Мировые религии о преступлении и наказании

Поэтому тот факт, что при изложении каких-либо предписаний фикха мусульманские юристы не упоминают санкций за их нарушение, не означает, что такая ответственность вообще не наступает. Она презюмируется, но, поскольку сам шариат в точной форме ее не предусматривает, полномочия по ее определению делегируются правителю, который вправе в законодательном порядке установить санкции «тазир» за конкретные нарушения, выбрав нужное наказание из предлагаемого фикхом перечня или даже за его пределами.

Некоторые толки исламской правовой доктрины признавали право на «иджтихад» по вопросам «тазира» и за судьей: если правитель не установил необходимую санкцию за нарушение, относительно которого в шариате нет точного наказания, то право ее выбора передается судье, естественно, в рамках разработанных фикхом критериев.

Интересно, что, согласно выводам традиционной исламской юриспруденции, накладывать санкции «тазир» по своему усмотрению могут даже муж, отец и учитель по отношению соответственно к жене, детям и ученикам. Автор настоящей статьи был свидетелем типичного случая применения санкции «тазир» администрацией Исламского университета имама Мухаммада бен Сауда в Саудовской Аравии: студент, неоднократно пропускавший молитву без уважительной причины, решением дисциплинарной комиссии был на один месяц лишен стипендии.

Исламская концепция ответственности: взаимодействие религиозного и правового начал. Следует вновь подчеркнуть неоднозначность подхода традиционного фикха к проблеме нарушения его норм и ответственности. Такая позиция, испытывая глубокое влияние религиозных постулатов, вместе с тем отвечает ряду характерных для права признаков.

Это тесное сочетание можно проследить на примере преступлений группы «худуд». Их трактовка исламским правоведением по своей логике сопоставима как с исходными началами регулирования шариатом религиозных обязанностей мусульман, так и с типичным для современного уголовного права принципом. Оба этих ориентира выражаются в явном преобладании императивных норм и презумпции дозволенности только того, что шариатом прямо установлено. Неслучайно в исламской правовой мысли утвердилось мнение, согласно которому правила «худуд» относятся к религиозным предписаниям и тем самым ставятся в один ряд с культовыми обязанностями верующих.

Одновременно типичная для права строгость формальных предписаний выражается в том, что по преступлениям «худуд» принимаются только точно определенные виды доказательств (особенно жесткие требования предъявляются к свидетельским показаниям) и установлены четкие императивные процедуры вынесения приговора судом. Например, обвиняемому в вероотступничестве трижды дается возможность раскаяться и вернуться в лоно ислама. Кстати, в 1985 г. это требование было соблюдено при вынесении смертного приговора суданскому теологу Тахе Ибрахиму, который с перерывами в несколько дней трижды отказался публично отречься от своих взглядов, оцененных судом как доказательство его вероотступничества.

Вместе с тем, в отличие от привычного для современного уголовного права принципа, исламская правовая доктрина при установлении ответственности за нарушения норм фикха допускает своего рода аналогию, при применении которой за основу могут браться даже наказания «худуд». В частности, в традиционных трактатах по фикху ответственность за гомосексуализм и скотоложество формулируется в сопоставлении с санкцией за прелюбодеяние, хотя в точности с ней не совпадает, а сами эти запрещенные действия часто включаются в число «худуд». Можно привести и другой пример: колдовство наказывается по аналогии с санкцией за вероотступничество и нередко рассматривается вместе с правонарушениями указанной разновидности.

Наконец, сочетание и взаимодействие в исламском уголовном праве религиозного и юридического начал проявляется в предусмотренных им мерах ответственности, имеющих религиозный смысл. Как уже отмечалось, в любом нарушении правил фикха исламская правовая мысль видит религиозный грех, влекущий потустороннее наказание, которое в Коране определяется, например, как проклятие Аллаха или муки адского огня.

Вместе с тем религиозная санкция может иметь характер вполне земного наказания – искупления «каффара», применяемого в качестве дополнительного наказания за преступление, влекущее точно установленную шариатом ответственность. Это хорошо видно на примере санкции за неумышленное убийство, по поводу которого в Коране сказано: «А если кто-либо убьет верующего по ошибке, то ему надлежит отпустить на волю верующего раба… Если у убийцы нет верующего раба, ему надлежит без перерыва поститься в течение двух месяцев в качестве покаяния перед Аллахом» (4:92). Понятно, что это не исключает предоставления выкупа за кровь.

Религиозное искупление может использоваться и как самостоятельное наказание за некоторые нарушения и заключаться в обязанности соблюдать пост в течение установленного срока или, например, накормить определенное число бедняков. Применение санкции «каффара» в таком качестве имеет важное значение для доктринальной классификации нарушений норм фикха и ответственности за них. Строго говоря, «тазир» считается наказанием за деяния, в отношении которых шариат не устанавливает как точной меры ответственности мирского характера, так и искупления «каффара» в качестве основной санкции.

Два значения традиционного исламского уголовного права. Проведенный анализ подхода исламской правовой доктрины к нарушениям правил фикха и ответственности за них позволяет сделать вывод о том, что исламское уголовное право может иметь несколько значений. Оно приобретает различный смысл в зависимости от того, идет ли речь о средневековом фикхе или о современных правовых системах. Причем как традиционный, так и современный варианты исламского уголовного права могут выступать в различных значениях и формах.

В частности, под традиционным исламским уголовным правом в широком смысле, на наш взгляд, допустимо понимать положения фикха, которые касаются всех видов нарушений его норм и соответствующих мер ответственности, т. е. всех взятых вместе санкций «худуд», «кисас» и «тазир», за исключением, пожалуй, лишь сугубо потусторонних.

В сходном внешне ключе понимают исламское уголовное право современные мусульманские, западные и российские исследователи. Однако они игнорируют различия между традиционной и современной его формами и не объясняют его правовой природы, т. е. не обосновывают рассмотрение его в качестве юридического феномена. Между тем данное явление едва ли логично называть правом, не ответив на вопрос о степени его соответствия юридическим критериям с учетом своеобразия традиционного фикха.

Одним из таких критериев обособления групп норм в рамках общей системы права выступает их определенное структурное единство и ориентация на некоторые общие для них принципы. В этом отношении положения фикха о «худуд», «кисас» и «тазир» можно оценить как, если не полностью, то в существенной мере, отвечающие указанному условию. Некоторые расхождения не влияют на общий вывод о том, что в классических образцах исламской правовой мысли данные предписания рассматривались как взаимосвязанные и структурно располагались последовательно друг за другом.

Правда, подход к закреплению наказаний «тазир» отличался спецификой: по сравнению с преступлениями «худуд» и «кисас», они излагались очень кратко и, как правило, ограничивались указанием на ответственность за оскорбление. Иногда специальный раздел о «тазир» в книгах по фикху вообще опускался.

Однако в целом санкции этого рода тесно были связаны с наказаниями «худуд» и даже в известной мере зависели от них. Например, пределы телесного наказания в рамках «тазира» прямо увязывались с подобной ответственностью за преступления «худуд» и, как правило, не могли превышать 39 ударов, поскольку минимальная санкция такого рода за употребление алкоголя составляла 40 ударов. Это же относится и к определению срока высылки, который не мог быть больше 1 года. Кроме того, нередко наказания в порядке «тазира» формулируются по аналогии с санкцией «худуд» – например, распространение наркотиков приравнивается в этом отношении к грабежу как к «распространению нечестия на земле». Наконец, нельзя забывать, что при исключении наказания «худуд» или «кисас» наступала ответственность по «тазиру».

В целом для всех трех групп нарушений характерна единая логика, которая лежит в основе общего для них принципа определения ответственности в зависимости от того, предусмотрена ли она в точном виде в шариате или нет, а также в совпадающем подходе к классификации нарушений по признаку характера нарушенных прав. Все это позволяет рассматривать их вместе в качестве единой и относительно самостоятельной группы норм фикха.

Вместе с тем, принимая во внимание уровень структурного единства и общность формально-правового подхода, есть веские основания считать традиционным исламским уголовным правом в узком, собственном значении лишь преступления категорий «худуд» и «кисас», а также соответствующие им меры ответственности. В пользу такой позиции говорит исламская правовая традиция: указанным нормам, как уже отмечалось, посвящались особые разделы в трудах по фикху, которые закрепляли санкции, объединенные общим признаком – их точным определением в шариате. Поскольку эти трактаты на протяжении веков играли роль ведущего источника позитивного права, занимавшие в них самостоятельное место предписания относительно «худуд» и «кисас» приобретали характер своеобразной отрасли законодательства. Отметим также, что некоторые современные мусульманские юристы объединяют обе указанные категории наказаний в одну группу по признаку их точного установления в шариате и называют их в целом «худуд».

Сомнения в корректности использования самого термина «исламское уголовное право» – применительно к любому традиционному варианту рассматриваемого феномена – могут основываться на том, что трактовка норм фикха (включая «худуд», «кисас» и «тазир») и их классификация традиционной исламской правовой доктриной не отвечают критериям, предъявляемым к уголовному праву в его современном юридическом понимании.

Действительно, взятые в целом, положения фикха не могут безоговорочно рассматриваться в качестве юридических предписаний. Ведь отнюдь не все из них соответствуют признакам права при любой имеющейся в современной правовой науке трактовке последнего. Это, естественно, касается и анализируемых предписаний фикха относительно трех групп нарушений и ответственности за них.

С этой позиции, пожалуй, лишь преступления категории «кисас» укладываются в рамки современного уголовного права. Конечно, с той оговоркой, что основные предусмотренные Кораном и сунной Пророка наказания (талион, кровный выкуп) им не воспринимаются. А вот среди деяний «худуд» встречаются такие, которые современное право преступлениями обычно не считает – например, вероотступничество или ложное обвинение в прелюбодеянии.

Что же касается нарушений «тазир», то многие из них вполне сопоставимы с преступлениями в их нынешнем понимании. Это относится и к наказаниям данной категории, о чем косвенно свидетельствует и сама концепция «тазир», которая, как будет показано, позволяет относить предусмотренные современным уголовным законодательством санкции к указанному виду ответственности.

Конечно, нельзя забывать о том, что «тазир» включает и наказания, которые, говоря языком современного права, относятся не к мерам уголовной ответственности, а к санкциям за нарушения норм иных отраслей. Более того, в рамках «тазир» нетрудно обнаружить отклонения, имеющие скорее религиозно-этическое, нежели юридическое значение. Ведь, как уже отмечалось, традиционный фикх относит к «тазир» ответственность за любые нарушения правил внешнего поведения, которые не влекут точно установленного шариатом наказания. В итоге, если посмотреть на ситуацию под современным углом зрения, «тазир» объединяет санкции за отклонения как от неправовых, так и от правовых правил поведения и к тому же не различает преступления и иные правонарушения.

Однако такие расхождения между традиционной исламской концепцией нарушения и наказания и современными уголовно-правовыми представлениями не могут быть достаточным основанием для отрицания существования исламского уголовного права. Прежде всего, потому, что при оценке указанного исламского правового учения необходимо принимать во внимание исторические условия формирования фикха. Следует также учитывать преобладавшие в средневековом мусульманском обществе взгляды на то, какие из нарушений предписаний фикха относятся к менее или более серьезным и почему та или иная мера наказания является адекватной каждому из них.

Следует учитывать и то, что религиозное правосознание, отвечая на эти вопросы, руководствовалось приоритетами, которые, естественно, не совпадают с критериями, известными сегодняшней правовой науке и практике. Хотя сформировавшиеся в фикхе представления о преступном поведении, требующем жесткого наказания, очень часто по своему смыслу не отличаются от современных взглядов. Другое дело, что отдельные предлагаемые традиционной исламской юриспруденцией санкции (телесные и членовредительские наказания, забивание камнями) нынешнее правосознание причисляет к архаичным и жестоким.

С учетом сказанного традиционное исламское уголовное право выступает как условное доктринальное понятие, которое охватывает своим содержанием несколько тесно связанных между собой и взаимозависимых разделов фикха, касающихся нарушений его норм и ответственности за них. Неодинаковая степень близости указанных разделов друг к другу и их структурного единства лежит в основе различения традиционного исламского уголовного права в широком и узком смыслах.

Дополнительные серьезные аргументы в пользу корректности данного понятия дает практика влияния исламских правовых концепций на уголовное право мусульманских стран в наши дни.

Шариат и современное уголовное право мусульманских стран. Сформировавшись в ходе становления фикха, традиционное исламское уголовное право действовало на протяжении веков в форме доктрины. В таком виде оно применялось судами, которые применяли трактаты по фикху различных толков. Иногда власти обязывали их следовать выводам определенной школы доктрины, которая тем самым становилась официальным юридическим источником на уровне всей правовой системы, включая и отрасль уголовного права. Например, в Османской империи таким статусом наделялся ханафитский толк фикха.

Вместе с тем традиционное исламское уголовное право действовало непоследовательно, часто оставаясь лишь на страницах трактатов мусульманских юристов. На практике оно во многих случаях фактически уступало номинально центральное место двум основным своим конкурентам – местным обычаям и государственному нормотворчеству. В частности, отход от строгих принципов шариата и конкретных предписаний фикха был типичным для указов правителей в эпоху Османской империи по вопросам уголовного права. Конечно, когда эти акты касались вопросов, не урегулированных исчерпывающим образом в шариате, они могли толковаться как «тазир». Но знакомство со сводами законов османских султанов свидетельствует о том, что при законодательном установлении ответственности за преступления «худуд» и «кисас» они часто игнорировали шариат.

Логичным завершением такой политики стала радикальная правовая реформа середины ХIХв., сопровождавшаяся широкой рецепцией османскими властями европейских моделей.

В ходе ее был принят первый в истории исламского мира уголовный кодекс, имевший мало общего с исламским правом.

Вскоре после этого на путь заимствования европейских правовых образцов вступил ряд мусульманских стран (включая Египет), на которые не распространялось османское законодательство. Однако во многих частях мусульманского мира – в частности, на Аравийском полуострове и в регионе Персидского залива – традиционное исламское уголовное право удерживало свои позиции, хотя и не в полном масштабе, вплоть до второй половины прошлого столетия.

За последние полвека соотношение исламского и европейского влияния на уголовное право рассматриваемых стран не оставалось постоянным. Например, в Бахрейне и Омане после получения независимости в начале 70-х гг. ХХ в. традиционный фикх был заменен уголовным законодательством, не придерживающимся исламских принципов. Похожая картина наблюдалась на Юге Йемена, где принятие после независимости уголовного кодекса социалистического образца завершило процесс формального вытеснения исламских традиций из этой отрасли права.

И все же с 70-х гг. минувшего века преобладающей тенденцией является заметное усиление влияния шариата на уголовное право мусульманских стран. На путь исламизации своих правовых систем встали даже те страны – например, Ливия, Иран, Пакистан, Судан, – где до этого уже в течение столетий исламское уголовное право активно не действовало. Такой выбор сделал и Йемен после объединения Севера и Юга. В ОАЭ в середине 80-х гг. также вступил в силу закрепивший шариат уголовный кодекс. Позднее это произошло в мусульманских штатах Нигерии и Малайзии. Наконец, уже в начале третьего тысячелетия в Катаре был принят новый уголовный кодекс, заметно расширивший сферу применения исламских правовых норм по сравнению с ранее действовавшим законодательством.

В настоящее время к странам, где уголовное право испытывает наиболее глубокое воздействие шариата, следует отнести Саудовскую Аравию, Судан, Йемен, Иран. К ним примыкают Ливия, ОАЭ, Катар, Пакистан, Малайзия, Нигерия. В большинстве случаев исламское уголовное право применяется здесь в виде положений нормативно-правовых актов. Но активную роль продолжает играть и традиционная исламская правовая доктрина.

Особая в этом отношении ситуация сложилась в Саудовской Аравии, правовая политика которой исходит из нецелесообразности кодификации фикха. Поэтому здесь до сих пор не принят уголовный кодекс, а ведущим формальным (юридическим) источником уголовного права продолжает выступать исламская правовая доктрина. При рассмотрении многих дел саудовские суды пользуются правом на иджтихад – выбор из предлагаемых фикхом решений наиболее приемлемого для конкретного случая. Такая своеобразная свобода судейского усмотрения сужается только законодательством по отдельным нарушениям группы «тазир» – например, актами об ответственности за взяточничество, подделку документов, мошенничество в коммерческой деятельности.

Интересно отметить, что вслед за традиционным фикхом в Саудовской Аравии при решении вопросов уголовной ответственности нередко прибегают к аналогии. Например, Коллегия крупнейших мусульманских ученых провозгласила смертную казнь в качестве санкции за террористическую деятельность, сославшись на предусмотренное шариатом наказание за разбой («распространение нечестия на земле»).

Вместе с тем на перспективах кодификации саудовского исламского уголовного права может отразиться недавнее принятие уголовно-процессуального кодекса.

В других названных странах уголовное право в настоящее время действует преимущественно в форме законодательства. Однако даже принятие уголовного кодекса в ряде случаев не лишает исламскую правовую доктрину статуса ведущего источника данной отрасли. Например, уголовные кодексы ОАЭ (1987 г.) и Катара (2004 г.) устанавливают, что ответственность за преступления «худуд» и «кисас» наступает согласно шариату. Причем сами эти акты не фиксируют шариатские положения об указанных двух группах нарушений и соответствующих санкциях. Катарский закон ограничивается перечислением всех нарушений «худуд» за исключением бунта, а уголовный кодекс ОАЭ даже этого не делает, подразумевая, что все они уже определены мусульманско-правовой доктриной. В таком контексте ссылка на шариат, по сути, санкционирует выводы фикха в качестве формального (юридического) источника права по названным преступлениям. Об этот говорят и соответствующие приговоры судов ОАЭ, в которых в обоснование избранной меры наказания цитируются авторитетные доктринальные источники по маликитскому толку фикха.

Важно подчеркнуть, что в закреплении мер уголовной ответственности за конкретные преступления в своих статьях сами указанные кодексы следуют европейской традиции. Однако современная исламская правовая мысль толкует их как «тазир». Это относится и к положениям, посвященным, например, краже, убийству или причинению вреда здоровью. В полном соответствии с теорией фикха они применяются в качестве наказания «тазир» тогда, когда обращение к предусмотренным шариатом мерам ответственности «худуд» и «кисас» за указанные преступления по каким-либо причинам исключается.

Иными словами, в уголовном праве ОАЭ и Катара действуют две разновидности формальных источников, между которыми роли четко распределены: по преступлениям «худуд» и «кисас» в таком качестве выступает фикх (доктрина), а по остальным, отнесенным к «тазир», – законодательство.

Следует отметить важное различие между уголовным законодательством обеих стран, касающееся его действия по кругу лиц. Катарский уголовный кодекс требует применения определенных шариатом санкций «худуд» и «кисас» только тогда, когда обвиняемый или потерпевший является мусульманином. В противном случае, например, за кражу или убийство вместо этих санкций подлежат применению статьи самого этого акта, трактуемые как «тазир».

Уголовный кодекс ОАЭ такого изъятия не делает, а устанавливает общее правило, в соответствии с которым его положения распространяются на все преступления, совершенные на территории страны. Практика говорит о том, что это правило равным образом касается преступлений «худуд» и «кисас» независимо от гражданства и религиозной принадлежности обвиняемого.

Так, в 1997 г. суд первой инстанции одного из эмиратов вынес приговоры в отношении трех россиян, признанных виновными в совершении на его территории умышленного убийства гражданина России. Все трое обвиняемых, среди которых только один назвал себя мусульманином, были приговорены к смертной казни: двое в порядке «кисас», а один – «тазир», т. е. в соответствии с нормой уголовного кодекса, предусматривающей ответственность за убийство. Причем в судебном решении говорилось, что в отношении осужденных по «кисас» указанная санкция с согласия наследников потерпевшего может быть заменена выкупом за кровь, а для приговоренного в порядке «тазир» такая альтернатива не допускалась. Суд второй инстанции освободил осужденного по санкции «тазир» за недоказанностью его вины, а двум другим с согласия родственников потерпевшего заменил смертную казнь предоставлением выкупа за кровь. При этом в качестве дополнительной меры наказания в порядке «тазир» суд избрал лишение свободы.

Характерное для уголовного права ОАЭ и Катара своеобразное разведение преступлений категорий «худуд» и «кисас», с одной стороны, и «тазир» – с другой, иногда наблюдается и в тех странах, которые предпочли кодификацию мусульманского уголовного права. Только здесь граница пролегает не между разными по характеру юридическими источниками – доктриной и законодательством, – а между различными нормативно-правовыми актами. Ярким примером такого подхода является уголовное право Ливии, первой вставшей в начале 70-х гг. ХХ в. на путь исламизации своей правовой системы, ранее целиком, включая и уголовный кодекс 1953 г., основанной на европейских моделях.

В 1972–1974 гг. в этой стране были приняты четыре закона об уголовной ответственности за кражу и разбой, внебрачную половую связь, ложное обвинение в совершении такого действия, а также за употребление алкоголя. Все они в целом предусматривают зафиксированные шариатом меры наказания, но в отдельных случаях отходят от положений фикха. Например, среди санкций за разбой указаны смертная казнь и отсечение руки и ноги, но распятие и высылка не упоминаются. В то же время шариатские наказания применяются и тогда, когда предметом кражи или грабежа является публичное имущество, что не совпадает с позицией традиционной исламской правовой доктрины. За прелюбодеяние следует телесное наказание в виде 100 ударов кожаной плетью, а забивание камнями, как того требует сунна Пророка Мухаммада, не предусмотрено.

Закон 1974 г. об ответственности за употребление алкоголя в качестве санкции для мусульман устанавливал телесное наказание, а для немусульман – лишение свободы или штраф (в 1993 г. этот акт был заменен новым законом, который вместо телесного наказания за данное преступление ввел штраф и для мусульман).

Отмеченные акты 1972–1974 гг. (кроме закона о прелюбодеянии), следуя выводам традиционного фикха, в виде доказательств совершения соответствующих преступлений допускают признание и свидетельские показания двух мужчин.

Серьезным шагом по пути исламизации уголовного права Ливии явилось принятие в 1993 г. закона о «кисас» и «дия», который ввел смертную казнь в порядке «кисас» за умышленное убийство по требованию родных потерпевшего. В случае их прощения обвиняемого, в отличие от традиционного фикха, указанный акт предусматривает уплату выкупа за кровь. Такая санкция в качестве основной установлена за неумышленное убийство.

Важно иметь в виду, что все эти акты не отменили соответствующих статей уголовного кодекса Ливии 1953 г., следующего европейской традиции и в своем содержании не принимающего в расчет шариатские принципы. Он продолжает действовать, но, как в ОАЭ и Катаре, рассматривается в качестве свода мер ответственности «тазир». Об этом прямо говорится, например, в законе 1972 г. о наказании в соответствии с шариатом за кражу и разбой, предусматривающем, что при невозможности применения шариатских наказаний ответственность за данные преступления в порядке «тазир» наступает по уголовному кодексу 1953 г., который в момент своего принятия отнюдь не трактовался в таком ключе.

Кодификация исламского уголовного права является наиболее полной, последовательной и завершенной в тех странах, где действующие уголовные кодексы в своих статьях закрепляют все основные принципы шариата и конкретные положения фикха. К ним следует отнести Иран, Судан, Йемен, Малайзию, Нигерию.

В Иране вскоре после исламской революции 1979 г. взамен прежнего уголовного законодательства европейского образца были введены в действие три акта – о наказаниях «худуд» и «кисас», «тазир» и «дия» (кровном выкупе). В 1988 г. в результате кодификации все положения относительно указанных санкций за соответствующие преступления были объединены в исламский уголовный кодекс.

В Судане впервые уголовный кодекс исламского образца вступил в силу в 1983 г. в ходе кампании по исламизации правовой системы страны. Ныне здесь действует уголовный кодекс 1991 г., закрепляющий основные выводы фикха с отдельными нюансами. В частности, он относит к преступлениям «худуд» все известные традиционной исламской правовой доктрине нарушения за исключением бунта. Среди уголовноправовых санкций этот акт называет забивание камнями, распятие, смертную казнь в порядке «кисас», телесное наказание, выкуп за кровь в виде 100 верблюдов или их денежного эквивалента.

Особенностью действующего суданского уголовного кодекса является то, что он исходит из принципа неодинаковой ответственности за отдельные преступления «худуд» в зависимости от религиозной принадлежности виновного или территории их совершения. Так, телесное наказание в виде 40 ударов за употребление алкоголя применяется только в отношении мусульман. Данная санкция, а также установленные наказания категории «худуд» за вероотступничество и недоказанное обвинение в прелюбодеянии вообще не действуют в Южных провинциях страны, где проживают немусульмане – христиане или последователи традиционных культов.

Причинение телесных повреждений в указанном регионе влечет не наказание по принципу «кисас», а лишение свободы и (или) штраф вместе с предоставлением выкупа за кровь в соответствующей пропорции. Ответственностью за прелюбодеяние вместо шариатских санкций являются лишение свободы и штраф. Распятие за разбой в Южных провинциях Судана также не предусмотрено. Взамен отсечения руки за кражу здесь уголовный кодекс предписывает иные виды ответственности, применяемые в порядке «тазир» в случае исключения наказания «худуд». Вместе с тем совершенное в данном регионе умышленное убийство наказывается в порядке «кисас», т. е. в соответствии с общими положениями уголовного кодекса 1991 г. без всяких изъятий.

На принципиально близких началах построен и уголовный кодекс Йемена 1994 г., закрепляющий с небольшими коррективами ключевые положения традиционного исламского уголовного права. В частности, он также классифицирует преступления на «худуд», «кисас» и «тазир», относя к первым все семь нарушений, включаемых фикхом в данную группу. Среди мер уголовной ответственности кодекс называет смертную казнь в порядке применения санкций «худуд» (включая забивание камнями), «кисас» и «тазир», ответное причинение телесных повреждений по принципу талиона, отсечение руки и ноги, телесное наказание, распятие, выкуп за кровь.

Необходимо отметить, что предусмотренные йеменским уголовным кодексом шариатские санкции за преступления «худуд» распространяются только на мусульман за исключением ответственности за недоказанное обвинение в прелюбодеянии, применяемое вне зависимости от религиозной принадлежности обвиняемого. Другая отличительная черта этого акта состоит в том, что, вопреки позиции традиционного фикха, глава государства наделяется правом помилования по преступлениям «худуд» и замены установленных шариатом санкций другими мерами ответственности.

Специфика влияния шариата на уголовное право Малайзии и Нигерии, имеющих федеральное устройство, заключается в действии основанного на исламских принципах законодательства на уровне отдельных штатов, где мусульмане составляют большинство населения. Например, в Малайзии к таким территориям относится штат Келантан, в котором в 1993 г. был принят шариатский уголовный кодекс. Он, в частности, предусматривает исламские меры наказания за нарушения «худуд» (из традиционного их перечня исключен лишь бунт), но применяется только к мусульманам, совершившим преступления на территории данного штата.

Сходная ситуация наблюдается в северных районах Нигерии. В частности, шариатский уголовный кодекс штата Замфара 2000 г. также распространяется лишь на мусульман. За преступления «худуд», среди которых не упоминаются вероотступничество и бунт, он устанавливает, в числе прочих, членовредительские и телесное наказания, а за убийство и телесные повреждения предусматривает санкции «кисас» в виде талиона или выкупа за кровь в размере 100 верблюдов либо их денежного эквивалента.