Мир, который без меня. Альтернативный гей-роман. Книга 1.

Рой остановился, взглянул на них через плечо и полуулыбнулся, полуусмехнулся.

— Испугались?

— Никогда не думал, что фисташковый такой возбуждающий, — сознался Дик, отводя взгляд.

Энди был едва жив. Волны отступали, все еще взбаламучивая песок чувств и осыпаясь мельчайшими брызгами. Маккена поднялся.

— Милый, — взмолился Дик, — я хочу перекрасить спальню!

— Она непременно будет фисташковая, — согласился Каррель.

Шон продолжал стоять. Он был ошеломлен. Он уже не смог бы вспомнить, когда кураж Роя изливался так откровенно.

— Стив, — проговорил Дик, потому что, если не проговорил, непременно разрыдался бы. — Теперь подарок для тебя.

— Я уже даже боюсь, — подыграл Шон.

— О-па! — воскликнул Дик, раскручивая над головой какой-то лоскуток. — Супер секси стринги для супер секси танцора этого супер секси клуба, который неизменно приводит нас в состояние крайней супер секси возбужденности! Представьте себе, друзья, это супер совершенное тело, прикрытое лишь маленьким фиговым листочком ткани, в результате чего рождающее в умах разнополых мужелюбцев бесконечные фантазии! Ох, уже и сам возбудился от мысли, как этот лоскут, столь эластичный и мягкий коснется твердого уверенного начала!

Дик и правда взмок, пока произносил свою пламенную речь.

— Тогда! — воскликнул Шон. — Супер стриптиз только для моих супер друзей!

Он поднялся на сцену, попросил, чтобы включили музыку и начал двигаться. Тут же из привычного Стива он превратился в комок наэлектризованной сексуальности. Нет, не той, которой обладал от природы. Иной. Накрывающей. Всасывающей. Он двигался так, словно его кости размякли, преобразовались в мышцы, из которых каждая двигалась контурно-выпукло. Он даже не двигался, он словно тек, переливаясь из одного положения в другое. Взгляд тоже изменился, преобразовавшись в зеленый лазерный луч, но не прямой, а изливающийся волнами, амплитуда которых все возрастала. Шон, словно маг высшей пробы, накидывал на зрителей невидимое покрывало возбужденного оцепенения. Вот она, власть обладания! Власть подчинения! Власть управления!

Глядя на него, Энди растворялся, делался легким и прозрачным, подобным туманному шлейфу, что тянется, повторяя каждое движение, каждый изгиб танцора. Он словно слышал через движения голос Стива.

Ты хочешь…

Я знаю…

Я веду тебя в тайну…

Я не раскрою ее…

Я - фантазия…

Я знаю…

Ты хочешь…

Энди не понял, не видел, когда Стив успел раздеться, хотя смотрел, не моргая, вот уже минут десять. Совершенство тела, лишенное кощунственного покрова, словно облитое матовым воском…

Парень вздрогнул, резко обернувшись к Рою, и только теперь почувствовал, как тот давит пальцем снизу ему на подбородок.

— А?

— Ничего, — медленно проговорил Маккена. — Я просто прикрыл тебе рот.

— Что? — не понял Энди.

Рой не ответил, пальцами развернув голову парня в сторону сцены. Стив был уже в стрингах. Когда?! Как?! Лоскут цвета пересыщенной крови, усыпанный горстью переливающихся дерзких блесток… тонкие веревки, охватывающие тело подобно ушкам ювелирной оправы, что держат граненый камень, сводя восхищенные взгляды в его центр… Только теперь Энди понял, что есть еще и шест, на который спиралью нанизываются движения…

— Не столь велик подарок, — слезно заметил Каррель, — сколь умение принять его.

— Не столь велико умение принять, сколь желание что-то дать, — ответил Стив, уже натягивая через голову толстовку.

— Я весь переволновался, — жеманно заявил Дик.

— Я никогда так не смогу, — грустно признался Энди. — Хоть в лепешку расшибусь.

— Если расшибешься - точно не сможешь, — ответил Шон, улыбаясь и одновременно сжимая губы. — Я же говорил, научись слушать себя, научись подчиняться себе самому, и ты научишься управлять…

— Он так тебе говорил? — удивился Маккена, переводя взгляд с одного на другого.

Мальчишка покраснел. Черт! Как некстати! Еще немного и Рой догадается.

— Детка? — Это был почти допрос. — Ты уверен, что он учит тебя танцам?

— Нет, — набрался смелости Энди. — Еще разврату!

Парень защищался. Высыпал груду щебня вперемешку с торфом. То, что связывает его со Стивом, слишком уязвимо. У Роя нюх лисицы. Иди, попробуй уловить тонкий запах в груде пыльных камней!

— Ну, это я уже давно понял. Портит со свойственной ему элегантностью.

— Элегантный разврат, — вступил Каррель. — Как романтично!

— До тошноты, — согласился Маккена, нервно отворачиваясь.

— Я бы сказал, — неожиданно перебил Стив, — это чистой воды иррациональная необоснованная ревность, вызванная подавленным паническим страхом! Именно в этом я вижу не скорректированную агрессию!

— Послушай, сын рыбака! — перехватил инициативу Рой. — Всем давно известно твое умение плести сети…

— Как и твое!

— Пока вы тут выясняете, чьи сети лучше, — перебил Каррель, — золотая рыбка остается без подарка!

Друзья замолчали. Совесть каждого заболела угрызениями. Каждый понял, что изо всех сил тянет свою сеть, и запутавшаяся там рыбка вот-вот задохнется. К своим угрызениям Рой добавил куда более сильные укусы. Ведь ему на все все равно. Как тогда он почти выдал себя? Э, Рой! Тормози! Ты же всегда брал то, что хотел, а остальное выбрасывал, как луковую шелуху. Да, и если она тебе требовалась, ты отжимал ее и все равно выбрасывал. Разве не так? Твоя самоуверенность сделала тебя почти богом, и ты решил, что можешь делать с чужой жизнью все что угодно? Так что же ты теперь хочешь? Лучше ничего не иметь. Твои же слова! Страховка от потерь. Отступил от принципа и теперь чуешь внутренним нюхом еле уловимые вибрации? Стоишь на перепутье, не в силах решить: то ли отступить, то ли сделать следующий шаг. Решай, Рой! Но перед тем пойми, наконец, что ты состоишь из оголенного сердца и мягкой оболочки, которая вряд ли сможет его защитить. Все твои принципы - не более, чем щит! Вязаный мир! Дернешь неудачно, и он распустится, превращаясь в бесполезный, спутанный ком.

Стив тоже подсасывал себя изнутри. Плескался, резвился, расставляя собственные сети, и не заметил, как попался в чьи-то чужие. Вот она, пуповина. И не время сейчас ее перегрызать. Ты столько себя вложил в мальчишку! Это почти ты сам, только лучше. Концентрат дорогого парфюма. Чистый, без примеси твоих собственных неудач и промахов. Равновесие, незыблемо существовавшее столько времени, нарушено. Ты добавил каплю. Стрелка на весах терпит крах. Ноль перестал быть абсолютным. Миллиардная доля деления, но законы физики не отменены. Сила инерции, что еще держит ее на относительном нуле, но наклон задан, и рано или поздно вековые горы сдвинутся. Это будет катастрофой. Ты ведь знал!

— Детка, — голос Карреля прервал опасные повороты в течении мыслей друзей. — Мы с Диком долго спорили, что купить для тебя. В отличие от этих двоих, что уже искушали все, что можно в этом мире, ты девственен…

Рой чуть не поперхнулся.

— Истинно так, — с жестким юмором заметил Маккена. — Нецелованная целка!

— Не обращай внимания, — не смутился Каррель, — учитывая то, что все, что с тобой произошло — это его рук дело…

— Рук?! — не выдержал Маккена. — Я петтингом уже эдак лет двадцать не занимался! Римминг, анилингус… фелляция…

— Заткнись! — не выдержал Дик. — Андроид, у которого зашкалила поступательная программа! Ты получил свой приз!

— Солнце, это тебе, — продолжил Каррель. — Шелковое постельное белье.

— Мне-е-е? — протянул Энди, не ожидая, что и о нем кто-то позаботился.

— Именно. Мы с Диком решили, что оно должно быть черным, — он запнулся, повернувшись к Рою. — Твори теперь на нем свои оргии, животное!

— Одно условие, — перебил Дик. — Когда решишь уйти от него, забери с собой.

— Можешь не распаковывать! — не унимался Маккена.

Парень не ответил. Он рассматривал упаковку, не решаясь вскрыть ее.

— Мне так давно не дарили вот так вот подарков…

«Ролекс за десять тысяч не в счет», — успел подумать Рой. — «Кто бы спорил»!

Энди не успел еще поблагодарить друзей, когда Каррель воскликнул:

— Отымей его на этих простынях, детка! Ткни его мордой в подушку так, чтобы он продохнуть не смог! Это будет лучшая благодарность для нас!

* Это для тебя, детка!

Часть 16. Certainly uncertain day.

16. CERTAINLY UNCERTAIN DAY.*

— Ну что, супермальчик?! — раздраженно заявил Рой, швыряя на диван куртку. – Иди, стели свои простынки! Посмотрим, как я не продохну!

Энди не понравился тон Маккены. Он молча разделся, повесил одежду. Лучше промолчать, потому что Рой завелся. Хотя, бесполезно. Тот ведь не отступит. Парень открыл холодильник, хлебнул из бутылки воды и направился в ванную. Ему не хотелось ни о чем думать, а придется. И серьезно. Понятно, что Маккену сильно занесло на повороте. Смесь разжиженной глины с камнями выплеснулась из прицепа, обдав всех вокруг. Если бы этой грязью завалило его самого, он бы не удивился, но меньше всего на свете ему хотелось, чтоб задело Стива. Странная вещь! Энди только что понял. Он давно уже барахтался в кипящей смеси всех разновидностей Роя. Он даже научился не захлебываться ею, а Стив… Спасательный круг, на котором удавалось чуть отдышаться. Парень не понимал, что добавили в этот котел Маккены, что там пошла такая реакция. «Ты не останешься?» — спросил в клубе Шон. «Поеду с ним». Почему? Зачем? Мальчишка не знал, просто считал, что должен сделать именно так.

— Да что с тобой?! — наконец не выдержал парень.

— А что со мной?! — Рой злится. — Все нормально со мной! Это с вами что?!

— Рой, ты можешь мне объяснить…

— Объяснить?! Тебе?! Зачем?!

— Да что я сделал, наконец?!

— Слушай! — Маккена резко развернулся, упершись ладонями в бока. — Ты тоже удивлен?!

— Если скажешь чему, постараюсь ответить.

— Тому, что я все еще с тобой?!

— Тому, что «все еще» или тому, что «со мной»?

— Без разницы!

— Нет.

— Нет?!

— У нас же годовой договор. Бизнес. Ничего более. Я работаю на тебя, ты мне платишь. Чему я должен быть удивлен? Хочешь расторгнуть?! В любой момент! Какие проблемы?!

Маккена не готов. Фраза, которую он собирался сказать, передумала, что бы он ее говорил. Она застряла, создав пробку, и нужно время, чтобы она рассосалась. Это создает давление внутри между ключицами, и Рой не знает, что делать.

— То есть можно не распаковывать простыни, если договор будет расторгнут?! — он несет какую-то чушь. То ли спрашивает, то ли утверждает - не знает сам. – Ну да! Так удобнее нести! Верно ведь?!

— Не понесу! Оставлю тебе! — огрызается Энди. — У меня все равно нет другой кровати! Так что стелить по-любому не на что!

Рой опять не готов. Вторую фразу постигла та же участь. Пока Маккена переваривает пробки, парень поднимается в студию. Не распакованный подарок остается лежать на столе. Нарушает симметрию, свисая одним уголком. Полиэтилен чуть глушит расцветку. Не так контрастно. Рой смотрит то на лестницу, то на упаковку белья. Смотрит так, словно между ними была связь, но он ее потерял и теперь пытается понять, как это произошло. Пока тот думает, Энди спускается. Просто так. Берет и спускается. Молча. Не совсем. Что-то напевает почти про себя. На самом деле, он тоже думает. Мальчишка понял, что нахлебался обидами сполна и нет смысла перекладывать их с одного места на другое. Он спокоен. Только внешне. Во всяком случае, старается. Внутри, на деке его души рвутся перетянутые струны. Одна. Вторая. Те, что еще остались, не звучат уже, а протяжно устало воют.

— Есть будешь? — спрашивает, не глядя на Роя.

— Ешь сам!

— Нет. Не хочу, чтобы ты натряс мне в тарелку зерен ненависти.

— Да пошел ты! Ты мне вот уже где!

Рой делает резкий жест рукой. Вот она, последняя струна. Вступила в резонанс и лопнула. Энди резко обернулся.

— Хочешь, чтобы я пошел?! Не проблема! Могу хоть сейчас! Ничего не произойдет, потому что ничего и нет! Не нужно никаких объяснений! Великий Рой Гейл Маккена! Абсолютно свободен! Первичен! Что там еще?! Ах, да! Трахает все, что шевелится! А я кто?! Тень от тени?! Тот, кого трахает свободный художник?! Подобрал! Отмыл! Одел! Кусок дерьма! Не спорю! Но, Рой, я ведь тоже человек! Ты никогда не думал, я тоже могу что-то чувствовать?! Хотя, нет! Зачем?! Это не твои проблемы! Но оно и к лучшему!

Энди замолчал и быстро взбежал по лестнице. Минута. Другая. Тишина. Рой поднялся. Не выдержал. Мальчишка стоит перед открытым шкафом.

— Что ты делаешь?

Парень прикрыл створки.

— Хотел взять какие-нибудь вещи, но понял, что моего здесь нет ничего. Не беда. Были бы кости, а мясо нарастет.

Он бы ушел прямо сейчас, но нужны минуты, чтобы затолкать назад рвущуюся обиду. Он почти смог, но она больше него. Не помещается. Сочится излишками из глаз, бежит струйкой между лопатками. Какая-то странная сущность ведет бухгалтерию у него в мозгу. Долбит по клавишам. Что у тебя есть? Мост. Вода, что пахнет болотом. Воспоминания. О-о-о! Это много! Что еще? Жизнь. Тело. Душа. А еще… Крылья! Они теперь твои! И раз ты не разбился до сих пор, значит, выдержат! Должны выдержать! Рой дал их тебе. Стив аккуратно вплел в них перья. А дальше делай с ними, что хочешь! Хочешь - ломай! Хочешь - расправляй!

Энди обернулся. Готов? Нет. Но ведь сделаешь, а дальше… Сотни километров до лестницы, а потом еще тысячи вниз. Первый шаг. Безногий инвалид на негнущихся деревянных протезах. Но это ничего, потому что уже на один шаг меньше. Ближе. Проще.

Мальчишка ступает странно, наваливаясь на внешнее ребро стопы, словно пробует, не зная, что будет. Второй шаг. Рой стоит одеревеневшим истуканом. Неудачно стоит. Заслоняет собой проход, и придется как-то обойти его. Смотрит. Взгляд тяжелый. Он почти материален. Ощутим.

Идешь, Энди? Иди уже! Проходя мимо Маккены, парень задержался на мгновение, молча положил на его плечо ладонь, чуть сжал благодарно и ступил на лестницу.

— Ты не можешь так уйти, — глухим голосом произнес Рой, так и не обернувшись.

— Договор расторгнут. Есть еще что-то?

— Ты хочешь раздавить меня? Верно?

— Ни в коей мере. Просто играю по твоим правилам. Я материален, Рой. Видимо, я занял чуть больше места в твоем доме, жизни и… чем ты готов был уступить. Больше всего на свете я… Ты дал мне много. Очень много. Хватит на всю жизнь. Я благодарен. Все верно, мне нечего предложить тебе взамен кроме себя самого, но ведь ты и так берешь столько, сколько хочешь. Раз этого мало, последнее, что я могу — дать то, что ты больше всего любишь. Вернуть свободу.

— И куда же ты пойдешь?

— Прости, это уже не твое дело. Все, что я сделаю со своей жизнью, уже не будет тебя касаться.

— А если будет?

— Что ж. Тебе придется как-то с этим жить.

— Есть хоть что-то, что остановит тебя?

Энди знал ответ, но медлил. Сказать трудно. Не сказать - тоже. Одно слово. Всего лишь несколько звуков. Акробат на канате. Шест-страховка. Куда перевесит?

— Ты.

Рой обернулся. Мальчишка стоит тремя ступенями ниже. Такой обычный. Такой знакомый. Мгновенный фотоснимок. Ямочки в уголках рта. Почти девчачьи. Губы сложены спокойно. Не выдают, что испытали за эти месяцы. Светло-карие кружочки глаз. Теплый домашний взгляд. Далеко. Рой не может видеть себя, но он там. Отражение. Маленький. Растерянный. Кажется, если веки опустятся на мгновение, а потом откроются вновь, его уже там не будет.

Договор перед тобой. Одна полоска для подписи пуста. Поставишь ее? Неужели пожертвуешь свободой? Нет, не для всех. Они давно зазубрили твои постулаты. Для себя, а это намного сложнее.

— Не уходи.

Энди спиной чувствует, как дрожат ладони Роя. Тот ничего не говорит. Просто молча обнимает, но молчание емкое, огромное. Мальчишка слышит, понимает каждое слово, которое мыслью проходит сквозь тело Маккены. Наверное, это и есть абсолютное счастье. Человек, который нужен тебе больше всех на свете, которого ты любишь больше, чем что-либо еще… просто, ты обнимаешь его и все, а он разворачивает тебя и смотрит. Энди грудью чувствует едва ощутимые толчки. Это внутренние слезы Роя. Они копятся в нем, срываются по капле, падают, разбиваясь где-то в бесконечной глубине его чувств. Маккена поднимает ладонями лицо парня. Заглядывает в глаза. Они уже смеются, искрятся озорными огоньками. Рой бы пересчитал их, но невозможно. Черт с ней, со свободой! Он, конечно, не скажет, не признается ни за что. Но, честное слово, черт с ней!

Маккена смотрит в компьютер. Ретуширует снимки. Надо закончить рекламу, отделаться поскорее, спихнуть и вымести из мыслей. В ближайшие дни придется сделать еще две. Снизу тонкими струйками тянется запах чего-то вкусного. Он уже проник в желудок и звонит там в колокол.

— Энди, смотри! Я сделал одну рекламку! — кричит Рой, сбегая по лестнице.

— Ну, хвастайся, — оборачивается парень, продолжая что-то мешать на сковороде.

— Глянь, я - гений!

Парень смотрит в листок.

— Что это? — спрашивает недоуменно.

На картинке перечеркнутая жирным крестом бутылка и надпись: «Неестественно даже для дьявола».

— Не могу работать, — оправдывается Рой. — Мой мешок для переваривания уже переварил сам себя и принялся за печень, а концентрация желудочного сока почти превратила его в соляную кислоту.

— Стой! — перебил Энди. — Я смутно вспоминаю слова одного небезызвестного тебе фотографа, который заметил между делом, что должен быть голодным и неудовлетворенным…

— Но он не говорил, что настолько…

— Не вывертывайся! Там не было ни слова насколько!

— Что здесь так призывает меня? — простонал Рой, стараясь заглянуть парню через плечо.

Мальчишка схватил крышку, быстро прикрыв сковороду.

— Не скажу! Я тоже художник! Это мое полотно! Дорисую, тогда и увидишь! А сейчас уйди, не мешай творить!

Маккена поднялся в студию и развалился в кресле. Тихо, лишь изредка снизу доносятся приглушенные звуки. Он чувствовал себя уставшим. Как-то уютно уставшим. Ну что, великий Гейл? Сидишь? Покачиваешься? Покачивайся-покачивайся. Рой опрокидывает на спинку голову и закрывает глаза. Бедра чувствуют легкое прикосновение невесомых ягодиц, касание пальцев к груди.

— И ты туда же?

— Я - твоя сущность, — плывет тихий шепот.

— Что тебе надо?

— А ты не знаешь?

— Нет.

— Лука-а-авишь.

— Хочешь снова искушать меня?

— Ты же не против. Или я ошибаюсь?

— Кто тебе сказал?

— Ты сам. Приглядись. Теперь видишь?

— Можно я не отвечу?

— Я и так знаю ответ. Хочешь, скажу тебе одну вещь? Ты должен знать.

— Ну.

— Если он уйдет, я уйду с ним.

— Только не это. Почему?

— Я люблю его, так же, как и ты.

— Неправда.

— Правда, Рой. И ты не хуже меня знаешь. Это ты приучил меня.

— Ты не можешь знать. Я не говорил.

— А надо? Разве мне нужны ключи, чтобы входить в твое сердце. Загляни туда сам.

— Нет.

— Не бойся. А он сладко целуется, так ведь?

— Только не говори, что трахаешься с ним?

— Нет. Это твое. Грубость не для меня. Если бы я делала это, то занималась бы любовью.

Маккена не ответил.

— Подумай. Я — твоя муза. Я — суть ты сам.

Рой вздрогнул и открыл глаза. Никого. Лишь легкое послевкусие лавандового запаха.

— О! Ты спустился вовремя, — обрадовался Энди. — Как раз собирался звать тебя.

— Если ты потянешь еще хоть пару минут, моя смерть избавит тебя от дальнейших мучений.

Рой сел за стол. Вот почему он думал про лаванду. Только теперь Маккена увидел вазу с икебаной из сухих трав. Он пытался вспомнить, сколько дней она уже здесь стоит.

— Ты заметил наконец, — улыбнулся парень, застыв на мгновение с тарелками.

Тот перевел на него вопросительный взгляд.

— И давно она здесь?

— Дня три.

Дня три? А где он собственно был все эти три дня? Ел же? Ел. Садился за стол? Да. Она-то заметила сразу. Черт! Похоже, она и правда любит его. Хитрая баба!

Энди поставил тарелку, и Маккена завис. Как компьютер. Словно сработали все электронные замки, заблокировав любую двигательную функцию.

— Рой? — нерешительно позвал парень.

— Ты считаешь, это можно есть?

— Ну. Э-э-э, — заоправдывался мальчишка. – Нет?

Маккена поднял глаза. Только их. Наверное, это была вторая функция, доступная для включения.

— То есть, ты хочешь сказать, что я сейчас возьму вилку и начну есть?

Энди совсем растерялся.

— Я пробовал, — утихающим голосом причитал он. — Вроде бы, съедобно. Что-то не так?

— Кощунственно портить гармонию твоей картины, детка. Ты — художник.

Парень облегченно выдохнул и уставился в тарелку.

— Что ты тут до сих пор делаешь?

Рой наклонился, стараясь заглянуть Энди в глаза.

— Недокармливаю…

— Умрем с голода вместе над твоими кулинарными картинами?

Парень совсем растерялся. Он, может быть, и начал бы собирать себя, но, похоже, не знал, с чего начать.

— Хочешь, помогу?

— Умереть?

— Выжить.

Маккена откинулся на спинку.

— Валяй, — весело произнес он.

Парень пододвинул стул. Накрутив тальятелли на вилку, он постарался попасть Рою в рот, но непонятная дрожь обрекла его на обидный (хотя это вызывает сомнения) промах. Макароны скользнули Рою по щеке, оставив золотистый след. Рой высунул язык, стараясь поймать угощение, но Энди одернул руку. Он задал правила игры, он же их и усовершенствовал. Одна макаронинка сорвалась с вилки, проскочив Маккене под рубашку. Парень на мгновение отвлекся, и Рою удалось завладеть инициативой.

— Отдай! Так нечестно!

— Ну уж нет! Что поймал - то мое!

Окончательно извозившись, Рой вдруг поймал руку Энди.

— А десерт в этом ресторане предусмотрен?

Парень улыбнулся.

— На черных шелковых простынях и только для випклиентов, — а потом уточнил. — Одного випклиента.

— И когда я смогу его получить?

— Как только закажете, сэр.

Время стыдливо не шло. Оно топталось на месте, стараясь, чтоб его не замечали. Оно бы спряталось, но эта проклятая необходимость идти! Шелк обжог надменной прохладой.

— Не припомню, что там тебе Каррель наказывал? — хитро спросил Рой, и выражение его лица стало таким же, как у Стива. Лисьим.

Он смотрел на парня с высоты согнутого локтя.

— Чтоб я не дал тебе продохнуть.

— Ага. И?

— Нет. Не сейчас.

Простыни ластятся к коже. Бесконечно черный цвет. Торжествует своей исключительностью. Движения замедленные. Времени удалось обуздать самое себя. Внутри мальчишки волнение. Легкое, словно в рассветные часы на морской поверхности. Чуть колышется. Парень смотрит на Роя. Глаза в глаза. Открытый портал. Другое измерение и можно войти. Черные кружочки зрачков. Такие же, как и простыни, только в них глубина. Маккена касается его губ. Целует. Нет, не проникновенно. Поверхностно, но чувственно. Очень. Чуть прикрывает глаза, а после отстраняется и вновь смотрит. И вновь открыт портал. Говорит что-то шепотом. Громче нельзя. Очарование момента открывает поры. И это тоже портал. Тело настолько прозрачно, что почти можно ощутить дрожь молекулярных ядер. Рой внутри. Вошел и замер. Энди едва ощущает, что он там.

— Почему ты ведешь себя, как последний гаденыш?

Мальчишка не уверен, что вопрос задан вслух. Может, он просто читает его в глазах.

— Потому что я таковой и есть. Тебе же нравится.

— Что ты хочешь больше всего на свете?

— Настолько мало и в то же время бесконечно много.

— Что?

— Проснуться ночью, если станет страшно, и понять, что могу просто обнять кого-то.

— Так ничтожно мало?

— Так бесконечно много.

Маккена вновь целует. Энди понимает, он все еще внутри него. Неглубокая волна плещет о прибрежный песок, тихо шуршит и уходит, растворяясь в нем. Легкие крылья смыкаются за спиной Роя. Такие же легкие, как и тело. И душа. Чуть касаются краешками перьев. Прячут обоих в кокон объятий. Он раскрыл их. Расправил. На мгновение показал ровные ряды сияющих перьев, чтобы после сложить в изумительный купол. Они выдержат двоих. Если нет - он отдаст их, не сомневаясь даже мгновения.

Тихо. Молчание пронизано мыслями. Это диалог душ. Бессловесный. Наполненный нежными словами. Они парят, подобно крепдешиновым платкам, которые слизнул для забавы ветер.

Теплые простыни.

— Что с тобой, Рой? Ты никогда не делал ЭТО так?

— Как?

— Ты все еще внутри…

— Да.

— Но ты почти ничего не делаешь. Не хочешь?

— Хочу как никогда. Разве ты не чувствуешь?

— Что же тогда?

— Я занимаюсь любовью.

— Что-о-о?

— Есть такая редкая разновидность… секса…

— Занятие любовью?

— Нет, не занятие. Способ этого занятия. Это может длиться бесконечно. Тебе не нравится?

— Нравится. Просто странно, учитывая, что это ты. Я думал, ты предпочитаешь быстрый секс.

— Секс - да. Занятие любовью - нет.

— А что во всем этом есть четкое разделение?

— Нет. Назвать можно как угодно, но это не сглаживает разницу.

— Мне казалось, я знаю про тебя все.

— Казалось, — уточнил Рой. — Даже я про себя ни черта не знаю.

— А ты делал так с Шоном?

— Любопытно?

— Да нет. Так, просто.

— Давай, начинай обижаться. Ладно. Один раз. Или два.

— Один или два?

— Там еще длинный список вопросов?

— Уже нет.

Энди задумался на минутку, словно выпал из реальности, а после спохватился, пока еще не выпал окончательно. Посейдон всколыхнул в нем глубинное спокойствие, словно ударил трезубцем о донную твердь. Шквалы волн увлекли за собой тело мальчишки, и он подался к Рою, словно выплеснулся многометровым цунами на гранитную набережную. Неспешно прогуливавшееся время взбудоражилось, ускоряясь, и понеслось, едва успевая само за собой. Маккена - опытный мореходец, привыкший править судном даже при потере рулей - едва успел выгрести, чтобы не быть раздавленным так внезапно подступившим валом. Мгновения, и он взмок, выплескиваясь внутренним стоном, словно отдавал последние силы, что еще оставались в нем. Энди почти слышал, как скрипят зубы, стиснутые нечеловеческим напряжением, и видел, как проявляется дорожка от пота, изламываясь на натянутых жилах на шее. Он зажмурил глаза, проваливаясь в оглушающий шум в голове, и пропал. Потерялся, словно вылетел из себя и взорвался где-то в недосягаемой высоте. Его накрыла ватная тишина, и если бы он прислушался, то смог бы различить шуршание собственных падающих обломков. Усталость опустилась поверх тишины, и он - не в силах даже чувствовать - провалился в сон.

Маккена взглянул на часы. Не может быть! Кто-то словно вырезал сегмент времени размером почти в четыре часа. Роя вело. Он с трудом балансировал на гнущихся локтях. О, нет! Только не это! Он почти вскрикнул.

— Ты хоть на мгновение оставишь меня?!

— Прогони, и я уйду. А после?

— А что "после"?

— Хочешь потерять ангела? До чего ж красивые крылья. Смотри-ка, он расправлял их!

— Сиди спокойно. Не болтай ногой. Раздражаешь.

— Ты неблагодарная скотина. Многого ты достигнешь без меня?

— Шантажируешь?

— Оно мне надо? Я и без твоих слов знаю, как нежно ты любишь меня. Возмущайся, сколько угодно. Все то, что ты говоришь - на поверхности. Так, не более чем бравада. Ты давно подчинился мне вместе со всеми своими свободами, лозунгами и иным дерьмом. Хочешь, войду в тебя, и ты сдохнешь от усталости, но уснуть так и не сможешь…

— Черт с тобой. Я и без тебя скоро сдохну. Твоя взяла. Согласен.

— Ну так что? Остаться.

— Нужен ответ?

— Уговорил. А целуется он и правда сладко.

— Слушай, хоть здесь позволь мне обойтись без тебя…

— Знаешь, почему я с тобой?

— Ну.

— Люблю дерзких. Ты похож на меня, ведь я — часть тебя. Я — суть ты сам. Ну, ладно. Отдыхай. Все - завтра.

Рой рухнул на подушку. Прохлада шелка спасительно успокоила кожу. Усталость вдавила в забытье, и он утонул в нем.

Маккена пытался всплыть. Не получалось. И когда только он стал таким тяжелым? Он подумал, что у его музы красивые ноги. Он всегда знал это, но подумал почему-то только теперь. А у Энди красивые пальцы. Особенно ногти, словно кто-то вырезал их вручную тонко наточенным скальпелем. При чем тут скальпель Маккена не думал, но решил не углубляться в изучение. Нужны чайки. Они непременно будут на последних снимках. Чайки очень подходят мальчишке. Ну, да. Он уже размышлял над этим раньше. Детка в чайках… Чайки с деткой… Чайки и детка… Молоко кофе - как седло корове, а сыр с плесенью в пицце - вкусно. Интересно, сколько раз Каррель понижает Дику давление? Энди целуется слаще, чем Стив. Или это уже привычка? Надо бы оттащить парня в магазин. Сам он ни за что не попросит новую одежду. Всегда бывает щекотно от волосков на его лобке. У музы цвет волос светлее, чем у Энди, и они волнистые. Никогда не замечал, что у нее зеленые глаза. А ведь и правда. Такой узел в голове. Раньше не догадывался, что мысли похожи на макароны. Так же распухают при варке. Точно, надо чуть округлить крыло на изгибе…

— Ро-о-ой.

— Да-да. Варю макароны.

— Рой!

Маккена распахнул глаза.

— Не сомневаюсь, что ты доварил бы макароны…

— Какие макароны?

— Ты не давал мне спать всю ночь. Я подам в суд за побои.

— Не надо, — проблеял Рой. — Я готов искупить вину.

— Это будет тебе дорого стоить.

— Назови цену.

— Предложи ее.

— А если она окажется выше, чем оно того стоит?

— Значит, останешься без сдачи.

— Не помогут ли услуги одного солидного господина?

— Солидного господина, говоришь? Насколько солидного?

— Ну, обеспеченного…

— Ага.

— Уверенного…

— Ага.

— Интересного внешне…

— Ага. Еще?

— Неплохо скроенного…

— Еще?

— Этого мало?

— Ладно. Посмотрим, что за услуги в свое оправдание предложит мне обеспеченный, уверенный, интересный внешне и недурно скроенный господин. Итак?

— Услуги?

Рой, на всякий случай, постарался покраснеть. Наверное, клетки, отвечающие за пигментацию такого рода давно отмерли в нем… В общем, у него не вышло. Однако он не растерялся, состроив взгляд вполне покрасневшего человека.

— Неловко произносить вслух, — почти стесняясь, произнес Маккена и поманил парня пальцем, — хотя, на ушко я бы шепнул.

Энди наклонился и сделал вид, что верит.

— Этот вышеупомянутый господин понимает сколь тяжелые для здоровья увечья нанес, поэтому он… будет трахать пострадавшего до тех пор, пока тот не запросит пощады.

Пощады мальчишка запросил минут через двадцать, но Рой не уступал.

— Заберешь заявление?! — сбиваясь на хрип, выдавил он.

— Да-да! — взмолился Энди.

— Отли-ично. Теперь солидный господин получит компенсацию за моральный ущерб. На лицо оговор. Платишь?

— Плачу.

Раздался телефонный звонок.

— Стив? — спросил Энди.

Рой кивнул.

— Ты в клубе? Хочу приехать вымаливать прощение. Как за что?! За акт проявления взрыва иррациональной ревности, вызванной необоснованным паническим страхом. Постели там ковровую дорожку и стой на краю. Я буду это делать с разбегу. Да подождет твой черт! Я к нему хожу по твоей протекции по нескольку раз за день! Предложи ему поселиться у тебя, а то я уже ноги стоптал. Энди? Сейчас посмотрю. Вроде бы, дышит. Детка! — Маккена протянул парню трубку. — Он предпочитает тебя.

— Да, Стив. Привет. Как обычно. Почти. Да. Нет. Подожди, спрошу. Рой, какие у тебя планы?

— Реклама. Обед. Магазины. Опять реклама. Ах, да! Чуть было не забыл! Впихни куда-нибудь восемь трахов…

— Иди к черту! — воскликнул Энди.

— Какое единомыслие! Насколько все упрощается! Интересно, когда черт устанет от моих визитов?

— Короче, Стив. Реклама. Думаю, ненадолго. Потом у него обед, магазины, восемь трахов, а я свободен, так что сольюсь с тобой.

— В экстазе, — вставил Рой.

— В экстазе, — в трубку проговорил парень. — Я позвоню. Ок.

По поводу рекламы опять никаких соображений. Даже напыления никакого. Энди думает так же. Вернее, не думает так же. Крутит бутылку, взбалтывая жидкость, но это ничего не меняет. На этот раз даже мост не способствует творческому процессу. Надо звать музу, а ее носит неизвестно где. У Роя мысли о собственной несостоятельности. У Энди просто никаких. Парень покачивается, опершись о парапет, словно старается разглядеть в воде, как в кофейной гуще, хоть какие-нибудь намеки.

— Это от переудовлетворенности, — наконец философски замечает он.

— Ну, уж точно не от переедания, — так же философски отвечает Рой. — Есть охота неимоверно.

— Обойдешься, — не меняя интонации, говорит парень. — Не получишь ни того ни другого, пока не разродишься идеей.

— Во как. Интересно, а в никотине есть калории? — сам себя спрашивает Маккена, направляясь к машине за пачкой.

— Не знаю, как в никотине, а в этой бутылке должны быть. Глотни. Может они преобразуются в идею.

Энди протягивает напиток, разворачиваясь к Рою вполоборота.

— Кажется, скоро обед! — весело заявляет Маккена.

— У тебя рассудок от голода помутился? — без эмоций интересуется парень.

— А ничего так, — кто-то шепчет Рою на ухо.

— Ты где была? — думает он.

— Гуляла. Ты что действительно думаешь, я буду заниматься этой ерундой? — беззвучно слышится вопрос. — Видишь, без меня управился.

— Ну и стерва ты!

— Есть немного. Скажи себе спасибо. Я больше по ангелам специализируюсь. Внутрижелудочное зелье не для меня. Прости, но я слишком хороша для него.

— Уволю тебя к чертовой матери…

— Не спеши. Придется ведь плакать.

— Рой! Да что с тобой?!

Голос Энди вырывает Маккену из глубины земного разлома, куда он только что провалился.

— Детка, стой так!

— Тебя словно бесы одолевают, — с недоумением замечает парень.

— Если бы бесы! Муза! И подними повыше руку. Ей так больше нравится.

Рой сделал снимки. Так. Сяк. Наперекосяк. Чуть дальше. Чуть ближе. Вошел во вкус. Потом ненадолго вышел. Снова вошел. Решил, все же, задержаться и добить работу.

— Засунь бутылку в задний карман!

— Хорошо, что не в задний проход.

— Сделай вид, что хочешь залезть на парапет и заправь за горлышко край куртки, чтоб не заслоняла! Попробуем? Давай.

Парень терпел уже из последних сил, но Рою все не так. Чуть выше голову! Чуть ниже! Колено правее! Руку левее! Смотри попроще! Нет, смотри сексуальнее.

— Ну если мне твоя реклама не понравится! — злится мальчишка.

— Тебе необязательно. Главное, чтобы она другим нравилась.

Энди - идеальная модель. Так уж вышло. Случайно. Легкое раздражение ему к лицу. Рой давно подметил. Оно добавляет глубину взгляду и контурность лицу. Вообще, Маккена предпочитает естественную натуру. Грим, макияж, укладки его не вдохновляют. Муза, кстати, тоже не пользуется всем этим, так что все и всё в полной гармонии. Рой давно уже отснял рекламу, но продолжает мучить парня. Тот не знает, а ему и не надо. Маккену интересуют крупные планы лица Энди. Они получаются естественными. Тот ведь не в образе. Чуть спутанные волосы. Блики на щеке. Они должны быть, иначе лицо выглядит журнальным и наигранно-мертвым. Немного небрежно лежит воротник. Но, вроде бы, и ангелов тоже никто не накрахмаливает.

— Рой, давай прекращай! — скулит парень.

— А я давно уже прекратил, — улыбается Маккена.

— А чем же ты тогда занимаешься?

— Ты не поверишь! Снимаю ангела.

— Что-о-о?! Ты издеваешься надо мной или как?!

— Или как, — отвечает Рой, опуская камеру.

— А какого черта ты не сказал?!

— А такого черта, что не хотел.

— Ну знаешь! В таком случае, пошел ты со своей рекламой…

— Знаю-знаю! К этому самому черту или его матери.

— Так, мои планы на тебя на сегодня закончились! Ты можешь продолжать тут, сколько хочешь, а у ангела обеденный перерыв, плавно переходящий в танцы, а после - сон до утра. К тому же, в отличие от тебя, Стив мне хотя бы кофе предложит!

— Смотри, а то он еще не то предложит! Но, пожалуй, я рискну его опередить и предложить кофе, а перед кофе обед, а перед обедом новую одежду, а перед ней малокалорийный, но многофункциональный поцелуй.

Энди смотрел на него так, что можно было думать, он видит то, что не укладывается в его представления о мироздании. Или укладывается, но плохо. Обдумав поочередно метры этого списка и затратив чуть больше времени, чем ожидал Рой, парень, наконец, спросил:

— А можно сократить количество пунктов остановки?

— Не уверен, но готов обсудить.

— Я бы из всего перечисленного выбрал малокалорийный и многофункциональный поцелуй и многокалорийный и малофункциональный обед, причем первое предпочтительно прямо сейчас.

Выполнение пунктов сразу внесло в список естественное усовершенствование. Поцелуй и обед следовали согласно графику, магазин как-то незаметно переехал в обязанности Стива с последующим переходом в кофе. Танцы вписывались как получится, поскольку добавились два ранее непредусмотренных дополнения, а именно:

— секс с Роем в машине до магазина со Стивом

И...

— секс со Стивом между магазином и возвращением Роя в клуб.

Опять же, между возвращением Роя в клуб и сном до утра с превеликим трудом были втиснуты созерцание кишения народа в клубе, дегустация Роем литровой бутылки бурбона, проверка работоспособности желудка и мочевого пузыря Энди на пяти бутылках далеко - как только это было возможно - не антиалко пива, курение не совсем (совсем не) табачной смеси, беспорядочные, беспричинные, спонтанно возникающие связи на танцполе с элементами совсем не девственных, скажем так, касаний, переходящие для Стива и Роя в обычные последствия этих связей в коридорах, а для детки - в первый опыт без присмотра все в тех же коридорах. Подводя промежуточный итог и вставляя его между всем вышеперечисленным и сном до утра, можно сказать следующее: Энди определенно не помнил ничего; Рой неопределенно помнил что-то неопределенное неопределенными размазанными отрывками. Утро следующего дня наступило вечером того же дня и почти сразу перешло в вечер опять же того дня, включило в себя утренне-вечерний душ, что-то, что было в холодильнике, и закончилось, перейдя в сон до утра уже послеследующего дня. Дальше все пошло определенно, то есть, как обычно. (Вышеизложенный кусок описания определенно был написан в определенном стиле определенно соответствующем определенным событиям того вполне определенного промежутка времени.)

* Определенно неопределенный день.

Часть 17. It's complicated.

17. IT’S COMPLICATED.*

Октябрь осыпался листвой. Изнуряющий мелкий недельный дождь настолько пропитал все влагой, что казалось, уровень ее, поднимаясь, уже давно миновал критическую отметку. Рой тоже осыпался. Он опять принялся пить и бесцельно проводил в постели по полдня. В отличие от стабильности погоды, настроение его давало зашкаливающие галсы. Он мог быть нежным до женского умиления, а после вдруг становился раздражительным и грубым. Отчаяние уже пронизало Энди насквозь, и он порядком устал от всего этого. Стив проявлял незаурядное спокойствие, убеждая парня, что все пройдет также вдруг, как и началось. Муза, видимо, выпросила отпуск, потому как уже давненько отсутствовала. Маккена иногда притаскивал себя в клуб, а в обратном направлении его неизменно тащил кто-то другой. Парень начал срываться, что немало его беспокоило. Один раз он чуть не замахнулся на Роя, но после перепугался до такой степени, что полночи не спал.

— Стив! — стенал Энди. — Я больше не могу!

— Малыш, — ответил тот, мягко глядя на мальчишку, — это не имеет значения, потому что у тебя просто нет выбора.

— Не понимаю, что произошло! — не слушал парень. — Тот день, когда вернулись Дик с Каррелем, был лучшим днем моей жизни! А после - бац, и все! Его словно подменили! Словно он выдохся!

— Интересно сказано, — покачал головой Стив, — и оспорить сложно. Скажу так: у Роя своего рода агония, и виною тому - ты…

— Я-а-а?!

— Понимаешь, ну как бы это лучше объяснить? Он попал. Он привязан к тебе. Это уже бесспорно. Ты угрожаешь его великим и незыблемым принципам. Свобода! Совершенная свобода Роя! Он из кожи вон лезет, чтобы скрыть глубину связи, но это не очевидно разве что для слепого. Он в панике…

— Ну, а мне-то что делать?!

— Ждать. На мой взгляд, это единственно разумное, что ты можешь предпринять. Дай ему время. Либо он победит себя и останется одиноким и свободным, либо признает поражение и станет счастливым. Он любит тебя…

Стив произнес это настолько странно, что Энди испугался. Это звучало, как приговор. Только вот кому?

— Сексуальная энергия — одна из мощнейших сил в природе, и обуздать ее подвластно не всем, — продолжил Шон, словно не переставал обдумывать то, что говорил. — Ты никогда не задумывался, почему люди занимаются сексом почти всегда без одежды?

Парень был не готов ответить. Да Стив, в принципе, и не ждал.

— Потому что память тела необыкновенно сильна. Это наркотик, и он призывает, довлеет над разумом. Каждая молекула кожи испытывает голод, и это настолько глубоко, что, даже если содрать ее, легче не станет. Он пьет, потому что только так перестает думать. Дай ему время.

Он задумался.

— Вот дурак! — спохватился Шон.

— Кто? — не понял Энди.

— Да мы оба.

Он обреченно махнул рукой. Парень ничего не понял, кроме того, что Стив говорит о чем-то своем.

— Я смертельно устал. Мне кажется, что я качусь кубарем с горы и вот-вот разобьюсь в щепки.

— Понимаю, — Шон дружески сжал его плечо. — Но вряд ли существует сила, способная остановить тебя. Все зашло слишком далеко. Хочешь правду?

— Ну.

— Я уже сам не понимаю ничего. Я был полностью уверен, что ваши отношения ненадолго. А теперь не знаю, что сказать.

— Тогда не говори ничего.

— Жаль, что твоя первая любовь такая трудная…

— Стив, ты не представляешь, как мне плохо.

— Чего представлять! Вижу.

— Мне кажется, не будь меня, все было бы намного проще…

— Было бы! — перебил Стив. — Но ты есть, а в истории нет сослагательного наклонения. Что было бы, если бы.

— Не могу больше смотреть, как он пьет. Не могу понимать, что неспособен помочь…

— Не надо, — не дослушал Шон. — Душа — это самый большой орган, что есть в Рое. Она страдает. Тонкая оболочка, что хранит ее, не выдерживает натиска извне. Его состояние — это тоже способ справиться с болью.

— И все же, не понимаю, что произошло.

— Хорошо, — твердо произнес Стив, поднимаясь. — Я понял, этого не избежать. Подожди. Я сейчас.

Мальчишка напрягся. Как-то вдруг. Внутри него все мигом потеряло эластичность и задеревенело. Адреналин впрыснулся в вены с излишком. Кровь загустела, и сердце, как забившийся насос, теперь работало на пределе. Шон вернулся с газетой и швырнул Энди.

— Читай. Пойду, закажу тебе порнокофе.

Парень уставился в газету. «Самый предприимчивый человек города». Он увидел свою фотографию и имя под ней. Не понял. Ничего не понял. Пока не прочитал. В статье немногозначно говорилось о том, что он удостоен титула самой предприимчивой проститутки на содержании. За полгода он превратился из уличного грязного отброса в дорогую игрушку для стареющего (Энди передернуло) альтернативного капризного фотографа. В статье жирным шрифтом выделялся вопрос: "Где же принципиальная свобода Роя?" Далее сообщалось о том, что даже владелец гей-клуба Шон Стивенсон оказался втянутым в липкие планы предприимчивого альфонса. Его смазливой похотливой мордашкой обклеен весь город, и ослепший Гейл смеет называть его ангелом. Похоже, дурная слава Роя превзошла сама себя, и вряд ли можно будет придумать что-то дурнее. Маленькая развратная муза Маккены! Энди не верил глазам. Лучше бы он не умел читать! Парень часто моргал, словно стараясь избавиться от пелены, словно думал, что проморгавшись, увидит по-другому сложенные буквы.

— Стив, что это? — мальчишка с трудом поднял глаза.

— Это? Твоя дурная слава. Кажется, она превзошла даже славу Роя. Поздравляю.

— Дай мне водки, — попросил Энди.

— Не проблема, но это вряд ли поможет.

Он чувствовал себя странно. И очень скверно. Так, словно кто-то перевернул его внутри кожи, а потом еще раз - внутри костей.

— Шон, почему? — выдавил парень.

— Это всегда сопровождает успех, а, кроме того, зависть…

— Почему ты не сказал сразу? Почему молчит Рой?

— Если и можно оскорбить его больше, то я не знаю чем.

Парень залпом выпил стопку.

— Лучше?

— Нет. Я пойду, Стив.

— Останься. Не думаю, что сейчас тебе будет лучше одному.

— А и то верно! — вдруг оживившись, махнул рукой Энди. — Пойдем, владелец гей-клуба, трахнешь меня! Ты же сам вложился недешево, так что, вправе получить проценты!

— Что ты несешь?!

— А что?! Должен же я отвечать уровню своей дурной славы! Иначе как?! Не дай бог она рухнет!

Энди не стал дожидаться ответа, нервно направившись в кабинет.

— А, черт! — выругался Стив, следуя за ним.

Мальчишка нервно срывал с себя одежду, расшвыривая по сторонам.

— Ну что, Шон?! — он не унимался. — Чего стоишь?! Давай!

Тот видел, как подступили слезы, переполнили веки и перекатились, соскальзывая неровными дорожками.

— Энди, — Стив жестко сжал его плечи. — Я не хотел, чтобы ты знал все это, но ты должен был знать.

— Шон, — губы парня дрожали, и он еще кусал их. — Знаешь, что самое страшное? Я и сам уже так думал. Я спрашивал себя, как это произошло. Там, на мосту, я не просил у него ничего, и я был честен. Да, он - мой первый партнер, и я люблю его. И тебя люблю, но это не потому, что вы дали мне эту жизнь. Она мне нравится, я не скрываю, но все было бы точно так же, будь вы нищие, и живи вы со мной под мостом.

— Знаю, — тихо сказал Стив, прижимая его к себе. — Дай ему время, Энди. Рою трудно. Он запутался сам в себе. Ты же должен знать его как никто другой.

— Ты говоришь: я угрожаю его сердцу. Это не так! Как я могу, когда он ни разу не подпустил меня?! Я ничего не просил! Я ничего не жду! Я давно смирился с этим «никогда»! Понимаешь, Стив, никогда!

— Я бы рад помочь, но чем? Ты должен пережить это сам. Как и Рой. Как и я.

Энди разрыдался. Шон впервые видел такое отчаяние. Неподдельное. Искреннее. Бессильное. Сердце его сжалось. Это то же самое, что хлестнуть грубой хворостиной по тонкому, только что поднявшемуся стеблю, что лелеет и холит в солнечных лучах едва раскрывшийся бутон. Стив крепче прижал к себе мальчишку и поцеловал. Просто поцеловал. Ничего не хотел. Ничего не просил, но тот вскинул голову, и Шон увидел в глазах наглое голое «хочу». Ответил, потому что «хочу» восстало и в нем самом. Он не мог противостоять, и последнее, что стройно уложилось в голове, что ученик превосходит его самого. Отдаваясь, Энди брал. Что хотел и сколько хотел.

— Ты никогда не замечал, — спросил Стив, вернувшись, — что так же жмешься лбом, как и Рой?

— Нет.

— Странно. Он всегда так делает.

— Знаю. Обожаю это в нем.

— Я тоже.

— Не зря говорят, что собака похожа на хозяина.

— Дурное сравнение.

— И тем не менее. Не удивлюсь, если Рой вдруг заметит, что я что-то делаю, как ты.

— Тогда все эти газетные раскладки покажутся нам детским лепетом.

— Неужели он до сих пор ни о чем не догадывается?

— Нет. И лучше бы все «до сих пор» отодвинулись подальше. Я иду ва-банк, занимаясь этим с тобой.

— Почему ты не отказал мне тогда?

— Не знаю. До сих пор не знаю. Лучше бы и тебе не знать.

— Почему?

Стив задумался. Он давно ждал этого вопроса. Сотни раз продумал, как ответить, и не смог, потому что все было бы неправдой.

— Мне уже вряд ли удастся научить тебя чему-нибудь еще. Я давно должен был сказать, но, черт возьми, мне самому теперь это нужно!

Энди потянулся, поцеловал и улыбнулся.

— Тогда не говори, потому что и мне нужно.

Парень ехал домой. Он был рад, что такси тормозит по пробкам. Жизнь опасно качнулась. Крен превысил допустимый угол, и парень понял: еще немного и он соскользнет. Вот он, самолет. Беспилотник со взбесившимся навигатором. Уже давно миновал полосу разгона и теперь, если не возьмет круто вверх, разобьется в щепки о первую же сопку, а автопилот упорно печатает на мониторе: все хорошо; идем по расписанию; небольшая зона турбулентности.

Роя дома не было. Наверное, разминулся с ним по дороге. Это к лучшему, потому что Энди не знает, что говорить. А его распирает. Чуть тронь, и он взорвется, как перекаченный воздушный шар. Первый раз парень рад хаосу. Это почти спасение. Главное - начать что-то делать, приложить себя к чему-то, что имеет смысл. Он вытаскивал на улицу мешки с мусором, когда около дома остановилась дорогая машина. Энди не разбирался в марках, да и какая разница? Дверь распахнулась, и он увидел Шерон. Она вышла с подобающей кошке грациозностью и приветственно кивнула.

— Добрый вечер, — со свойственной ей манерой растягивать слова произнесла женщина.

— Добрый, — нехотя промямлил парень. — Роя нет дома.

— Я, собственно, не к нему. Надеюсь, я могу войти?

— Да, конечно.

Шерон вошла, наполняя пространство изумительным запахом духов.

— Могу предложить чай или кофе, — выдавил Энди, надеясь, все же, что она откажется.

К счастью, так и вышло.

— Чем могу быть полезен? — парень собрал весь небогатый запас вежливости.

— Ничем, — ответила женщина, улыбнувшись так, словно только что сказала что-то очень приятное.

— Тогда?..

— Мне хотелось еще раз взглянуть на человека, которому удалось то, что не удавалось еще никому. А ты действительно молод. При нашей первой встрече мне показалось, что я ошибаюсь.

— Не понимаю, чем вызван такой интерес ко мне.

— Скажи мне, детка (в ее устах слово звучало до омерзения гадко), ты действительно так умен, как о тебе пишут?

— Думаю, — тон мальчишки стал жестким, — во-первых, лучше спросить у тех, кто пишет, а во-вторых, это не касается никого, кроме меня и Роя. Но если это уж так интересно, отвечу. Намного.

— Ты так и зовешь его? Не лучше было бы обращаться «мистер Маккена»?

— В следующий раз, когда он будет меня трахать, я непременно воспользуюсь этим советом. Не сомневаюсь, что вы именно так и делали.

Шерон сдержалась. Энди отметил, что отказать ей в самообладании трудно.

— И сколько же он платит тебе за услуги?

— Дорого! — обрезал парень. — Оральный секс дешевле всего. Гораздо дороже, когда он трахает меня в задницу. Однако, если я трахаю его — это бесплатно! Хотите снять меня, я пришлю вам прайс! Со скидкой! На возраст!

— А ты дерзок и изощрен в своем ремесле.

— Совсем немного. Не более того, как любит Рой.

— Бедняга, — вздохнула Шерон. — Уже платит за это.

Женщина еще раз окинула взглядом гостиную.

— Небогато, — заметила она.

— Мы не успеваем менять мебель. Она ломается в оргиях. И к тому же его бюджет едва выдерживает мои салоны, солярии и бутики. Я — довольно дорогая игрушка.

— Прыткий мальчик. Ты ведь, наверное, несовершеннолетний?

— Неплохое вложение девственности, не так ли?!

Шерон хотела что-то сказать, но Энди опередил.

— Мне кажется, вы уже и так слишком задержались. Я провожу. Дверь на том же месте!

Он распахнул дверь.

— Думаю, моя порочность уже ни у кого не вызовет сомнения. Я передам Рою от вас привет. И будете в наших краях, непременно посетите нас еще раз. Буду рад. А насчет прайса подумайте. Будет хорошая скидка.

Захлопнув дверь, Энди схватился за голову. Вот он и соскользнул с этой накренившейся плоскости. Осталось только, чтобы жизненная платформа накрыла его сверху. Что за день такой?! Не слишком ли много валится в одну кучу?! Вот сука гламурная! Ро-о-ой! Где же ты?! Без тебя грех окончить представление!

Парень злился. Он расшвырял то, что даже Маккена не тронул. Бесновался в гостиной, пока не разбил до крови надкостницу. Этого показалось мало, и он решил продолжить в студии. Темно. Желтая подсветка картины с креслом. Энди сник. Зверь, бушевавший внутри него, устало припал на лапы и заскулил так громко, что мальчишка не выдержал и заскулил вместе с ним, а после упал на колени и разрыдался, уже воя. Он катался по полу, и бессилие, смешанное с обидой, исторгалось из него рывками вместе со слезами и слюнями. Прошло время, и парень замолк. Он лежал тихий и обездвиженный. Его душа напоминала легкие, изъеденные туберкулезными кувезами, до отказа заполненными слезами. Они кристаллизовались острыми соляными наростами, причиняющими боль. Состояние между полусном и полубеспамятством накрыло его, принося минутное облегчение. Энди ни о чем не думал и ничего не чувствовал, потому что уже не мог ни того ни другого.

Обидно. Обидно до черта! Даже дальше этого черта!

— Что с тобой?

Энди вздрогнул от неожиданности. Он не слышал, как вернулся Рой.

— Нет. Ничего. Все нормально.

Парень прятал глаза, словно был действительно в чем-то виноват.

— Нормально?! Это ты называешь нормальным?!

— Прости. Я не ждал тебя так рано.

— Вижу. Судя по тому, что творится внизу, на тебя нападали.

— Я сейчас уберу.

— Я не о том. Может, скажешь, что произошло?

— Ничего. Заходила твоя жена…

— Я не женат! Что ей было нужно?

Энди молча протянул Маккене газету.

— А-а-а. Понятно. Ты уже видел.

— Видел.

— Ну и что ты думаешь?

— Что, в сущности, так оно и есть.

— Отлично!

Ну это Энди и выдал! Рой аж захлебнулся.

— Знаешь, что я люблю в тебе больше всего?! Так это твою непосредственность! А что?! Преуспевающий, правда, спивающийся кусок дерьма решил на старости лет потешить самолюбие и не нашел лучшего вложения своих финансов, чем в малолетнюю продажную мелкую тварь! Класс! Мне нравится! Как-то оживляет! Да?!

Он жестко схватил мальчишку за грудки и притянул к себе.

— Да?! Скажи мне!

— Рой…

— Что "Рой"?!

— Я не хотел…

— Ах, ты не хотел?! Чего ты не хотел?! Всего этого не хотел?! Но мне так не казалось!

— Я ничего не хотел! — осмелел Энди. Выкрикнул и тут же вновь втянул в плечи голову.

— Во как! А что ж ты мне раньше не сказал?! А я-то, идиот, переживал!

— Не из-за меня!

— А что из-за тебя переживать?! Плохо ли тебе?! Скажи-ка мне, супермальчик! Как ты там мне вещал?! А?! Подобрал, отмыл!.. Что там еще?! Ах, да! Оттрахал! А ты не хотел! Сволочь я?! Да?! Только мне казалось, ты доволен был?! Или я ошибся?!

— Рой, я люблю тебя! — выпалил Энди.

— Любишь?! Меня?! Отлично! Странно было бы, если бы это оказалось не так! Как тебе меня не любить?! Любая блажь за мой счет! Ни цента с твоей карточки! Плохо ли?! Сыт! Одет! Ни одной пары трусов дешевле сотни баксов! Всего-то и надо, что подставлять задницу да отсасывать по расписанию! Поди, не переломился! А?! Весь город твоими рожами облеплен! Где ж под мостом такой успех найти было?! Да?!

— Да! — выкрикнул Энди и тут же почувствовал удар по лицу.

Пощечина обожгла, встряхнув воспаленный мозг. Вот плита и накрыла его с головой. Наступила оглушающая тишина. Парень почти слышал стук собственного сердца. Сильные, очень сильные и редкие удары. Словно оно выработало запас прочности, и это последние рывки перед тем как остановиться. Энди отвернулся, чтобы скрыть, что Рой разбил ему губы.

— Покажи, — Маккена заметил, что парень прикусил губу, стараясь незаметно слизывать выступающие капли.

— Да все нормально, — Энди словно оправдывался, стараясь еще сильнее отвернуться.

— Покажи, я сказал!

— Что ты хочешь увидеть?!

— Я разбил тебе лицо?

— Ничего удивительного! Так должно было случиться! Хочешь посмотреть?! На, смотри! Ты даже бьешь, как бьют женщин! Наотмашь по лицу!

— Прости, Энди!

Маккена старался развернуть к себе лицо парня, но тот оттолкнул его.

— Рой, что ты хочешь?! Сказал же: все нормально!

Он рванулся, вскочил, быстро сбежал по лестнице и начал хватать разбросанные вещи, стараясь бесцельно приткнуть их куда-нибудь.

— Есть хочешь? Что приготовить на ужин? — стараясь говорить как можно спокойнее, спросил мальчишка.

— Ничего.

— Тогда - не мешай. Мне нужно убраться. У меня кучи дел, а позже я хочу еще и в клуб попасть…

— Зачем? — невпопад спросил Рой.

— Даже не знаю, как тебе ответить, чтобы это выглядело правдой! Танцевать хочу!

— Танцевать? — Маккена тормозил, не успевая реагировать вовремя.

— На пепелище своей жизни, — пробормотал Энди себе под нос и, слава богу, что Рой не расслышал.

— Отлично! Я как раз собирался именно это тебе и предложить! Отчего ж не потанцевать?! Самое время!

— Встретимся там. Да, кстати, раз уж ты за все платишь, дай денег! Мне нужно в магазине пару тряпок прикупить. В салоны и солярии сегодня не пойду. Может быть, завтра.

Рой опешил. Он даже не пытался что-либо сказать, потому как все равно бы и не смог.

— Энди, что ты несешь?!

— А что я несу?! Ты ведь больше всего боишься, что пострадает твоя свобода! Ну так она уже пострадала, но пока еще не очень! Прикинь, что было бы, если бы кто-нибудь заподозрил тебя в отношениях? А так, все как нельзя лучше! Свобода на месте, а к ней еще недешевая блядь! Рой, ты даже не понимаешь, это придает тебе еще статуса…

— Чего не сказать про тебя!

— А что я?! Все нормально! Молоденькая проститутка при богатом попечителе! Чем плохо?! Мне нравится! Живенько так!

Рой ничего не ответил, лишь молча швырнул на стол карточку.

— Сколько можно потратить?

— Сколько потребуется.

— Не боишься, что я обанкрочу тебя? Откуда тебе знать, что у меня на уме?!

— Вот и посмотрим.

— Трахаться не желаешь?! — не унимался Энди. — Любой каприз за твои деньги! А, Рой?! Анально?! Орально?! Как предпочтешь?!

Он не успел закончить, как получил второй удар по лицу.

— Так, ты говоришь, бьют женщину?! — вскипел Маккена. — А если она еще и блядь, то, думаю, что еще и так!

Еще одна пощечина с другой стороны… Энди не помнил, как Рой вышел, и лишь вздрогнул от звука хлопка двери. А после - тишина. Тишина в голове. Тишина вокруг. Мальчишка даже рад, иначе наговорил бы еще больше, хотя, сказанного и так уже в переизбытке. Странно. Он не был оскорблен. Он был благодарен. Парень посмотрел на карточку. Банковская карточка Роя. «Сколько потребуется». Это хуже пощечины, потому что глубже и больнее. Да нисколько не потребуется! Ни цента! Ни полцента!

— Привет, Дайра! Как всегда великолепна! — весело воскликнул Энди настолько, насколько смог.

— А, детка! Твоими устами и горчица - мед! — улыбнулась продавщица. — Давненько ты не заходил. А где Рой?

— Его муза умыкнула. Сольюсь с ним позже.

Дайра не могла отказать себе в кокетстве.

— Ты не ревнуешь к ней?

— Нет. Сам люблю с ней переспать. Она того стоит.

— Ну да, — улыбнулась девушка, взглядом показывая на растяжку над шоссе, что была видна сквозь окно.

— А, это, — как ни в чем ни бывало, протянул парень. — Здесь она далеко не в форме. Ей не сильно нравился наполнитель в бутылках.

— Ты поболтать или по делу?

— И так и сяк. Хочу купить нечто облегающее.

Дайра хихикнула.

— Понимаю.

— Думаю, ты мне поможешь. Я не сильно в этом разбираюсь, но оно должно быть секси.

— Мог бы не уточнять.

— Очень секси, — повел бровями Энди.

— Очень или очень-очень?

— Очень-очень.

— Иди в примерочную. Сейчас принесу. Я, кажется, знаю, что тебе надо.

— Дайра, ну ты понимаешь, что я хочу.

— Конечно, детка.

Минут через пятнадцать Энди кокетливо рассматривал себя в зеркале. Ему было противно, но он из кожи вот лез, играя в новый образ. «Пидовка», — подумал парень, — «Ни дать ни взять и по-другому не назвать».

— Ну и как? — не сильно желая знать мнение Дайры, спросил мальчишка.

— Чтобы обозначить ориентацию лучше не придумать, — уверенно ответила девушка.

— Рою понравится?

— Если только он не предпочитает тебя без этого. Стой. Чтобы уж совсем наверняка, сюда нужен шелковый шарфик.

— Чего?

— Вместо ремня в джинсы.

— А, без разницы. Валяй. Неси свой шарфик. Такую красоту уже ничем не испортишь.

— Энди, что с тобой? — спросил Стив, заметив парня среди танцующих.

— Ничего. Развлекаюсь.

— Все нормально?

— Все отлично! Отличнее не бывает!

— Что с твоими губами?

— Пустяк. Был нетрезв. Столкнулся с лестницей. Что? Тебе не нравится, как я выгляжу?

— Как пи…, — Стив запнулся.

— Не стесняйся. Говори как есть. А что Рой еще не приехал?

— А должен?

— Обещал мне незабываемый вечер.

— Многообещающе.

— И что в коридорах многолюдно сегодня?

— А тебе не все равно?

— Нет, раз спрашиваю.

— Энди?

— Вот только не надо! Не говори мне, что дядя Стив давно живет на свете и знает, чем все это кончается!

— Энди, давай я отвезу тебя домой.

— Домой?! Нет! Не надо! Я только начал веселиться! Смотри, какие презервативы я купил! Розовые и с клубничным запахом! Нравится?!

— Тебе виднее! Как знаешь!

Стив не стал спорить.

— Глаз с него не спускай, — шепнул он охраннику. — Руками не трогай. Если что - я должен знать.

— Не беспокойся.

— Пойдет в коридоры - сообщишь.

— Ты узнаешь, как только он соберется об этом подумать.

— Вот и славно.

В комнаты отдыха мальчишка не спешил. Ему доставало приключений на танцполе. Рой не появлялся. И это напрягало. Стив тоже не приближался, хотя не спускал с него глаз. Энди знал это. Тем не менее, ему было весело. Нездорово весело. Но была какая-то незавершенность. Парень решил догнаться окончательно и отправился в темные комнаты. Искать пятнадцатиминутного партнера не пришлось. Предложение перекрывало спрос. Энди мог позволить себе выбирать. Он выбрал парнишку чуть постарше себя. Физиологическая разрядка, потому что больше он не почувствовал ничего.

— Что ты делаешь?

Рой обнял его со спины.

— Хочу тебя.

— И сколько раз ты уже хотел меня без меня?

— Не помню.

— Выглядишь блядски оху…о.

— Старался.

— Вижу. Трахнуть тебя здесь посреди танцпола или предпочтешь темные комнаты?

— Без разницы. Как пожелаешь.

— Хорошо. Попробую поиметь дорогую куклу. Надеюсь, мне понравится.

— Я очень постараюсь.

Энди понял, что ему действительно без разницы, потому что Рой соблазнял его. Но что-то непреодолимое, что возникло во время ссоры, так и стояло между ними. Плотное. Шершавое. Холодное. Парень шел за Маккеной, и его била дрожь, словно он решился лишиться девственности и теперь боится. Веселье улетучилось, оставив внутри разруху. Рой казался чужим. Жестким. Грубым. Ни поцелуя. Ни ласки. Хуже чем любой в этих комнатах. Мальчишка едва вытерпел. Он кусал губы, и они вновь начали кровоточить.

— Поехали домой, — вдруг сказал Рой, и даже голос его показался незнакомым.

— Как скажешь.

— Иди в машину.

— Да.

— Ну что, выступил?! — тут же набросился Маккена, едва успев захлопнуть в машине дверь. — Хорошо себя чувствуешь?!

— Нормально.

— Детка, давай разберемся. Насколько я помню, речь шла о дорогой проститутке, а не о дешевой бляди. Так ведь?

— Так.

— Тогда не понимаю, в чем дело? Судя по твоему виду, ты удачно сходил в магазин. Денег хватило?

— Вполне.

— Давай так: в следующий раз, когда потребуются обновки, возьмешь хотя бы Стива, коли на мой вкус уже не полагаешься.

— А ему это надо?

— Будет надо.

— Что еще?

Рой застыл на полуслове. Он собирался сказать много, но вдруг понял, что, в сущности, сказать-то и нечего.

— Хотелось бы на завтрак пиццу с рокфором.

— Как скажешь.

— Что ты заладил одно и то же?!

— Еще пожелания?

— Пять оргазмов подряд, — Рой попытался пошутить.

— Не проблема, — перебил Энди с совершенно серьезным видом. — Как скажешь.

— Опять!

— Начинать в машине или до дома дотянем?

— А ты бы где хотел?

— Это имеет значение?

— Да.

— Нигде, но это мои проблемы.

— А если бы я попросил десять?

— И это не проблема. Сдох бы, но сделал.

Энди повернулся и посмотрел так, что Рой увидел: он не шутит. Трещина, возникшая между ними, перерастала в широкий каньон и, казалось, уже ничто не укрепит оползающие склоны. Селевые потоки пошли с такой силой, что Маккена понял: лучше не шевелиться, иначе откосы вообще рухнут.

Они ехали остаток пути молча. Мальчишка ни разу не повернулся в его сторону. Он думал. Тяжелые мысли. Они отпечатывались на лице, и Энди периодами досадно сжимал губы. Он даже застонал. Шум машины заглушил вздох, но он невольно зажал губы кулаком, что не ускользнуло от Роя. Дорога растянулась в бесконечность, и бесконечность эта тянулась, тянулась и тянулась.

Почти три. Дома тихо. Там всегда тихо, но сегодня как-то обостренно. Энди замешкался в дверях, потом достал из кармана ключи и положил на стол. Рядом с банковской карточкой. Брелок лег буквой «Р» наверх.

— Ну, — произнес он так, словно давно репетировал интонации. — Можем начинать.

Рой обернулся. Опять моментальный снимок. Энди стоит, засунув руки в карманы тесных, цвета охры джинсов. Полоска обнаженной кожи живота над цветастым шелковым шарфом, пропущенным в шлевки вместо ремня. Темная впадинка пупка. Укороченная почти в обтяжку футболка. Сбившиеся в стрелки, влажные на концах пряди волос на шее. Длинная косая челка справа налево. Слишком яркая ссадина на нижней губе у левого уголка. Глубокий серьезный взгляд, словно глаза состоят только лишь из зрачков. Чужой. Далекий. Отгороженный толстым звуконепроницаемым стеклом. Повзрослевший как-то вдруг. Крыльев нет, потому что человек.

— Раздевайся. Иди наверх.

— Как скажешь.

Черт! Он решил добить. Словно пытает, и это уже больно. Да никак не скажу! Не хочу, потому что... И говорить нечего! А склоны оползают, ломая линию откосов. Она искажается. Держится мгновение и вновь рушится. Энди, отступи! Но он не двигается. Спокойный, словно ничего не чувствует. Уже не чувствует? Или еще? Оступишься, и пески разотрут тело в кровавую крупу! Чертов сопляк! Упертый в зашкаливающем максимализме! Бесполезно взывать к разуму. Он не слышит. Не хочет и не слышит.

Рой поднимается в студию. Усталость такая, словно тело слито из чугуна. И чугун пропитан мокрым порохом. Не взорвется уже. Жизнь какая-то новая. Неуютная. Все жмет, словно обувь не по размеру. Темно. Только желтоватая подсветка картины и голубоватый дисплей часов. Рой идет уверенно. Не ошибется ведь. Босые стопы чувствую шелковистость платка, брошенного на полу. Или включить свет?

Маккена перебирается на свою половину дивана. Касается невзначай предплечьем Энди. Горячий. Рой успевает отметить это. Ложится, отвернувшись лицом к стене. Мгновения. Тишина гудит оглушающе. Цоканье секундной стрелки, словно набат в металлической колокольне. Не попадает в ритм сердца. Вена на шее дергается. Того и гляди лопнет. Кровь забрызгает все вокруг, как вода из бесхозного поливочного шланга под напором. Сколько? Две атмосферы? Три? Потому что больше не выдержит. Кожа — полигон, утыканный антеннами, над которым висит низкий щит под напряжением. Это ощутимо каждой клеткой, а генератор вот, рядом. Смотрит в потолок, словно может его разглядеть в темноте.

Энди касается плеча Роя. Тому почти больно. Обостренная чувствительность. Как удар ската. Дрожь нитями пронизывает тело. В одном направлении. В другом. Спутывается в ком с узлами. И ожог от прикосновения на коже.

— Не трогай меня, — Маккена говорит шепотом, но мальчишка слышит так, словно он кричит. — Не прикасайся.

— А как же десять оргазмов?

— Оставь себе.

— Как скажешь.

Жестко звучит. Обидно. Безразлично.

В голове путаются слова песни. Она так похожа на них. Такая же безысходная. Она у Энди в плеере. Он прослушал ее сегодня раз пятнадцать. Он даже не знает, кто исполнитель. Да и важно ли?

«I was only looking for a shortcut home

But it’s complicated

So complicated

Somewhere in this city is a road I know

Where we could make it

But maybe there’s no making it now

Too long we’ve been denying

Now we’re both tired of trying

We hit a wall and we can’t get over it

Nothing to relive

It’s water under the bridge

You said it, I get it

I guess it is what it is

I was only trying to bury the pain

But I made you cry and I can’t stop the crying

Was only trying to save me

But I lost you again

Now there’s only lying

Wish I could say it’s only me

Too long we’ve been denying.» **

* Это сложно.

** Lifehouse «It is what it is»

Как долго я ищу знакомый номер дома,

Но это сложно.

Так сложно.

Я знаю, где-то в городе есть знакомая дорога,

Где мы могли бы сделать это

Но не теперь.

Мы отрицали так долго,

Что оба устали от попыток,

Мы все разрушили и вряд ли исправим это.

Так стоит ли переживать?

Это лишь вода под мостом.

Ты так сам сказал, я принял.

Я признаю, это так и есть.

Я лишь пытался пережить боль.

Я заставил тебя плакать, и сам не могу остановиться,

Ведь ты лишь пытался спасти меня,

А я потерял тебя вновь.

И теперь здесь только поверженные,

Хотел бы я сказать так только о себе

Как долго мы отрицали…

Часть 18. Unbeliveble.

18. UNBELIVEBLE.*

Утро, сделав реверанс несмелым солнечным лучом, удалилось на покой, вытолкав на замену недоспавший день. Он развалился, приняв неопределенно-философские очертания. Все выглядело замедленным, сонным и каким-то неопределившимся. Энди спустился к самой воде, нашел какую-то деревяшку и уселся на ней. Лениво падали листья, и вода явно не спешила их уносить. Они копились у берега, словно суда в порту, потом нехотя отчаливали и плыли, выстраиваясь во флотилию. Парень вдруг вспомнил, как мать читала ему в детстве о подвигах славных ахейцев, дерзнувших завоевать Трою. Он всегда восхищался, представляя себя ну если не Ахиллесом, то, по крайней мере, одним из тех славных мирмидонцев, что бесстрашно последовали за ним. Листья превратились в триремы и пентеры с изогнутыми медными носами, что где-то там, внизу по течению воткнутся в берег, чтобы навсегда остаться в истории. Сколько их там было? Тысяча сто восемьдесят два корабля. Кажется. Парень закрыл глаза, чтобы вспомнить картинку, которую засалил почти до дыр, вглядываясь в лицо Пелейона**. Шлем, покрывающий голову, выбивающиеся спутанные светлые пряди, почти зевсов гнев в глазах, разверзнутый в победном кличе «а-ла-ла-лай» рот. Он где-то здесь, на одном из этих кораблей, что бесстрашно несет к славе темная тяжелая вода. Точно. Тысяча сто восемьдесят два! Он не мог ошибиться.

Детство, пусть небогатое и тяжелое, смутно восстало в памяти, отозвалось давно забытыми нотами. Энди ощутил одиночество. Оно вошло в него, растеклось, заполнив собой все межклеточное пространство. Клетки, оказавшись в изоляции, словно сжались, надавливая на ядра, которые изо всех сил сопротивлялись, но постепенно гасли, приходя в уныние. Мальчишка чувствовал себя странно, как будто бежал-бежал с собой наперегонки и вдруг остановился, потому что понял, что давно потерял дорогу. Он не смел оглянуться назад, понимая, что воспоминания раздавят его, боялся смотреть вперед, потому что знал - там ничего. Энди обхватил колени, уткнулся в них носом и заскулил. Тихо, почти про себя и от этого безысходно. Он сидел, покачиваясь, словно баюкал сам себя.

Рой проснулся, но продолжал лежать с закрытыми глазами. Ему не хотелось вставать, не хотелось знать сколько времени, вообще, не хотелось ничего. Снизу легким напылением тянулся запах выпечки. Он все-таки сделал ее. Пиццу с рокфором. Маккена улыбнулся. Итальянская кровь, что плескалась в жилах Энди, несла память о секретах национальной кухни. Никто, правда никто не делал это лучше, чем он. В голове потянулись мысли о свежемолотом кофе, и Рой потянулся вместе с ними. Сладко, как только сумел. Мальчишки внизу не было. Таймер на духовке стоял на режиме сохранения теплого блюда. Маккена приоткрыл плиту. Пицца. Румяная. Тонкая. С корочкой, как он любит. Надо принять душ. Энди как раз вернется, они поговорят о вчерашнем, и все пойдет как обычно. В конце концов, ну что такого в этой проклятой статье, что раздробило привычную жизнь? Можно подумать, его когда-то волновало чужое мнение. Отражение в зеркале подсказывало, что он все еще прекрасен, молод, альтернативен и свободен. Он — Рой, со всеми вытекающими оттуда последствиями. А Энди? Юношеский эмоциональный всплеск. Неопытен. Нестабилен. Темпераментен. Очень.

Рой исходил слюной, а парень все не возвращался. Где его только черти носят? Маккена позвонил Стиву.

«Привет, дружище. Да, все нормально. Все пучком. Да, только что встал. Жду Энди. Готов помереть с голоду. Ты часом не знаешь, куда он запропостился? Я звонил, а он абонент не абонент, да еще и ключи дома забыл. Если еще не завтракал, приезжай. Пицца божественная. Я уже не удержался, отгрыз кусок, так что торопись, если только не хочешь облизать пустой противень. Ок. Жду».

Рой сварил кофе. Тот, как всегда, удрал из турки. Вот зараза шустрая! Надо бы купить кофеварку, но это не то. Хотя, какая разница! Он, наверное, уже не научится его варить. Не беда, Энди-то умеет! Это так, на всякий случай, когда мальчишки под рукой нет. Ничего себе! Уже три! Ну, он и соня! Двенадцать часов, как с куста одним рывком. На диване стопка выглаженных рубашек. Когда успел?! Не спал, что ли? Рой подвинул рубашки и, развалившись, уставился в окно. Лениво. Неохота даже мизинцем шевельнуть. Маккена слышал, как подъехала машина. Стив. Всегда упирается бампером почти в ступени. Его потом ни обойдешь, ни объедешь. Голодный черт! Прилетел, словно сидел и ждал на противоположной стороне улицы.

— Привет, Рой. Чем занимаешься?

— Медитирую, чтоб не захлебнуться слюной. Энди не появлялся? Ну что, будем ждать его или нагло приступим к поеданию?

Не дождавшись ответа, Маккена быстро поставил на стол три тарелки.

— Сам виноват. Нечего опаздывать к завтраку. Останется голодным, да и только. Пусть пожалеет, когда вернется.

— Рой, — произнес Стив, и стало понятно - что-то произошло. — Он не вернется.

Маккена парализовано замер над ящиком с приборами, потом медленно повернулся к Шону. Он ослышался, что ли?

— Что?

— Он не вернется, Рой.

Стив собрал все мужество, чтобы не отвести взгляд. Немые мгновения гулко стучали секундами в опустевшей черепной коробке. Маккена опустился на стул и заморгал. То, что он услышал, звучало неправдоподобно и просто не вмещалось в голову. Оно было гораздо больше, и Рой почувствовал, как холодная вязкая масса, выдавливаясь, медленно стекает внутри него. Он смотрел другу в глаза, и тот видел, как нервно дергаются его зрачки.

— Ты шутишь или что?

— Дорого бы заплатил, чтобы оказаться шутником. Он ушел, Рой.

Ответ опередил вопрос, колко дернув сердце.

— Не-е-ет, — выдавил Маккена, медленно поворачивая голову, словно тянулся за тем, что говорил в надежде остановить. — Он не мог.

— Мог.

Шон достал пиццу, поставил на стол перед Роем.

— Посмотри. Что ты видишь?

— Не-е-ет.

— Это правда, Рой. Здесь повсюду сыр с плесенью, а он его терпеть не может. И ты это знаешь не хуже меня. Он сделал ее для тебя. Так, как ты любишь.

Маккена уставился в противень. Очевидное казалось бредом. Он не мог поверить. Рой поднялся, подошел к ванной. Открыл дверь. На стойке одно полотенце. Крючок для второго одиноко торчит, стесняясь собственной наготы. Одна зубная щетка. Рой кинулся в студию. В шкафу такие же овдовевшие вешалки. Жмутся друг к другу, словно не могут согреться. Сбились в кучу осиротевшими щенками.

Нет! Это не может быть правдой! Нет!

Рой сник.

— Стив, почему?

— Потому что он любит тебя. Ты так долго стенал о своих незыблемых принципах, что он решился, наконец, сделать тебе самый дорогой подарок, какой ты только сможешь когда-либо получить. Он подарил тебе тебя самого. Разве не так? Теперь ты должен быть счастлив.

— Должен, — обреченно произнес Маккена.

— Ешь давай.

Стив отрезал кусок пиццы. Он явно заставлял себя жевать, но в него не лезло.

— Не хочу.

— Не обижай мальчишку.

— А ему не все равно?

— Все равно, но тебе должно быть нет.

— Надеюсь, ему хватит ума найти недорогое жилье и работу. Денег должно хватить на какое-то время, пока не устроится. Там на карточке…

— Не хватит, — перебил Стив, швырнув на противень надкушенный кусок. — У него нет ни цента. Ничего.

Шон встал, прошелся по гостиной, остановился напротив окна, заложив ладони в задние карманы джинсов. Он не хотел, да и не мог смотреть на Роя. Мужество отказывало ему. Голос зазвучал странно. По-чужому, словно Маккена впервые слышал его.

Он позвонил утром. Рано. Я еще спал. Извинялся долго, но очень просил о встрече. Обещал все объяснить позже. Сказал, что будет в клубе часа через полтора. Теперь только я понял, он пошел пешком. Я приехал, как раз столкнувшись с ним при входе. Должен сказать, выглядел он прескверно. Мы вошли. Он попросил кофе. Я сделал порно, как Энди любит. Уже тогда я почуял неладное. Я выждал время и спросил:

— Что случилось?

— Ничего. Все нормально.

— Тогда?

— Стив, — он замешкался. Все время прятал глаза. — Я пришел попрощаться.

— Стой! Как попрощаться?!

— Я долго думал, но понял, что не могу уйти просто так. Не хотел оскорбить тебя, поэтому я здесь.

— Энди, объясни все толком! Ничего не понимаю!

— Шон, я решил уйти совсем. Так будет лучше.

— Лучше?! Для кого?! Чушь какая-то!

— Для всех. Это решение принято не вдруг. У меня было достаточно времени подумать. Все опять станет как раньше, как было всегда.

— Энди, что за бред ты несешь?!

— Не бред, Стив. Я очень люблю его и понимаю, что так действительно будет лучше.

— Для кого?!

— По крайней мере, для него. Больше всего на свете он любит три вещи: свою свободу, свою музу и секс. Больше в нем нет места ни для кого. С моим уходом ничто из того, что я перечислил, не исчезнет, так что и волноваться не о чем.

Я растерялся. Я просто не знал, что сказать, а он смотрел на меня открыто. Он улыбался! Просто смотрел и улыбался!

— А как же твой талант? — я уже и сам не понимал, что за бред несу.

— Талант? Он никуда не денется. А, кроме того, к чему он мне?

— Но ты же так любишь танцевать…

— Бог даст, еще потанцую. Какие мои годы?

— И куда же ты пойдешь?

Я понимал: разговор не клеится. Мне не удавалось скомпоновать предложение из одного слова, чтобы не попутаться в нем в знаках препинания. Я боялся услышать ответ.

— Не знаю. Разберусь по ходу.

— Но ты, хотя бы, нашел где жить?

— И это разрешится. Я же жил где-то до Роя. Что, в этот раз не придумаю?

— Ты хочешь сказать, что вернешься на мост…

— Нет. Там я буду надеяться, а мне никак нельзя. Это основное условие, чтобы выжить на улице.

— Выжить?! На какой улице?! Энди, ты с ума сошел, что ли?! У тебя нет ни документов, ни работы…

— И что?! Пока Рой не подобрал меня, это кого-то волновало? И собака выживает в городе. Неужто человек не сможет?

— На улице?!

— Ну, апартаменты мне нынче не очень по карману, так что придется потерпеть какое-то время.

— Не дури! Давай я помогу тебе хотя бы найти жилье и перевезти вещи!

— У меня их нет.

Он поставил на стол сумку, распахнул, обнажая содержимое.

— Все, что я взял — лишь футболка, пара джинсов, трусы и зубная щетка. Больше ничего. Я оставил там даже свое сердце. Оно мне, вроде бы, ни к чему пока. Будет ныть и проситься назад, а мне нельзя. Мне двоих не прокормить.

— Так! — я уже еле сдерживался. У меня попросту кипел мозг. — Я понял, что ничего не понял! Давай все то же самое, только сначала и по порядку! Что произошло, Энди?!

— Стив, я столько раз целовал ему ноги, каждый раз едва выживая, если он касался меня. Я сказал, что люблю, а он разбил мне лицо! Разбил губы, покрывшие его тело поцелуями в сотни слоев! Он кричал, что я - проститутка и блядь, подставляющая задницу по расписанию! Он говорил, что за все, что он сделал для меня, я должен до конца своих дней приносить ему тапочки в зубах! Ты не поверишь, я принес бы, но не потому, что он за все платит! Вчера я сдал все свои вещи в скупку, купил лишь джинсы и футболку, а остаток положил в ящик тумбочки, потому что мне ничего не надо. Там же моя банковская карточка, телефон и плеер. Я понимаю: это мелочь, но это все, что я мог ему восполнить. У меня просто больше ничего нет. Так что, надеюсь, я свободен.

— То есть ты хочешь сказать, что все, что у тебя осталось, это то, что лежит в сумке?!

— Да.

Потом он улыбнулся так, что я невольно подумал об ангеле, а он словно считал мои мысли.

— Ты где-нибудь видел, чтобы ангелы рушились с чемоданами? Так что все правильно. Не переживай, Стив.

Я не мог выдавить ни слова. Я готов был провалиться, чтобы не слышать всего этого, а он продолжал:

— Все нормально, Стив. Я выращу себе новое сердце, заведу девчонку и стану обычным парнем в многомиллионном городе.

— Ты уже не сможешь, Энди. Ты - гей, и сколько бы ты не бежал от этого - не убежишь все равно. Теперь ты будешь хотеть этого всегда. Это закон. Ты можешь завести девчонку, десяток девчонок, но это ничего не изменит. Любовь с женщиной — не то же самое, что любовь с мужчиной. Это неравный секс. Ты и сам знаешь, и как бы вы оба ни старались, он никогда не будет таковым по определению. Ты любишь отдаваться, и не перестанешь любить никогда. Ни одна женщина, как бы сильно она не хотела, не сможет дать тебе этого.

— Как бы там ни было, я попробую.

— Послушай хотя бы, что я тебе скажу. Если уж такое случится, запомни одну вещь, так как ты столкнешься с ней неизбежно. Секс с женщиной требует времени. Это совсем не так, как у нас, ибо мы готовы в тот момент, когда понимаем, что хотим. У женщин - по-другому. Нужно время, чтобы они разогрелись, и нужно время, чтобы остыли. Это физиология. Боги! Никогда не думал, что скажу тебе это, — я скомкивал все, но считал, что обязан сказать ему. Я словно кричал вслед уходящему поезду. — Они не могут просто раз и сделать. Не забывай об этом. И еще: тебе придется очень внимательно прислушиваться к женскому телу, чтобы понять, что происходит. Господи, что я несу?! Я говорю, словно посылаю тебя на смерть…

— Я постараюсь выжить. Тебе не придется за меня краснеть.

Он улыбнулся, а потом сжал губы, словно ему было досадно.

— Спасибо, Стив.

Он поднялся, застегнул сумку и перекинул через плечо.

— Прости. Не люблю долгих проводов…

— Ну куда ты пойдешь?! Хочешь, живи у меня, коли не можешь с Роем…

— Не могу. Ты знаешь почему. А куда я иду? В тот мир, который для меня, где самое ценное, что есть, это утро, если тебе посчастливилось проснуться. Никто не выставит счет. Тот мир честен. Он не обещает ничего и никому, и мне не придется ничего ждать, потому что и ждать будет нечего и не от кого.

— Энди, возьми хотя бы денег! — меня захлестнуло отчаяние, потому что я видел, насколько твердо он все решил.

— Нет. Это заставит соображать быстрее, а не надеяться на бумажки, что в кармане.

— Я не могу так вот отпустить тебя…

— Придется, Стив. Я ведь не прощаюсь навсегда. Повезет, устроюсь, тогда и загляну к тебе. Надеюсь, мне не откажут в чашечке порнокофе? Ну, а не повезет - прости заранее.

Он обнял меня, и я почувствовал, насколько он мужчина. Не по годам. Я не мог уже ничего сделать, и лишь смотрел, как он подошел к двери и вышел, не оглянувшись. Он не обернулся!

— Теперь я хочу спросить тебя, Рой, — Стив резко развернулся. — Какого черта ты сделал?! Какого черта ты, ублюдочная тварь, сделал это?! Ответь мне!

Маккена выглядел раздавленным. Размазанным настолько, что, вряд ли, удалось бы соскрести хоть один кусок, из которого можно извлечь ДНК.

— Молчишь?! Правильно! Молчи, потому что это - единственно разумное, что ты можешь сказать, ибо я не поверю ни одному твоему слову! Ни звуку! А пицца действительно вкусная. Он старался. Для тебя!

Стив не стал дожидаться ответа. Хлопок входной двери отозвался троекратным эхом в голове Маккены. Ему показалось, что задребезжали все внутренние органы, словно висели на металлических растяжках. Рой уставился в противень. Ни кусочка без расплавленного рокфора. В мозгу все на тех же растяжках звенело: «Он старался. Для тебя… Для тебя… Старался… для тебя». Маккена сидел опустошенный. Внутри ничего не было. Вакуум. И тишина. Такая, как бывает перед катастрофой. Ни звука. Ни дуновения. Сейчас. Вот-вот. Еще мгновение и бурлящие потоки обрушатcя с высоты беспощадно и мощно.

Рой боялся даже думать. Думать страшно, если ты не в состоянии принять то, что поймешь. И понять страшно, потому что придется принять. А как принять, если невозможно? Тишина перед катастрофой. Ни кусочка без плесневого сыра. Для тебя.

О-о-о! Вот они, потоки! Смесь гранитных глыб с колотыми краями в месиве из тяжелой вязкой глины. Рев и гул в резонансе с громовыми извержениями. И сквозь это все - дикий безудержный хохот танцующих демонов. Если это выдержать, только тогда можно понять, как рвется душа. Потом, позже наступит затишье с послевкусием из пытки. Долгой. Бесконечной. Когда невозможно прикоснуться к коже, ибо она болит, как обнаженная рана. Невозможно шевельнуться, потому что ноют кости, словно их вывернули и переломали. Невозможно спать, потому что боль не дает забыться ни на мгновение. Это то, что не пожелаешь злейшему из врагов, потому что будет страшно даже подумать. Но это потом. А пока - тишина, в которой лишь дребезжание металлических растяжек.

Рой выдвинул ящик, все еще надеясь на что-то. Но нет. Как и говорил Стив. Карточка, телефон, плеер и небольшая пачка денег. А еще часы. Ролекс за десять тысяч. Наверное, так бьют мужчин. Кулаком. Одним ударом. Под дых. Жестоко и наверняка.

Маккена сдвинул в ящике купюры. Немного. Хотя, для кого? Для него - нестоящая ерунда, а для Энди? Много. Плата за то, чтобы вернуть себе честь. Так-то, Рой! Ты подобрал нищего мальчишку, у которого только и было, что шкурка да жизнь. Это ты так думал, но он дорого заплатил, чтобы опровергнуть это. И не в деньгах дело. В тебе. Ты создал ангела. Дал ему крылья. Вот спасут ли? И это не игра. Не съемка. Не выставка. Ты заставил его пасть. Он не спорил. Пал. И теперь только это - реальность. Реальность, Рой!

Маккена остановил машину. Мост. Вода. Листья. Не корабли. Просто листья. Все так и не так. Потому что нет Энди. И Рой не знает, что разбухшая почва еще не выдавила его следы. Они там. На склоне. Нешироко друг от друга. С четким протектором подошв. Потому что мальчишка шел медленно. Останавливался. Думал. Рой надеялся. До последней минуты. Больно. Реальность давит безысходно и тяжело. Маленький ангел. Из плоти и крови. Человек. Человечек.

Маккена решил ждать. «Сдохну, но сделаю». Слова оборачиваются заевшей пластинкой. И время на циферблате без стрелок. Как бесконечность. Тянется. Ну что, Рой? Сдохнуть-то сдохнешь, но не сделаешь. Поздно.

Вечереет. Сумрак тянет холодные нити, разматывает клубок, навешивая на ветви. Нити плавятся, осыпаются, зависая в воздухе леденящей пыльцой. Голод одичало скребет желудок, и тот урчит недовольной собакой. Хочется спать, и надо найти место для ночлега, а его нет, потому что весь день парень бродил по городу в поисках хоть какой-нибудь работы. Не повезло. Еще не время впасть в отчаянье. Для жизни на улице это самое скверное. Теплый желтый свет в окнах посмеивается над замерзшим мальчишкой, сыто и довольно роняя мысль: «Сам виноват». А еще хочется в душ. Как славно пахнет мыло, но замок закрыт, и это теперь другой мир. И ключей нет. А был ли он, вообще? Был, но как кино. Рано или поздно, но оно заканчивается последним угасающим аккордом «конец».

Энди отправился на вокзал. Если повезет, можно будет устроиться в кресле и переночевать, а завтра… Завтра все сначала. Только труднее, потому что дрожжи вспенивают чувство одиночества и безысходности. Парню повезло. Полно народу. С чемоданами, рюкзаками, сумками. Кто-то в начале пути, кто-то в конце, и лишь он один посередине. Застрял. Завис. Потерялся. Он подумал о Рое. Как ни старался весь день гнать прочь эти мысли, они не отступили. Рой. Это зазвучало в нем тонкой струной. Теплый комочек образовался слева в груди, разрастаясь и заполняя пустое место. Сердца нет, но Энди почувствовал, как оно одиноко болит там. Далеко. Там, где он его оставил. Надо уснуть. Не получается. Саднит разбитая губа. Едва схватившаяся кожа треснула и сочится каплями крови. Солоноватая. И душа сочится. И мозг сочится. Хреново. Ой, как хреново. Наверное, мальчишка задремал или просто забылся. Парень не знал, сколько прошло времени, но вдруг вздрогнул, словно почувствовал легкое прикосновение к щеке. Никого рядом. Но он же точно ощущал ее. Видел, как она ходит между спящими людьми, перешагивая через тюки вещей. Как всегда, поднимает подол, чтобы не оступиться и не запачкать, а после стоит напротив и смотрит. Глаза карие с зеленоватым напылением, потому что смотрит глазами Роя. Наклоняется и целует, чуть касаясь губами щеки. Волнистые пряди соскальзывают с плеча, касаются кистей рук. Легкие, словно взмах крыльев бабочки. Пахнут лавандой. Муза. Энди не уверен, но она все-таки успела шепнуть: «Мой ангел». Наваждение? Сон? Наверное, от голода мутится рассудок.

Рой вернулся домой уставший и опустошенный. Надежда, как обветшавшая в голых ветвях тряпка, устало трепыхалась внутри него. Темно. Тихо. Никого. Дом показался нежилым. Чужим каким-то, словно и не жил в нем столько лет. Странно. Раньше, когда Энди уходил, он все равно оставался, а теперь не остался, потому что ушел. Маккена прошелся по гостиной. Бесцельно, просто было незачем. Только теперь увидел на столе карточку и ключи. Брелок буквой «Р» наверх. Рой. «Не боишься, что я обанкрочу тебя?» Нет, Энди, не боюсь. А ты не взял ни цента. Где ты? Без дома. Без денег. Без документов. Рою стало страшно. Тонкая куртка. Летние кроссовки. Это - у него. И к ним последние капли октября. А у тебя? Икебана с веточками лаванды и почти нетронутая, засохшая пицца.

Маккена спустился в подвал. Он не заглядывал сюда вот уже полгода точно. Было не нужно. И сейчас незачем, но что-то тянуло. Чисто. Рой не узнал помещение. Открытая дверца стиральной машины. Высохшие неглаженные рубашки на вешалках, как экспонаты в музее, ставшем историческим. Да и сам ты, Рой, бродишь, как забытый в запаснике артефакт. Поднявшись в студию, Маккена подошел к окну. Мертвая улица в пелене из моросящего дождя. Фонарный столб напротив с сердцем-огоньком. Искаженный мир.

Человек. Человечек. Рой целует велюровую кожу на выступающем бугорке четвертого позвонка, запускает пальцы в темные влажные пряди, давит на затылок, приклоняя голову к подушке, а Энди непослушно вскидывает ее Рою на плечо, тянется за поцелуем, и стрельчатые ресницы скрывают хитрые глаза с переливающимся желанием. И вроде бы отдается, а сам берет. Забирает силы, волю, душу. Умеет заставлять хотеть себя. Остается один во вселенной, потому что все остальное исчезает, растворяется, становится ненужным и неважным. Человек. Человечек.

Утро валится тяжело, вязко. Словно после перепоя. Мозги битком набиты булыжниками, тело отвердевшее, как схватившийся цемент. Рой открывает глаза. В них песок барханами. Он не помнит, как уснул у компьютера. Ноет плечо, голова на бесчувственной руке, а в душе пируют кошки. Точат когти, рвут в хлам. На мониторе ангел. Смотрит через плечо, сложив беспокойные хулиганские крылья. Взгляд земной. Подернут искрами. Чуть отросшие волосы касаются зацелованных плеч. В ухе камушек. Озорной. Искрится подстать глазам. Ангел, лизнувший из сладкой чаши греха. Такой падет без сожаления. Принтер нехотя выдавливает листок. Он. Все так же смотрит через плечо, ничего не меняется. Взгляд с плоской бумаги почти осязаем. Счастливый. Дерзкий. Карие кружочки.

Энди открыл глаза. Усталости только прибавилось. Жесткое кресло измучило позвоночник. Мальчишка встал, пошел в туалет, выпил воды из-под крана. Она провалилась в бездонную пропасть. Желудок недовольно заурчал, ожидая чего-нибудь другого. Парень взглянул на себя в зеркало. Отражение не вызвало умиления. Помятый, почерневший, потухший. Энди еще раз умылся. Может, станет лучше? Не стало. Он взглянул на часы… Ну, да. Их же нет. Забыл, что ли? Ладно. Пошарил по карманам. Пачка. В ней две сигареты. Сейчас выкурит и все. Ни денег, ни сигарет, ни работы, ни жилья. Пожалуй, полный набор для зависти. Начинай, Энди. Начинай завидовать самому себе. В довершение ко всему, еще и секса не было полутора суток. Организм в коме. Жестоко ты его, а? Сколько у тебя еще времени? Сутки? Двое? Трое? А после? Если не выкарабкаешься, у тебя все шансы попасть в криминальные новости. Найдут замерзшим в какой-нибудь канаве, брезгливо осмотрят и свалят в холодильник с биркой «неизвестный». Правда, перед этим покопаются в кишках, заглянут в задницу и возьмут соскобы с языка, а после обрадуются. Напишут в рапорте «сдох от голода» и поставят точку. Хочешь так? Если нет, давай собирай свои обломки в кучу и выживай. А-а-а! Вот и пополнение к набору. Лисицы. Ну как же без них?! Они-то сытые. Заполняют мысли и желудок. Места много. Пожалуй, все влезут. О-о-о! Да тут не одна стая! Еще и племя Роя! Своевременно! Удачно как нельзя лучше!

На улице богато сыплет снежная мука. Земля схватилась морозцем, словно лежит в предсмертной маске ужаса. Колеи от протекторов шин, следы лап и ботинок, ямки, ухабины... все отпечатано на этом застывшем мимическом слепке. Энди холодно. Холодно, потому что просто холодно, и холодно, потому что он не ел уже почти двое суток. Голова не варит, да и ноги заплетаются. Еще не отчаяние, но уже крайняя степень уныния проникла во все укромные уголки тела. Душа как-то свернулась, и парень не сможет точно сказать, куда она забилась.

Темнеет. Энди обошел кучу кафетериев, магазинов в поисках хоть какой-нибудь работы. Везде отказ. Значит, надо возвращаться на вокзал, а завтра - все сначала. Он только что стрельнул сигарету, и его повело от никотина. Макдоналдс с неуемными открывающимися и закрывающимися дверями дразнит запахами. Внутри полно народу. Веселого, сытого, довольного. Мальчишка уже готов броситься на первого попавшегося, чтобы отнять кусок бургера. А что, если?.. Мысль показалась воодушевляющей.

Энди вошел внутрь и сел. Куча подносов не хуже Пизанской башни высится валом на столе. Бумажки, трубочки, стаканчики… кусок недоеденной булки. Парень схватил ее и только после стеснительно огляделся. Стыдно. Но всем, кажется, плевать. Хорошо. Глоток пепси. Пара картофельных ломтиков. Он уже забыл, что еда может иметь вкус. Такой вкусный вкус. Лучше не стало. Еда провалилась в желудок слепленными кирпичами, и парня затошнило. Энди выскочил из Макдоналдса, пытаясь продышаться. Холод немного вернул его в чувства. Вместе с чувствами нахлынуло отчаяние. Снежная пыль жестко колола лицо, и от этого слезы казались горячими. Очень.

Рой вошел в клуб. Было еще рано, и народа не было. Он застал Стива в кабинете.

— Привет.

— Привет, Рой. Как дела?

— Отлично! Что-то может на это влиять?!

Шон недоуменно поднял глаза.

— А разве нет?

— Ты о чем? — как ни в чем не бывало спросил Маккена.

— Ну-у-у.

— Если ты об Энди, то и хрен бы с ним. Он достаточно взрослый мальчик, чтобы думать, что делает. Я тут ни при чем. Если ему больше нравится копаться в помойках, это его дело, и я не собираюсь нести за это ответственность.

— Ой ли? Мне казалось, ты был расстроен.

— Был. И что? Минутное помутнение. Рано или поздно это все равно бы случилось. Будем считать, что пришло время. Какой смысл пытаться привить свинье хорошие манеры за столом? Она, по-любому, все обгадит, — Рой был вполне убедителен. Так решил бы любой. Любой, но не Стив.

— Я звонил тебе. Ты не брал трубку.

— Спал, — резко перебил тот.

— Что полдня?

— А почему нет?! Я - свободный человек…

— Чересчур.

Шон смотрел на друга и видел темные круги, устало залегшие припухлостями под глазами. Рой действительно не брал телефон, и это его обеспокоило. Стив примчался в студию, но не застал хозяина. Машины тоже не было. Он позвонил еще раз перед тем, как уехать. Скрывает. Вынянчивает свои незыблемые принципы абсолютной свободы. Даже делает это вполне профессионально. Только не для Стива, который безошибочно улавливает самое легкое колебание мысли в его глазах.

— Надеюсь, ты получил то, что хотел.

— Вполне.

Шон подумал про листок в принтере.

— И тебя не волнует, где он сейчас? — он пытал Роя, отмечая для себя подергивание его зрачков.

— Поверь мне, такие не пропадают.

— Какие такие?!

— Какие?! А ты сам не знаешь?!

— Нет! Хочу услышать от тебя!

— Хочешь услышать от меня?! Что ж, изволь! Дешевки с дорогим опытом работать узкой задницей! Таких по обочинам сколько хочешь! Единично и оптом!

— Рой! — Стив не выдержал, гневно поднявшись. — Я знаю тебя вечность, но первый раз в жизни мне непреодолимо хочется дать тебе в морду!

— За что?! За то, что он плюнул мне в лицо?! Или за то, что я дал ему пощечину?! Он не мог тебе не пожаловаться! Так он заслужил! Или за что-то еще?! Скажи! Не стесняйся! Я постараюсь стерпеть! И вообще, — Маккена тоже раздраженно вскочил, — странно, что тебя все это так заботит! Может быть, между вами есть что-то, чего я не знаю?! Ты часом не трахаешь его?! Ответь, а после дашь мне в морду, если я не сделаю это раньше!

— Не трахаю, хотя тебе должно быть все равно! Ты можешь продолжать доказывать это ему, себе, целому миру, но только исключи меня из этого списка!

— Хорошо. Мне не все равно! Тебе легче?! Зачем тянуть прошлое, когда оно уже ушло?!

— Не ушло, Рой! Я был у тебя сегодня, но как ни странно, не застал тебя! И после ты будешь продолжать мне что-то доказывать?! Хочешь, я скажу тебе, что произошло?! Внутри титанового саркофага твоих убеждений осталось жидкое ядро тебя самого. Оно разогрелось, расширилось, и твой гребаный саркофаг дал трещину! Плазма сочится, и ты не в силах ее остановить! Эта сила уже не подвластна тебе! Смирись наконец и признай, что он сильнее тебя! Ищи себе оправдания! Ты найдешь их кучу, но изменит ли это хоть что-то?! Он заботился о тебе…

— Я платил ему! — вскипел Рой. — Признай сам! Ну не будешь же ты всю жизнь эскимо на палке сосать! Надо бы и пломбира лизнуть прежде, чем поймешь, что ты его не хочешь! Не сошелся свет на нем клином! Не сошелся! Он сделал выбор! Я уважаю его! Он взрослый…

— Да! Он взрослый! Ты прав! Чему его не научила жизнь, доделал ты! Гордись! Соси эскимо, лижи пломбир, доказывай, как глубоко тебе плевать! Только я вижу, как ты страдаешь! С ним ты был счастлив! Без него свободен! Равная замена! Не так ли?!

— Так! Что ты пытаешься мне доказать?!

— Тебе - ничего! Себе - все! Я виноват, что не удержал его! Не ты! Я!

Стив смотрел на него так, что Рой повержено опустился в кресло. Слова друга почти уничтожили его. Обломки лежали валом. Бесформенные. Бесполезные. Бесчувственные. Шон молча стоял еще несколько минут, потом обреченно сел.

— Я могу быть только один, — произнес Маккена низким потусторонним голосом.

— Он знал. Я говорил ему. Он не верил, но ты доказал. Кому? Ты наказал его за то, что он просто хотел быть рядом. Если не с тобой, то хотя бы рядом! Понимаешь, просто рядом! Ничего больше! Ты дважды сыграл в одну и ту же игру. Один раз любил сам, один раз позволил себя любить. И если в первый раз выжили оба, то во второй оба же и разбились.

— Стив, — Рой прятал глаза. — Я не готов.

— К чему?

— Потерять, — еле слышно признался Маккена, - его.

— Скорее ты не готов к тому, чтобы потерять себя.

— Я искал его, Шон.

Вот она, плазма. Плеснула наружу.

— Знаю.

— Я прождал всю ночь на мосту, а днем перерыл весь город.

— Знаю, Рой. Я видел твою машину. Он не вернется на мост. Я ведь тоже искал. Я почти сожрал самого себя. Мог же остановить, но не остановил…

— Твои великие принципы параллельного существования?

— Да. И ведь работало же, пока не случился он.

— Хорошо сказано. Случился.

— Знаешь, о чем я все время думаю?

— Ну.

— Энди признался, что жалеет, что ему так и не удалось попробовать виноград. Ты можешь представить?

Стив досадно улыбнулся.

— Виноград?

— Ему всегда казалось, как он сказал, что черный и крупный должен быть по вкусу похож на тебя. То есть быть таким же сладким и терпким, а зеленый - на меня. Согласись, он все же прогрыз лаз в нашем существовании, свил там норку, и теперь, когда она опустела, чего-то не хватает.

— Знаешь, Шон, может быть, оно и к лучшему. Он молод. Рано или поздно ему бы все равно захотелось чего-то большего, и тогда… наверное, все стало бы еще хуже.

— Может быть. Быть может.

Стив поднялся и подошел к Рою. Обнял, прижав его голову к своему животу.

— Я рад, что ты у меня есть.

— И я, — Маккена обвил друга руками. — Я соскучился по тебе.

Он посмотрел на Шона снизу вверх, и тот отметил, что взгляд его словно смазан маслом. Невеселые, уставшие глаза, измученные недосыпом. Воспаленные прожилки в сиропе застаревших слез.

— Мне кажется, я не был с тобой вечность.

— Вечность и не был.

Особая, несвойственная нежность пронизала их связь. Второй раз в жизни они занимались любовью. Измученные. Потерянные. Стараясь не смотреть друг другу в глаза.

Энди вернулся на вокзал. Неудачный день длиною в бесконечность сжалился над ним, уступая место такой же нескончаемой ночи. Парню повезло, и для него нашлось свободное кресло. Он сел, обнял сумку, упершись в нее подбородком. Электронные часы напротив сочувственно мигали двумя зелеными огоньками, плюсуя секунды его новой жизни. Парень чувствовал, что безумно соскучился по Рою. Он смотрел на снующих людей и думал: почему он? Не один из них? Маккена называл это физикой с химией, но это не так. Слишком примитивно. Овдовевшее место слева в груди ясно обозначило свое наличие. Пустой пузырь в оболочке постепенно наполнялся густой теплой смесью. Регенерация. Пульсация нового еще жидкого сердца, как первые движения младенца в утробе матери. Оно формировалось. Такое же. С той же любовью и болью, что он пытался вырвать. Такое же уязвимое и несовершенное. Тонкие нити нервов, словно иглами прорвали оболочку и теперь прорастали внутрь. Высшие, неподвластные законы управляли невидимой белошвейкой, плетущей узор канвы. И когда работа была завершена, новый клон погнал сквозь себя зараженную кровь, всасывая из нее воспоминания. Они липли, громоздясь одно на другое, и Энди осознал, что страдает. Он понял, что не переставал страдать, и ни голод, ни холод, ни отчаяние не мучили его с такой силой, как воспоминания. Что есть любовь? И стоит ли вляпаться в нее, коли она несет столь великие муки? Стоит ли пить этот эликсир, замешанный на сильнейшем из ядов, коли годами не удается нейтрализовать его? Что теперь, когда Энди нахлебался им сполна? На табло безучастно мигают огоньки. Пытка. Надо заставить себя уснуть. Но как? Как, когда тело, привыкшее к ласкам, призывает их? Не слушает. Не хочет понять, что все изменилось. Оно извивается, сопротивляется, невольно сжимая пальцы и отдаваясь болью в лопатках. И хотя крыльев нет, и полеты теперь - чужая стихия, память зовет, и тело готовится развернуть их, а дух рвет постромки, почуяв шальной ветер.

Перед глазами Роя все плывет. Тысячу лет назад, когда мальчишкой он первый раз управлял автомобилем на оживленной трассе, ему казалось, что вокруг движется сплошная разноцветная масса. Потом месиво разделилось на неопределенные, размытые цветовые пятна. Еще позже пятна кристаллизовались, приобретая очертания автомобилей, их марок и людей за рулем. Теперь аналогичный процесс шел вокруг Роя в обратном направлении. Все слипалось, смазывалось, поглощалось одно другим. Степень опьянения определялась уже единственным критерием: беспробудно. Беспробудно пьян. Стив без единого прибора определил степень процесса, и уже отказался от мысли кантовать того домой. Роя притащили к нему в кабинет, с трудом свалили на диван, и он выпал из реальности.

* Невероятно.

** Ахиллес — герой троянской войны, учавствовавший в десятилетней осаде Трои в составе греческих (ахейских) войск; царь мирмидонцев, прозванный Пелейоном по имени отца, царя Пелея.

Часть 19. You would always win.

19. YOU WOULD ALWAYS WIN.*

Энди вздрогнул. У кого-то рядом зазвонил телефон. Мелодия полоснула по душе металлическим прутом. Внутри парня с такой силой разжалась невидимая пружина, что он, словно с размаху, ударился о стену. Стену, разделяющую его и мир, который уже стал дорог ему больше всего на свете.

«But there's a side to you

That I never knew, never knew

All the things you'd say

They were never true, never true

And the games you'd play

You would always win, always win

But I set fire to the rain

Watched it pour as I touched your face

Well it burned while I cried

'Cause I heard it screaming out your name». (1)

Где-то в душе, в самом ее верху опрокинулись переполненные чаны, выплеснув холодную смесь решительности и злости. Энди понял: он должен выжить, чего бы это ни стоило ему! Он должен доказать! Что и кому парень не стал выяснять. Было вполне достаточно того, что должен. Всем! Пролившаяся смесь реакцией складывающегося карточного домика потянула автоматическое срабатывание каких-то внутренних электронных замков. Джин потаенной решимости вырвался наружу, и парень почувствовал внезапный и необъяснимый прилив сил. Даже не сил, а, скорее, злости. Она вспенила кровь, впрыснув последние ресурсы топлива для кипения. Все клетки тела завибрировали, раскачивая свои ядра. Электроны, протоны или что там еще разогнались, столкнувшись в невидимом коллайдере, вызывая реакцию ядерного фотосинтеза. В нем словно шел процесс образования новой галактики, центром которой становилась новая агрессивная звезда под названием «Я». Спасительная мысль млечным путем пронизала галактику, и Энди решил во что бы то ни было не сдаваться. «Даже будучи снизу, можно быть сверху». Слова Стива превратились в девиз. Да, сейчас он снизу. Так снизу, что еще чуть-чуть и ниже уже будет некуда. Он должен найти работу, должен найти где жить, обязательно дождаться весны, а потом уехать, как и мечтал всегда. Вот только очень хочется курить.

Парень решительно пошел в туалет, попил воды из-под крана и отправился на поиски удачи. Он обязательно встретит ее. Или она его. Неважно, кто из них первым найдет другого, но они не разминутся. Он был уверен.

Энди остановился, украдкой разглядывая, как парнишка на противоположной стороне улицы выкидывает в контейнер набитые мусором мешки. Забегаловка, и, значит, в мешках есть то, что ему нужно. Еда. Стыдно, конечно, но кому какая разница? Да и ему самому какое дело до того, что кто-то сочувственно подумает: «Бедняга». В голове Энди забурлили слова Стива «Победи свои комплексы». Сейчас он выгонит лисиц, непременно наградив их наследством. Пусть убираются прочь и волокут с собой все эти комплексы. Мальчишка решительно подошел к контейнеру, откинул крышку и распахнул пакет. Разве это не удача сразу найти то, что нужно?

— Что ты делаешь? — услышал он за спиной недоуменный вопрос.

Обернувшись, Энди, как только смог, непринужденно ответил:

— Завтракаю автостопом.

— Чего? — растерялся незнакомец, едва не выронив очередные мешки.

— Вполне сносно, — улыбнулся Энди. — Чуть остыло, а так ничего.

— Ты шутишь?

— Да нет. Я вполне серьезно. Здесь часом по мне никакая работа не скучает?

Парнишка совсем растерялся. Энди стоял напротив, дожевывая какой-то кусок, и улыбался.

— Надо у хозяина спросить. У нас тут один парень был, да сплыл куда-то дня три назад. Может, если вместо него?

— А перед тем, как сплыть, он чем занимался?

— Ну-у, со столов убирал, посуду мыл и всякая другая дребедень…

— И сколько платили за дребедень?

— Здесь совсем мало. Сорок долларов за смену.

— Мне бы подошло. Проводишь к хозяину? Думаю, он меня давно ждет.

— Конечно.

Уже было совсем темно, когда Энди вышел на улицу и подставил лицо ветру. Он был почти счастлив, ведь в кармане лежали теперь четыре бумажки по десять долларов. Парень отправился на вокзал. Мысль съесть полпорции горохового супа за три доллара показалась ему идеальной. Прожить в городе на двести сорок долларов в неделю, в которые должно быть включено все, было под силу, наверное, только магу высшей категории, но Энди это не пугало. Сейчас он думал о том, что в самом дальнем углу забегаловки находится абсолютное счастье, о котором он боялся даже думать. Душевая с горячей водой. А еще он купит носки. Две пары.

Энди неспешно брел по улице. Весь день в голове крутилась утренняя мелодия. Ему нравилась песня, и он напевал про себя:

«I set fire to the rain

And I threw us into the flames

I felt something die

'Cause I knew that there was the last time

The last time». (2)

Минуя переулок, парень вдруг остановился, едва ступив с тротуара на проезжую полосу. Ему на мгновение показалось, будто кто-то тянет его. С крыш и водосточных труб падали пересыщенные лепешки мокрого снега и, шлепаясь, словно шептали: «Сюда». Им вторили тяжелые капли: «Иди». Легкое касание нежной руки от щеки к плечу. Стайка мурашек следом. Дуновение слов. «Идем». Энди оглянулся. Никого. Помутнение рассудка? Начало безумия? На улице ни одной машины, ни единого человека, нет даже облезлой кошки. Переулок одиноко тянется, прячется, поворачивая за угол, где в трех кварталах… Мост. Он парит слева. Над водой на желтой змейке фонарей. Энди знает точно. Круг его жизни не замкнут. Какая-то незавершенность. А у музы меняется цвет глаз. Сейчас они, должно быть, темно-карие. Почти черные. Мальчишка почему-то подумал об этом вдруг. Порыв ветра хлестнул по лицу жесткими каплями. Как пощечина. Или это… она резко обернулась, и пряди волос скользнули по щекам? Идти все равно некуда, и он побрел к реке. Незачем. Просто так. В первый день знакомства с Роем он тоже шел к мосту с этой стороны, а после машина увезла его с того, противоположного берега. Река, как граница, четко делящая жизнь на две жизни. Выходит, он обошел ее по кругу. Стоит только перейти мост, чтобы этот круг замкнулся. Странные мысли. Энди понял, что не мог бы сам додуматься до этого. Кто тогда подсказал? И песня все оборачивается бесконечными повторами.

I let it fall, my heart (3)

От воды тянутся холодные струи. Они как ловушки с датчиками движения. Голодные. Хищные. Только и ждут свою жертву, чтобы броситься и проникать сквозь одежду к теплому телу. Клубок ядовитых змей. Кусают, занося под кожу яд холодного прикосновения. Он растекается, впитывается и остается.

Набережная с разбухшими склонами в мятой рубашке из пожухлой травы. Флотилия листьев жмется к берегу, вытянувшись в бесконечную очередь. Здесь хочется остановиться и думать. Думать. Не получается. Мысли магнитом тянутся к одному. Рой. У него другая полярность. Сильная. Противоположная, и Энди прилип. Приклеился. Вдавился в него. Почему Рой? Он же не бодибилдер, не популярный актер, не подиумно-журнальная модель. Обычный набор биоматериала. Руки, ноги… Как у всех. Нет, не как у всех. Как ни у кого. Стрельчатые зеленые штрихи в карих кружках. Ямочки. Чуть торчащие волоски на одной брови. Словно облитое воском, сглаженное тело. Знакомый стук родного сердца. Обидная унизительная пощечина. Подсветка картины. Черные простыни. Рубашки. Крылья. Их нет. Мурашки у парня по спине. Где они, крылья? Ну да. Забыл. Он же повесил их на веревку в подвале вместе с теми самыми рубашками. Постирал и повесил. Запачкались. Поизносились. Вода стекает с белоснежных перьев. Не вода вовсе. Слезы.

Энди медленно шел вдоль берега. Время обгоняло его, потому что у него была цель. У парня не было, и от нечего делать он просто любовался подсветкой моста. Взгляд скользил по изогнутой линии парапета, пока не споткнулся о неподвижную темную фигуру. Человек стоял… Нет, Энди не мог ошибиться. Высокая фигура на том месте, где… Парень вглядывался, не веря тому, что видит. Машина. Чуть дальше. Рой всегда ставил ее там. Неужели? Нет, даже думать нельзя. Мираж. Наваждение. Энди остановился. Далеко, лица не разглядеть. А надо? Внутренний взор не ошибается. И сердце скачет, как собака, учуявшая возвращение хозяина. Скулит. Оно бы сорвалось, но только цепь не пускает. Сидеть! Парень прислонился к дереву. Привязал себя вместе с ним к стволу невидимым канатом. Сидеть! Время бешено пульсирует в голове. Рвется напряженной веной. Сидеть! Рой курит. Нервно. Часто затягивается, а после бросает окурок, и тот летит к своей смерти маленькой звездочкой. Вот он - разлом его жизни. Глубокий овраг, размытый темной равнодушной водой. Непреодолимая пропасть, соединенная тонкой изогнутой линией фонариков. Не будь их, она бы разъехалась, и берегов не найти. Вот оно, падение. Крах сознания, а сердце скулит, царапает когтями клетку ребер. Сидеть!