!

— Большой кусок свинины, — окончил Шон, так и не затормозив.

Мальчишка показательно обнюхал себя и заключил:

— Подождет! Я сам воняю не лучше свинятины в стойле.

— Помойся, — поддел его Рой. — Я грязную не хочу.

— Да пошел ты! — огрызнулся парень уже с нижней ступеньки.

— Или хочу? — вслух подумал Маккена, производя доскональные изыскания у себя в паху. — Стив, милый, кофе, наверное, в полке, а молоко может быть в холодильнике. Или не быть, не знаю.

— Отличное в вашем заведении обслуживание! — крикнул Шон вдогонку Рою.

— Самообслуживание! — поправил тот. — Я буду черный, а детка… Сам знаешь!

— Не объешься!

— Одна доза! — от самой ванной крикнул Маккена. — Для поддержания сил!

Стив сварил кофе. Вытащил из холодильника все, что смог там найти, и даже успел отрезать полтора куска ветчины, когда повеселевшие друзья появились в гостиной. Глядя на них, он чуть не поперхнулся от смеха.

— Вы бы себя видели! Какой грузовик вас переехал?!

— Меня - Рой, — не заставил ждать Энди.

— А меня - товарный поезд, — грустнее и обреченнее сообщил Маккена.

— Рой, — парень заластился кошкой, — пожалуйста, пожалуйста, покажи ему ангела.

— Вот он. Пусть смотрит сколько влезет.

Он ткнул парня пальцем в грудь.

— Ну, того, с крыльями, — парень вдруг стал пятилетним капризным ребенком, выпрашивающим конфету.

— А что ты мне за это дашь? — Рой мгновенно преобразовался в шестилетнего, не менее капризного мальчишку.

— Я же только что тебе дал!

Энди осталось только упереться кулаками в бока и отвесить губу.

— Не помню, — Маккена наглел на глазах.

— Так! — не выдержал Стив. — Знаете что?! Только не говорите, что вы опять собрались… Мне вполне хватает одной такой кроличьей семьи! Второю я уже не выдержу!

— Вот видишь, — обрадовался Энди. — Торг неуместен!

— Валяй, покажи мне ангела, — Шон пытался внести стройность, — а вечером выставишь ему проценты. Кстати, детка, ты не забыл, у нас сегодня по плану невиданный акт самозабвенного самопожертвования и раскрепощения самозакомплексованно сжатой недосвободной личности на благо процветания свободноизъявленного искусства.

По мере последовательного произнесения этого сложносочлененного набора звуков брови парня лезли на лоб.

— Рой, лучше покажи ему ангела, а то, чего доброго, хуже будет.

— Согласен.

— Энди! — окрик Маккены застиг парня в дверях. — Скажи Стиву, чтобы завтра шел к черту! Нам надо, наконец, сделать эту проклятую рекламу!

— Я попробую, но, боюсь, он пошлет тебя раньше!

— Тогда передай ему, что я не пойду! Мне некогда!

— Как бы мне не пришлось отдуваться за всех, — улыбнулся парень уже на улице.

Энди застал в клубе табун каких-то молодых людей. Человек десять. Не меньше. Пройдя мимо них уверенным шагом завсегдатая, парень вошел к Стиву в кабинет.

— Привет. Ты что, решил сменить персонал?

— Пока нет. С чего ты взял?

— А что там за стадо? Они пялились на меня, словно на обезьянку в цирке.

— Поверь моему опыту, мой мальчик, на обезьянок так не пялятся, — улыбнулся Стив. — А все эти молодые люди вот уже минут сорок ждут твоего звездного появления.

— И что им всем из-под меня надо?

— Твое недозревшее, но при этом чувственно-недоразвращенное тело.

Брови парня опять поднялись, придав легкую волнистость загорелой шкурке лба.

— Что-то мировосприятие сегодня тормозит на входе в голову, — так же сложно попытался ответить Энди.

— Вот они и пришли помочь ему лучше проскакивать внутрь. Ну, что-то типа смазки.

Брови мальчишки попытались взять очередную высотную планку, но поехавший вниз подбородок до критического значения растянул кожу лица, и предел ее эластичности на этом закончился.

— Стив, ты что задумал? Только не говори, что…

— Прости, детка, но учитель готовит тему урока, так что раздевайся, чувствуй себя свободно и вперед.

— Не, меня это не вдохновляет.

— А тебя, собственно, и не должно. Вдохновение сейчас больше им нужно. — Стив махнул рукой в сторону двери. — К тому же, если оно смазано бумажкой, на которой нарисована пятерка с двумя нулями, оно должно усилиться.

— Какая бумажка? — не понял Энди.

— Короче, — заявил Стив тоном, не терпящим недопонимания. — Раздевайся и иди, поработай моделью. Я объявил, что куплю два лучших эскиза - себе и Рою, так что не трать мои деньги зря, котик.

Если и можно было быстро убить Энди, то кроме Шона этого, наверное, быстрее никто бы не сделал.

— Часа три. Может, чуть больше, — Стив добил парня видом зашкаливающей наивности. — Если у тебя возникнут напряги, скажи, мы устроим перерыв.

Где должны возникнуть напряги, парень спросить не решился, подумав, что Шон все пустит в давно знакомое русло. «Вот и тебя накрыло „голое шоу“. Он прав. Тему урока выбирает учитель. Сам же просил», — подумал мальчишка.

Энди разделся. Нехотя. Ему подумалось, что он как-то сразу уменьшился. Механизм, стягивающий его тело в какую-то неопределенную внутреннюю точку, работал исправно.

— Смелее, детка, — подбадривал Шон. — В прошлые разы мне казалось, ты не такой стеснительный. Надо бы спросить у Роя. Но, судя по всему, я могу уже предугадать ответ.

— А он знает, чем я собираюсь заниматься?

— А надо? Если хочешь, чтобы все рисовали твое возбужденное чувственно-недоразвращенное тело, я его вызову. Поверь мне…

— Не надо.

— Только очень тебя прошу, не думай о нем.

— Боишься, подъемный механизм сработает? — Энди улыбнулся, и Стив почувствовал, что парень расслабился. Ну, почти.

— А что, нет? — он по-лисьи хихикнул, удаляя из парня последнюю дозу блокаторов стеснения.

Энди был удивлен. Мозг требовал объяснений. Его стеснение, казалось, застеснялось вперед него самого и спряталось, заливаясь краской в каком-то тесном темном углу. Он еще успеет слиться с ним. Позже.

Шон повозился, выбирая позу, в которой парню придется прикидываться статуей на протяжении последующих трех… Трех? .. часов. Наконец, удовлетворившись эндиной, вполне классической греческой позой, оставил его наедине со временем, самим собой, глазеющей толпой и удалился. Поначалу парню было несколько неудобно. Только чуть-чуть "несколько". Казалось, он ощущает каждой клеткой кожи материальность этих десяти взглядов. Он даже научился классифицировать их. Каждый касался его по-своему. Кто-то гладил, кто-то буравил, что-то прикидывал на себя. Он почему-то ощущал их даже спиной. Прошло совсем немного времени, и парень уже смотрел на художников свысока. Со снисхождением уверенной в себе модели. Благо, сцена, его рост и наглость позволяли.

Стив, который периодически всплывал в поле зрения Энди, потихоньку начал слизывать капли, срывающиеся из переливающегося через край, распустившегося спокойствия парня. Он смотрел на него опытным взглядом творца, оценивающего только что созданную модель. Излазив и исследовав его близко, он впервые увидел мальчишку с такого расстояния. Обнаженная луна, взирающая с высоты сценического неба. Он вдруг подумал про ангела. Ангела Роя. Ни ребенок, ни взрослый. Тонкое мягкое состояние перехода. И не мальчик, и не мужчина. Шаткий туман, который недолго бывает в утренние часы пробуждения. Чуть раньше - и его еще нет. Чуть позже - и его уже не будет. Рой видит дерзко. Бросает вызов богу, творя свой мир. Есть у художников такой особый взгляд, пропитанный потаенным вожделением, слишком легким, чтобы его заметили другие. И любой объект, любая вещь, попадая в его призму, изламывается, гранится в нем, вскрывая иной, потаенный смысл. Рой специально утяжеляет, называя его блядским, но Шон знает: он просто прячет его в грубую, шершавую оболочку, чтобы ничто не нарушило сплетения невесомых прозрачных нитей, из которых он соткан. И сейчас Стив смотрит на мальчишку именно этим взглядом Роя. Он видит нерасправленные незрелые крылья, так бережно сложенные у того за спиной. Он почти близок такому состоянию художника, когда мозг делится на три полушария, и этот третий сегмент рвет личность пополам, заставляя одновременно существовать в двух параллельных измерениях, как масло из воды, выталкивая на поверхность тонкую пленку второй внутренней реальной сущности. Сущности творца.

Странное ощущение вьет гнездо внутри Стива, чтобы после возвращаться. Возвращаться всякий раз. Причастность. Это что-то, чему нет объяснения, чье касание неощутимо. Что-то, что миллиграммами создает то, что после явится миру целостно и мощно. Что-то, что после нельзя будет разделить, поймать или отнять. Ветер, сочащийся сквозь пальцы. Сколь сильно ты ни чувствовал бы его порыв, сколь страстно ни пытался увидеть — все и ничего. Всегда и никогда.

Стив проходил, заглядывая в эскизы, но они не нравились ему. В них не было того, что он видел в компьютере Роя. Призма взглядов этих полухудожников еще примитивна. Слишком мало граней. Это пока только природный алмаз, не превратившийся в бриллиант. Но Шону не это нужно. Сейчас, глядя на Энди, он, как искусный ювелир, аккуратно снимает со своего кристалла пыльцу примеси пустой породы, осторожно полируя каждую грань.

Часа через полтора он объявляет перерыв, перекур, перекофе или чай.

— Я чувствую себя вылизанным котенком, — сообщает парень, разваливаясь в кресле. — Они так смотрят, что скоро слижут с меня кожу.

Стив улыбается. Вот он, еще один художник. Видит мыслеобразами.

— Жаль, не пишу романов. Я бы стянул у тебя эту фразу.

— Ну и как мой член?

Шон посмотрел парню в пах.

— Мне кажется - в спокойном состоянии.

Энди захохотал.

— Да я не о том! Я про рисунки!

— А-а-а, — протянул Стив. — Там тоже. Это плохо?

— Можешь предложить коррекцию?

— Ну-у-у, надеюсь, смогу тебе как-нибудь помочь, хотя задача видится мне почти неразрешимой.

— Ладно. Пока я там буду изображать идеальное тело, ты подумай, как бы ни облажаться. А пока предоставь мне сигарету и кофе.

— Горд назначением меня продюсером, костюмером, психоаналитиком и любовником к столь выдающейся капризной порнозвезде. Когда можно прийти за зарплатой?

Стив поклонился.

— Проценты будут определены вечером, если очень постараешься.

— Н-да, — протянул Шон. — Наконец-то я начинаю понимать, о чем это мне тут на днях Рой вещал. Детка вошел во вкус. Начинаю бояться.

— Ну тебя! — отмахнулся Энди, затягиваясь и запрокидывая голову.

— „Ну“ не получится, могу предложить себя только в „ню“.

— Это как? — парень резко одернул голову.

— Аналогично тебе.

— Ню тебя! — мальчишка расплылся в улыбке.

— Иди уже! Мне нужно время подготовиться.

Минут через двадцать парень вновь стоял в позе греческой классики. Он -

тот же и не тот, словно змея, сбросившая обносившуюся шкуру и сияющая новой - влажной и яркой. И взгляд. Далеко не как у греческой скульптуры, сколь совершенной она ни была бы. Живой. Смазанный смесью игривости и кокетства. Вот тебе и детка! Двухнедельный, подобранный на улице щенок, выросший в огромного охотничьего пса. Он еще слизывает с рук молоко, но уже раздувает ноздри на запах добычи.

Стив еще раз прошелся между художниками. Он давно приметил те две работы, которые купит. Карандашные наброски. На каждой - Энди, и лишь на этих двух - детка, но ни на одной ангела. Рой приучил его знать, как движутся мышцы партнера, когда в момент асфиксии сознания он подчиняется воле желания, но у нарисованных Энди они двигались бы совсем по другому. Стив видел это.

Процесс становился утомительным. Тело парня съезжало с позы. У него затекали ноги, и он явно мучился никотиновым голоданием. И чего они столько возятся? Уже раз по пятьсот облапили его взглядами. Парень начал нервничать. В животе голодные кошки гремели погремушками. Кофе покинул желудок и создавал давление в мочевом пузыре, а уровень никотина настолько осел, что почти переходил в отрицательные значения. Какое же это счастье - что Рой не художник-бумагомаратель! Улитки, наверное, уже затрахали бы друг друга насмерть, а эти ослы все никак не совместят его форму с бумагой! Провались оно все пропадом! Внутри возня. Потребности и невозможности достигли высшей точки разногласий. Сейчас они столкнутся, и Энди пошлет все к чертям собачьим. И лучше им всем убраться до того, как он поймет, что рисунки ему не нравятся, а они ему уже подсознательно не нравятся. Он так решил. И зачем только Шону все эти плоские копии, когда вот он, Энди, живой, теплый, звучащий и пахнущий?! И всегда рядом. И феромоны при нем. Ну, налей, насыпь, намажь их на эти мертвые копии, они же сдохнут в тот же момент!

Мысли парня опасно путались, словно шершавые стебли, цепляясь друг за друга. Ужасно хочется есть… Нет, ужасно хочется курить. На фоне этого есть, конечно, хочется, но не настолько ужасно. Кстати… Уже не кстати. Вспомни что-то, что меньше всего достойно воспоминаний, как оно уже тут. Лисицы. И кошки с погремушками им не мешают. Тесно, правда, в желудке, ну так они же хитрые. Лезут в пах. А там - кофе. Ну, вылакали бы уже, свободнее бы стало. Они ж - нет, морды воротят! Топчутся, жмут на какие-то точки, и… Вот оно, желание. Вполне человеческое. Природное. Отдельное от того, что хочется в туалет. Мужское. Подъемный механизм разработан и смазан, так что…

— Все! — Энди взорвался. — Идите все на фиг!

Молодежь переглянулась, а после единогласно уставилась на Стива.

— Ну, раз он сказал, придется идти, — тот пожал плечами и почти виновато улыбнулся.

— Мне надоел весь этот вялотекущий онанизм!

Шону стоило немалых усилий не подавиться внутренним смехом. Ему стало щекотно внутри, но он перетерпел. Расплатившись за два рисунка, он вошел в кабинет. Энди там не было. Шон нашел его у бара.

— Детка, — сказал он мягко. — Это называется эксгибиционизм.

— Что?

— Твой вид. Стесняюсь напомнить, но иногда одежда бывает очень кстати.

— Я три часа стоял как идиот, голый на всеобщем обозрении, и все это время это так не называлось?! Кому теперь какая разница, в каком виде я пью кофе?!

— Тогда это называлось "обнаженная натура"…

Стив видел, что Энди злится. Он делался милым. Ему осталось только сжать кулаки, и тогда бы Шон точно разрыдался. Не точно, и даже не приблизительно. Сделал бы вид.

— Давай, показывай, что они там понарисовали!

— В кабинете, — очень тихо объяснил Стив. — Там и сравним.

— Ну, что скажешь? — вкрадчиво спросил Шон, легко коснувшись кончиками пальцев выступающего позвонка на шее и скользнув от него к впадинке под волосами.

Энди не спешил отвечать, попеременно вглядываясь то в один, то в другой рисунок. Стив еще раз повторил пальцами ту же комбинацию, разглядывая, как восстают волоски на руке парня. Тот подался головой назад, протяжно выдыхая.

— И все же? — как бы невзначай, поинтересовался Шон, пробежав рукой по позвоночнику вниз, чуть задержавшись между лопатками.

Энди молча опустил рисунки. Вернее, они сами как-то опустились. Ответ очевиден: „Без разницы“. Ему пришлось даже немного расставить ноги, чтобы не упасть, когда невидимая пелена обволокла его плотным теплом. Неширокий круг по животу, и... парень забыл про рисунки. Всего лишь три магических пасса. Работают безоговорочно. Шон убедился в очередной раз.

После, когда Энди еще качался в волнах оглушающей неги, Стив прошептал:

— Кто бы тебя ни трахал, всегда трахайся сам. И если ты не взмок, не покрылся испариной и у тебя остались силы, значит, ни черта ты не можешь. Отдавайся чувствам целиком. Если уж рискнул любить, то люби. Если же отважился ненавидеть, делай это без остатка.

Парень не ответил. У него не было сил.

— Знаешь, — продолжил Шон, распутывая влажные пряди его волос, — в такие минуты это самое уязвимое, самое незащищенное состояние человека. И если бы я был сатаной, то являлся бы собирать души именно в это время. Странно, что он до сих пор не догадался. Кстати, ты смотрел „Убить Билла“?

— Ну.

— Помнишь, она убила его за пять касаний?

— Это было классно!

— Считай, я убил тебя всего лишь за три. И еще, — Стив вдруг сделался серьезным, — я хочу сказать тебе одну вещь. Ты должен помнить об этом. Прости, что сейчас, но у меня может больше не выпасть шанса. Если не будешь хотеть или будешь делать ЭТО (Стив выделил слово) по каким-то иным причинам, не позволяй никому касаться тебя в этих местах. У тебя слишком тонкая чувствительность. Будет больно. Подумай над всем этим.

Парень взглянул на него, но не решился ничего спросить. Тот смотрел необычно. Слишком из глубины. Энди помолчал и лишь спустя мгновения улыбнулся. Где-то очень внутри себя.

— При встрече, — прошептал мальчишка.

— Что?

— Я непременно шепну ему.

— Кому?

— Сатане.

— Ты - смелый мальчик, детка, — вдруг произнес Шон, и опять стал самим собой.

— Ты про сатану?

— Я про Роя.

— Ты же сам сказал: когда нечего терять, рискни всем. Я запомнил.

— Не боишься?

— Кого?

— Роя?

Энди ласково посмотрел Стиву в глаза, и в карих кружках вспыхнули искры.

— Потому что он слишком свободен и слишком полигамен?

Шон не ответил.

— Нет.

— Чего же ты от него ждешь?

— Ничего. Скажу тебе больше. Он даже не полигамен. Он - Рой.

— А ты сегодня молодцом. Должен признаться, дядя Стив…

— Давно живет на свете…

— Но сегодня был удивлен…

— Моей развратной наглости.

— Твоей свободной сексуальности. Я думал изгонять твои комплексы, а оказалось…

— Я случайно забыл их дома. Прости, что не предупредил. Вчера постирал и повесил…

— Найду на веревке?

— Не уверен. Боюсь, их уже умыкнули.

— Купим новые?

— Стив, я - избалованная детка. Дешевые не хочу, а другие… Дорого. Отложим на время? К тому же, я слышал, они идут в наборе с народным эскимосским костюмом, хотя… Если только Рой оплатит.

— Поговорю с ним.

— Не откладывай надолго. А картинки!.. Так себе.

— Я что, зря потратил деньги?

— Считай это актом благотворительности. Я на них какой-то… В общем, не детка.

— Просто Энди?

— Типа того.

— В солярий поедешь?

— Темный шоколад?

— Ага.

— В его возрасте пора на молочный переходить, чтоб давление так часто не поднималось.

„Какая же у него необычная улыбка, — подумал Энди. — Обласканная. Лисья“.

* Если я смогу.

Часть 15. It's for you, baby.

15. IT’S FOR YOU, BABY! *

Энди вскочил, как ошпаренный, когда почувствовал прикосновение чего-то до омерзения холодного.

— Эка, как тебя возбуждает! — хихикнул Рой, потрясая перед глазами парня бутылкой.

— Что это? — сонно спросил тот.

— Это? Это то, что должно сделать тебя счастливым.

Мальчишка посмотрел на бутылку в упор, но лицо его выразило противоположные позитиву чувства. Причем, далеко противоположные. Очень.

— Убери от меня эту гадость! — он почти взмолился.

— Не-е-ет, дорогой мой, — оскалом улыбнулся Маккена. — Я точно знаю, она возбудит тебя. Я помогу. Взгляни, какие там дивные, пропитанные клеем ягоды! И цвет перепуганных фисташек! А если поболтать, пойдут напрочь окосевшие газы. Попробуй.

— Стой! В прошлый раз ты говорил, что вкус интересный.

— А я разве сейчас обратное утверждаю? Даже слишком интересный.

— Можно я поверю тебе на слово?

— Она вызывает у тебя вожделение?

— Рой, кажется, именно ты отбил у меня всякое вожделение при слове «она».

Маккена поставил бутылку на пол.

— Вот и у меня не вызывает, — произнес он куда-то в сторону. — А должна, потому что у меня на нее должно хоть как-то стоять, иначе рекламе финита ля комедия. Там еще две аналогичные. Одна покраснела от стыда. Другая посинела от ужаса.

— Интересно, — воодушевился Энди, — а моча после нее тоже синяя будет?

— Предлагаю не экспериментировать. Лучше мучиться догадками еще лет десять. Однако, как бы прискорбно это ни выглядело, нам придется на время впустить ее в наше с тобой тесное гей-сообщество.

— Только не заставляй меня с ней…

— Придется, и, думаю, поимеет она нас не по-детски.

— И каковы шансы на оргазм?

— Ничтожные.

— Ну, раз не избежать, дай мне спать. Все потом.

— Не нравится мне твой пессимизм.

— Есть, правда, один выход…

— Лучше бы был вход.

— Тебе грех жаловаться. Короче, придется тебе стать этим, эксбиги…

— Эксгибиционистом? Неужели?

— Ага. И пока я буду ее нежно обнимать и облизывать…

— Тьфу! Меня вывернет.

— Надеюсь, до этого мы успеем кончить… покончить с этим.

Машина остановилась около высотного здания, одетого в светоотражающее сверкающее стекло. Лестницы, площадки, вазоны из темно-бордового полированного гранита показались Энди сказочными. Они действительно выглядели сказочно в сочетании с металлическими золотыми вставками. Парень стушевался. Еще полгода назад он не решился бы даже подойти к нему, а теперь понимал, что предстоит еще и войти внутрь.

— Мы куда? — нерешительно спросил он.

— Туда, — беззаботно ответил Рой.

— А меня пустят?

— Конечно же нет! — не оборачиваясь, ответил Маккена. — Я войду, а ты останешься жаться на улице.

Потом повернулся и лукаво подмигнул.

— Стив мне тут доказывал, что поборол твои комплексы. Он ошибся?

Энди издал неопределенный звук. Какой-то скрипучий и скорее напоминающий нечто между «му» и «ну», при этом облаченный в вопросительно-неуверенную форму.

— Смелее, детка. Дядя Рой…

— Давно живет на свете, — как заученный стих продолжил парень, — и…

— Знает, что делает.

— Знает, что делает, — повторил мальчишка, съезжающим на шепот голосом.

— Там, наверху есть бизнес-гостиница. У них дивная площадка для летних фуршетов. Вид необыкнове-е-е-нный! Я же обещал тебе крышу. Смотри. Вон там.

— И? — с нотами надежды спросил Энди.

— И-и-и, — протянул Рой с какой-то свойственной только ему интонацией, густо замешанной на издевке и умилении. — Реклама! Двигатель одурачивания и прогресса! Смазка, позволяющая влезть в кошельки!

— Ты хочешь снять здесь рекламу?

— А ты имеешь что-то против? Реклама плоха или площадка недостойна?

— Учитель выбирает тему урока, — неизвестно к чему сказал Энди.

— Да ты близок к обмороку! Смелее, детка!

— Рой, что-то я не уверен…

— Ты так говоришь, словно это случилось с тобой впервые. К тому же, на крыше мы еще никогда не делали это…

— Что?

— Что-что! Рекламу! — Маккена развел руки, пожимая плечами.

Площадка оказалась еще более дивная, чем живописал Рой. Нагретый увядающим осенним солнцем мрамор источал тепло. Темный дизайн мебели с розовыми скатерками и подушками на диванчиках гармонировал с цветом камня. Цветы. Много. Повсюду. В клетках восторженно щебетали птицы. Вдалеке, за резным широким парапетом в горделивом восторге возвышались стройные небоскребы, увенчанные легкой облачной фатой. На фоне необыкновенно ясного для этого сезона неба они выглядели чеканно-рельефно. Кусок рая, стянутый у бога.

— Вау! — пожалуй, это был весь словарный запас Энди, доступный к извлечению из мозга.

— И все? — удивился Рой, рассчитывавший на большее разнообразие.

— Вау! Вау!

— Вижу по твоим щенячьим глазам - ты в восторге.

Мальчишка медленно передвигался по площадке, касался мебели, зависал в неопределенном пространстве, потом опять двигался, вновь ступорился. Маккена наблюдал с умилением матери, увидевшей первые шаги своего ребенка. Перевесившись через перила, парень воскликнул:

— Ох и ничего себе!

— Э-э! — остановил его Рой. — Смотри не свались!

— Боишься? — парень лукаво взглянул через плечо. — Правильно делаешь!

О-о-о! Это не был взгляд ангела. Маленький демон, заучивший уроки искушения!

— Энди, ты решил ускорить мою кончину?

— Ну, это не в моих интересах, — произнес он, издеваясь. — К тому же, ты дал мне крылья. Видишь: они при мне!

Мальчишка показательно повертел плечами.

— Это рай? — спросил он, подставляя лицо солнцу.

— Что-то типа того. Я бы назвал его клоном.

— Тогда не понимаю, что заставляет ангелов падать.

— Ну, видимо, нечто, что лучше рая.

— Хотя, да! Знаю одну такую причину. Ну да ладно! Доставай свои волшебные приборы! Будем делать лучшую в твоей жизни рекламу! Дай-ка мне эту адскую смесь в бутылке. Я должен свыкнуться с ней. Итак, какие у нас мысли?

— Никаких, — ответил Рой, так и не вытащив из карманов рук. — Ни одной идеи. В последнее время ангелы рушатся у меня в голове один за другим. Они уже заполонили там все свободное пространство.

— Никаких, — повторил Энди. — Отлично! Это уже много. Есть из чего выбирать. Упакуй своих ангелов и сдай в камеру хранения.

Пока Маккена возился со штативами и камерой, парень открыл бутылку, хлебнув из нее пару раз.

— Фу, я этого точно не хочу.

Рой приладил камеру и взглянул на дисплей. Энди сидел на перилах, спиной к нему. Он болтал ногами в точности как и его муза. А вот и она! Опять искушает! Надо бы начать ревновать. Но разве это что-то даст? Ее можно понять. Он молод и дерзок. Под ним - двадцать два этажа смерти, а он греется на солнце, и ему плевать. Рядом на парапете бутылка. Вот она, реклама. Не надо ничего больше. Чертова муза! Бесстыжая баба! Накинула бы хоть что-нибудь на плечи! А то запрокидывает голову, подставляя солнцу остроконечные соски…

— Энди, сиди так! Я сделаю пробы.

Маккена отснял несколько кадров. А что, если чуть опустить камеру? Ракурс снизу взять? Это добавит высоты. И немного приблизить? «Естественно даже для ангела». Вот и надпись. В студии он пришьет ему крылья. Рой уже видит их. Чуть уставшие и вялые. Небрежные. Кое-как сложенные. Все верно. Но в них должна быть мятежность и дерзость. Потому что напиток именно для таких. И все-таки он любит ее. Свою музу. Ее кровь состоит из вожделения, риска и адреналина. Правильная смесь. И то, что она благоволит мальчишке, естественно. Он такой же. Кроме того, она — баба. Ревновать как-то унизительно.

— Реклама готова! — весело сообщает Рой.

— Как?! Уже?!

— Видать, ты прикормил мою музу, раз она льнет к тебе, как пчела к меду.

— Хорошо, что не как муха к дерьму! И что ты там снял?

— Иди, посмотри.

Парень начал поворачиваться. Поставил ногу на перила и замер.

— Рой, ты чего?!

— Стой! Не шевелись!

— Я, вообще-то, сижу.

— Без разницы! Только не двигайся.

— У тебя такое лицо, что, по меньшей мере, ты видишь у меня за спиной инопланетного монстра. Можно начинать бояться?

— Делай, что хочешь, только не двигайся! Я сейчас привяжу тебя чем-нибудь за ремень. Ты мне еще нужен.

— Неужели? Нет.

— Что нет?

— Не привяжешь. Риск возбуждает. Или я ошибаюсь?

— Кого?

— Тебя в первую очередь. Ведь ты на таком расстоянии, что не успеешь, если я упаду. Мне нравится, когда ты возбужден. А кроме того, — Энди сказал это обреченно, — я живу с тобой, а это уже больший риск. Не так ли?

Рой ничего не ответил и лишь нервно пытался оторвать камеру от штатива. Мальчишка смотрел на его безумие и радовался. Тихо. Про себя.

— Избавься от этой дряни! — крикнул Маккена.

Какой дряни? То ли от монстра, то ли от бутылки… Иди разберись. Парень решил применить метод проб. Впрочем, он удачно совпадал с методом исключения. Если не бутылка, тогда… О, нет! Только не это! У Роя пьяный взгляд. Тот самый.

— Что? — тихо спрашивает Энди, медленно отпихивая ногой бутылку.

Она падает на розовые плиты. Звук какой-то противный. Глухой, словно взорвался фурункул.

— Поставь рядом вторую ногу и обхвати руками, — просит Рой.

— Хорошо-хорошо, только не волнуйся.

Парень повинуется.

— Так?

— Подожди. Расстегни рубашку, чуть подай вперед левую ногу и наклони посильнее колено.

— Расстегиваю, — отвечает Энди, так и не понимая, что происходит с Маккеной.

— Чуть подайся вперед так, как если бы ты сидел на траве. Вот-вот! Отлично. Теперь смотри.

— Смотрю.

— Я сейчас буду медленно передвигаться. Ты сам не шевелись, только поворачивай за мной голову. Ага?

— Типа ага, — соглашается парень.

Рамка с крестом посередине. Надо взять чуть выше. Пусть будет больше неба. И балясины не нужны. Слишком приземлено. Тяжелые они какие-то. Перегружают низ картинки. У Энди не остается сомнений - Рой смотрит глазами художника. Этот кипящий взгляд! Сквозь него видно, как плавится нутро, как текут молекулы, сначала разрывая, а потом создавая новую нить ДНК. Ту, что дается свыше. И только избранным. Ту, что позволяет видеть тайную суть. Ту, что вытащит эту суть на поверхность и закристаллизует в единственном мгновении. Вечном. Художественном.

Парень послушен. Он делает то, что просит Маккена, и так, как он просит. Он как никто другой знает, что сейчас разложен на мелкодисперсную разноцветную пыль, из которой художник лепит глубинный образ. Незнакомый. Потаенный.

Рой делает пару шагов, опускается на колено, прицеливается, заталкивая увиденный образ в жесткую рамку фотокамеры. Крест оптическими щупальцами захватывает картинку, чтобы выстрел-щелчок попал в цель. Выстрелы единичные. Редкие. Значит, снайпер. Меняет позицию. Стопроцентное попадание. Без осечек. Без рывков. Без паники.

Энди поворачивает голову, глядя в дуло объектива. Рой почти у него за спиной. И смотреть надо через плечо. Плевать, что мышцы начинают ныть, и по ягодицам стайками бегут колики. Маккена отступает еще на шаг.

— Опусти подбородок. Спрячь его за плечо. Мне нужны только глаза. Смотри на меня.

Рой делает последние снимки.

— Ты — идеальная модель, — наконец говорит он, довольно вздохнув. — Идеальный ангел.

Энди продолжает сидеть на ограждении.

— Я немного завидую.

— Кому?

— Себе. Ведь ты уже видишь крылья? Какие они?

Потом помолчал мгновение и добавил:

— Мои крылья.

Маккена улыбнулся. Мальчишка опять был ребенком, и Рой вновь исполнился материнским благоговением.

— Они… Они такие же, как и ты. Бесшабашные, сложенные небрежно, по-хулигански. Одно крыло, как и коленка - изломом ниже второго и зацеплено за него стрельчатыми крайними перьями… Наверное, что-то типа того.

Следуя за объяснениями, Энди почти видит их. Только теперь он понял, что именно тот снимал.

— Все же, — вдруг сказал парень, — если это рай - не понимаю, как отсюда рушатся ангелы.

— Хочешь, покажу? — спросил Маккена, подступая вплотную. — Что предпочтешь: эту бестелесную красоту или мою грешную земную оболочку?

Он смотрел уже другими глазами. Взгляда художника не было. Это был взгляд Роя. Просто Роя. Нежно коснувшись губами плеча парня, он спросил:

— Выбрал?

— Да. Падаю.

Мужчина на ресепшене, золотого возраста, наглаженный до хруста, расплылся в коммерческой улыбке.

— Чем могу быть полезен?

— Лучший номер часа на два, — обычно, словно покупал газету, произнес Рой.

Портье на мгновение запнулся. Сдавливая любопытство, он посмотрел на Маккену, потом на Энди так, чтобы никто не понял его интереса. Его отполированный взгляд не понравился парню. Какое право он имеет позволять себе что-то думать? И не просто думать, а засалено? Их отношения — это не то же самое, что у мальчишки из «голого шоу» с его покровителем. Совсем не то же самое.

— Я хочу трахаться, — вдруг дерзко выпалил Энди, не ожидая от себя подобной смелости. — У кого-то проблемы с этим?

Портье растерялся. Вышколенность съехала, и ему не сразу удалось водрузить ее на место.

— Он хочет трахаться, — пожал плечами Рой, словно был здесь вообще ни при чем.

— Да, конечно, — засуетившись, согласился мужчина. — Никаких проблем. Лучший номер на два часа.

— Все верно, — подтвердил Маккена, — если, конечно, успеем. Он любит делать это несколько раз и долго.

Прости, Рой, кто любит? Нет-нет, никаких вопросов!

Терраса показалась Энди убогой по сравнению с номером.

— Здесь даже страшно чего-нибудь коснуться, чтобы не испортить — протянул парень, рассматривая обстановку.

— Коснись меня, — пошутил Маккена, наблюдая за парнем.

Тот ответил не сразу, не в силах противостоять гипнозу восхищения. Рой не настаивал, продлевая парню эти сладкие мгновения. Энди подошел к огромной круглой кровати. Потрогал рукой. Осторожно, словно это было что-то хрупкое. Стеганое покрывало, расшитое атласными цветами, охватывало ложе богатой рюшей. Парень приподнял его, окончательно потерявшись в своих впечатлениях. То ли впечатлений было слишком много, то ли Энди был недостаточно крупным, но они едва вмещались в него. Постельное белье лукаво блеснуло шелковыми, цвета чайной розы, бликами. Какой-то неясный звук родился в груди парня, но так и остался там, раздавленный эмоциями.

— Что будет, если я лягу?

— Попробуй, — тихо ответил Маккена. — Посмотрим.

Энди повернулся, и Рой увидел, как искры праздника вспыхивают в яшмовых кружках. Нет, это были не искры, это были фейерверки искр. Мальчишка из-под моста. Бездомный бродяга, которого жизнь мотала, словно ветер, гоняющий опавший лист. Он смотрел на Роя и до сих пор не верил, что это - он сам. Не во сне. Не в мечтах. А вот так. Здесь. Сейчас.

Яшмовые глаза. Взрыв души, что льется сквозь них сияющим счастьем. Поблескивающие камушки в ушах. Дрожащая полуулыбка. Это словно моментальный снимок, запечатленный сознанием Маккены, отпечатанный навсегда на самой тонкой ее мембране.

— Рой, — нежный звук, словно бабочка коснулась раскрывающимся крылом тонкой струны. – Рой.

И вот руки уже обвивает шею. Энди целует неожиданно, особенно как-то. Поцелуй благодарности, куда вложено столько чувств, что Маккена не готов. Это впервые. Обескуражен? Да. Удивлен? Да. Смят? Еще как. Обнимает руками худощавое тело, а оно кипит, словно Посейдон вздымает в нем великие волны. Падший ангел, что выбрал земную плоть. Грех, который может быть грехом, только если это не бог дал человеку силу таких чувств. Демон, что искушал ангела, или ангел, соблазнивший демона? Это не ад, не рай. Третье измерение со своими законами.

— У меня ноет все тело, — говорит Энди, лениво переворачиваясь на живот. — Посмотри, крылья-то хоть на месте?

Рой целует теплую влажную кожу между лопатками.

— Чуть помялись, а так - ничего.

Мальчишка вдруг заливается хохотом.

— Ты чего? — недоумевает Маккена.

— Будешь смеяться, если скажу.

— Ну, так давай. Не все ж тебе одному.

— Мне кажется, — парень едва может говорить между накатывающим смехом, — я похож сейчас на голубя, разодранного кошками. Тушка, а вокруг перья.

Улыбка Маккены расползается.

— Для голубя ты слишком мелкий. В самый раз воробей.

— Э-э-э! — возмущается Энди. — Не надо грязи! Посмотри, какие крылья!

— Вижу, — парирует Рой, стараясь ущипнуть парня за лопатку. — Знатные. Ни дать ни взять, орлиные!

— Знаешь, — говорит парень с нотками грустинки, — даже если у меня больше ничего не будет, я все равно счастлив. Вспоминая этот день, можно еще долго жить.

Холодная струйка пробежала внутри Маккены. Обожгла. Научила чему-то. Что такое счастье? Миг? Воспоминания? Оно разное. Непохожее одно на другое. Для каждого свое. Мальчишка, которому оно неожиданно выпало, запомнил, аккуратно спрятал в какую-то коробочку, чтобы в отчаянные минуты жизни достать, приоткрыть крышку и просто ощутить его запах. Странно. Рой именно так и подумал. В юную оболочку тела загнан дух, которому известно страдание. Оно и сейчас там. Оно будет там всегда. Рана, едва прикрытая тонкой кожей, что начинает кровоточить, если чуть нарушено зыбкое равновесие. Страшно. Хрупкий сосуд. Да, со временем он обрастет жесткой толстой кожурой, но внутри навсегда останется треснувшим тонким стеклом.

Рой погладил парня по волосам. Нежно. Как умел. Он бы сказал ему сейчас что-то важное, но это - слабость. Минутная. Мгновенная. Завтра, когда все вновь станет обыденным, он пожалеет. Конечно же. Свобода. Это вечное, незыблемое. Это постулат его жизни. Фундамент. Он так долго возводил его, что сейчас упорно отказывается признать, что тот дал трещину. Не страшно же. Чуть бетона и все. Сочтем, что фундамент дал осадку. Часто случается. Стены не повело - значит, все нормально. Устоится. Такой же фундамент и у Стива. Один проект. У Стива все в порядке. И архитектор не ошибся, и строители слатали на славу. Просто попали в грунтовые воды, но пласт неглубокий, а значит, не размоет.

Минутная слабость. Теплая кожа между лопатками. Все нормально. Чистое удовольствие. В конце концов, почему нет?

Роя повело. Шелковые простыни - как рамка к картинке. Их много, этих картинок, но эта - любимая в коллекции. Просто нравится и все. Коллекционер — особая категория параноиков. Хочу обладать! Обладаю! Держу, как дорогой экспонат, в стеклянной витрине с замком. И ключи в кармане.

Открою, войду, когда надо. Ах, как движутся мышцы! И позвоночник играет. Размятый. Податливый. Пальцы пронизывают темные волосы. Они уже длинные, отросли. Мягкие, шелковые, избалованные дорогими шампунями. Рой давит на затылок Энди, почти впечатывает лбом в подушку. Четвертый позвонок выступает влажным лоснящимся бугорком. Возбуждает. Очень. И когда только парень научился так подчиняться? А, без разницы! Простыни теплые. Сексуально теплые. Возбужденные. Впитавшие запах экстатического вожделения. Похожи на Стива. И есть, и нет их, но это добавляет ощущений. Цвет чайной розы. Цвет сладкого искушения. Покрывало сползло. Лежит на полу, открыто раскинувшись. Цветы смяты. Изломаны лукавыми складками. Оно и должно было сползти. Покров смущенной скромности, но не здесь. Не сейчас. Слишком наивные, слишком нежные цветы. Сюда бы подошли дерзкие, с развратным резким запахом. Лилии, наверное. Или магнолия.

Рой тоже груб и резок, словно энергия эта копилась в нем долго, словно не было такого же взрыва десятью минутами ранее. Рычит, треплет мальчишку. Трахается. Именно. Он никогда не называл это «заниматься сексом», и уж тем более «заниматься любовью». Разные вещи. Не называл, потому что и не делал. Ну, во всяком случае, достаточно продолжительное время. Скалится. Запрокидывает голову, открывая рот, словно терпит боль. На лице маска отчаяния. Он близок к тому единственному спазму, который взорвет его сознание, вырвет из тела, чтобы потом, когда пройдет оцепенение мышц, грубо вбить обратно. Энди всхлипывает. Шелк впитывает пот и слезы. Еще немного и он потеряет остатки сознания, чтобы после оно плавало разрозненными обрывками, тупо пытаясь соединиться в пазл.

Энди устало идет за Маккеной. Он чувствует себя так, словно только что всплыл из наркоза, в котором его разобрали, прочистили каждый обломок и собрали снова. Нужно время, чтобы все части вновь притерлись и приняли свое обычное положение.

— Рой! Дружище! — окликает сзади незнакомый голос.

Мужчина, лет так что-то около сорока, одетый, хотя и не по офисному стилю, но очень элегантно, спешит к ним, раскрывая объятия.

— Марк! — несколько растягивая звуки, радостно восклицает Маккена. — Мы словно живем на разных планетах!

— Триста лет! Я был удивлен, когда ты вчера позвонил! Куда ты пропал?! — потом переводит взгляд на парня, добавляя. — Хотя, понимаю.

— Марк, это Энди.

— Очень приятно, — мужчина приветствует парня легким изящным кивком.

— Энди, это Марк Александр Гринвуд, мой боевой товарищ по юношеским проискам.

— Взаимно, господин Гринвуд, — улыбнулся мальчишка, стараясь сделать это как можно более элегантно.

— Просто Марк, — тут же поправил тот. — Думаю, пара минут со старым другом сильно не нарушит ваши планы?

— С удовольствием.

Энди видел, что Рой действительно рад. Кабинет господина Гринвуда напоминал восточный музей. Оказавшись там, парень почти забыл собственное имя. Разговор друзей он слышался урывками.

— Наконец и я увидел того, о ком сейчас болтают все.

— Все? — Маккена сделал вид, что удивлен. Надо сказать, у него получилось.

— Рой, ты человек общественный. Любое положение всегда несет издержки.

Марк украдкой смотрел на Энди.

— Моя дурная слава еще не изменила мне?

— Думаю, она тебя переживет.

— Тогда ей придется воздвигнуть мне пьедестал.

— Выпьешь что-нибудь?

— Как всегда.

— Ну, это бурбон, — широко улыбнулся Марк, доставая из бара бутылку.

— Должно же быть у меня еще хоть что-то постоянное кроме дурной славы!

— А мальчику?

— Антиалко, как Шон говорит. Энди!

Парень вздрогнул, обернулся, так и не закрыв рта.

— А?

— Сок? — вежливо поинтересовался Марк.

— Благодарю, — наконец мальчишка догадался, что было бы прилично все же прикрыть рот.

— Нравится кабинет?

— Никогда не видел ничего такого, — начал виновато оправдываться парень.

— Я пятнадцать лет прожил в Индии и, чтобы не скучать, привез кусочек сюда.

— Классно! — воскликнул Энди, вызвав у Гринвуда сдавленную улыбку.

— Не стесняйся. Рассматривай дальше. Как тебе дизайн номеров после ремонта? — поинтересовался Марк, поворачиваясь к Рою.

— Не сочти это лестью, но великолепно. Ты всегда любил все изящное, — не заставил ждать Маккена. – Но я бы сменил цвет простыней.

— Я так и думал! — весело воскликнул Гринвуд. — Ты не меняешься!

— Ты даже не представляешь, насколько я непостоянен!

— Я слышал обратное.

Марк взглянул на Энди, намекая, о чем это он.

— Это бизнес. Он работает у меня. Ничего личного.

— Конечно. Как Стив? — Гринвуд поспешил сменить тему, уловив оттенки тени, пробежавшей по лицу Роя.

— Его клуб поднялся на приличный уровень.

Они еще поговорили о том о сем, после чего Рой засобирался.

— Буду рад, если мой скромный отель будет пристанищем для твоей музы.

— Шепну ей, — заверил Маккена. – Ну что ж, все хорошее проходит быстро. Надо бежать.

— Был рад, — согласился Марк. — Наконец-то я увидел ту мышку, которая прогрызла норку в твоем каменном сердце.

Рой наклонился к его уху и шепнул:

— Там стояла мышеловка.

— Ты шутник, Рой!

— Так же как и ты.

— Мне кажется, ты знаешь весь город, — сказал Энди, ластясь в лифте к плечу Роя.

— Детка, это они знают меня.

— Кто он? Тоже гей?

— К несчастью для него - нет. Из него точно так же не вышел врач, как и из меня.

— А чего он тогда на меня пялился?

— Он пытался понять, насколько ты соответствуешь моей дурной славе.

— И?

— И, думаю, она приобрела в рейтинге несколько дополнительных баллов.

— Но ты же всегда ее любил? Я ничего не путаю?

— То, что он подумал, хуже нее.

— А что еще он сказал?

— Что у меня отличный вкус.

— Мне тоже нравится, — ехидно мурлыкнул Энди.

— Что?

— Твой вкус. Интересно, от чего он зависит?

— Адская смесь шамана! — голос Роя искрился. — Волшебные ингредиенты, что поступают на мои заводы-близнецы по производству биоматериала.

— Ты доволен?

— Художнику лучше оставаться полуголодным и неудовлетворенным, чтобы было, чего хотеть.

— Ну, по тебе этого не скажешь. Впредь постараюсь кормить тебя меньше и удовлетворять реже.

— Попробуй, — шутливо пригрозил Маккена. — Увидишь, что будет. Ты сегодня встречаешься со Стивом?

— С тобой я уже навстречался. Сыт по самое горло, а вот от порно кофе не отказался бы.

— Это еще что за хрень?!

— А ты не знаешь?! — парень расхохотался. — Я - особый випкофеклиент. Для меня у Стива в меню теперь либо порно, либо секси кофе, о чем и дано указание бармену, — Энди показательно вздернул голову. — Учись!

— Ну, когда кофе не кофе, то он точно либо секси, либо порно. Что ж, поехали, нанесем Стиву визит вежливости. Что-то я сегодня устал…

— Еще бы! Так напрягаться! В твоем-то возрасте!

— Ах ты засранец!

Рой хотел наградить парня добрым подзатыльником, но тот увернулся.

— Вот видишь! И реакция уже не та!

— Хорошо, что не эрекция.

В клубе, несмотря на раннее время, происходила какая-то возня.

— Боги! Глазам не верю! — воскликнул Рой, еще не переступив порога. — Боюсь, у меня галлюцинации!

— Иди, обними меня, чтоб не бояться! — взвизгнул Дик, поднимаясь ему навстречу. – О, детка! Вы все еще вместе?!

— Что тебя больше удивляет, что «все еще» или «вместе»? — странно осек его Маккена.

— Привет, Каррель! — обрадовался Энди. — Мы уж думали, вы никогда не вернетесь.

— Солнце, ну не в Европе же нам сиять нарядами от кутюр! — расплываясь в улыбке, заметил Каррель. — Там никто не обращает на это внимание! Только здесь, вдали от центра вселенной, мы можем чувствовать свою причастность!

— Как твое давление, Дик? — подражая его кокетству, поинтересовался парень.

— Эх, мучает меня, — театрально схватившись за лоб, отшутился тот. — Регулярно.

— И меня тоже, — заметил Каррель.

— У нас для всех подарочки! Из старушки Евро-о-опы! А куда Стив провалился?! Только что был здесь?

— Наверное, пошел взять свои кружевные платочки, чтоб утирать слезы умиления, — в каких-то неопределенных интонациях заключил Рой.

— Кому тут нужны кружевные платочки? — со спины весело обрушился на него Шон.

— Ну, с кого начнем? — спросил Дик.

Друзья переглянулись.

— С Роя. Мы все хотим увидеть его слезы, пока не разрыдались сами.

— Боюсь, — не дослушал Стив, — я не доживу.

— Итак, — официальным тоном начал Дик, — галстук художнику!

Он змейкой потянул из пакета подарок.

— Ручная роспись! — нахваливал Каррель. — Чистый шелк! И уж, если ты устоишь, в чем я не имею ни доли сомнений, то твоя муза - точно нет!

— Вау! — не удержался Энди, разглядывая фисташкового цвета галстук с рисунком в виде размытых контуров высоток, поглощенных туманом.

Рой взял его, пропустил сквозь пальцы, рассмотрел, явно стараясь привыкнуть к подарку, а после уверенно расстегнул пуговицы рубашки, сдернул ее с плеч и, обвив галстуком шею, произнес:

— Еще никогда моя сексуальность не была одета в фисташковое!

— Твоя сексуальность лучше всего выглядит голой, — прыснул Стив, — но фисташки, пожалуй, не попортят ее.

— Как возбуждающе, — чуть не прослезился Дик, — трахаться голым и в галстуке!

— Возбуждающе? — спросил Рой, поворачиваясь к Энди всем корпусом.

— Я шепну тебе потом, — прикусывая губу, сознался парень.

— А нам?! — возбудился Каррель. — Стойте! Мы же тоже хотим узнать!

Маккена неспешно поднялся, состроил особый, пропитанный желанием взгляд, и подошел к парню. Несколькими выверенными движениями он почти станцевал стриптиз, оказавшись в итоге сидящим поверх него лицом к лицу. Энди готов был откинуться назад, но спасительная спинка стула не позволила. Стив улыбнулся, заметив почти невидимые волны, что поднялись пенным гребнем внутри парня. Долгий глубокий поцелуй… он был не просто долгим и глубоким… это словно воронка, что возносит смерч, втягивая в себя небесную мощь… почти выплеснул их наружу.

— Он сейчас его трахнет! — забеспокоился Дик. — Что же делать?!

— Ну, наверное, позволить ему! — с чувством ответил Каррель, не в силах отвести взгляд.