Мировые религии о преступлении и наказании

Христианство рассматривает наркоманию как смертный грех самоубийства, разрушение всех жизненных начал человека, а ведь самоубийцу запрещено даже хоронить в пределах церковной ограды. Позиция Церкви, выраженная словами ап. Павла (Еф. 5, 18) по отношению к пьянству, в равной степени может быть отнесена к наркомании. Церковь учит, что влечение к наркотикам является предметом демонологии.

Согласно исследованиям проблематики наркотизма, мотивом потребления наркотических средств и психотропных веществ зачастую выступает уход от окружающей действительности (в том числе в силу тяжелых условий жизни, болезни и проч.). Христианство учит, каким должно быть отношение верующего человека к болезням и жизненным трудностям: болезнь должно воспринимать как Божие посещение и орудие пробуждения от грехов. Мы видим в Новом Завете: «в скорби будьте терпеливы» (Рим. 12, 12) или «терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 19).

В 2004–2012 гг. в России принят ряд организационно-правовых мер, направленных на ограничение рекламы спиртных напитков, ужесточение государственного контроля за производством алкоголя, пресечение производства и продажи контрафактной и суррогатной ликеро-водочной продукции. Одним из положительных результатов стало некоторое снижение смертности среди городского населения вследствие отравления некачественной водкой.

В настоящее время в России реализуется Стратегия государственной антинаркотической политики Российской Федерации до 2020 года, утвержденная Указом Президента РФ от 9 июня 2010 года № 690. С созданием Государственного антинаркотического комитета (на базе ФСКН России) в качестве федерального межведомственного органа, координирующего государственную политику в области оборота наркотиков, по сути, завершился этап институализации антинаркотической деятельности (в широком смысле слова) и «обособления» ее в качестве внутренней функции нашего государства. Российское законодательство в последние годы (хотя и не всегда последовательно) также постепенно перенимает у христианской Церкви достаточно жесткое отношение к вопросу регулирования оборота наркотиков. Так, до 1991 г. в РСФСР предусматривалась уголовная ответственность за немедицинское употребление наркотиков. Законом РФ от 5 декабря 1991 г. это деяние было декриминализировано. В Федеральном законе «О наркотических средствах и психотропных веществах» (1998 г.) установлено, что запрещается потребление наркотических средств или психотропных веществ без назначения врача (ст. 40). В КоАП РФ предусмотрена административная ответственность за потребление наркотических средств и психотропных веществ без назначения врача (ст. 6.9), их потребление в общественных местах (ч. 2 ст. 20.20), появление в общественных местах в состоянии опьянения (ст. 20.21); в отдельной норме предусмотрена ответственность несовершеннолетних за потребление наркотиков в общественных местах (ст. 20.22) и др. Важно отметить, что отношение к социальноправовой проблеме ответственности за потребление наркотиков в российском обществе (да и в мире в целом) весьма неоднозначно (так, по данным исследований автора периода 1993–2008 гг., на протяжение многих лет число сторонников и противников полной или частичной легализации (криминализации) наркотиков было и остается примерно равным).

В 2011–2012 гг. отечественное законодательство развивалось в сторону ужесточения уголовных и административных «репрессий» в отношении потребителей наркотиков, при этом вводя стимулирующие нормы для лиц, совершивших преступления и пожелавших в добровольном порядке пройти курс лечения от наркомании. Следует поддержать принятые меры, направленные на ужесточение законодательства, направленного против наркобизнеса. Юридические подходы в данной области должны учитывать, прежде всего, необходимость создания единого правового поля, обеспечивающего формирование здорового образа жизни, а также жестко реагировать на любые проявления наркотической субкультуры, криминального бизнеса, генерирующего экономику «спроса-предложения» наркотиков. При этом основной упор должен быть сделан на не репрессивную, основанную на евангельской заповеди любви, профилактику индивидуального девиантного поведения, включая стадии реабилитации и социализации. По-видимому, рациональным шагом является расширение сотрудничества в данной области ФСКН России и Минздрава России с различными научно-практическими центрами, общественными организациями; непредвзятое восприятие положительного опыта существующих отечественных и зарубежных антинаркотических и иных методик, направленных на формирование законопослушной, здоровой и нравственной личности. В связи с этим, возможно, вновь уместно напомнить о формуле, предложенной Иисусом Христом своим ученикам-апостолам: «Кто не против нас, тот с нами». Важным перспективным направлением является формирование законодательства, регулирующего оборот психоактивных веществ в целом, с позиции обеспечения охраны здоровья населения.

Бюрократизм – сложнейший многоаспектный социально-правовой феномен, требующий системного подхода в анализе и противодействии. «…Кто хочет быть большим между вами, да будет слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом» (Мк. 10, 43–44). Такими видит Иисус Христос представителей народа, находящихся в органах государственной власти.

В духовном наследии митрополита Сурожского Антония, в его публичных выступлениях неоднократно присутствует напоминание об истинном евангельском предназначении различного рода начальников (будь то светские или церковные) – «слуг народа», сравнение «правильной» церковной иерархии с «перевернутой пирамидой», где внизу – епископ (руководитель), являющийся «слугой» и «любящим Отцом», служащим в интересах всей своей паствы [515] .

Действительность в большинстве своем свидетельствует об ином положении дел, что, наряду с другими аргументами, указывает на духовную значимость решения задачи совершенствования законодательного регулирования вопросов государственной службы с позиции ужесточения социальной и правовой ответственности чиновничества перед обществом, в том числе путем максимального упрощения процедур привлечения к уголовной ответственности различных «спецсубъектов» (гл. 52 УПК РФ).

В Евангелии дается нравственно-социальная оценка и такому, казалось бы современному, виду отклоняющегося поведения, как паразитизм : «Если кто не хочет работать, тот не ешь» (2 Фес. 3, 10). Очевидно, что под работой рассматривается всякая социально полезная богоугодная деятельность. В Притчах Иисус Христос упоминает о разных профессиях, не выделяя ни одной из них: сеятеля (Мк. 4, 3–9), слуг и домоправителя (Лк. 12, 42–48) и др. При этом деятельность, направленная на пропаганду пороков и греха, сама по себе греховна. В связи с этим представляется, что отечественное законодательство в постсоветскую эпоху, со ссылкой на права человека и международно-правовые нормы, опрометчиво отошло от стимулирования граждан к занятию каким-либо полезным трудом (видом деятельности). Это обстоятельство не само по себе, а наряду с другими причинами, привело к массовому распространению социального паразитизма и тунеядства, потребительства и иждивенчества, да и инфантилизма, явившихся, в свою очередь, детерминантами других, более опасных форм отклоняющегося поведения. Конечно, речь не идет о предложении бездумно восстановить ответственность за нежелание трудиться – не следует забывать и о возможных правовых репрессиях в отношении «инакомыслящих» граждан под предлогом обвинения их в тунеядстве, как это было в советский период отечественной истории.

Суицидальное поведение. Самоубийство для христианина по природе своей есть отрицание трех высших христианских добродетелей – веры, надежды и любви. Самоубийца есть человек, потерявший веру, Бог перестал для него быть реальной, благой силой, управляющей жизнью. Как известно, в рамках различных историко-культурных ареалов существовали диаметрально противоположные оценки самоубийства не только с этической, но и с политико-правовой точки зрения. Экскурс в историю проблемы обнаруживает, что именно христианский взгляд на смерть и человеческую свободу привнес нечто совершенно новое в оценку суицидального акта по сравнению с восточным ритуалом или античным чувством собственного достоинства. Вместе с правом на абсолютную индивидуальную свободу человек в христианском мире получил и особую форму искушения этой свободой – смертью по своему разумению.

Христианство рассматривает «умышленное» самоубийство (т. е. осознанное, а не из-за душевного заболевания) как следствие впадения в смертный грех уныния, а также как форму убийства – в нарушение Заповеди «не убий» (постановление Тридентского собора 1568 г. согласно истолкованию Августином Блаженным шестой заповеди). В Библии приводятся случаи искушения грехом уныния (Мф. 4, 5–6; Лк. 4, 9-11; Деян. 16, 27). Эпоха первых христиан практически не знает самоубийства (Новый Завет дает в качестве примера две судьбы: отчаявшегося получить прощение своему предательству самоубийцы Иуды и преодолевшего отчаяние троекратного отречения от Христа ап. Петра). Жесткая оценка в Библии содержится в отношении самоубийства как наиболее опасного из смертных грехов, не оставляющего времени на раскаяние. Суицидальное поведение расценивается как измена Христу.

Фома Аквинский подчеркивал, что самоубийство является смертным грехом, попыткой узурпировать принадлежащую только Богу власть над жизнью и смертью. Христианская традиция сформировала «сочувственное» отношение к самоубийцам лишь в случаях сознательного их ухода из жизни как единственного способа избежать насилия (например, целомудренной девушки при угрозе изнасилования).

Н. А. Бердяев мотивировал изложенные христианские взгляды на самоубийство следующим образом: «Моя жизнь есть не только моя, на которую я имею абсолютное право собственности, но и чужая жизнь, она есть, прежде всего, жизнь, принадлежащая Богу, который единственный имеет на нее абсолютное право собственности, она также есть жизнь моих близких, других людей, моего народа, общества, наконец, всего мира, который нуждается во мне» [516] .

В России первые формы наказуемости суицида появляются в Артикуле воинском Петра Великого. Русское уголовное законодательство предусматривало два вида самоубийства: суицид, совершенный в состоянии вменяемости (уголовно наказуемый), и суицид, совершенный в состоянии невменяемости (ненаказуемый), причем репрессивные меры, предпринимаемые в отношении «сознательно покушавшихся», на протяжении XIX в. постоянно смягчались. Не подвергались уголовному наказанию лица, которые пошли на смерть в целях сохранения государственной тайны или из желания сохранить честь и целомудрие (такие самоубийцы не лишались церковного погребения). Под давлением передовой правовой мысли, начиная с Уголовного уложения 1903 г., самоубийство как преступление не квалифицировалось, предусматривалась ответственность только за подстрекательство к самоубийству. Действующее уголовное законодательство предусматривает ответственность за доведение до самоубийства (ст. 110 УК РФ).

В современных социально-экономических условиях в России, характеризующихся в первую очередь ростом числа малообеспеченных граждан, ростом преступности и отчуждения личности, наша страна давно вышла на одно из лидирующих мест в мире по количеству самоубийств, граждане Российской Федерации превратились в «нацию самоубийц». Без принятия кардинальных мер духовно-нравственного, социального, экономического, правового, психологического характера количество суицидов в нашей стране будет продолжать расти, что может послужить одной из причин вымирания нации.

3. Основные христианские воззрения на направления и формы противодействия греховному (правонарушающему) поведению

Человеческая жизнь в основном состоит из последовательности совершения греховных поступков, которые могут проявляться в разных видах. У каждого человека есть свой путь, который не бывает гладким: несовершенство человеческой природы, отклонение индивида от выполнения своего предназначения – обожения, поврежденность души, оторванность от Бога (по вине самого человека), внутренний разлад между телом, душой и духом являются, с точки зрения православной догматики, причинами совершения деяний, противоречащих Божественным заповедям.

Но и заповеди существуют не сами по себе и не являются самоцелью существования человека. Божественный закон, заповеди являются только средством, своеобразным спасательным кругом, за который хватается человек, чтобы не утонуть в море греха и преступлений. С помощью заповедей человек достигает цели своего существования – обожения, спасения. В идеале человеческая природа все эти заповеди по данной ей Божественной благодати содержала и даже после грехопадения Адама содержит в самой себе. Человек может добровольно соединиться с Богом не по природе, но по благодати.

Первозданному Адаму был дан «закон для упражнения свободы. Законом же была дана заповедь, какими растениями ему пользоваться, и какого растения не касаться». [517] Заповедь эта была дана для упражнения воли человека в добре. После нарушения этой заповеди человек вкусил духовную смерть, а спустя некоторое время и телесную. Его природа расстроилась, естество «заразилось» грехом. Человек окончательно запутался на своей дороге к Богу, попал в зависимость от диавола [518] . И тогда Бог, по своей благости, дал ветхозаветному человеку многочисленные заповеди, чтобы тот не погиб окончательно в своем грехе, потому что существовала реальная угроза физического уничтожения человека ввиду его пораженности греховными пороками. Псалмопевец Давид так сказал об этом: «Благ и праведен Господь, посему дарует закон Свой согрешающим на пути» (Пс. 24, 8). То есть закон в первую очередь для грешников, а не для праведников.

То же самое можно сказать и о современном уголовном законе. Его существование скорей свидетельствует не о цивилизованности общества, как это может показаться на первый взгляд, а, наоборот, о глубокой его болезни, что в свое время заметил французский социолог Эмиль Дюркгейм в теории аномии, а также болезни самого человека, о чем писал антрополог Чезаре Ломброзо. Правда, последний на первое место ставил биологические детерминанты преступного поведения, упуская духовную составляющую, которая является стержнем и сущностью самого человека. «Главным источником преступления является помраченное состояние души: из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» [519] (Мф. 15, 19).

Божественные установления являются тем ориентиром, руководствуясь которым законодатель, независимо от своих религиозных убеждений, принимает нормативные акты. Поэтому метафизическая сущность уголовного закона и других правовых актов – Божественные заповеди, совесть, нравственность, данные Богом. Но это не мешает, ввиду той же поврежденности человеческой природы, существованию норм, которые по своей сути противоречат Божественным установлениям. Стоит отметить, что эти нормы, зачастую, не прямо, а косвенно, замаскированно, лукаво, под предлогом заботы о ближнем, вредят общественному благополучию. За такими нормами стоят интересы определенных социальных групп, облеченных властью и имеющих финансовые инструменты. Примерами таких норм является «слабое», в значительной степени декларативное антикоррупционное законодательство, налоговое законодательство, да и уголовное законодательство.

При анализе современной уголовно-правовой политики видно, что уголовное законодательство все больше заботится об интересах небольших по численности, но состоятельных социальных групп: смягчение наказания за экономические преступления, отсутствие конфискации имущества как вида уголовного наказания и т. п.

Существование такого рода нормативных положений, а также отсутствие воли исполнения христианских по своей сущности законов вытекает из греховной поврежденности человека. Те социально негативные обстоятельства, которые способствуют совершению преступлений, часто могут быть объяснены тем, что в их основе находятся греховные поступки (чаще всего коррупционные) людей, имеющих властные полномочия.

В тех же Божественных заповедях, которые даны грешному человеку, следует искать инструменты и для предупреждения преступлений. Порабощенность людей греху, необходимость спасения человека из греховной бездны стало причиной Воплощения Сына Божия [520] .

В Новом Завете уже четко расставлен приоритет заповедей – на первое место поставлены заповеди любви. Если быть более точным, то эти заповеди включают в себя и все остальные. «…Первая из всех заповедей: слушай Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, – вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего как самого себя. Иной больше сих заповедей нет» (Мк. 12, 30–31).

Любовь является и смыслом, и критерием деятельности человека, в том числе и по предупреждению преступлений. Любые мероприятия по предупреждению преступности, если они основываются на каких-либо иных предпосылках, пусть даже самых разумных и целесообразных, но не на любви, изначально обречены на неудачу. Может возникнуть вопрос о том, что в криминологии или в других науках, которые так или иначе разрабатывают подходы к воздействию на преступность, существуют научные школы со своими методиками предупреждения и профилактики преступности, защищены диссертации. Предлагается сложная многоуровневая система мер, позволяющая, по мнению ученых, снизить количество преступлений. Могут ли абстрактные заповеди любви быть основой предупреждения преступности, если научно разработанные меры не дают видимого положительного эффекта?

История показывает, что если и происходит снижение одних видов преступлений, то меняется характер преступности в сторону увеличения ее общественной опасности. Если в определенных хронологических рамках человек мог чувствовать себя относительно безопасно, то уже следующее поколение ощущает на себе всю тяжесть последствий преступной деятельности. С точки зрения христианского мировоззрения заповеди любви могут и должны быть положены в основу предупреждения преступлений. Любовь к Богу и ближнему должна быть единственным побудительным мотивом, целью и даже методом предупреждения преступлений. Таков христианский подход к предупреждению преступности и иных девиаций.

Ученые-позитивисты могут возразить, что такой методологический подход утопичен и не выдерживает научной критики. На это возможно ответить, что другие научные подходы – социологический, антропологический и другие, в какой-то степени более или менее использовались в криминологической практике многих государств. Но радикально решить проблему не удалось еще никому. Если и достигались определенные успехи и уровень преступности снижался, менялся в положительную сторону ее характер, то такой период сменялся все равно ростом преступности. Во всем мире наблюдается известный кризис уголовной юстиции. В развитых европейских государствах криминальная обстановка относительно стабилизировалась, но приток мигрантов эти усилия европейцев по снижению преступности фактически сводит на нет.

Кроме того, о научности того или иного подхода постоянно ведутся споры, да и вокруг самого определения «наука» также существуют различные мнения. Наука не является абсолютом. Это всего лишь одна из сфер общественного сознания, то, что существует в сознании людей. «Наука так стара, на протяжении всей истории она претерпела столько изменений и каждое положение настолько связано с другими аспектами человеческой деятельности, что любая попытка дать определение науки, а таких имеется немало, может выразить более или менее лишь один из ее аспектов, и часто второстепенный, существовавший в какой-то период ее развития» [521] . Это мнение эксперта, признанного авторитета в области анализа взаимодействия науки, общества и техники.

В христианстве понимание любви отличается от тех определений, которые существуют в психологии, философии и других науках. Так, философский словарь дает следующее определение любви: «Любовь – это интимное и глубокое чувство, устремленность на другую личность, человеческую общность или идею» [522] . Любовь рассматривалась чаще всего как психологическое отношение, влечение.

В христианстве под Любовью понимается Бог, обожение, Бог трансцендентен по отношению к нашему миру, понять Его сущность невозможно. Но по благодати, энергии, мы можем говорить о свойствах и аспектах любви. Любовь это такое возвышенное состояние, которое можно ощутить только опытным путем. Вся сущность христианства, смысл жизни каждого человека определяется обожением, любовью.

«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13, 4–8). Так говорит о любви апостол Павел. Святой евангелист Иоанн Богослов, которого называют апостолом любви, писал в своем первом соборном послании: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть Любовь» (1 Ин. 4, 8).

Св. Силуан Афонский разделяет степени любви: «Когда человек боится оскорбить Бога каким-либо грехом – это первая любовь. Кто имеет ум чистый от помыслов – это вторая любовь, больше первой. Третья, еще большая – это когда ощутимо имеешь благодать в душе. А кто имеет благодать в душе и теле – это совершенная любовь; и кто сохранит эту благодать, у того будут мощи как у святых мучеников» [523] .

Когда речь заходит о любви как основе предупреждения преступлений, то кажется, что между преступниками, лицами, склонными к совершению преступлений, и субъектами воздействия на преступность существует глубокая пропасть. Как можно любить того, кто преступает и нравственные законы, и нормы права. Преподобный Силуан Афонский считает критерием того, насколько человек находится близко или далеко от Бога, любовь к врагам: «Сначала принудь сердце свое любить врагов и Господь, видя доброе желание твое, поможет тебе во всем и сам опыт покажет тебе. А кто помышляет злое о врагах, в том нет любви Божьей и не познал он Бога. Если будешь молиться за врагов, то придет к тебе мир; а когда будешь любить врагов, то знай, что Благодать божья живет в тебе большая… А если ты поносишь врагов своих, то это значит, что злой дух живет в тебе и приносит в сердце твое злые помыслы, ибо, как сказал Господь, от сердца исходят помышления злые и добрые» [524] .

Если человек любит по-настоящему, то он становится богоподобным и уже не может ненавидеть преступников. Любить – это делать добро, желать обожения каждого человека потому, что человечество это единый организм, и каждый человек находится в зависимости от другого. Каждое преступление, грех негативно сказывается на людях, каждый человек виноват за другого, об этом много писал Ф. М. Достоевский. Предупреждая преступление, тем самым исполняешь закон Христов, закон Любви. «…Дабы мы не были более младенцами колеблющимися и увлекающимися, всяким ветром учения по лукавству человека, по хитрому искусству обольщения, но истинною любовью все возвращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена получает приращение для созидания самого себя в любви» (Еф. 4, 14–16).

Как тогда сообразуются заповеди любви с тем, что лица, совершившие преступления, привлекаются к уголовной ответственности, им назначаются наказания и тем причиняются страдания? Св. Феофан Затворник так объясняет это противоречие: «Любовь всем законам и добродетелям не только евангельским, но и человеческим, гражданским есть основа. Следовательно, всякое действие, согласное с законом, согласно и с любовью… Но любовь выше и шире закона. Есть действия любви, не определяемые законом положительным, а они нимало не противозаконны; но действия, определяемые законом и не исполняемые лицом подзаконным, суть беззаконны и любви противны, хотя бы они клонились к благу кого-либо. Особенно это имеет значение в смысле юридическом. Если судья оправдывает виновного против закона… то хотя и доброе окажет дело виновному… но больше сделает зла, чем добра, нарушив любовь к общему благу, власти и правилам» [525] .

То есть любовь к общему благу, к людям, это и есть движущая сила, которая понуждает поступать в соответствии с законом, если кому-то и причиняются при этом страдания. Но и любовь к самому преступнику понуждает привлекать его к ответственности, потому что, применяя наказание и другие меры государственного принуждения, общество удерживает преступника от совершения новых преступлений, что является благом как для правопослушных граждан, так и для лиц, склонных к совершению преступлений. Справедливое наказание заставляет задуматься оступившееся лицо о смысле жизни, приближает его к Богу.

Часто и в физическом отношении лицо не имеет возможности совершать преступление при соответствующем виде наказания. Автору этих строк пришлось однажды быть свидетелем того, как мать подсудимого, осужденного по совокупности приговоров к длительному сроку лишения свободы, обвиняла судью в том, что он ранее назначил ее сыну наказание не в виде лишения свободы на небольшой срок реально, а условно с испытательным сроком. Находясь на свободе, ее сын повторно совершил более тяжкое преступление.

Любовь должна быть соединена с мудростью, опытом, знанием человеческой души, внутреннего мира подсудимого, что позволит судье назначить справедливое наказание, основываясь на ст. ст. 6 и 60 УК РФ, которые предписывают назначать наказание, в том числе, с учетом назначенного наказания на исправление осужденного.

Важно, чтобы правоприменители основывали свои действия в соответствии с законом, руководствуясь не эмоциями и профессиональной целесообразностью, а любовью, которая способна поставить их в положение любящего отца, наказывающего своих детей.

Общеизвестно, что закон всеобщ. Случай, который должен быть определен на основании закона, единичен; чтобы подвести единичное под всеобщее, требуется суждение; суждение проблематично. Эти слова справедливы не только применительно к материализму и социализму. Нельзя не согласиться с тем, чтобы судьи руководствовались при вынесении решения, при назначении наказания и законом, и мудростью, и опытом, которые должны покоиться на твердом фундаменте любви как самого судьи, так и законодателя.

Часто преступника пугает, раздражает, вызывает злобу не само наказание, не его тяжесть, а бездушие, формальный подход, лицемерие, безнравственность членов общества и правоприменителей к нему. Душа такого человека становится подобной травмированному органу, который чувствителен к несправедливости, равнодушию, формализму. Но одно не вызывает сомнения – физические лишения, стресс будят в такой душе некие скрытые силы и возможности, она размягчается, становится подобной воску. Проявляются в осужденном, находящемся в местах лишения свободы, и скрытые до этого творческие возможности – склонность к рисованию, музыке, он становится чувствительным, просыпаются психологические способности. Как важно в этот момент всем субъектам воздействия на преступность, включая и рядовых граждан, уловить этот момент и работать с таким осужденным с чистой совестью и любовью.

Тогда они, просветленные, сами могут значительно помочь своим товарищам по несчастью, а может быть, как потом окажется, и по счастью. Потому что если бы не было страданий, то душа так бы и оставалась в скверне греха и порока. «Не было бы счастья, да несчастье помогло», – говорит народная мудрость. В такой момент душа преступника находится как бы на перепутье – или он, просветленный, твердо станет на путь исправления, станет исполнять закон Христов, заповеди любви, или скатится в более глубокую бездну порока и беззакония, откуда его вытащить станет уже весьма затруднительно, если не будет на то особого благоволения Божьего.

Но таким, каким он был прежде, человек, совершивший преступление, уже не будет никогда – либо он станет лучше, либо падет еще более низко. Или преступник будет исполнять заповеди любви и станет сам субъектом предупреждения преступлений, либо будет продуцировать преступность, вовлекая в нее новых граждан.

Апостол Павел в своем обращении к Колоссянам, призывая их не грешить: «…умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение» (Кол. 3, 5), тем самым говорил, что выше воздержания от греховных деяний есть нечто такое, что включает в себя всю совокупность совершенства. И этим «нечто» является любовь: «Более всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол. 3, 4). Потому что человек, имеющий любовь к Богу и ближнему, не станет на преступный путь. У него не будет привязанности к земным наслаждениям, и он не будет испытывать дискомфорта из отсутствия материальных богатств. Тело его будет на земле, а дух будет приобщаться к Тому, Кто является Творцом видимого и невидимого мира. А если исчезнет любовь, то все будет раздражать такого человека, вызывая у него бурю страстей, и уже до совершения преступления будет разделять его совсем небольшая преграда.

Пр. Силуан Афонский так мыслил о последствиях приобретения любви и ее потери: «Но когда душа познает любовь Божию Духом Святым, тогда она ясно чувствует, что Господь наш Отец самый родной, самый близкий, самый лучший, и нет большего счастья, как любить Бога всем умом и сердцем, всей душой как заповедал Господь, и ближнего своего как самого себя, и когда эта любовь есть в душе, тогда все радует душу, а когда она теряется, то человек не обретает покоя, и смущается, и обвиняет других в том, что будто они его обидели, и не понимает, что сам виноват, что потерял любовь к Богу и осудил, либо возненавидел брата» [526] .

Далее следует заметить, что важным субъектом предупреждения преступности являются те лица, чье процессуальное положение ставит их на передовой край борьбы с преступностью и предупреждения ее. Это следователи, дознаватели и судьи, которые формально, может быть, не разбираются в догматических тонкостях христианской антропологии, но, сталкиваясь ежедневно с личностью преступника и последствиями преступной деятельности, уже не могут интуитивно не познать внутреннюю природу человечества и значения для человека любви. Хорошо о профессии следователя сказал классик арабской литературы Тауфик Аль Хакин: «Я объяснил своему помощнику, что наша профессия (следователя) обогащает человека опытом и жизненными наблюдениями. Занимаясь ею всю жизнь, невозможно оставаться слепым. Эта профессия лучше всякой другой формирует настоящего человека. Следователь стоит во главе крошечного государства, если он все поймет в этом государстве, изучит природу человека, его нравы и побуждения, то сможет понять и большое государство, в котором живет, сможет постигнуть великий мир – человечество» [527] .