Мир-крепость

19

Я поднимался по лестнице, медленно и монотонно ступая по низким ступеням, ведущим к массивному порталу Дворца. Внизу стояли зеваки, потому что редко увидишь монаха вне стен монастыря, а уж возле Дворца и вовсе никогда. Я был одет в грубую серую рясу и капюшон, приходилось следить за тем, чтобы не споткнуться.

На меня глазели блестящие аристократы, их жены и бдительные охранники, но никто не пытался меня задержать. Я дошел до двери и остановился, она была в три раза выше меня, рядом с нею я почувствовал себя маленьким и жалким. Отведя большой молоток в форме планеты с вырезанными на ней контурами континентов, я стукнул, и дверь глухо загудела. Я ждал, и наконец она со скрипом открылась. Ею пользовались не так уж часто.

Передо мной стоял невольник в блестящей оранжевой с голубым ливрее и с золотой цепью на шее.

— Что вам угодно? — вежливо спросил он.

— Я хочу предстать перед Высшим Судом.

— Перед Высшим Судом? — повторил он.

Я кивнул.

— Он уже собрался?

— Да, отче. Но что вам нужно от Суда?

— Это я скажу только Суду.

Он удивленно покачал головой и повел меня длинными извилистыми коридорами. Высокие потолки были богато украшены фресками, изображающими Императора и его предков, пушистые ковры глушили звук наших шагов. Они покрывали почти весь пол, и только по краям виднелся розовый, почти прозрачный мрамор.

Невольник остановился перед высокой дверью, деревянной с позолотой, распахнул ее и сказал:

— Высший Суд, отче.

Я переступил порог и остановился. В конце огромного зала находилось возвышение, на котором стоял длинный высокий стол, а за ним сидели трое мужчин с угрюмыми лицами, одетые в оранжевые тоги. Позади них стоял высокий, богато украшенный трон, пустой.

Перед темным столом в небольшой деревянной клетке я увидел невольника, скорчившегося, оборванного и жалкого. Дальше на низких скамьях сидели другие невольники, вольноотпущенники, ремесленники. Некоторые смотрели на большой стол и пустой трон с надеждой, другие не отрывали взгляда от пола. Вдоль стен стояли наемники в ярких мундирах, двое, скрестив на груди руки, стояли перед столом, следя за скамьями. Наемники были равнодушны и спокойны, они не ждали бунта, здесь не могло произойти ничего такого.

«Богатство и нищета, — подумал я, — встречаются здесь, в суде, перед которым все равны. Но почему здесь нет ни аристократов, ни Торговцев?» Мне вдруг вспомнилась старая поговорка: «Закон существует для нищих, это единственное, что они могут себе позволить».

При виде меня люди на скамьях начали перешептываться, наемники зашевелились, даже судьи посмотрели на меня, хмуря брови. Я пригляделся к ним. Крайний справа был стар, у него были седые волосы и морщинистое лицо, но глаза напоминали два холодных голубых камня. Крайний слева был молод и явно пресыщен. Он сидел, откинувшись назад, с презрительным выражением на лице. Между ними сидел статный мужчина неопределенного возраста с надменным лицом. Он был тверд, как скала, а глаза его были глазами ястреба. Чем-то он напомнил мне Сабатини. С ним следовало держать ухо востро.

Продолжая хмуриться, он обратился к дрожащему невольнику.

— Какой рукой преступник украл хлеб? — громко спросил он.

— Правой рукой, Высокий Суд, — ответил один из наемников, стоявших у стола.

— Закон гласит, — произнес судья, пронзая невольника взглядом, — что наказание за кражу — лишение руки. Она никогда больше ничего не украдет.

Поднялся деревянный молоток, и по залу пронесся чистый звук, символизирующий голос правды.

Невольник беззвучно зарыдал, люди на скамьях вздохнули. Стало тихо, двое наемников подошли и утащили невольника в небольшую черную дверь справа от стола. Следующие двое заняли их место.

Судьи обратились ко мне, я почувствовал на себе ястребиный взгляд и вздрогнул.

— Что привело тебя сюда, отче? — спросил он.

— Я ищу справедливости, — ответил я.

— Для кого?

— Для меня.

По залу пронесся шепоток.

— Кто причинил тебе вред, отче?

— Все. Но не потому я здесь. Я пришел, чтобы отдаться в руки закона.

— Редкий случай, — загремел судья, хмуря брови. — Какое же преступление ты совершил?

— Убийство.

Зал замер, потом загудел. Молоток стукнул несколько раз.

— Тихо! — рявкнул судья. — Тихо все!

Все умолкли, а он посмотрел на меня внимательными черными глазами.

— Ты хочешь покинуть орден?

— Нет, — тихо ответил я.

Он скривился, а старый судья наклонился вперед.

— Тогда зачем ты пришел и мешаешь работе Суда?

— Светские власти обязаны задержать монаха, совершившего преступление, и подвергнуть светскому суду, дабы он ответил за свой проступок. И вот я здесь.

Ястреб тут же задал вопрос:

— Ты признаешь свою вину?

— Я невиновен!

Зал загудел. По знаку судьи наемники шагнули вперед, и голоса стихли.

— Если ты пришел насмехаться над Императорским Судом, то будешь примерно наказан, — сказал он. — Если же намерения твои благородны, справедливость восторжествует. Ты сказал, что не виновен в совершенном тобой преступлении. На каком основании ты это говоришь?

— Я убил, защищая себя и свою свободу.

— Единственное оправдание убийства — это действия в защиту Императора.

— В таком случае я апеллирую к церковным властям.

— Епископ в суде? — спросил судья, но ему никто не ответил. — Хорошо, ты будешь задержан до завтра.

Он повернулся к молодому судье, что-то шептавшему ему, потом вновь выпрямился.

— Увести обвиняемого!

Когда ко мне подходили наемники, я заметил, что молодой судья встал и идет к высокой двери за троном.

Черная дверца открылась, и меня вывели из зала.

Я видел уже немало камер и нашел, что императорские довольно удобны, пожалуй, даже удобнее моей кельи в монастыре. Та, в которую меня посадили, была чистой, сухой и светлой. Я лег на нары и уснул спокойным сном.

Вскоре за мной пришли двое наемников и проводили наверх, в зал Суда. Я вновь стоял перед высоким столом, но теперь все было иначе. Меня отделяла от него решетка, а скамьи исчезли. Вместо них поставили удобные стулья, их заняли Бароны и другие благородно-рожденные. Богатые, сияющие и веселые, они беседовали со своими дамами, словно явившись на представление.

Передо мной, небрежно развалившись в креслах, сидели трое судей. Они перешептывались между собой, поглядывали на меня и таинственно улыбались. Я беспокойно шевельнулся.

Все чего-то ждали. Звук множества голосов и смех еще больше усиливали впечатление, что в воздухе над моей головой чья-то могучая рука держит меч, занесенный для удара. Однако зрители не догадывались, что меч этот обоюдоострый.

Я ждал, довольный, что тень капюшона скрывает мое лицо. Напряжение росло. Внезапно все вскочили на ноги — аристократы у меня за спиной, судьи впереди — все смотрели на дверь за троном. Она открылась, вошли телохранители, быстрые и настороженные, а за ними — мужчина средних лет, толстый, сопящий от усилия, необходимого, чтобы двигать это массивное тело. Лицом он напоминал кабана, глаза его были маленькими и хитрыми. Подойдя к трону, он сел, с трудом поместившись на нем.

Это был Император, владыка Бранкузи. Его присутствие означало, что дело важнее, чем я мог предполагать. По спине у меня побежали мурашки.

Император вздохнул и едва заметно кивнул. Судьи сели, за ними все остальные. Ястреб вопросительно повернулся к Императору, и тот ответил ему небрежным взмахом руки.

Судья внимательно и сурово посмотрел на меня.

— Начинаем допрос убийцы Уильяма Дэна. Ты признаешь себя виновным?

— Нет, — громко ответил я, — я действовал защищаясь.

— Закон не признает такого оправдания, — сказал судья. — Что еще ты можешь сказать в свою защиту?

— Я апеллирую к церковным властям.

Судья поднял голову и пожал плечами.

— Епископ в зале?

— Он здесь, — ответил наемник, стоящий у стола.

— Пусть он подойдет и примет узника, если его требование обосновано.

Голос его был холоден, но я чувствовал в нем что-то не дававшее мне покоя. Все шло слишком гладко, все было слишком четко спланировано.

В зале возникло движение. Кто-то шел к столу, но я не повернулся, чтобы взглянуть на него. Потом краем глаза заметил белую рясу. Капюшон был откинут, словно человек хотел подчеркнуть, что ему незачем скрывать свое лицо. Я узнал седые волосы и властное лицо Аббата.

Остановившись рядом, он приветливо взглянул на меня.

— Прошу снять капюшон с узника, чтобы я мог увидеть его лицо, — мягко сказал он.

Один из наемников сдернул мой капюшон, и я посмотрел Аббату прямо в глаза. Он печально глядел на меня, и в эту минуту в зале остались только мы двое.

— Это Уильям Дэн, Высокий Суд.

Зрители зашептались.

— Каково его положение в монастыре?

— Он был послушником, — сказал Аббат и добавил, качая головой: — Он нарушил устав и бежал.

— Ваше преосвященство требует его передачи в руки Церкви?

Повисла полная ожидания тишина.

— Рад бы, да не могу, — сказал он наконец печально, и зал вздохнул. — После бегства из монастыря он не подлежит нашей юрисдикции.

«Шанс упущен», — мелькнула у меня мысль. Ничего страшного, я и не рассчитывал на него.

— Спасибо, отче, — сказал я так тихо, что услышал только он.

— Ах, сын мой, — покачал он головой.

— Прошу рассказать суду об обстоятельствах бегства обвиняемого, — сказал судья.

Аббат повернулся к судьям. Он стоял так близко, что я мог бы схватить его за горло, но в этом уже не было необходимости. Между нами все кончилось, и я спокойно держался руками за прутья решетки.

— В его руках оказался небольшой хрустальный шарик, украденный у Императора. Прежде чем бежать, он спрятал его в Соборе, а затем вернулся за ним.

Аббат низко поклонился Императору и его судьям, впрочем, не так низко, как некогда пистолету и камню. Потом он ушел, и я забыл о нем, глядя на судью.

— Хочет ли обвиняемый что-то добавить, прежде чем будет вынесен приговор?

Я опустил голову, потом снова взглянул в его холодные злые глаза.

— Если суд позволит, я расскажу небольшую историю.

— Мы слушаем.

— Не так давно, — тихо начал я, — Император Бранкузи владел неким кристаллом. Это был просто камешек, и никто не знал, чем он на самом деле является, но многие хотели его иметь.

Я умолк и посмотрел на Императора — тот щурился и нервно облизывал губы.

— В окружении Императора жила девушка по имени Фрида, которой он доверял. Она украла камень. Организация, известная под названием «Граждане», приказала ей отдать его человеку по фамилии Силлер, однако она не собиралась выполнять этого приказа. Она шла, чтобы отдать его кому-то другому, но ее выследил Сабатини, некогда владыка крупнейшего из Объединенных Миров. Он тоже хотел иметь этот кристалл. В отчаянии Фрида бросила камень на поднос для пожертвований в Соборе, тем самым передав его мне. А затем я обнаружил, что такое этот камень.

Все разом вскрикнули, судьи выпрямились, даже молодой. Император наклонился и что-то шепнул одному из судей. Тот обратился ко мне:

— Где сейчас эта девушка… Фрида?

— Мертва.

Все вздохнули.

— А где Силлер?

— Мертв.

— А Сабатини?

— Тоже мертв.

Судьи тихонько посовещались, и наконец сидевший в центре посмотрел на меня.

— Ты признаешься во всех этих убийствах?

— Силлер пытался убить меня и погиб сам. Фриду убил Сабатини, который затем покончил с собой. Кроме того, я убил четверых, которые убили бы меня, если бы им повезло больше, чем мне. Все четверо были людьми Сабатини, известными как Свободные Агенты.

— Тебе уже известно, что самооборона — не оправдание в глазах закона. Церковь отреклась от тебя. Что ты еще можешь сказать в свою защиту?

— Я апеллирую к закону ордена.

Судья нахмурился.

— Епископ отказался принять дело. Сообщи аргументы, которые удовлетворят суд, или будешь осужден по светскому закону.

— Есть и другие испытания. Я прошу суд прибегнуть к ним.

Судьи пошептались, потом сидевший в центре обратился ко мне:

— В данном случае тест на умение писать и читать не имеет смысла.

— Есть еще одно испытание, в результатах которого невозможно усомниться. Оно введено во времена Основателя, Пророка Джуди и признано во всей Галактике.

Судья вытаращился на меня.

— Ты настаиваешь на испытании чудом?

Они долго шептались за своим высоким столом, а зрители-аристократы ждали, возбужденные и заинтригованные. Я молча наблюдал за ними. Наконец судьи повернулись к Императору, а тот величественно встал и, не сводя с меня глаз, шагнул вперед. Я вдруг понял, что неразумно было бы пренебрегать этой горой мяса. Он обладал на Бранкузи абсолютной властью и, независимо от решения суда, мог воспротивиться ему, если бы счел, что это грозит конфликтом с Церковью. Сейчас он брал дело в свои руки, и я, подобно всем остальным, ждал его слов.

— Смелость обвиняемого должна быть вознаграждена, — заговорил он тихим, бесцветным голосом. — Он получит шанс доказать свою правоту, но при одном условии…

Все замерли.

— При одном условии: если у него ничего не выйдет, он признает себя виновным и расскажет все, что знает о камне.

Теперь ждал Император, щуря глаза и внимательно глядя на меня. Я мысленно улыбнулся, сохраняя, впрочем, невозмутимое выражение лица. Рыба проглотила наживку. Теперь осталось только убедиться, взаправду ли существует невидимая рука.

Я склонил голову.

— Да будет так, Ваше Величество.

Император усмехнулся.

— Обыскать его.

Наемники подошли и обыскали меня с ног до головы. Когда они закончили, лица их выражали удивление, а руки были пусты. Улыбка исчезла с лица Императора, и он махнул пухлой ладонью.

— Начинай.

Я поклонился, поднял голову и развел руки.

— Если чуда не случится и я не докажу, что действую по воле Господа, я отдам себя и все, что знаю, этому человеку, облеченному светской властью над Бранкузи и ее жителями. Если существует справедливость, пусть она совершится. Если существует сила добра, желающая свободы людям Галактики, пусть она действует, иначе свобода погибнет. Пусть даст доказательство моей невиновности, ибо никто не виноват, если действует без дурных намерений, независимо от того, что об этом говорит закон. Решение принадлежит не мне и не Вашему Величеству, а тому, кто над нами.

Я поднял руки вверх.

— Я жду Твоего решения.

Я ждал с надеждой, и по мере того, как уплывали секунды, мое сомнение росло. Я понял, что ошибся и никогда не увижу Лаури, никогда не буду счастлив, да и жизнь моя скоро закончится.

Зал задрожал. Я заметил удивление на лице Императора и хотел взглянуть на Аббата, но не успел, потому что зал исчез, поглощенный тьмою.