Есть много способов выжить, но все они сводятся к трем: атаковать, обороняться или укрываться.
Атака требует ловкости, определенного умения и оружия. Оборона основывается на принципе крепости, а скрываться можно двояко: раствориться в окружении или спрятаться, как крот.
В следующие дни я использовал все три способа, чтобы сохранить жизнь, хотя не смог бы ответить, почему хочу жить. Поначалу все происходило рефлекторно, а потом стало своего рода, игрой, искусством ради искусства.
Прежде всего нужно было замаскироваться. Я был одет, как оборванный вольноотпущенник, стал такой же частью города, как дома, склады и прочие развалюхи. Но этого было мало. У меня не было денег, поэтому пришлось бы просить подаяние, чтобы не умереть, а это могло привлечь ко мне излишнее внимание. Кроме того, маскарад мой был ненадежен: враги уже знали, что я выгляжу, как вольноотпущенник. Конечно, таких в городе много, но глупо было самому облегчать им поиски.
Прежде всего требовались деньги. Был лишь один способ раздобыть их, но я не мог отнимать деньги у тех, кто нуждался больше меня. Пришлось охотиться на охотников. Я охотился на них с голыми руками, не желая больше иметь дело с оружием. Хватит с меня убийств.
Терпеливо выжидал я в районе развлечений, внимательно наблюдая за улицами, возможно, надеясь встретить Лаури, желая увидеть ее такой, какой она была раньше. Девушка так и не появилась, зато появились Агенты. Я заметил их, когда они вдвоем шли по улице — они никогда не ходили по одному. Я не знал их, но это не имело значения — все они были одинаковы, все виноваты.
Когда они проходили мимо аллеи, я повернулся и пошел в другую сторону, а потом шмыгнул в ворота. Они мгновенье поколебались, огляделись, вытащили пистолеты и побежали за мной.
Когда тот, что был слева, пробегал мимо, я выставил ногу. Агент споткнулся, я ударил его по затылку, он упал и замер. Второй остановился чуть дальше и обернулся, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.
— Сэм?.. — позвал он. — Сэм!
Ответом ему была тишина. Он осторожно повернул, нацелив оружие в ночь, а когда подошел поближе, я схватил его за запястье, а второй рукой ударил в живот. Черный сложился пополам. Когда его голова пошла вниз, я коленом ударил его в лицо. Отлетев назад, он ударился головой о стену и мягкой кучей рухнул на землю.
Я быстро содрал одежду с обоих и высыпал в свой кошель содержимое их поясов, прикинув, что заработал около пятисот хроноров. Еще я взял удостоверения, их стоило изучить.
Завернув пистолеты в одежду, я вышел из аллеи, оставив Агентов в чем мать родила. Немного отойдя, я выбросил сверток в мусорный ящик.
Засов на двери магазина легко уступил нажиму руки; заскрипели петли, но внутри было тихо и темно. Я прислушался, но то ли звук никого не встревожил, то ли хозяин просто боялся выйти. Я вошел внутрь.
Свет, пробивавшийся сквозь грязную витрину, был очень слаб, но его хватило глазам, привыкшим к жизни во тьме. Я ходил среди груд поношенной одежды, пока не нашел то, что искал. Я уже решил, в кого переоденусь на этот раз.
Я натянул залатанные, но чистые брюки и подходящую рубашку с красным знаком механика на рукаве. Одно из удостоверений тоже было красного цвета. Наткнувшись на кучу шляп, я примерял их, пока не нашел одну подходящего размера.
Оставив на грязном прилавке десять хроноров за вещи и сломанные замки, я вышел в ночь, тихо прикрыв за собой дверь.
Заброшенные склады — вполне гостеприимные места, если не иметь ничего против шуршащих и ползающих созданий. Мне они не мешали. Я нашел склад чуть получше, чем тот, в котором скрывался от облавы. По крайней мере пол здесь не грозил провалиться под ногами. В углу я устроил конуру из ящиков с замаскированным входом, из лохмотьев вольноотпущенника сделал подушку, лег и заснул. Спал я беспокойно, но даже такой отдых был благом.
Питался я в дешевых забегаловках для рабочих, брал жидкий супчик, старый хлеб и рыбу с заметным душком, платил мелкими деньгами, тщательно пересчитывал сдачу. При этом старался не заходить в течение недели в одну и ту же забегаловку дважды, а иногда просто покупал хлеба с сыром и относил в свое убежище. То, что за ночь не успевали съесть крысы, оставалось мне на завтрак.
Нельзя сказать, что я жил полнокровной жизнью, но все-таки жил. А игра тем временем продолжалась.
Если уж ты крот, ты должен знать туннели и ямы на своей территории. Я изучал город, ходы через рынки и районы трущоб, широкие и прямые улицы, извилистые переулки, змеящиеся совершенно непредсказуемо, темные неожиданные тупики, грязные и таинственные. День за днем, ночь за ночью бродил я по городу, никому не бросаясь в глаза, и наконец изучил его вдоль и поперек.
Порой я натыкался на какого-нибудь Агента и шел за ним как ни в чем ни бывало, а он даже не подозревал об этом. Иногда я узнавал что-то интересное, но чаще делал это так, ради тренировки. Следу я за некоторыми, я оказывался у боковых дверей великолепного Дворца, другие исчезали в жалких домишках или бродили по улицам, пока не встречали кого-нибудь. Так я узнал, что меня по-прежнему ищут. Остановившись за углом, я присел, чтобы завязать шнурок на башмаке, а сам слушал.
— Ну как?
— Ничего.
— Что Силлер?
— Издох и уже протух.
— Кретин!
— Мы упустили его.
— Есть что-нибудь для Конгресса?
— Нет.
— Надо же было выпустить это из рук, когда у нас уже был ответ!
— Ответ оказался фатальным.
— Обычно так и бывает. Но этот Дэн все еще где-то здесь. Найдите его и приведите.
— Всего-то?!
— Ладно-ладно. Все-таки постарайтесь.
Я тихо ушел. Граждане продолжали действовать.
Однажды я встретил низенького Агента с блестящими глазами, человека Сабатини. Он не узнал меня, хотя я шел за ним довольно долго. Наконец он свернул в узкую улочку, а когда я прошел мимо, огляделся и вошел в один из домов. Я запомнил это место, когда-нибудь эта информация могла пригодиться.
За одним из черных я пошел даже за город. Он явно чего-то ждал, то и дело посматривая в небо. Наконец он уставился в одну точку, прикрывая глаза ладонью, и тогда я тоже увидел черное пятнышко. Оно становилось все больше и вскоре превратилось в геликоптер. Он опустился на поляну среди кустов. Из него вышел низенький мужчина средних лет со сверкающей лысой головой… мой знакомый из порта.
Я осторожно проскользнул на другую сторону геликоптера, и первые слова, которые я услышал, были об убийстве.
— Значит, убить его? — спросил Агент.
— Да, — прощебетал лысый. — Когда-то он был нам нужен, но теперь нет. Слишком много времени он провел на свободе и слишком много знает. Лучше пусть он умрет, чем будет помогать другим.
— Сначала его нужно найти. Если, конечно, его не перехватил кто-то другой.
— Он был сначала у одного, потом у второго, но удержать его не смогли. Вряд ли он даст схватить себя еще раз. Нужно, чтобы он умер, прежде чем захочет сам использовать это.
— Что использовать?
Лысый только пожал плечами.
— Кто-то следил за мной, — с беспокойством сказал черный.
— Кто?
— Не знаю, и это странно. Будь это кто-то из них, я бы узнал.
— Это наверняка Дэн, — решил Торговец. — Он хитрее остальных, успел уже научиться. Если тебе снова покажется, что кто-то за тобой следит, остановись и изучай всех, кто будет проходить мимо, даже таких, которых никогда бы не заподозрил. Прежде всего именно таких. Ты узнаешь его лицо — у него светлая полоса на уровне глаз.
Мне стало зябко: лысый был слишком умен. Нужно быть осторожнее, когда пойду отсюда.
Они зашептались так тихо, что я ничего не мог разобрать, но понял, что мне готовят засаду. Сейчас или потом? Лучше не рисковать.
Я бесшумно подполз к геликоптеру и стал ждать. Они, похоже, собирались шептаться вечно.
— Так и порешим, — громко сказал Торговец. — Не связывайся со мной, пока не соберешь эти сведения.
Зашелестели кусты. Лысый забрался на переднее сиденье и принялся чего-то ждать. Шли минуты, а я умирал от беспокойства.
— Никого! — крикнул снаружи Агент.
Торговец пожал плечами.
— Всегда лучше проверить. Ты знаешь, что надо делать. Винт закрутился, машина медленно поднялась. Я подождал, пока она окажется в десятке метров над землей.
— Не поворачивайся.
Он знал меня в лицо, но мне не хотелось снова менять одежду.
Человечек подпрыгнул на сидении, лысина заметно побелела.
— Я легко мог бы тебя прикончить, но не стану, если не буду вынужден. Почему ты хочешь меня убить?
— Если ты был там, то слышал, — сказал он, глядя перед собой. — Ты опасен.
— А ты всегда уничтожаешь опасное? Может, я тебе еще пригожусь?
— Ты — темная лошадка, и мы не можем рисковать.
— Кто это «мы»?
Он долго молчал, потом произнес:
— Я ничего тебе не скажу. Ты не умеешь водить геликоптер.
Это было утверждение, но я все-таки ответил:
— Нет.
— Если будешь задавать мне вопросы или попробуешь нажать, я разобью машину.
— Ну, давай! — расхохотался я.
Геликоптер летел ровно.
— Поверни к городу.
Вздохнув, он повиновался.
— Чего вам нужно? — спросил я.
Он знал, что я имею в виду.
— Галактика, в которой можно свободно торговать.
— Свободная Галактика?
— Не обязательно. Свободная Галактика — это отличная идея, но нереальная. Но равновесие сил вполне возможно, и мы должны проследить, чтобы оно соблюдалось.
— А я, по-видимому, нарушаю это равновесие, — сказал я. — И все-таки ты сдал меня Сабатини.
— Я не знал, кто ты. Если бы знал, помог бы тебе выбраться. Кстати, это я могу сделать и сейчас.
Я рассмеялся.
— Нет уж, спасибо, — снова рассмеялся я и добавил: — Не оглядывайся.
Его голова быстро повернулась обратно.
— Сядь здесь, на окраине.
Геликоптер начал снижаться.
— Так кто же это «мы»? — спросил я. — Торговцы?
— Да.
— Значит, у вас есть организация?
Он молчал. Машина мягко опустилась на землю.
— Дай сюда руки.
Он повиновался, и я связал его куском веревки, достаточно крепко, чтобы он не мог развязаться сразу, и вместе с тем достаточно слабо, чтобы он мог освободиться минут через десять. Хорошо бы иметь на своей стороне кого-нибудь такого, но вряд ли это возможно. Я сорвал со стены кусок ткани, свернул и завязал ему глаза.
Перед тем как уйти, я задержался на мгновение.
— Хочу тебе кое-что сказать: забудь о камешке. У меня его нет, и я не знаю, где он сейчас. Но даже если ты его найдешь, то все равно не поймешь его назначения, а если даже и поймешь, это ничего тебе не даст. Он не имеет практической ценности.
Торговец молчал, и я, не видя его глаз, не мог угадать, о чем он думает.
— Я верю тебе, — сказал он наконец.
Это была правда. Я выскочил наружу.
— Прими один совет, — добавил он. — Не прогляди очевидного.
Я быстро ушел от геликоптера и затерялся среди зданий. Меня заинтриговали его последние слова. Еще раньше я пришел к выводу, что одна из борющихся сторон все время остается в тени. Время от времени я чувствовал ее прикосновение, но не мог узнать, кто и что это. Когда-то случилось нечто такое, что должно было дать мне зацепку, но я не помнил этого. «Не прогляди очевидного», — сказал Торговец.
Пересекая город, я продолжал думать об этом, но в голову не приходило ничего путного. Разум мой был занят, чувства оставались по-прежнему обостренными, и наконец я заметил, что оказался в знакомом районе. Я поднял голову. Передо мной, вдоль стены здания, уходила вверх лестница, ведущая в квартиру Лаури.
Некое чувство шевельнулось в моей душе, хотя я думал, что оно давно умерло. Я, оказывается, еще надеялся.
Я хотел бы иметь Торговца на своей стороне, но понимал, что это невозможно, и знал, почему. С той минуты, как Фрида вошла в Собор, я искал помощи и совета, искал повсюду, но так и не нашел. Причина была проста: не было для меня ни совета, ни помощи. С самого начала я был один и мог рассчитывать только на себя. Это был непростой урок, но наконец-то я его понял.
Из этого урока следовали интересные выводы. Если ты один, никого не волнуют твои чувства, и если из двух зол ты выбираешь меньшее, это не имеет значения ни для кого, кроме тебя.
Я ступил на шаткую лестницу. Это было глупо, и я знал об этом, но мне было все равно. Пусть даже там ждала засада. Пусть даже она меня ненавидела, я все равно должен был ее увидеть. Я не мог забыть о том, что она сделала, но если бы мог ее увидеть, извиниться за то, что написал, сказать, что мне очень жаль, и попрощаться с ней, может, тогда мне удалось бы ее забыть и исчезла бы эта боль в сердце.
Дверь открылась от толчка, я вошел. На полу лежал толстый слой пыли.
— Лаури? — негромко позвал я.
Мне ответила тишина, и я прошел дальше, оставляя в пыли следы своих башмаков.
— Лаури? — повторил я, уже ни на что не надеясь.
Открыв дверь спальни, я заглянул туда. Кровать была не застелена, платья висели на месте, на ночном столике лежали пять хроноров. Закрыв дверь, я прошел в кухню и открыл холодильник. Оттуда пахнуло испорченными продуктами, и я быстро закрыл дверцу.
Потом я осмотрел стол и пол, даже присел, чтобы заглянуть под мебель, но ничего не нашел. Лаури исчезла, и не осталось ничего, что могло бы подсказать, куда, когда и почему. Но она не взяла с собой одежду, просто вышла, забрав только камень, словно ей нужен был только он.
Я тихо закрыл за собой дверь, спустился вниз и подошел к парадной двери. Постучал. Никто не отозвался, и я постучал громче.
Наконец дверь приоткрылась, и выглянуло неприятное женское лицо. Маленькие подозрительные глаза уставились на меня. Я ждал, а когда дверь начала закрываться, сунул в щель ногу.
— Что нужно? — буркнула женщина.
— Где Лаури? — спросил я.
— А кто это?
— Девушка сверху.
— Нет там никакой девушки.
— Это я знаю, и хочу выяснить, куда она ушла.
— Не знаю. Я давно ее не видела. Она заплатила за квартиру, и это все, что мне известно.
— Я ее друг.
Женщина расхохоталась.
— Все так говорят, но мне это без разницы. Я ее не видела.
— Кто-нибудь к ней приходил?
— Одни мужики. Тоже друзья. У нее было много друзей. Убери ногу.
— Давно ее нет?
— Не знаю. Вали отсюда!
— Я уйду, если ты скажешь, давно ли ее нет.
Долгая пауза. Я видел лишь ее прищуренные глазки.
— Последний раз я видела ее, — сказала наконец хозяйка, — когда ты сам был здесь последний раз.
Я убрал ногу, и она захлопнула дверь перед моим носом. Я принялся стучать, но из-за двери не доносилось ни звука. Наконец я сдался и поплелся прочь.
«Последний раз… когда ты сам был здесь». Знала она это или ляпнула наобум? Угадать ей было нетрудно, зная Лаури и слыша мои вопросы, но что-то подсказывало мне, что женщина сказала правду.
Выходило, что Лаури исчезла, как только получила камешек. Именно этого она и хотела. Забрала его и ушла в чем была. Но даже с камешком она не могла обойтись без одежды.
Разве что — я начал кое-что подозревать, — разве что ее забрали.
Я должен был это выяснить, и существовал лишь один способ узнать правду.