Мир-крепость

16

Я помню это до сих пор и не смог бы забыть, даже если бы захотел, настолько глубоко это врезалось мне в душу. Даже время не в силах стереть это, только смерть. Правда, это трудно выразить словами, ибо то были не слова. Я не могу сказать, как оно было передано мне, и опишу это лишь приблизительно.

Идеальное понимание разумов невозможно объяснить, потому что не с чем сравнивать. Так вот, камень заговорил с моим разумом, передав за несколько секунд то, для чего мне нужны несколько страниц. Слова слишком медлительны и неуклюжи, а упорядоченные мысли точны и вполне могут обмануть время. Если я плохо подобрал слова, то лишь потому, что нужных слов не существует.

Вот что сказал камень:

Вам, которые пришли после нас, нашим детям, от нас, которые когда-то жили, любили и умирали.

Привет вам.

Вот история наших отцов:

Небольшая зеленая планета кружит вокруг небольшой желтой звезды (Земля, Солнце. Образ Галактики, полной звезд — одна из них желтая, — и отчетливое изображение планеты, что кружит вокруг него. Точная локализация Земли и Солнца). Здесь люди рождались, жили и умирали за много веков до того, как вышли к звездам.

История Человека на Земле была циклична, цивилизации возникали и вновь исчезали, но наконец Человек разомкнул эти циклы и достиг большего, чем когда-либо прежде. Он победил пространство, основал колонии в других мирах Галактики и, стоя на вершинах этих достижений, думал, что уже никогда не упадет.

Завоевание Галактики было отнюдь не мгновенным, это был долгий, мучительный процесс, исчерпавший запасы Земли и Солнечной системы, поглотивший энергию тех, кто остался на Земле. Колонии, соединенные тонкой нитью памяти и привязанности к родной планете, стремительно развивались, а земляне поглядывали на Галактику и Империю и считали, что это хорошо, ибо создано человеком.

Но узы памяти слабы, а строительство нового мира — дело трудное, требующее реального подхода. Если мыслить реалистически, будущего у Земли не было, только прошлое. Она оказалась в долгу у своих колоний, а сама могла экспортировать только сентиментальные воспоминания. Но остальные планеты не хотели отдавать природные богатства в обмен на сантименты, и никто не пытался переубедить их.

Начался Второй Этап. Империя превратилась в фикцию, но Земля создала себе новую империю: она стала огромным университетом, королевством знаний. Мудрость текла с Земли бесконечным потоком: изобретения, наука, философия. У колоний не было времени для этого, они эксплуатировали свое наследство — звезды и охотно обменивали продукты на образцы какого-нибудь нового агрегата, сырье на законы природы и топливо на философию.

Со всей Галактики люди прибывали на Землю, чтобы учиться, продавать и покупать. Земля была рынком всего. Но Галактика была неспокойна, и земляне предвидели, что вскоре мир будет нарушен соперничающими силами. Чтобы иметь собственный независимый рынок, миры готовы были превратить его в поле битвы и уничтожить. Таков основной принцип властвования: овладеть — значит разрушить.

Постепенно Земля отказалась от своей роли, перестала экспортировать знания, жизнь на ней упростилась. Люди забыли о ней, они думали, что Земля умирает; и когда Первая Империя рухнула в чудовищном катаклизме, Земля осталась в стороне. Другие планеты умирали в огне, но Земля выжила, зеленая и спокойная, задумчивая и тихая, она с печалью глядела на смертные муки Галактики.

Такая изоляция принесла необычные плоды: земляне научились думать трезво и ясно. Так начался Третий Этап. Удивительный и страшный парадокс: для выживания нужно четкое мышление, а мыслить четко можно лишь тогда, когда не нужно заботиться о выживании. Когда ученые выяснили, как люди мыслят, начался контроль процесса, и в результате были открыты принципы телепатического общения.

И вот из этой тишины и покоя земляне вновь отправились в Галактику, но не как в первый раз — с громом, огнем и торжеством, а тихо, незаметно, хорошо сознавая опасности и помня о своем долге. Галактику овеяло дыхание разума, чувство единства, некой надежды. Поначалу медленно, а потом все быстрее планеты прекращали войны, Галактика успокаивалась, пламя гасло, и человечество благодарило богов мира.

Незаметные, не рассчитывая на благодарность, мы действовали по всей Галактике, перенося свои силы с места на место, подымаясь все выше. Возникла Вторая Империя, Золотой Век человечества, богатый и плодотворный. Никогда прежде Человек не подозревал, что может забраться так высоко, никогда не мечтал он о таких достижениях.

Это было долгое солнечное лето, но зима, пусть и запоздалая, была неминуема.

Наша общая работа привела к нашей трагедии. Было изобретено некое устройство, и нас обнаружили. Галактика набросилась на нас, дикая и неудержимая. Таков основной принцип социальной психологии: быть иным — значит быть изгоем. Мы были иными, и нас ненавидели. При этом не имело значения, что мы сделали и почему.

Началось наше бегство. Мы бежали через Галактику, надеясь, что нам удастся где-то укрыться и дождаться лучших времен, хотя знали, что надежда эта тщетна. Нас не преследовали, мы оторвались от погони. Но люди думали, изучали и искали своими разумами, которые мы помогли им развить среди установленного нами мира, и однажды нашли Землю среди миллионов миров.

Сегодня мы заметили их разведчика. Ночью или утром они явятся, в последний раз объединившись для мести, прежде чем Галактика вновь взорвется миллионом пылающих факелов. Они хотят отомстить тем, кто дал им то, чего они не просили. Землю своих отцов они распашут огнем, убьют все живое на планете, давшей им жизнь. Прежде чем они обратятся друг против друга, мы погибнем, но рано или поздно Земля вновь зазеленеет. Земля залечит свои раны и будет ждать человека. С материнской снисходительностью она простит своим детям их глупость и будет ждать.

Холод и тьма воцарятся в Галактике, замороженной зимой нового средневековья, а Земля будет ждать. Люди будут забывать и помнить, пока память не уподобится забвению, а забвение — памяти, пока не возникнут легенды. А Земля будет ждать. Это послание, как и другие секреты, предназначенные для вас, пришедших следом за нами, будет укрыто (здесь, здесь и здесь). Найдите и мудро используйте их. Это ваше наследство.

Когда-нибудь Человек вновь ступит на Землю, и не имеет значения, кто это будет, ибо этот камень насыщен желанием. Люди будут желать его больше жизни, он будет переходить из рук в руки, пока не попадет к тебе, который сможет его прочесть.

А ты неизбежно появишься, потому что мы рассеяли свое семя по Галактике, потому что уничтожить нас нельзя, пусть даже умрем сегодня или завтра. Однажды мы вновь оживем в вас, наших детях.

Будьте сильными, будьте мудрыми, будьте добрыми.

Земля ждет.

Я сидел, держа в руке камень, ошеломленный и обессиленный. Я прочел письмо, адресованное не мне. Я не был одним из их детей, и меня охватил стыд. Это было прекрасно и грустно, а я был несчастным, слабым смертным, который, конечно же, не мог отстроить их Империю.

Я медленно снял шлем, отложил его и посмотрел на Агента, лежавшего в углу. Взгляд его был по-прежнему полон ненависти. Я встал, оставив оружие — мне было противно прикасаться к нему.

Они пока не пришли. Сколько времени прошло с тех пор, как я подтянул к себе камень и пробудил его своим страданием? Вечность? Я познал многовековой ход истории, пережил времена величия и упадка. Теперь это принадлежало мне навсегда, я знал о забытом прошлом Человечества больше, чем кто-либо с момента распада Второй Империи. Но это заняло всего несколько секунд. Пожалуй, время у меня еще оставалось.

Я подошел к Агенту и наклонился над ним.

— Скажи своему хозяину, чтобы не искал меня. Он, конечно, не послушает, но ты все равно передай ему это. Еще скажи, что на этот раз я его пощадил и, возможно, пощажу еще раз, но однажды он выведет меня из терпения, и тогда я убью его.

Я спустился по лестнице, вышел в коридор и задвинул плиту. Это могло задержать их на какое-то время. Пройдя через Портал, что было нетрудно со стороны монастыря, я оказался в Соборе. Там было пусто и темно, столяр уже ушел, хоть и не закончил работу.

Я взглянул на свою руку. В ней по-прежнему был зажат кристалл, уже не таинственный, но обогащенный смыслом и от этого еще более бесценный. Я сунул его в кошель на поясе и огляделся.

Черных у входа могли предупредить, но наверняка был способ обойти их, не прибегая к насилию. Конечно, был: не могли же они останавливать каждого, кто выходит из Собора.

Я подошел к деревянному ящику со столярными инструментами и поднял его. Потом, опустив голову и сгорбившись, направился к Барьеру. Пройдя через него, я начал спускаться по лестнице на улицу. Уже темнело.

Волоча ноги, я шел по улице с деревянным ящиком в руке. Когда проходил мимо какой-то двери, оттуда протянулась рука с явным намерением схватить меня. Я повернул голову, чтобы они увидели старое, морщинистое лицо.

— Подожди-ка… — сказал один из Агентов, взяв меня за плечо.

— Отпусти его, — прошипел второй. — Так ты нас выдашь.

— Но я же видел, как столяр вышел несколько минут назад.

— Значит, их двое! Да ты взгляни на этого старика. Это не Дэн.

Рука на моем плече медленно разжалась, и я двинулся дальше. Мне было жаль, что столяр лишился своих пил, молотков и рубанков из-за того, что я должен был бежать с камнем, но дело было важнее. Не потому, что камень имел какую-то особую цену, но я хотел защитить его от таких, как Сабатини, — они могли его уничтожить, прежде чем он попадет к тем, кому адресован.

Я остановился у входа в аллею и поставил ящик на землю в надежде, что его найдут и вернут хозяину, потом торопливо пошел прочь. И вот, когда я уже считал себя в безопасности, появились геликоптеры. Они падали с неба, как листья осенью.

Я оглянулся. Машины опускались широким кругом, и я знал, какой у них план. С достаточным числом людей проблема решалась легко и просто: они окружат район и будут передвигаться к центру, расспрашивая каждого встречного и старательно прочесывая каждый закоулок — так можно найти что угодно. Я чувствовал, как камешек становится все тяжелее.

Я быстро двинулся навстречу геликоптерам. Единственным моим шансом было выбраться из облавы, прежде чем они сядут и замкнут кольцо. Но вскоре и этот шанс исчез.

— Оставаться на местах! — рявкнул мегафон. — Не проходить под геликоптерами! Всем оставаться на местах!

Передо мной стояла живая стена застывших пешеходов, пришлось остановиться и мне.

Здесь пройти было нельзя, но я мог попытаться выбраться в другом месте. Как ни в чем не бывало я повернул. Не мне одному пришла эта мысль — некоторые в панике побежали.

— Оставаться на местах!.. — гремели динамики, но уже далеко.

Я оглянулся — из геликоптеров выскакивали оранжево-голубые наемники. Выстроившись цепью поперек улицы, они принялись обыскивать людей.

Всегда можно найти какой-нибудь выход, нужно только хорошенько обдумать ситуацию. «С достаточным числом людей»… В том-то и дело, что у них не было достаточного числа. Во всяком случае не столько, чтобы обыскать весь район.

Я свернул в узкую улочку. С одной стороны стоял полуразрушенный склад — развалина, каких много везде, ибо торговые центры перемещаются по мере того, как развиваются города, и дешевле поставить новое здание, чем восстанавливать старое. Где-то должно быть окно или дверь, конечно, выломанные и разрушенные. Найдя черный провал окна, я огляделся. Никто не следил за мной. Забравшись внутрь, я подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и вскоре уже мог различить смутные силуэты старых ящиков и разбросанных вещей, забытых и разрушающихся.

Я осторожно шел между ними, стараясь не споткнуться, кое-где пол опасно прогибался подо мной. Наконец, я нашел то, что искал, и тщательно ощупал все руками. Это был большой ящик, в котором не хватало одной стенки. Я придвинул его к стене этой стороной, подтащил поближе другие ящики, нагромоздив их так, чтобы куча развалилась от малейшего прикосновения. Сам я сел внутри большого ящика, подтянул колени к подбородку и стал ждать, размышляя.

Проблема моя была не из простых, легче пересчитать молекулы в воздухе. Даже в замкнутом пространстве действовало слишком много сил. Например, наемники Императора. Кто их вызвал? Сабатини? Нет — они же хотели схватить его в порту. Он работал на себя или на кого-то другого, но не на Императора. В таком случае их вызвал тот, кто работает на Императора в монастыре.

Я знал, кто это. Аббат. Это мог быть только он, ведь только эти двое знали, что камень у меня.

Силлер был прав насчет него. Вполне вероятно и то, что Аббат и вправду был моим отцом. Он мог сказать это, чтобы спасти свою жизнь, но такое не придумаешь вдруг. Его слова звучали искренне. Впрочем, меня это не тронуло — он потерял право на мои чувства. К тому же у меня были более важные дела, чем думать о нем.

Были и другие силы, слепо действующие во мраке ночи. Граждане. Возможно, они и борются за какие-то идеалы, но так же заражены разложением, как и все остальные. Торговцы. Эти заняты лишь одним — прибылями. Но что такое прибыль?

Послышались шаги, они приближались.

— Осторожно! Сейчас обвалится, — произнес низкий властный голос.

— Что за помойка! — ответил ему другой, брюзгливый. — Здесь лет сто никого не было.

— Он рассчитывает, что мы именно так и подумаем. Я бы сам выбрал это место, если бы хотел спрятаться.

Я мысленно проклял его.

— Давайте быстрее, — вмешался третий голос.

Сколько же их всего? Может, я ошибался? Да нет, едва ли.

Затрещало дерево, снова и снова, все ближе ко мне.

— Не видишь, что ли: никого тут нет, — пробрюзжал второй голос.

Никакого ответа, только звук переворачиваемых ящиков.

— Осторожно! Возможно, он вооружен. — Это говорил первый, он подошел уже совсем близко.

— Ну и крысиное же гнездо!

— Уберите этот ящик, разберите завал.

Послышался грохот, валились ящики, потом — треск лопающегося дерева и крик боли. Все эти звуки громом звучали внутри моего убежища.

— Вытащите его!

— Осторожнее! — взвыл второй. — Эти доски впились мне в ноги. Не тащите так сильно!

Затрещала ткань, и снова все перекрыл крик боли.

— О Боже! Смотрите! Сделайте же что-нибудь!

— Вынесем его отсюда, пока пол совсем не рухнул, — приказал первый голос. — Никого здесь нет.

Шаги, перемежаемые воплями, удалились.

Я еще долго ждал в темноте. Лишь спустя несколько часов я выпрямился, пробрался через завал и отправился к Лаури. Поход мой продолжался дольше, чем я предполагал, и она наверняка беспокоилась за меня.

Я взбежал по шаткой лестнице. Мне не терпелось увидеть Лаури, отдать ей камешек и рассказать о своих приключениях. Я буду с ней! А может, она не беспокоится, может, спит, уверенная в моей храбрости и ловкости, спокойно ожидая моего возвращения? Тогда я разбужу ее, она взглянет на меня, еще сонная, а потом широко раскроет голубые глаза и притянет меня к себе…

На кухне было пусто. «Спит», — подумал я и улыбнулся. Потом вытащил камешек из кармана, на цыпочках подошел к двери спальни и прислушался…

Кто-то дышал глубоко и хрипло, что-то бормотал. Я остановился как вкопанный — я услышал страшные слева, которые потом мучили меня бесконечными ночами, слова тихие, как вздох, слишком тихие, чтобы услышать их так отчетливо, как услышал я…

— Майк, — шептала Лаури, — Майк., Майк, Майк.

Я с отвращением отшатнулся. Все стало ясно.

Теперь я знал, почему она спасла меня, почему выхаживала, когда я был болен, почему… Мне не хотелось об этом думать. Она хотела лишь получить камень, и неважно, на кого она работала. Я подкинул камень на ладони… Она его получит. Он будет бесполезен для нее, но все-таки она его заслужила.

«Я развлекаю людей пением», — говорила она.

Эх, Лаури, Лаури!

Найдя кусок бумаги, я написал на нем жженой спичкой:

«У меня нет денег, чтобы заплатить тебе, их забрал Сабатини. Я думал, что нашел нечто ценное, но и это забрал кто-то другой. Жалею, что был так глуп. Может, это вознаградит тебя за все».

Завернув камешек в бумагу, я положил его на стол и вышел на лестницу, чувствуя, как вокруг меня вновь вырастает стена.