Мир-крепость

5

Когда я проснулся утром следующего дня, началось мое обучение. Я лежал в большой кровати, и комната была не та, которую я видел накануне. Чувствовал я себя отдохнувшим, но когда попытался встать, одеревеневшие мышцы отказались повиноваться. Лицо и рука болели, а на затылке набухла большая шишка…

— Где твое оружие? — прошептал стоявший в дверях Силлер. Голос его напоминал шипение змеи.

Я сел, постанывая от боли, еще не соображая, что к чему.

— Где твое оружие? — прошипел Силлер еще тише. В руке он небрежно держал пистолет с длинным тонким стволом.

Я коснулся своего плеча, но не нашел ничего, кроме собственной кожи. То, как на мне лежало одеяло, подсказало мне, что я обнажен.

У двери раздался звук, словно кто-то резко выпустил воздух изо рта, и что-то пролетело, задев мои коротко остриженные волосы. Я поднял голову. Пистолет Силлера уже не свисал небрежно, а был направлен в мою сторону. «Какое маленькое отверстие у него в стволе, — идиотски подумал я, — не больше булавочной головки».

— Ради Бога… — начал я.

— Будь на моем месте кто-то другой, — прервал меня Силлер, — ты бы уже умер.

По-прежнему ничего не понимая, я оглянулся. В стене над моей годовой торчала небольшая игла.

— Понимаю. Я запомню этот урок, — сказал я и потянулся, чтобы вытащить иглу из стены.

— На твоем месте я бы этого не делал, — заметил Силлер как ни в чем ни бывало. — Она отравлена.

Мои пальцы остановились в сантиметре от иглы.

— Урок номер два, — продолжал Силлер. — Никогда не касайся того, чего не знаешь. Отсюда вывод: не лезь в дело, пока не узнаешь, что можешь потерять, что выиграть и насколько силен противник.

Силлер щипцами вытащил иглу из стены, осторожно сунул ее в небольшую трубочку, закрыл пробкой и спрятал в левый карман.

— Получается, что ты сам временами забываешь о собственных принципах, — буркнул я, не выказывая особой благодарности, — иначе не забрал бы меня с собой.

— Именно тут ты и ошибаешься, — ответил Силлер.

Я промолчал. Когда я оделся и поел, он смазал мне лицо и руку мазью. Руки у него были неприятно теплые и влажные.

— Думаю, ты никогда не был красавчиком, — заметил Силлер, — поэтому трудно сказать, что это тебя уродует. Через неделю лицо должно полностью зажить, если не считать бровей, ресниц и пигмента. С рукой дело долгое, если, конечно, ты проживешь столько. Но зато ты единственный человек, переживший выстрел из фламмера.

Я пришел к выводу, что тайное жилище Силлера находилось в покинутом складе. Из его удивительно роскошной комнаты можно было попасть в обширный подвал, так что места для тренировок хватало. В тот день среди камней, грязи, насекомых и мелких грызунов я научился обращаться с оружием.

Силлер взял мой фламмер.

— Парень по фамилии Бретон изобрел энергетическую батарею. Впрочем, возможно, он ее просто где-то вычитал или заново открыл принцип ее действия. Это то, что находится у тебя под лацканом куртки. Если ее вставить в рукоять, соединяются два контакта. При нажиме на спуск… — пафф! — голубой заряд растекся по фигуре человека, нарисованной на стене, — цепь замыкается и высвобождается одна сотая доля занесенной энергии. Непроводящий ствол направляет эту энергию на цель. На стволе есть кнопка, когда ее нажимаешь одновременно со спуском, выстрел получается в десять раз сильнее. Это хорошо, когда имеешь дело с большой группой. На самой батарее сбоку есть небольшой рычажок, который идет вниз, когда вставляешь ее в рукоять. Это позволяет освобождать энергию. Кроме того, рычажок можно опустить пальцем, и тогда, если батарею уронить или бросить, она взорвется со всей силой в момент прикосновения к какому-либо предмету.

Я тренировался в одиночных выстрелах — оказалось, что у меня талант к ним. Вскоре я легко попадал в середину фигуры.

— Из этого оружия нужно целить в туловище, это крупная цель и наименее подвижная. Попал в тело — и готов труп. Стрелять в голову — значит рисковать, а любители риска живут недолго.

В том, что касалось стрельбы, Силлер оказался энциклопедистом.

— Такой выстрел — это как удар кулаком в лицо или пинок по зубам. Грубая сила. Я люблю игольные пистолеты.

Отравленная стрела, попадающая в нужное место, убивает так же быстро, но гораздо тише. Такой пистолет — это яд в стакане, нож в спину. Тонкий, деликатный метод, без предупреждения и следов. Взрыв хорош, когда имеешь дело с целой толпой, но я никогда не лезу в подобные авантюры. Кроме того, иглы дешевле и их всегда можно достать. С батареями труднее.

Я тренировался целый день и вскоре уже попадал в любую часть тела девять раз из десяти с пятидесяти метров. Потом я начал учиться извлекать пистолет из кармана под мышкой, однако никак не мог добиться кошачьей ловкости Силлера. Когда мы отправились домой перекусить, я проверил его карманы. Там у него было закреплено гениальное устройство, состоявшее из пружины, зажима и рычага. Вложенный в него пистолет натягивал пружину, а когда полу куртки откидывали, рычаг освобождал зажим, и оружие само прыгало в руку.

Вытащив это устройство из кармана Силлера, я сунул его в свой. Вернувшись, Силлер надел куртку, а когда вкладывал пистолет в карман, лицо его удивленно вытянулось. Мы оба выхватили оружие, но, пока он вытащил свое только до половины, я уже успел прицелиться в него.

Сперва он нахмурился, но потом язвительно усмехнулся.

— Ты лучше, чем я думал, Дэн. Может, ты и справился бы на улице.

Я хотел вернуть ему устройство, но он отказался.

— Оставь себе, у меня есть еще несколько.

Я продолжал тренироваться. Выхватить — и огонь! Выхватить — и огонь, поворот — и огонь. Я тренировался до тех пор, пока движения мои не стали такими же автоматическими, как дыхание. Силлер говорил: «Дэн», а я уже держал пистолет в руке. Он делал едва заметное движение, я поворачивался, пригибался, и пистолет плевал огнем на почерневший силуэт на стене.

Наши занятия продолжались часами.

— Смотри человеку в глаза, — учил Силлер. — Глаза — зеркало души. Прежде чем рука сделает движение, намерение это отразится в глазах. У всех, кроме Сабатини. Его глаза всегда выражают одно и то же, целует ли он девушку или убивает ребенка.

Я направлял на Силлера незаряженное оружие, а его рука прыгала, как змея, и выбивала у меня пистолет.

— Не так близко. Держи пистолет у бока или бедра. Ты должен разоружить меня, но с такого расстояния, чтобы я не мог тебе помешать.

Тренировки продолжались. Вытащить — и огонь. Вытащить — и огонь. Вскоре я уже мог, услышав шорох среди камней, вытащить пистолет, и в ту же секунду на пыльный пол падала мертвая дымящаяся крыса. Силлер тоже включился в эту забаву.

— Хорошо! — сказал он, и глаза его заблестели. — Следующая — моя.

Численность крыс резко уменьшилась.

Силлер научил меня обращаться с ножом, расправляться с врагом тихо и эффективно, научил расправляться и с безоружным, когда у тебя есть нож, и, что гораздо важнее, как вести себя в обратной ситуации. Он показал мне, как сделать тайник в рукаве, и дал мне для него острый нож. Наконец он неохотно признал, что у меня есть шанс уцелеть даже в мире Агентов.

Однажды после позднего ужина Силлер исчез с моей одеждой, оставив мне какую-то тряпку, едва доходившую до колен. Я осмотрел квартиру. Еще раньше я заметил, что наверху нет никакого помещения, а подвал не имеет ни окон, ни дверей. Выход был только один, но он был закрыт.

В конце концов я начал просматривать книги. Большинство оказалось беллетристикой, однако нашлась и небольшая полка с серьезными трудами. Я даже не подозревал, что у Силлера такие широкие интересы.

На полке оказалось несколько книг Джуди. Я мог выбрать «Книгу Пророка», «Церковь» или «Ритуал и Литургия», но и так уже знал их наизусть. Остальные названия ничего мне не говорили, что-то техническое, вроде «Принципы действия, энергия и основные диаграммы контуров», «Машины и Наследие человечества» и тому подобное. У меня было церковное образование, а не светское.

Книга, которую я наконец выбрал, отличалась потрепанной обложкой и загнутыми листами. На титульном листе не было ни фамилии автора, ни названия издательства. Называлась она «Динамика власти в Галактике». Усевшись в кресло, я начал читать. Читал я медленно и вдумчиво, но время шло быстро, потому что ее содержание буквально пьянило меня. Все было интересно, но один фрагмент я помню доныне слово в слово.

«Необходимо понять, чем на самом деле является власть. Ключом к пониманию этого является мир-крепость, а к крепости нет ключа. Взглянем на это ясным взглядом, не ослепленным фальшивой надеждой, не затуманенным мечтами.

Самое главное — оборона. Это символ крепости. В крепости размещены люди и снаряжение, необходимое для обороны. Приближается враг. Он идет через обширное пространство, через световые годы, с огромной армией, с оружием, амуницией и горами припасов, требующихся, чтобы одеть и накормить свою армию. Пусть враг форсирует безмерный ров, используя свои запасы, теряя энергию на преодоление пространства, пусть болезни, скука и распри подтачивают его армию. Пусть он идет. Но пусть защитники будут решительны, и тогда атака не сможет принести успеха.

Задумаемся над радиусом действия и экономикой власти. Подготовка к нападению может лишить мир людей и богатства. А что нужно для обороны? Кольцо самонаводящихся ракет и хорошая система радаров. Атакующие корабли не прорвутся, пока не уничтожат все ракеты, а если защитники организуют производство должным образом, они с легкостью восполнят потери. Одновременно с этим нападающим придется ждать, расходуя силы, пока их собственный мир не взбунтуется против требований ненасытных правителей.

Если же, несмотря ни на что, атакующие победят, то какой ценой? За их спиной останется разоренная планета, с ресурсами, потраченными на завоевание, с резко уменьшившимся населением, оголодавшая и бунтующая. А что они получат? Мир, который невозможно эксплуатировать. Предводитель захватчиков окажется в крепости, принадлежащей теперь ему. Теперь он стал здешним владыкой, и ее предыдущий хозяин не может навязать ему своей воли, как не мог навязать ее защитник крепости перед завоеванием. И если кто-то заговорит о лояльности, то я не знаю, что он имеет в виду. Внутри крепости можно быть лояльным только к самому себе.

Такова психологическая основа крепости. И еще одно: человек из иного мира — враг, он не соплеменник, а чужак. И мы ненавидим его.

А вот какова политика крепости: оборона должна быть решительной и эффективной. Решительность и эффективность не могут разделять широкие массы людей, они со временем могут атрофироваться. Эти черты можно лишь навязать сверху. Крепостью должен управлять один или несколько человек. Демократия здесь невозможна.

В истории бывали случаи демократического строя. Но пересчитайте — их не так уж много. А какова их судьба? Они меняли форму правления сами или это делали за них. Прогрессирующая централизация кончалась диктатурой или сокрушалась завоевателем.

Пересчитайте важнейшие силы Галактики. Отдельные владыки, Церковь, Торговцы. Владыки довольны, Церковь довольна, Торговцы довольны. Проигрывает только народ.

Значит, надежды нет? Ответ может быть только один: никакой. Народ не может взбунтоваться, потому что у него нет власти. У него нет возможности для борьбы и, что важнее всего, нет возможности мыслить или обмениваться мыслями. Народ — невежды, удерживаемые владыками в темноте. Но если каким-то чудом они все-таки взбунтуются, что произойдет дальше? В неизбежной неразберихе их тут же завоюет ближайший мир.

Поэтому мы смотрим на звезды и вздыхаем о счастливых временах. А наши вздохи — это воздушное ничто, расплывающееся в небытии…»

Я закрыл книгу и отложил ее, когда Силлер вошел с моей одеждой. Ее перешили на меня, а темное пятно вокруг шеи вывели.

Силлер сообщил мне, что поблизости нет никого, кто походил бы на Агента. Если Сабатини и искал меня, он делал это исключительно осторожно. Силлер слышал, что Собор торопливо ремонтируют, потому что прошел слух об инспекторской поездке Архиепископа на Бранкузи. Говоря о Соборе, он смотрел на меня, но мое лицо оставалось маской, опаленной кожей.

Он следил за мной, пока я одевался.

— Что оставила та девушка? — спросил он как бы мимоходом.

— Она оставила… — начал я и умолк.

— Что? — резко повторил Силлер.

— Не помню.

— Садись, — сказал он. — Пора поговорить серьезно.

Я сел на край стула, чувствуя невероятную усталость.

У меня снова заболели лицо и затылок.

— О чем? — спросил я.

— О девушке, о том, почему она вошла в Собор, что оставила и почему ты мне это отдашь, — ответил Силлер решительным тоном. Я похолодел: так уверенно и спокойно он говорил.

— Я…

— Неважно, — сказал он. — Ты все помнишь и можешь не валять передо мной дурака.

— Не могу, — устало ответил я. — Я не могу тебе ничего дать. Но даже если бы мог, не сделал бы этого.

— Можешь, — спокойно возразил он. — И дашь.

— У меня этого нет. — Его уверенность приводила меня в отчаяние.

— Знаю. Но ты можешь принести это.

— Не могу. Оно спрятано слишком хорошо. Никто не сможет его забрать.

— Я тебе не верю, — сказал Силлер, и уверенность на мгновение оставила его. — Я скажу тебе, почему ты мне это отдашь.

Я слушал его, хмуря обожженный лоб.

— В благодарность. Я ведь спас тебе жизнь. — Он махнул рукой. — Нашел тебе укрытие, научил всему, что нужно для сохранения жизни.

— Я благодарен тебе, — сказал я, — но не настолько.

Он пожал плечами, однако голос его стал резче.

— Во-вторых, речь идет о праве собственности.

— Девушка…

— Девушка умерла.

Я вздрогнул.

— Откуда ты знаешь?

Он вновь раздраженно пожал плечами.

— Если даже она жива, то предпочла бы умереть. Она в руках Сабатини, значит, мертва. Но это не имеет значения. Важнее, чтобы этот предмет попал в нужные руки. В мои руки.

— А почему именно в твои? — спросил я.

— Мы знаем, что с ним делать, мои хозяева и я. Ты не знаешь. И что самое главное, он уже находился на пути ко мне, когда девушка заметила, что за ней следят Сабатини и его Агенты.

— Как я могу в это поверить, — скептически заметил я, — если ты даже не знаешь, что это такое?

Силлер улыбнулся.

— Это кристалл. Какой-то Торговец нашел его в руинах одной небольшой планеты на окраинах Галактики. Там не было никаких жителей, только руины, старые, как Вселенная. Все говорило о том, что раса эта летала в космос и стояла на довольно высоком уровне развития. Торговец нашел кристалл и взял его, подозревая, что в нем скрыты ценные тайны. Об этом узнали, когда он сел на Бранкузи. Торговец и вся его команда были перебиты, и теперь никто не знает, где находится та планета. Но кристалл оказался в руках Императора. Он ревностно берег его, но недавно камень был украден из дворца.

Я внимательно слушал. Эта информация могла пригодиться, если была истинной. Но это ничего не меняло.

— Откуда ты знаешь, что девушка собиралась отдать камень тебе? Как ее звали?

— Это была Фрида, последняя фаворитка Императора. — Силлер рассказал как выглядела девушка, что объединяло ее с Императором и во что она была одета, когда вышла из дворца.

Я слушал, и меня охватывало странное, неприятное чувство.

— Это не доказательство, — сказал я, с трудом сглатывая слюну. — Сабатини тоже об этом знает. И пусть даже она собиралась отдать камень тебе, мне вовсе не обязательно делать то же самое.

— Чего ты хочешь? Документы? — спросил он, повысив голос. — У тебя есть кристалл, но ты не можешь с ним ничего сделать. Ты даже не проживешь долго. Дай его мне!

Я упрямо покачал головой.

— Не могу.

— Почему? — заорал Силлер. — Тебе не нужна твоя жизнь? Ты не хочешь выбраться с Бранкузи и начать жизнь сначала? Этот кристалл ничего для тебя не значит…

«Ничего для меня не значит»? Это из-за него я оказался здесь, потерял возможность стать священником, получив взамен страх, и даже угрозу смерти и пыток, убил троих людей. И все-таки я не мог отдать его.

— Не могу! — сказал я. — Но ты этого не поймешь.

Он и не понимал. Не мог понять. Только в этом я не сомневался относительно Силлера.

Побледнев, он наградил меня злобным взглядом.

— Ты был со мной очень добр, — сказал я извиняющимся тоном. — Ты многим рисковал, чтобы спрятать меня. Но если ты хочешь, чтобы в благодарность я отдал тебе кристалл, значит, я не могу больше оставаться здесь.

Я поднялся и медленно подошел к двери. Какое-то время у меня было здесь безопасное укрытие. Не прошло еще и дня с тех пор, как я стал считать квартиру Силлера вторым монастырем, моим новым убежищем от мира. Уроки самообороны были только тренировками, не имеющими с действительностью ничего общего. Но сейчас…

— Не будь идиотом, Дэн, — морщась, сказал Силлер. — Никуда ты не пойдешь. — Голос его понизился до шепота. — Если ты не поумнеешь, то вообще никогда не выйдешь отсюда.