Мир полон разведенных женщин

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Джинни Сэндлер нашла Майка в баре. Уселась на высокий табурет рядом с ним.

– Чтобы ты знал, что я не последняя сучка, хотела бы тебя предупредить.

– О чем? – коротко спросил Майк.

– Я подтвердила то, что ты рассказывал. Между прочим, спасибо тебе большое. Ведь Клео и я БЫЛИ подругами.

– О чем ты говоришь?

– О тебе и обо мне.

– О тебе и обо мне?

– Ты же рассказывал Клео – так? Почему, этого я никогда не пойму. Как бы то ни было. Я сказала ей, что последний раз это было три года назад. Мне не показалось разумным упоминать о нашем с тобой уговоре трахаться раз в месяц. Кстати, я бы хотела от этого уговора отказаться. Я влюбилась – истинная любовь. Я намереваюсь хранить верность. Закажи мне Мартини, хорошо?

– Ты сказала ей о нас? – не веря, спросил Майк.

– Да. А ты разве не рассказывал?

– Нет, сука ты глупая, не рассказывал. Она выманила тебя, а ты, конечно же, и растеклась. У тебя никогда никаких мозгов не было.

– Но дырка зато великолепная, не так ли? Ты никогда не возражал против визитов туда раз в месяц.

– О господи! – Майе закрыл лицо руками. – Боже ты мой! Тебя она никогда не простит.

– Ох-ох, ты и твоя мадам умеете говорить красиво. Не надо мне выпивки, я ухожу.

Голова Майка шла кругом. Отрицать. Все отрицать. Джинни – это просто возмутитель спокойствия. Толстый, блондинистый возмутитель спокойствия. Клео, дорогая, да разве бы я стал даже глядеть на таких женщин? Да, стал бы, поскольку я трахаюсь с Джинни Сэндлер с тех пор, как ей было семнадцать, и она – самая обалденная трахалыцица на этой земле. Мозги курицы. Толстуха. Глупая коровища. Но трахалыцица бесподобная.

Если признаться в этом Клео, что она скажет? Она не поймет. Не поймет она и насчет многих других. И он не винит ее за это. И поэтому надо все отрицать.

Он подошел к телефону и набрал номер ее комнаты. Ответа не было. Он поднялся на лифте и постучал в дверь. Ответа не было. Он не удивился. Он чиркнул записку и сунул ей под дверь. Может, завтра ему повезет больше.

Толпы поклонников слонялись около зала, где должен был давать концерт малыш Марти Перл. Молоденькие девчушки хихикала и истерично верещали, на некоторых из них были майки с надписями малыш Марти Перл, некоторые ходили с плакатами, провозглашающими любовь к Марти.

Майк выбрался из машины, которую брал напрокат, у главного входа, и осмотрел наспех возведенные сувенирные лавки. Последние диски смотрелись очень неплохо, окруженные разнообразием афиш и плакатов с малышом Марти Перлом.

Служба обеспечения порядка работала неплохо, мускулистые, здоровенные парни были расставлены повсюду.

Майк встретился с менеджером, они коротко и дружелюбно поговорили, и Майк прошел за сцену.

Малыш Марти, как вкопанный, сидел на стуле перед трюмо. Лицо его выглядело словно апельсиновый кекс, за воротник аккуратно были засунуты салфетки Клинекс, дабы не пачкать его белый атласный костюм.

– Как дела? – поинтересовался Майк.

– О’кей, – сказал Марти. – Буду рад, когда все это кончится.

– Конечно, малыш, – согласился Майк. Он взглянул на себя в зеркало. Выглядит отвратительно. Уставший, напряженный, взвинченный. Он знал, что ЕМУ надо.

Ворвался Джексон.

– Майк, малыш, выглядит все неплохо, правда? Зал битком, парень наш им здесь нравится. Не хотел бы заглянуть в комнату для прессы, есть что выпить, кое-какие гости собрались? Ты не поужинаешь с нами после концерта?

– Какие гости? – спросил Майк.

– Ты помнишь Лори? Того маленького черненького цыпленка, о котором я тебе говорил. – Он подмигнул, – и еще тот парень фотограф и его мадам, та, что на снимках вместе с Марти. Да, и еще та блондинка, от которой ты вчера вечером смылся.

– Эрика, – засвидетельствовал Майк.

– У меня всегда было плохо с памятью на имена.

– Я бы выпил, – объявил Марти.

– После концерта, – отослал его Джексон.

– Нет, сейчас, – потребовал Марти. – Почему бы и нет? Маменьки здесь нет моей, чтобы жаловаться.

– О дьявол, – вскричал Джексон, – я не знал, что нужно было бы ее здесь оставить.

– Всего только скоч и коки, – умолял Марти.

– Не забывай, что в этом костюме ты ссать не можешь.

– Не забуду. Марти встал.

– Ты куда? – спросил Джексон.

– В комнату для прессы.

– Садись, я принесу тебе выпить.

– Разве я не могу людей повидать?

– Нет, после концерта. Ты можешь прийти на ужин, если не очень устанешь.

Лицо у Марти засияло.

– О, спасибо.

Майк отправился в комнату для прессы и отыскал там Эрику. Во времена стрессов секс – единственный целитель, в чем он давно убедился.

– У меня голова болит, – сказал он ей.

– А ведь ты настоящее говно, – лениво выговаривала она ему. – Ты почему вчера меня бросил?

– Потому что я знал, что еще немного и я изнасилую тебя прямо за столом, а мне не хотелось ставить тебя в неловкое положение. Я могу тебя трахнуть?

Честность будет его новой политикой.

– О Боже, ты в самом деле времени не теряешь.

– Разве это плохо? И так?

– Мне кажется, ты несколько прямолинеен.

– Мне кажется, что ты очень красивая девушка и очень современная девушка. Что плохого в том, чтобы заняться любовью, если оба хотят этого?

– Ничего. Но…

– Но что?

– Я же не сказала, что хочу.

– Но хочешь же?

– Разве?

– Ты знаешь, что хочешь.

– Представление начинается, – объявил Джексон, – пошли. Вас отведут на ваши места. Все на выход.

Майк слегка прикоснулся к руке Эрики.

– Мы остаемся.

– Зачем?

– Как ты думаешь?

– Но мне хочется посмотреть концерт.

– Ты увидишь концерт. Она мягко засмеялась.

– Ты и вправду озабоченный мерзавец.

– А разве бывают другие?

Они дождались, пока все вышли, и Майк запер дверь на замок.

– Эй, – заметила Эрика, – тут даже дивана нет или еще чего-нибудь такого.

Майк положил ей руки на плечи и приспустил узкие бретельки ее платья. Лифчика она не носила, и он прильнул ртом к ее маленьким грудям и к острым торчавшим соскам.

Поддаваясь ему, она расстегнула ему ширинку.

– О Боже, – прошептала она, – ну и гигантище!

Он надавил ей на плечи, чтобы она опустилась на колени.

– У меня колготки поедут, – пожаловалась она.

– Когда-нибудь я куплю тебе новые, – утешил он.

– Пол жесткий.

– И я тоже, малышка, и я тоже.

Она открыла рот, и он толкнул себя внутрь. Вот это да! Что только не выделывала она языком, такими короткими, нежными, словно прикосновение пера, движениями. Ему пришлось выйти из нее, чтобы не оказалось потом слишком поздно.

Он спустил с нее колготки и снял платье. Голой, она была худышкой, с редкими светлыми волосами на лобке.

– Я хочу быть сверху, – потребовала она, – пол – в твоем распоряжении.

Поскольку он не раздевался, ему было все равно. Он лег плашмя и она взобралась на него, а затем резко раздвинула ноги, и он глубоко в нее вошел. Она знала, что и как делать.

– Ты готов? – прошептала она через несколько мгновений.

– Хоть сейчас.

– Давай!

Они кончили почти одновременно, она чуть раньше. А где-то вдалеке им слышны были крики и топанье поклонников.

– Мне всегда нравились овации, – пробормотала Эрика.