MITI и японское чудо. Рост промышленной политики, 1925-1975 гг.

Сотни импортеров ежедневно собирались там, чтобы получить лицензии. Специалисты по анализу МЛТЛ также пришли к выводу, что это был самый коррумпированный период министерства. Чиновники ЛТБ получали многочисленные подарки и приглашения на сеансы рраджонга (на которых они, казалось, никогда не теряли деньги); некоторые торговые компании нанимали для работы с ЛТБ тяговитых женщин-переговорщиков". Утверждалось, что чиновники даже продавали копии "секретного" валютного бюджета за большие суммы, что было очень ценно для импортеров при расчете того, какое количество каждого товара будет одобрено. Такие условия были естественным следствием тиглитизированной торговли, но они никак не влияли на репутацию ИТБ.

МИТИ воспользовался возможностью провести реорганизацию после увольнения Ёсиды. Секретариат переписал Закон об учреждении МИТИ, и новый закон под номером 275 был принят 31 июля 1952 г. В нем из названий промышленных бюро была исключена старая приставка tsiisliö (межнациональная торговля); ITB и Бюро торгового продвижения были объединены в одно большое подразделение; была упразднена Комиссия по коммунальному хозяйству SCAP, которая была прикреплена к канцелярии премьер-министра. Вместо нее в МлТл было создано Бюро коммунальных услуг, прямое преемник старого Бюро электроэнергии, доставшегося Министерству боеприпасов при его создании в 1943 году. Секции Бюро предприятий также были расширены, чтобы вместить функции планирования и контроля упраздненного ESB. Таким образом, МИТИ приобрело форму, которую оно сохраняло на протяжении всего периода высоких темпов роста и вплоть до реформы 1973 года (см. Приложение B).

В решающие 1952-53 годы МИТИ предпринял ряд других инициатив, которые поставили его на путь столкновения с известным учреждением, созданным SCAP, - Комиссией по честной торговле (FTC; Kösei Torihiki linkai), хранителем и администратором так называемой экономической конституции, Антимонопольного закона. Антимонопольный закон, который официально называется "Закон о запрете частной монополии и методах сохранения честной торговли" (Shiteki Dokusen no Kinshi oyobi l€ösei Torihiki no Kakulao ni kan suru Höritsu, номер 54 от 14 апреля 1947 года), имел клишированную карьеру еще до окончания оккупации. SCAP защищала его на том основании, что "за исключением Закона о недобросовестной конкуренции 1934 года, который в основном касался иминирования и выдавания своих товаров за чужие, японское законодательство не содержало никаких правил против недобросовестной торговой практики в целом и не признавало никакой концепции свободного, конкурентного предпринимательства как отвечающей общественным интересам"; bvit SCAP также признал, что "многие государственные служащие в различных ведомствах правительства заявляли о сильном отсутствии симпатии или поддержки антитрестовской программы."

В первоначальной редакции закон запрещал сговор между предпринимателями с целью установления цен, ограничения объемов производства или продаж, раздела рынков или клиентов между собой, ограничения строительства или расширения объектов, отказа от обмена новыми технологиями или методами производства. Статья 9 закона - столь же известная в своей основе, как и статья 9 конституции, запрещающая применение жесткой силы, - запрещала холдинговые компании, и эта статья 1 сохранилась до наших дней. Холдинговые компании фактически не существуют в послевоенной японской экономике; дзайбацу были восстановлены на другой основе - на основе банковских кейрецу, о которых говорилось выше. Закон также создал Комиссию по честной торговле, состоящую из семи членов, назначаемых премьер-министром с согласия Палаты представителей на пятилетний срок.

Изменения в закон начали вноситься почти сразу после его принятия. SCAP обнаружила, что фирмы могут обходить закон, создавая "торговые ассоциации" как некоммерческие союзы или фонды (#urm "i, shidaii или znidan) в соответствии с положениями Гражданского кодекса. В связи с этим SCAP приказал японскому правительству принять Закон о торговых ассоциациях (№ 191 от 29 июля 1948 года), который требовал, чтобы любое объединение двух или более предпринимателей регистрировалось в FTC в течение тридцати дней с момента создания. В 1953 году МИТИ отменил этот закон. Другая проблема заключалась в том, что со времен закона Ёсино о промышленных союзах 1925 года средние и мелкие предприятия зависели от своих картелей, чтобы оставаться в бизнесе, не прибегая к демпингу. SCAP согласился с тем, что им нужна особая помощь, но вместо того, чтобы признать картели исключениями из Антимонопольного закона (AML), он выступил спонсором создания 1 августа 1948 года Агентства средних и малых предприятий (MSEA) в качестве внешнего агентства сначала MCI, а затем MITI. Этот орган должен был собирать, анализировать и свободно распространять информацию о производстве материалов, возможностях сбыта, методах ведения бизнеса и так далее - по сути, выступать в роли картельного штаба для сектора малого бизнеса. Первый ректор MSEA, Нинагава Торазё (бывший декан экономического факультета Киотского университета), активно боролся как с SCAP, так и с правительством Йошиды, чтобы получить больше полномочий и надежный бюджет для своего подразделения; в частности, он хотел получить государственное финансирование для малого бизнеса.

После того как SCAP потребовала от правительства выполнить просьбу Нинагавы (закон № 108 от 24 апреля 1950 года о создании MITI), Ли подал в отставку и был избран мэром Икёто, города с большим количеством средних и мелких предприятий. Опираясь на поддержку социалистов и кон- мунистов, Нинагава с 1950 по 197 год занимал пост мэра Икиото, где он стал постоянной занозой в боку национального консервативного истеблишмента. MITI никогда не был в восторге от MSEA, но у него не было другого выбора, кроме как поддержать ее из-за политического влияния, которым обладает сектор малого бизнеса. Более того, некоторые чиновники МТИ обнаружили, что директорство в MSEA было отличным местом, где можно было заручиться поддержкой для своей политической карьеры после выхода на пенсию. Поэтому отношение МТИ к MSEA оставалось неоднозначным на протяжении многих лет; сегодня она является неотъемлемым, хотя и не основным, подразделением министерства.

Самой серьезной проблемой первоначального антимонопольного закона был запрет на соглашения, предусматривающие эксклюзивное использование технологий или ноу-хау. Историки оставляют довольно неубедительное мнение о том, что "такое предложение представляло собой передовое антимонопольное мышление". "На самом деле, это положение было настолько продвинутым, что его не существовало в Соединенных Штатах, где ноу-хау и торговые секреты могут быть юридически защищены законами различных штатов, не говоря уже о конституционной защите патентных прав (статья 1.8.8). Первоначальный вариант AML, похоже, запрещал эксклюзивные соглашения о патентном лицензировании, что останавливало все попытки Японии импортировать технологии.

Похоже, SCAP не осознавала, как долго вопрос о правах на промышленную собственность был предметом разногласий между японскими и иностранными компаниями. Эта проблема восходит как минимум к иску Firestone Rubber Company в 1933 году против японской Bridgestone bubber Company, раненной в 1931 году, из-за схожести их названий (Bridgestone выиграла дело, когда ее основатель, Ишибаши Сёдзиро, доказал, что "бриджстоун" - это дословный перевод его фамилии). В 1949 году эти вопросы все еще оставались актуальными, поскольку правительство продлило срок действия всех довоенных патентов, выданных иностранцам (японские патенты обычно действуют 15 лет, американские - 17 лет), а также потому, что компания du Pont в то время обвиняла компанию Toray Textiles в нарушении ее патента на нейлон 6 (дело было рассмотрено вне суда, и du Pont и Toray стали партнерами)".

В соответствии с AML многие иностранные компании пришли к выводу, что им не только не удастся защитить свои ноу-хау и коммерческие тайны в Японии (японское законодательство никогда не предусматривало защиты от "злоупотребления доверием" в отношении ноу-хау), но и что даже патентно-лицензионные соглашения не будут подлежать защите. Большинство отказались продавать свои патенты до тех пор, пока закон не будет прояснен. Затем, чтобы способствовать восстановлению экономики, SCAP выступила с инициативой о внесении первых официальных поправок в само законодательство AML (закон № 214 от 18 июня 1P49 года), которые либерализовали положения, касающиеся патентных договоров и договоров с исключительными агентами, и позволили иностранным корпорациям приобретать акции.

Эта поправка, конечно же, подтолкнула МИТИ к принятию Закона об иностранном капитале, чтобы дать японскому правительству возможность контролировать, кто лицензировал какие патенты и сколько платил за них роялти.

Различные вызовы и изменения в АМЛ были предварены действиями МИТЛ в 1952 году. Как отмечалось в предыдущих главах, с 1946 года MCI, ESB и их дочерние государственные корпорации (ködan) осуществляли абсолютный контроль над всеми товарами в отечественной экономике в соответствии с положениями Временного закона о контроле над спросом и предложением материалов. Срок действия этого закона, одобренного SCAP в качестве чрезвычайной замены Закона о всеобщей мобилизации военного времени, истекал 1 апреля 1948 года; но SCAP продлил его еще на два года из-за продолжающегося дефицита и, как следствие, необходимости нормирования. lu 1950 году, когда правительство хотело продлить его снова, SCAP отказался: "Для SCAP это предложение выглядело как попытка правительства продолжить систему контроля в качестве государственной институции вместо того, чтобы покончить с ней". "Однако в конце концов SCAP согласился на продление на один год, поскольку японцы опасались, что отказ от планов поставок и снижения цен дестабилизирует экономику. В апреле 1951 года последствия "спада перемирия", последовавшего за началом переговоров в Корее, только-только проходили, поэтому ПКАП продлил действие закона еще на год. Но и SCAP, и Ё-шида были полны решимости допустить его отмену 1 апреля 1952 года.

МФТИ часто утверждал, что его согласие с истечением срока действия Закона о контроле за предложением и спросом на временные материалы свидетельствует о том, что он является более либеральным и менее ориентированным на контроль министерством, чем Министерство финансов или Министерство сельского хозяйства, чьи законы о контроле (над банками и производством риса) никогда не заканчивались.* С другой стороны, профессор Маэда считает, что истечение срока действия Закона о контроле за предложением и спросом лишь положило начало "второй эре контроля", основанной на использовании МФТИ валютного бюджета для проведения своей политики, которая продолжалась до 1964 года.

Как бы кто ни относился к этому вопросу, тот факт, что действие закона заканчивалось весной 1952 года, оказал серьезное негативное влияние на ряд отраслей промышленности, особенно на те, в которых было много фирм, сильная конкуренция и ущерб от сокращения американских закупок. В этих условиях МИТИ предпринял свои первые самостоятельные действия в качестве нового министерства. 25 февраля 1P52 года он неофициально посоветовал десяти крупным хлопкопрядильным компаниям сократить производство хлопка на 40 процентов, и министерство выделило квоты для каждой отдельной фирмы.

В следующем месяце не было мест для поставок хлопка-сырца. Это был первый послевоенный случай применения знаменитого японского постановления MITI kniikokii sötaii (oû vice to liinit production) и неизбежно последовавшей за ним организованной правительством автопромышленности. В марте и мае аналогичные "канкоку сётан" были выпущены для резины и стали. ФТК заявила, что действия МЛТИ незаконны, но министерство ответило, что антимонопольный закон не распространяется на неофициальные советы правительства, и продолжало придерживаться своей политики.

Таким образом, вопрос был решен. Как только в апреле закончилась оккупация, МИТИ внесло в парламент два закона - Закон о специальных мерах по стабилизации определенных средних и малых предприятий (номер 294 от 1 августа 1952 года) и Закон об экспортных операциях (номер 299 от 5 августа 1952 года) - оба они разрешали МИТИ создавать картели среди малых предприятий в качестве исключений из Антимонопольного закона. Они стали прецедентом для многих последующих подобных законов, а также для пересмотра самого Закона о монополии в 1953 году - первого такого пересмотра независимым японским правительством.

В течение 1953 г. и Федерация стали, и Федерация экономических организаций обращались в Совет (по некоторым данным, они также подкупали членов Совета) с просьбой разрешить картели для предприятий, переживающих спад, или предприятий, пытающихся реализовать планы рационализации. Позиция МИТИ, согласно его ежегодным отчетам, заключалась в том, что он уважал намерения первоначального закона AML, но обнаружил, что на практике он привел к чрезмерной фрагментации отраслей и препятствовал накоплению капитала для обеспечения межнациональной конкурентоспособности. В предложенной поправке к ЗОЗПП МИТИ попросил предоставить ему право одобрять "кооперативное поведение" для ограничения производства и продаж в депрессивных отраслях и для снижения затрат и стимулирования экспорта в отраслях, находящихся в процессе рационализации. Такое "совместное поведение" должно было включать в себя обмен технологиями, ограничение ассортимента продукции, совместное использование складов для сырья и готовой продукции, а также совместные консультации по инвестиционным планам. 1 сентября 1953 года Демпарламент внес изменения в AML (закон № 259), разрешив так называемые депрессионные и рационализаторские картели, а также отменив закон SCAP о торговых ассоциациях. Токийский представитель фирмы Nerf ¥ork писал, что "сейчас почти не осталось следов от мер по борьбе с картелями, к которым японцев принудил во время оккупации генерал армии Дуглас Макар Тлун".

В последующие годы МИТИ продолжал прессинговать FTC и AML, но ни один из них так и не исчез окончательно. В 1955 году МИТИ внес изменения в Закон об экспортных операциях, чтобы смягчить картелей, обязательных для всех мелких экспортеров, и укрепить генеральные торговые компании. В том же году был отменен закон оккупационной эпохи о запрете чрезмерной концентрации экономической власти. В 1956 году министерство начало спонсировать целый ряд "законов о промышленности", которые предусматривали исключения из ЗОЗПП, например, Закон о специальных мерах по оборудованию текстильной промышленности (номер 130 от 5 июня 1956 года), Закон о специальных мерах по развитию машиностроительной промышленности (номер 154 от 15 июня 1956 года) и Закон о специальных мерах по развитию электронной промышленности (номер 171 от 11 июня 1957 года). А в июне 1958 года МИТИ заставил ФТК применить свой план "системы публичных продаж" (kâkai liumbni seido) для сталелитейной промышленности - гениальную систему ценового мошенничества, придуманную старым сотрудником МКИ Инаямой Йослаилиро, в то время директором Yawata Steel, и Салиаслии Слиигертом, заместителем директора Бюро тяжелой промышленности. Некоторым казалось, что ФТК одобрит все, что угодно, лишь бы не пиратство, если МИТИ скажет, что это необходимо для быстрого экономического роста Японии.

На самом деле МИТИ решил, что настало время избавиться от АМЛ. С октября 1957 года по февраль 1958 года Бюро предприятий спонсировало совещательный совет на уровне кабинета министров по вопросу о будущем статусе AML. Его председателем был профессор Накаяма Иклирн. В своем заключительном отчете совет заявил, что "положения Закона о свободной конкуренции не всегда соответствуют надлежащему функционированию экономики нашей страны" и что "законное поддержание свободной конкуренции не лучшим образом отвечает общественным интересам". Совет рекомендовал принять новый закон, который позволит "координировать инвестиции" и будет способствовать слияниям для преодоления "чрезмерной конкуренции" между банковскими кейрецу.

Новый закон был внесен на рассмотрение парламента в октябре 1958 года, но он "затерялся" в суматохе, связанной с попытками правительства Киси пересмотреть закон о полицейских обязанностях. В следующем году, по данным МИТИ, интерес к отказу от AML "уснул под приятными облаками бума Ивато". После этого ситуация начала неуловимо меняться. ФТК не вернула себе прежних полномочий, но перестала терять те полномочия, которые у нее оставались. Примерно до 1958 года в стране царило убеждение, что меры MITI необходимы, чтобы вернуть нации экономическую зависимость. После этого начались разногласия по этому вопросу. Большинство последующих инициатив МИТИ были основаны на административных указаниях - например, координация инвестиций, которая потребовалась после провала закона Салиаслаи о специальных мерах по развитию определенных отраслей (о нем речь пойдет в следующем разделе). ЕТК продолжал существовать, и наконец, в феврале 1974 года, он подал первую в истории формата жалобу на ограничение торговли.

Антимонопольное законодательство - тема неоднозначная. Западная теория утверждает, что оно является неотъемлемым инструментом промышленной политики для поддержания конкуренции. Бывший заместитель министра M1TI Салиаси Слайгеру, напротив, утверждает, что промышленная политика Японии, враждебная антимонопольному законодательству, привела к более высоким уровням конкуренции и роста, чем в экономиках западных критиков Японии. С точки зрения истории MITI, основным значением реформы AML 1953 года было то, что она практически завершила ансамбль инструментов промышленной политики MIT1. Теперь под контролем министерства находились иностранная валюта, иностранный капитал, картели, банковские кей-рецу, размещение промышленности и прямое государственное финансирование, а также весь спектр деятельности Совета по рационализации промышленности. Он был полностью готов к внедрению системы высоких темпов роста, но ему все еще требовались некоторые инновации в налоговой сфере и политическая поддержка его особой точки зрения. Именно жесткая рецессия 1954 года, последовавшая за Корейской войной, дала возможность приобрести и то, и другое. Как заметил Итакума, рецессия, последовавшая за бумом специальных закупок, была столь же важна для экономического развития Японии, как и сама война в Корее; ее влияние слишком долго оставалось непризнанным".

В течение четырех лет, последовавших за началом Икорейской войны в июне 1950 года, Соединенные Штаты направили в японскую экономику специальные закупки на сумму около 2,37 миллиарда долларов. Этот фактор, а также эффект от рационализаторских кампаний по возвращению людей на работу и эйфория, последовавшая за окончанием оккупации, привели к масштабному буму потребления и инвестиций в 1952 и 1953 годах. Импорт потребительских товаров и промышленного оборудования взлетел до небес. К концу 1953 года платежный баланс Японии стал дефицитным на 260 миллионов долларов, а перспективы на 1954 год выглядели еще хуже. Товарные запасы сильно выросли, но экспортные продажи были вялыми из-за сравнительно высоких цен на японские товары и замедления роста международной торговли после Корейской войны. Министерству финансов и Банку Японии ничего не оставалось, как ужесточить кредитование и сократить государственные расходы, в том числе выплаты из FILP и займы Банка развития. Сокращение кредитов и импорта привело к рецессии.

Министр Окано Киёлайдэ (май 1953 - январь 1954 гг.) в МИТИ сократил валютные квоты на импорт продовольствия, химикатов, медикаментов и текстиля с 8 млн. долларов в период с апреля по сентябрь 1952 года до 4 млн. долларов за апрель-сентябрь 1953 года. В октябре 1953 года он отменил квоту на весь этот импорт, что сразу же привело к закрытию сотен магазинов в Токио, торгующих потребительскими товарами, и к появлению черных рынков. В этих условиях многие бюрократические организации начали думать о том, как преодолеть зависимость Японии от американских спецзакупок, и даже премьер-министр Ёсида был вынужден признать, что его фрагментарный подход к экономике не работает.

Первый важный план был разработан перед Агентством экономических обсуждений, где министр МИТИ Окано (бывший президент Санва Баул) одновременно занимал должность генерального директора, а Хираи Томисабурё из МИТИ работал его заместителем (с мая 1951 по ноябрь 1953 года). Известный как неофициальный "План Окано" (Okano kösö), так и под официальным названием "О превращении нашей экономики в зависимую" (Waga kuni keizai no jiritsu ni tsuite), этот план предусматривал новые усилия по расширению экспорта. Однако для этого Окано и Хираи призвали не только к рационализации, но и к восстановлению экономических связей с Юго-Восточной Азией, рационализации налоговой системы и активной программе по развитию импортозамещающих отраслей.

План Окано также отвергал мнение МИТИ о том, что единственным способом выйти из неизбежных для Японии ограничений платежного баланса является "тяжелая и клематическая индустриализация", под которой подразумевалось создание промышленной структуры, экспортная продукция которой будет иметь гораздо более высокую эластичность по доходу, чем традиционная для Японии легкая промышленность. Эластичность спроса по доходу - это отношение процентного изменения количества востребованного продукта к процентному изменению дохода группы покупателей. Окано и Хираи одними из первых осознали, что с ростом доходов людей их спрос на продукты питания и текстиль меняется очень незначительно, а вот спрос на такие товары, как бытовая техника и автомобили, пропорционально увеличивается. Их вывод, несмотря на то что он противоречил так называемым сравнительным преимуществам Японии (в первую очередь большому количеству дешевой рабочей силы), заключался в том, что именно эти товары должны производить японцы, если они надеются когда-нибудь вырваться из своего зависимого положения.

Премьер-министр Ёсида отверг план Окано, но не из-за его содержания, а потому, что это был пример "планирования", которое, по мнению Ли, подходит только для социалистических стран. Окано покинул правительство, а Хираи перешел в MI II в качестве заместителя министра (с ноября 1953 по ноябрь 1955 года). В течение 1954 года, по мере того как рецессия все усиливалась и усиливалась, идеи плана Окарло вновь появились в разных формах и местах. Ёсида начал терять контроль над Либеральной партией, а выбранный им в качестве преемника Окано Аиклии Кииклии был одновременно старым соратником Лкеды по Министерству финансов (в период роспуска дзайбацу он был директором Банковского бюро) и гораздо более влиятельным политиком, чем был Окано.

6 сентября 1954 года Айкли и другие члены правительства подтолкнули кабинет к принятию "Политики совместного расширения экономики" (ICeizai 1(akudai Sogö Seisalcu Yögö), и это, в свою очередь, предоставило MITI, впоследствии саин инонтли, полномочия на выпуск собственного фон- даментального заявления о стратегии, озаглавленного "Набросок новой межнациональной торгово-промышленной политики" (Shin Tsiisliö Sangyô Seisaku Taikô).' Оба этих документа представляли собой обновленные версии плана Окано. Наконец, в декабре правительство Ёсиды отпало от власти, и премьер-министром стал соперник Ёсиды, Хатояма Итиро. В декабре он вернул Ислибасля Танзана в правительство в качестве министра М1Т1. Дни политического забвения этого министерства закончились; отныне министр M1T1 был одним из самых влиятельных людей в правительстве - его должность была одной из трех необходимых ступеней на пути к самому премьерскому посту (две другие - финансы и иностранные дела).

Хираи свидетельствовал, что Ислибасли внес окончательную теоретическую формулировку, которой не хватало всем предыдущим планировщикам. Исибаси указал, что путь к экспорту - это, конечно, снижение издержек, а путь к этому - расширение производства для достижения экономии от масштаба. Но чтобы расширить производство, японским производителям нужно было больше клиентов. А где их искать? На лидирующем по потенциалу рынке самой Японии. Японский народ страдал от экономических трудностей по меньшей мере два десятилетия; он был готов купить все, что ему предложат, по ценам, которые он мог себе позволить. Идея Ислиибаши заключалась в том, что МИТИ должен стимулировать как экспорт, так и внутренние продажи. Когда возникали проблемы с международным платежным балансом, правительство могло сократить внутреннее производство Fernand и стимулировать экспорт; когда проблемы с оплатой импортного сырья ослабевали, основное внимание должно было уделяться увеличению продаж на внутреннем рынке. Если этого удастся добиться, японские заводы смогут продолжать работать на протяжении всех фаз делового цикла. По словам Хираи, Ислайбаши "объединил продвижение экспорта и высокоскоростной рост в единую теорию".

Идеи Тлисе были очень близки Икеде Хая. Будучи протеже Ёсиды, Икэда не получил должности в кабинетах Хатояны, которые были переходными между старым порядком Ёсиды и новым режимом Либерально-демократической партии; ЛДП была создана 15 ноября 1955 года.

Икеда стал министром финансов и принялся энергично претворять в жизнь идеи Ислибаси. Снизив в декабре 1956 года подоходный налог на 100 миллиардов иен, Икеда вернул деньги в руки потребителей и промышленников так, как это никогда не делалось раньше, и начал положительное стимулирование внутреннего рынка размером с Соединенные Штаты. Как сказал один современный испанский аналитик, "единственные отрасли, в которых мы видим, как рост экспорта вызывает рост производства, а не наоборот, - это транзисторные радиоприемники и, возможно, carnet'ris". Мы не считаем эти отрасли очень надежными, потому что спрос на них, особенно на транзисторы, может насытиться слишком быстро. Увеличение экспорта всех остальных наших товаров было вызвано главным образом расширением производства для внутреннего рынка". "Таким образом, именно благодаря Исибаси и Икеде наконец-то заработала система быстрого роста, подпитываемая как внутренней "потребительской революцией", так и новым подходом к продвижению экспорта.

Заявление МИТИ о политике, принятое в сентябре 1954 года, привело к появлению нескольких новых структур, занимающихся продвижением экспорта. Одной из них стал Высший совет по экспорту (Saikô Yusliutsu I€aigi), состоящий из премьер-министра, министров МФТИ, финансов и сельского хозяйства, управляющего Банком Японии, президента Экспортно-импортного банка и нескольких лидеров бизнеса. Его публичная функция заключалась в установлении целевых показателей экспорта на предстоящий год и обнародовании на самом высоком правительственном уровне необходимости всеми возможными средствами содействовать развитию экспорта. Этот совет на уровне кабинета министров, разумеется, не занимался собственными расчетами целевых показателей. Вместо этого он возложил эту задачу на новое Агентство экономического планирования (переименованное и реорганизованное Агентство экономического обсуждения). Главной задачей EPA стало написание "планов", которые должны были указать правительству и бизнесу цели, которых нация должна стремиться достичь в течение определенного срока. Нет необходимости говорить о том, что новое EPA было так же привязано к MITI, как и его предшественники, хотя в 1960-е годы оно безуспешно пыталось добиться некоторой независимости от своего могущественного покровителя. В таблице 17 приведены первые три долгосрочных плана EPA для экономики в целом.

Еще одним новым институтом стала Японская организация внешней торговли (JETRO), межнациональная служба коммерческой разведки, созданная для решения проблемы, которую Хираи назвал "слепой торговлей". Под "слепой торговлей" он и другие подразумевали, что в середине 1950-х годов японские производители работали, не имея подробной информации о том, что они должны производить для различных зарубежных рынков. Кроме того, им не хватало агентов за рубежом, которые могли бы помочь им следить за изменениями в тарифных ставках и специфике продукции, а также помогать в продвижении и продаже новых японских товаров.

К 1975 году компания управляла 24 торговыми центрами и 54 представительствами в 55 странах.

В 1950-е годы существовало три JETRO. Первая была создана в 1951 году в Осаке по инициативе мэра города Акама Бунзо (кадровый сотрудник МКИ, 1925-47 гг.) и Суги Мичисуке, члена Торгово-промышленной палаты Осаки. Промышленники Янсая и отдельных префектур выделили деньги на эту раннюю организацию, а MIT1 лишь одобрил ее деятельность. В 1954 году M1TI взяла ее под свой контроль, выделила на нее больше национальных средств и значительно расширила ее деятельность. Наконец, в 1958 году, признавая тот факт, что национальное финансирование теперь значительно превышало финансирование префектур, и желая поставить JETRO под контроль министерства, JETRO была преобразована в государственную корпорацию, весь капитал которой поступал от центрального правительства (Japan Extern al Trade Organiza- tion Law, number 95, of April 26, 1958). С 1951 года M1T1 также начала предоставлять ключевые руководящие кадры для JETRO, в частности, ее управляющего директора (с 1951 по 1954 год им был Окабе Кунио, недавно ушедший в отставку директор Управления по развитию торговли МИТИ, а с 1954 по 1965 год - Нагамура Тейити, который закончил карьеру в МИТ1 в должности заместителя министра ЕДА). Практически все сотрудники JETRO, работающие за рубежом, - это переводчики MITI".

За исключением самых ранних периодов, когда JETRO была брайрклайдом бизнес-лидеров Осаки, она всегда была операционным подразделением М1ТИ. Однако его юридический статус после 1958 года как корпорации, а не правительственного агентства, иногда приводил к неприятностям в Соединенных Штатах. В 1950-х годах JETRO создала в Вашингтоне организацию, в которой работали американцы, под названием United States-Japan Trade Council, но не зарегистрировала ее в соответствии с Законом о регистрации иностранных агентов от 1938 года.

Министерство юстиции США подало на Торговый совет в суд за гражданское мошенничество, обвинив его в том, что 90 процентов его средств на самом деле поступали от MIT1 через Нью-Йоркскую организацию или JETRO. Совет заключил внесудебное соглашение. Он также согласился подавать документы как иностранный агент и указывать в своих публикациях, что они получены из японских правительственных источников. Вопрос в этом деле заключался не в лоббистской деятельности JETRO от имени японских интересов, а в возможной путанице американцев относительно того, кого именно представляет JETRO: ДЖЕТРО представляла".

Одним из наиболее инновационных аспектов раннего JETRO было его финансирование. Во время рецессии 1954 года M1TI собрала деньги на его финансирование за счет импорта бананов. В условиях системы валютных квот лицензии на импорт бананов и сахара стали самыми ценными в стране; поставки обоих товаров были настолько дефицитными, что любые объемы, которые удавалось доставить на рынок, стоили непомерно дорого. В случае с бананами правительство взимало с импортеров налог на их прибыль, а вырученные средства передавало в JETRO. Средства организации выросли с чуть менее 3 миллионов йен в 1954 году до более 100 миллионов йен в 1955 году, и все благодаря бананам. Эта схема была похожа на систему субсидирования экспорта судов за счет сахара. В 1953-1955 годах МИТИ выдавал лицензии на импорт сахара торговым компаниям, которые продавали кубинский сахар в Японии в два-десять раз дороже импортной цены, только если они были связаны с судостроителем и могли представить экспортный сертификат, подтверждающий, что они использовали 5 процентов своей прибыли для субсидирования экспорта судов. За два года действия системы "сахарной ссылки" судостроительная промышленность получила около 10 миллиардов йен. В конце концов, ее пришлось прекратить, поскольку слишком много других отраслей хотели получить субсидии от пошлин на сахар и бананы, а IMS не одобряла эту практику.

Сахарные и банановые льготы были лишь двумя из наиболее впечатляющих налоговых послаблений, которые чиновники Министерства финансов и Бюро по предпринимательству придумали в ту эпоху, чтобы помочь промышленности и содействовать коммерциализации отдельных продуктов. Накамура Такафуса утверждает, что уже в 1951 году налоговые льготы заменили прямые субсидии в качестве основного средства, с помощью которого правительство проводило свою промышленную политику". И это, безусловно, правда: когда Додж прекратил субсидии, созданные за счет разницы в ценах и кредитов РФУ, Бюро предприятий МЛТИ решительно двинулось в налоговую сферу в поисках альтернатив.

Главным препятствием для работы миссии было сохраняющееся влияние специальной налоговой службы SCAP, которую возглавлял профессор Карл С. Слаоип из Колумбийского университета и в которую входили такие эксперты, как Джером Б. Коэн из Городского колледжа Нью-Йорка. Весной 1949 года миссия Шорна отправилась в Японию и в сентябре доставила Доджа в порт.

В период с 1950 по 1955 г. все еще сохранялся большой вес акта о правильной системе в Японии. По сути, Слиуп призывал к упрощению налоговой системы, которая бы агрегировала все виды доходов налогоплательщика (будь то физическое или юридическое лицо) и в максимально возможной степени устранила специальные налоговые льготы, содержавшиеся в Законе о специальных мерах налогообложения (Sozei Tol'ubetsu Sochi Hö, член 15 от 1946 г.) и его ни мемориальных поправках.

Некоторые предложения Шоупа, такие как налог на добавленную стоимость, регулируемый местными властями, были просто слишком прогрессивными для того времени; бизнесменов возмутила мысль о том, что им придется платить налог даже при дефиците, и от этой идеи тихо отказались. Однако идеи Шоупа не обязательно были враждебными по отношению к использованию налоговой системы для стимулирования экономики. Например, его идея переоценки активов в свете японской инфляции как способа повысить капитализацию предприятий нашла весьма положительный отклик и привела к принятию Закона о переоценке капитальных активов (Sl isan Saihyôka Hö, № 110 от апреля 1950 года). Этот закон буквально создавал капитал там, где его еще не было, путем переоценки (в сторону уменьшения) промышленных активов для целей налогообложения, которая проводилась около трех раз в период с 1950 по 1955 год.

Но главная проблема системы Слиупа заключалась в ее враждебности к преференциальному режиму стратегических отраслей. Икеда считал, что Япония должна двигаться в этом направлении - хотя, конечно, это означало все более несправедливое распределение налогового бремени по всему обществу, - и многие его коллеги из Министерства финансов последовали его примеру, потому что они предпочитали налоговые льготы субсидиям по практическим соображениям. По словам Йошикуни Дзирофа (бывшего директора Национального налогового агентства и заместителя министра финансов), налоги лучше субсидий, даже если в теории они одинаковы, потому что налоговые льготы ценны только после того, как предприятие выполнит то, что от него хочет правительство, в то время как субсидии выплачиваются до выполнения работы и иногда не приводят к улучшению показателей.Еще одна причина предпочесть налоговые льготы субсидиям - это их меньшая политическая значимость, что имело определенную ценность для японских бюрократов в 1950-е годы в связи со скандалами, связанными с "Слиова Денко" и другими скандалами, связанными с эпохой ранней оккупации.

Начиная с 1951 года Министерство финансов, консультируясь с Бюро предприятий МИТИ и Советом по рационализации промышленности, очень медленно проводило ежегодный пересмотр старого Закона о специальных мерах налогообложения, который к концу десятилетия привел к полному демонтажу системы Slioup. Среди мер, принятых министерством, были исключение до 50 % дохода, полученного тирином от экспорта (этот показатель был увеличен до 80 % в результате пересмотра налогов в 1955 году), быстрая амортизация инвестиций, предназначенных для рационализации промышленности, исключение стратегического оборудования из импортных пошлин, вычеты из роялти, выплаченных за иностранные технологии, и многое другое. Совет по обсуждению", контролируемый Министерством финансов, рассматривал и утверждал эти ежегодные изменения. В 1959 году этот совет, переименованный в Совет по обсуждению налоговой системы (Zeisei Chôsa Kai), стал постоянным органом канцелярии премьер-министра. Именно он, а не кабинет министров или парламент (который обычно лишь штампует его рекомендации), ежегодно вносит изменения в налоговую систему в свете меняющихся потребностей и экономических условий. Членов совета выбирает министр финансов, а его заседания не открыты для общественности. После создания ЛДП совет стал главным инструментом Министерства финансов в попытке отстранить партию от политизации налоговой системы".

Среди наиболее креативных специальных налоговых мер, придуманных в 1950-е годы, были "резервные фонды", созданные для помощи развивающимся отраслям. Они были двух видов: обычные, принятые резервы, как в законах о корпоративном налоге большинства стран, которые Министерство финансов описывает откровенно - как "Выбор резервов, которые не могут быть должным образом обоснованы общепринятыми принципами бухгалтерского учета". Оба типа резервов могут быть исключены из налогооблагаемой прибыли. Самым известным из них является фонд единовременных выплат работникам при выходе на пенсию. Этот фонд был создан в 1952 году после инцидента, когда авторемонтный завод, принадлежащий американским военным на военно-морской базе Йокосука, был закрыт, а все работники уволены, не получив никаких пенсионных пособий. Чтобы предотвратить повторение беспорядков, вызвавших этот случай, правительство разрешило повторные резервы для всех компаний, а также для предприятий, находящихся в ведении американских войск".

Джумбикин гораздо более изобретателен. Они предусматривают налоговый дефермент, а не освобождение от налогов, но при творческом подходе освобождают компанию от всех налогов в течение года (например, он работал в компании Toray Industries, крупном производителе нейлоновых материалов, в начале 1950-х)." В качестве примера можно привести резервный фонд на случай колебаний цен (k "k "kn /ieoJö jtimbikiii, 1952), резервный фонд на случай нехватки воды (knssii i jumbikin, 1952), резервный фонд на случай нарушения контракта (iynk ii sous/itsii liosliö jumbikin, 1952) и резервный фонд на случай аномальных опасностей (i jö kikeii Jiiin0ikiii, 1953). К 1970-м годам резервные фонды типа "дзюмбикин" были созданы для покрытия безнадежных долгов, убытков от возврата непроданных товаров, премий, специальных ремонтов, гарантий, развития зарубежных рынков, убытков от инвестиций за рубежом, убытков, понесенных в зоне свободной торговли на Окинаве, борьбы с загрязнением окружающей среды, определенные проекты строительства железных дорог, строительство атомных электростанций, проекты по восстановлению лесов, убытки от операций с акциями, выкуп электронных компиляторов (для компаний по производству и продаже компьютеров), гарантии качества программ-компиляторов (для производителей программного обеспечения). Для большинства из этих джумбикинов были установлены временные ограничения, за исключением того, что пересмотр налогового законодательства 1957 года отменил такое ограничение для резервных средств на покрытие экспортных убытков.

Другие сопоставимые налоговые льготы для бизнеса включают специальные вычеты из налогооблагаемой прибыли при продаже за границу патентов и ноу-хау (55%); продаже за границу авторских прав, за исключением роялти от показа фильмов (20%); и оплате услуг по планированию и консультированию при реализации зарубежных строительных проектов (20%). Бюро предпринимательской деятельности MITI всегда проявляло особую изобретательность в области налогообложения. Например, в 1964 году, когда Япония была вынуждена прекратить налоговые вычеты на доходы от экспорта в связи со своим неизменным статусом в CATT, Бюро предприятий придумало новую схему поощрения экспортеров. Оно заменило вычеты из доходов от экспорта изменениями в способе расчета амортизации компании на основе ее предыдущих экспортных показателей. Новая система позволяла компании увеличить свою обычную норму амортизации в течение определенного периода, умножив ее на экспортные операции предыдущих периодов.

Еще одним направлением стала отмена акцизов на целевые товары, чтобы потребителям было легче их покупать (а производителям - продавать). Министерство финансов ставит в заслугу компании "Сони" то, что в первые два года после появления на рынке транзисторных радиоприемников она отменила налоги на товары, а на телевизионные приемники взимала налоги только в два года, по мере того как массовое производство снижало цены на них (налоги повышались по мере снижения цен, рассчитанных по стоимости дюйма трубок для изображения)". Такая политика правительства привела к японскому феномену, когда все домохозяйства приобретали одни и те же товары в определенный период - например, "три священных сокровища" (телевизор, стиральная машина и холодильник) в начале шестидесятых и "tlu-ee c's" (автомобиль, холодильник и цветной телевизор) в конце шестидесятых. Ежегодное снижение ставки индивидуального подоходного налога пропорционально росту экономики, а также выборочное снижение акцизов способствовали "потребительской революции" в Касумигасеки.

Полностью разработанная в конце 1950-х годов система развития (ikusei) новой отрасли (например, нефтехимической) в MITI включала в себя следующие виды мер: Во-первых, проводилось расследование, и в министерстве разрабатывалось базовое программное заявление о необходимости данной отрасли и ее перспективах - примером может служить Политика развития нефтехимической промышленности, принятая на конференции МИТИ на II июля 1955 года. Во-вторых, МИТИ санкционировал выделение иностранной валюты при финансировании отрасли со стороны Банка развития. В-третьих, были выданы лицензии на импорт иностранных технологий (каждый элемент нефтехимической технологии был получен по лицензии из-за рубежа). В-четвертых, зарождающаяся отрасль была признана "стратегической", чтобы придать ей особую и ускоренную ценность при инвестировании. В-пятых, ей бесплатно или за символическую плату предоставлялась улучшенная земля, на которой можно было строить свои объекты. (В августе 1955 года министр МИТИ Исляйбасльджи одобрил продажу старых военных топливных объектов в Йоккаикли, Ивакуни и Токуяме четырем вновь созданным нефтехимическим компаниям, несмотря на вопли в парламенте двух старых военных офицеров, Цудзи Масанобу и Хослайна Дзенслаирни, протестовавших против продажи правительством объектов дзайбацу, построенных на военные деньги). В-шестых, отрасли были предоставлены налоговые льготы - в случае с нефтехимией это освобождение от таможенных пошлин на катализаторы и специальных пошлин на нефтепродукты, используемые в качестве сырья для нефтехимии, и специальных законов.

Инвестиции среди компаний отрасли - в данном случае, "Дискуссионная группа по сотрудничеству в области нефтехимии", созданная МИТИ 19 декабря 1964 г.

Разумеется, возможны вариации на эту тему. Некоторые новые отрасли, например электроника, создавались в соответствии с новым "законом о временных мерах"; а если бизнес был слишком рискованным или дорогим для частного предприятия, могла быть создана совместная государственно-частная корпорация - например, Японская корпорация синтетического каучука, учрежденная законом № 150 от 1 июня 1957 года. Примерно в первой половине 1950-х годов МИТИсосредоточилась на производстве стали, электроэнергии, судостроении и химических удобрений. Затем, по мере готовности к коммерциализации, в экономику стали поступать синтетический текстиль (основная политика М1ТИ, принятая в апреле 1953 года), пластмассы (июнь 1955 года), нефтехимия (июль 1955 года), автомобили (закон от июня 1956 года), электроника (закон от июня 1957 года) и так далее.

Результаты были впечатляющими. В 1956 году в "Белой книге экономики" Агентства по охране окружающей среды была опубликована известная фраза: "Мы больше не живем во времена послевоенного восстановления", а в 1961 году - "Инвестиции приглашают больше инвестиций". "В период между появлением этих двух броских фраз средний уровень промышленных инвестиций в японской экономике превысил 25 процентов, а в течение трех лет - более 35 процентов (см. таблицу l8). В конце января 1961 г., по оценкам "Enterprises BurCB u", в Японии насчитывалось 1500 "важных" предприятий.

Компании, которые сообщили ему о планах инвестиций в строительство и оборудование на сумму Y1.795 триллиона, что на 30.3 процента больше, чем Y1.377 триллиона в 1960 финансовом году, который сам по себе был на 59.5 процента больше, чем Y863.4 миллиарда в 1959 финансовом году. В 1961 году Бюро планировало снизить этот показатель до 20,4 % (Y1. 658 трлн.) Одним из значительных событий периода стал "Мемориальный конгресс по анитиальному финансированию машиностроения в размере Y3 трлн.", состоявшийся в 1961 году на пирсе Харуми в Тольё с участием императора. По словам спонсора конгресса, главы бюро тяжелой промышленности Салиасли, к моменту открытия конгресса промышленность уже преодолела отметку в 4 триллиона йен". Однако не все было идеально. В Вашингтоне и западноевропейских столицах начали звонить тревожные колокола, и чиновники МИТИ не осмеливались спрашивать, по кому они звонят. Осенью 1959 года IMS собралась в Вашингтоне, а в декабре CATT провела свою генеральную конференцию в Токио. На обоих собраниях звучали требования, чтобы Япония немедленно перешла к свободной конвертируемости своей валюты и открыла свой внутренний рынок для иностранных товаров. Чиновники МИТИ понимали, что их система высоких темпов роста не будет работать, если в ней будет участвовать большое количество иностранцев, и их беспокоило "вторжение американского капитала", которое, как оказалось, произошло в Европе. Возможно, самое главное - их волновало, какую роль они смогут сыграть в "либерализованной" экономике. У них не было слишком много времени на размышления. 24 июня 1960 года, в качестве своего последнего официального акта перед уходом в отставку, кабинет Сисли, осажденный 300 000 демонстрантов, окруживших здание парламента во время беспорядков, связанных с договором о безопасности, принял "План либерализации торговли и обмена".

К середине июля Киси ушел, Икеда стал премьер-министром, и наступила эра "либерализации" страны.

Размышляя о важнейших атрибутах послевоенных быстрорастущих экономик, Альфред Чандлер заключает: "Германское и японское чудеса были основаны на улучшении институциональных механизмов и дешевой нефти". Именно первая из этих двух причин представляет для нас интерес, поскольку вторая была доступна любой стране, которая была достаточно умна, чтобы использовать ее, а не только Японии и Германии. Чандлер определяет институты как формальные и неформальные, явные и неявные социальные структуры, "разработанные для координации деятельности в рамках крупных промышленных организаций, таких как корпорации, правительственные органы и муниципалитеты, и для связи этих организаций друг с другом". Это замечание разительно отличается от многочисленных объяснений японских достижений (или неудач) природой, эрудицией, культурой или другими непреодолимыми силами. Это трибуна для длительного и чрезмерного объяснения демистификации японской системы высоких темпов роста. Эта система, как мне кажется, стала результатом трех вещей: народного консенсуса в пользу экономических приоритетов, который был продиктован суровыми условиями 1940-х годов и ситуативными императивами Японии; организационного наследия первых 25 лет эпохи Сёва; и сознательного институционального манипулирования, начиная с периода "линии Додж" и Корейской войны. Все эти политические и институциональные установки были направлены на национальную мобилизацию для достижения высоких темпов экономического роста, и именно этого они и добились.

Приоритеты Японии нетрудно понять. Как говорилось в предыдущей главе, Тихоокеанская война уже поставила японцев в одни из самых тяжелых условий для гражданского населения любой воюющей страны, а послевоенная инфляция лишь усугубила эти условия. Помимо того, что несчастья 1940-х годов послужили мощным стимулом для экономической мобилизации, они также обеспечили еще одну структурную поддержку; они сделали всех японцев одинаково бедными. Поэтому быстрый рост 1950-х годов не был социально расколотым в смысле выгоды для одной группы или класса за счет другой. Те, кто выиграл от эгалитаризма 1950-х, были японцами, родившимися в 1960-е: часть прибыли от высокоскоростного роста, которая распределялась, распределялась более или менее справедливо, а большая часть не распределялась вообще, а реинвестировалась. Усиленно поддерживая приоритеты самих японцев, Соединенные Штаты поощряли Японию к восстановлению ее экономической мощи и делали все, что мог сделать союзник, чтобы помочь.

Организационное наследие эпохи Шёва несколько сложнее. Я имею в виду такие социальные опоры для частно-государственного сотрудничества, как опыт провала как самоконтроля, так и государственного контроля, совпадение взглядов на природу экономического управления у бюрократов и предпринимателей в результате общего или очень схожего образовательного опыта (например, в юридической школе Тёдай), а также широкое перекрестное проникновение элит в результате рекрутирования политиков и менеджеров из числа государственных чиновников. Эти черты японского общества не являются чисто культурной данностью, хотя их будет трудно повторить в других обществах, поскольку они отражают то, что Япония смогла спасти из-под обломков ранней эпохи Сёва. Нация, которая захочет их перенять, может отправиться на переосмысление современной истории Японии. Знаменитый японо-анский "консенсус" появился только в 1950-е годы; в 1930-1940-е годы его еще не было, что говорит о том, что он был основан на изменениях исторических обстоятельств и политической сознательности, а не на уникальных общественных ценностях.

Улучшенные институциональные механизмы" уже рассматривались в этой главе. Помимо двухуровневой банковской системы, FILP, развитого аппарата содействия торговле, высокого уровня конкуренции между банковскими группами, полного контроля над иностранной валютой, полного отсева иностранного капитала и налоговой системы, превратившей Японию в рай для предпринимателей, существовали и все остальные институциональные механизмы, упомянутые в главе 1. К ним относятся рабочая сила, доведенная до илея профсоюзами предприятий, обширные субподряды, "пожизненная" занятость, массовая межнациональная ириграция с ферм на фабрики, свобода менеджеров от вмешательства в их программы со стороны акционеров корпораций, система принудительных сбережений в ущерб слабым или несуществующим обязательствам по социальному обеспечению (дополнительно стимулируемая правительством через почтовую систему, которая направляла накопленные средства непосредственно на счета Министерства финансов), и многие другие примеры специального использования, казалось бы, не связанных между собой социальных институтов для обеспечения высоких темпов роста. Не стоит забывать и о том, что правительство активно пропагандировало и популяризировало эти инновации через такие частно-пиратские форумы, как Совет по рационализации промышленности. Самым важным "улучшенным институциональным механизмом" из всех был МИТИ. Он не имеет аналогов в других развитых индустриальных демократиях, чтобы играть роль "пилотного агентства" или "генерального штаба экономики". По иронии судьбы, эффективность его работы повысилась после утраты абсолютных полномочий государственного контроля в связи с истечением в 1952 году срока действия Временного закона о контроле за поставками и спросом на материалы. МИТИ не утратил всех рычагов контроля - он по-прежнему полностью контролировал внешнюю торговлю и внедрение иностранных технологий, но после 1952 года ему пришлось научиться использовать косвенные, рыночные методы вмешательства в экономику. Это отличало его как от Министерства финансов, так и от Министерства сельского и лесного хозяйства, и способствовало формированию истинно государственно-частного сотрудничества в промышленном секторе, которое сохраняло преимущества как самоконтроля, так и государственного контроля, в то время как сглаживал их недостатки.

Период с 1952 по 1961 год стал золотым веком министерства. Используя FILP, Банк развития, Совет по рационализации промышленности и ряд других мощных институтов, Бюро предприятий в одиночку перестроило японскую промышленную структуру с легких трудоемких отраслей на сталь, суда и томобили, по производству которых Япония сегодня занимает первое место в мире. Чтобы найти аналогичные достижения правительственных бюрократий в других странах, достаточно посмотреть на сиреневые дела проекта "Война и мир" в США или на запуск НАСА пилотируемой ракеты к мотору. Хотя очевидно, что МИТИ не может оставить без внимания то, что он сделал в этом году.

Без мобилизованного народа, без инноваций и конкуренции в частном секторе, без дополнительных программ других правительственных агентств, не менее верно и то, что сами усилия по развитию требовали управления. Именно это и обеспечил МИТИ.

В 1945 году среди руин Осаки группа бизнесменов сетовала американскому наблюдателю, что милитаристы "начали войну на двадцать лет раньше". '" Хотя эта цифра, вероятно, должна быть больше похожа на сорок лет, чем на двадцать, тем не менее верно, что примерно с 1941 по 1961 год японская экономика оставалась на военном положении. Цель сменилась с военной на экономическую победу, но японский народ не мог бы работать усерднее, экономить больше или внедрять инновации более безжалостно, если бы он действительно участвовал в войне за национальное выживание, как это и было на самом деле. И как нация, мобилизованная на войну, нуждается в военном генштабе, так и нация, мобилизованная на экономическое развитие, нуждается в экономическом генштабе. Люди из MCI, MM и MITI готовились к этой роли с конца 1920-х годов. В 1950-х годах труба наконец-то прозвучала.

Административное руководство

Сахаси Сигеру родился 5 апреля 1913 года в городе Токи, префектура Гифу, небольшом центре керамики, расположенном в полутора часах езды на поезде от Нагои. Он происходил из семьи со скромным достатком (около 60 лет его отец держал небольшую фотостудию недалеко от станции Токи), и тот факт, что в итоге он окончил юридический факультет Токийского университета, свидетельствует о значительной открытости системы образования до войны к талантам, независимо от финансовых возможностей. Сахаси посещал младшую среднюю школу Токай* в Нагое, ежедневно добираясь до нее на поезде в 5 утра; после сдачи вступительных экзаменов в Восьмую высшую школу (Хатико) в Нагое, сравнимую с американским гуманитарным колледжем, он получил поддержку отца в посещении знаменитой подготовительной школы, несмотря на экономические трудности, с которыми столкнулась семья, помогая ему. Из Хатико он перешел в Тодай*, где окончил школу в 1937 году. В младших классах Сахаси провалил попытку сдать экзамен на звание государственного служащего, но в старших классах ему это удалось. Из-за отсутствия связей он подал документы во все министерства. Его приняли и в министерство финансов, и в министерство промышленности, но он выбрал министерство торговли и промышленности, посчитав, что даже если страна станет социалистической (что казалось возможным во время депрессии), министерство промышленности будет играть свою роль.

Через четыре месяца после поступления Сахаси на службу в министерство Япония вступила в войну с Китаем, а еще через четыре месяца Сахаси был призван в армию и отправлен на центральный китайский фронт. Большинство выпускников императорских университетов этого периода были признаны негодными к военной службе по физическим показателям, но Сахаси всегда отличался крепким телосложением и легко сдал экзамен. Как выпускник Тодай, он испытал в армии немало физического насилия, но этот опыт, похоже, закалил его - он участвовал в битве за Ухань и способствовал росту его уверенности в себе. Он завершил военную службу и вернулся в MCI в том же месяце, когда Киси занял пост министра (октябрь 1941 года). В своей автобиографии он отмечает, что за время его отсутствия министерство полностью преобразилось: старое Бюро по промышленным вопросам, в которое он пришел в 1937 году, было заменено полудюжиной отраслевых вертикальных бюро, каждое из которых занималось развитием и контролем своей отрасли для военного производства. В течение всей войны он работал в различных бюро MCI и Министерства боеприпасов до ноября 1946 года, когда он получил свое первое назначение в качестве начальника отдела (см. Приложение C).

Сахаси Сигеру было суждено стать самым известным и, безусловно, самым противоречивым из заместителей министра MITI. Его происхождение, мировоззрение и личность - все это способствовало его репутации "исключительного бюрократа", по забавному выражению прессы, бесспорного лидера "националистической фракции" в MITI и, по словам Судзуки Юкио, ведущего "промышленного националиста" своего времени.

В качестве главы Бюро предприятий, а затем и заместителя министра он руководил первыми шагами министерства по либерализации экономики, и его политика заложила основу для чрезвычайно быстрого промышленного роста конца 1960-х годов. Своими действиями и резко выраженными мнениями он вызвал серию взрывов, которые пронеслись ударной волной не только по миру бюрократии, промышленности и финансов, но и по миру политики. Его карьера представляет собой, вероятно, лучший японский пример неразрывности бюрократических интересов и существенных вопросов политики, когда государство доминирует в управлении экономикой.

Одним из показателей его влияния является то, что Сахаси и его эпоха стали темами по меньшей мере трех популярных романов, один из которых (автор Сирояма Сабуро*) Сахаси понравился, а другой (автор Акабоси Дзюн, псевдоним Нава Таро из Asahi shimbun) вызвал у него глубокое раздражение; все они отражают увлечение публики его энергичной, "свысока" защитой управления экономикой со стороны МИТИ. Среди его многочисленных достижений, преднамеренных и непреднамеренных, - институционализация "административного руководства" как основного средства реализации промышленной политики МИТИ после потери контроля над иностранной валютой; а интернационализация министерства, последовавшая за его вице-министерством, была в равной степени реакцией как на него лично, так и на проводимую им политику.

Практически всю свою карьеру Сахаси провел в различных промышленных бюро - текстильном, угольном и тяжелой промышленности, где ему также предстояло провести четыре критических года с 1957 по 1961. Как мы видели в предыдущей главе, в 1951 году он вступил в конфликт с главным секретарем Нагаямой и был сослан в Сендай. Вернувшись в офис, он возглавил отдел угольной политики как раз в то время, когда проводилась начальная политика рационализации, чтобы попытаться сохранить часть внутреннего производства энергии в Японии перед лицом импортируемой (и в то время высококонкурентной по цене) нефти. Благодаря его успешной работе в угольной отрасли великий руководитель угольной администрации, а затем заместитель министра Хираи Томисабуро*, назначил Сахаси начальником Секции деликатного секретариата (Хишо-ка), которая занималась всеми кадровыми назначениями в министерстве, а также была эквивалентом Секции документов МТИ (Буншо-ка), которую Ёсино и Киси так эффективно использовали для создания линии Ёсино - Киси.

Сахаси проработал на посту начальника отдела кадров дольше, чем любой другой послевоенный чиновник. За три года работы в Секретариате он предпринял множество важных инициатив: он первым начал нанимать женщин в качестве карьерных офицеров в министерстве, он перемещал людей на основе их способностей, а не строгого стажа (что беспокоило некоторых его коллег), и он устранил последние остатки влияния Нагаямы. Самое главное, он посвятил себя увековечиванию так называемого подхода Киси-Шиины (тяжелой индустриализации) к разработке политики в министерстве. Путем тщательных и своевременных перемещений как старших, так и младших должностных лиц он выстроил линию передачи полномочий заместителя министра от Исихары Такэо к Уэно Косити*, Токунага Хисацугу к Мацуо Кинзо* и, как он надеялся, к Сахаси Сигэру. Ключ к этой стратегии заключался в том, чтобы сделать пост главы Бюро предприятий последней остановкой перед вице-министерством.

И Акабоси, и Акимото используют в своих книгах реальные имена людей, а книга Акабоси на самом деле не является романом (слово "роман", по-видимому, было добавлено для того, чтобы сдержать нападки на нее). Все три книги охватывают одну и ту же тему: реакция на либерализацию, борьба Сахаси и Имаи за пост вице-министра, столкновение Сахаси с Sumitomo Metals, участие политиков в кадровых делах бюрократии и т. д., а книга Акабоси отличается лишь тем, что появилась первой.

В ходе такой организации работы Сахаси создал в министерстве две группы, одна из которых состояла из его близких соратников, а другая - из более отдаленных от него людей. Это были еще не четко выраженные фракции, а скорее различные карьерные специализации в рамках торгово-промышленного управления. Ближайшая к нему группа состояла из специалистов по промышленной политике из Бюро предприятий и отраслевых бюро; более отдаленная группа состояла из чиновников, которые служили за границей в посольствах или JETRO или работали на должностях в сфере международной торговли в министерстве. Сахаси однажды назвал себя "слабым в иностранных языках" и "бюрократом только для внутреннего пользования" - описания, которые также применимы к большинству людей, к которым он благоволил.

Кадровое делопроизводство Сахаси не вызывало особых споров в 1950-е годы; оно стало таковым лишь в ретроспективе, с началом либерализации и реакцией МИТИ на нее. Люди, которых продвигал Сахаси и которые, в свою очередь, помогали ему, были признанными лидерами тяжелой и химической индустриализации, которая в то время была основной политикой, широко поддерживаемой всем министерством.

Незадолго до ухода Исихары Такэо с поста заместителя министра в июне 1957 года он спросил Сахаси, какую должность тот хотел бы получить в министерстве в обмен на свою долгую и эффективную службу в качестве кадровика. Сахаси выбрал должность заместителя директора Бюро тяжелой промышленности, которое в то время находилось на пике своего влияния и было самым старомодным бюро в министерстве. В компетенцию Бюро тяжелой промышленности входило как выращивание и продажа на экспорт стали, станков, общего машиностроения, автомобилей, электроники, тяжелого электрооборудования, подвижного состава и авиационной продукции, так и производств, которые их выпускали. Машиностроение в целом стало занимать ведущую долю в экспорте Японии с высокой добавленной стоимостью, а ее предприятия были также одними из ведущих инвесторов во всю отечественную промышленность. Бюро тяжелой промышленности находилось на переднем крае линии Киси-Шиина (следует также отметить, что Киси был премьер-министром с 1957 по 1960 год, а Шиина - министром MITI с 1960 по 1961 год). Сахаси сделал правильный выбор.

Среди своих многочисленных обязанностей Сахаси занимался вопросами сталелитейной промышленности. Одним из первых его достижений стало создание картеля по поддержанию цен на сталь в 1958 году и его утверждение Комиссией по справедливой торговле. Такая работа не представляла сложности для сотрудника MITI. Сталь была государственным предприятием на протяжении половины двадцатого века, и большинство людей, с которыми имел дело Сахаси, были либо его коллегами по министерству, либо промышленниками, которых он знал еще со времен своей работы в военное время в отделе железа и стали Министерства боеприпасов. Среди них были Одзима Аракадзу, преемник Киси на посту заместителя министра в 1941 году и впоследствии президент компании Yawata Steel, одной из двух компаний-преемников Japan Steel после разделения SCAP; Инаяма Ёсихиро, который поступил на работу в MCI в 1927 году в качестве сотрудника тогдашнего государственного завода Yawata и который в 1962 году вслед за Одзимой стал президентом Yawata Steel; Нагано Сигэо, президент Fuji Steel, другого преемника старой Japan Steel, и человек, который работал с Сахаси в Ассоциации по контролю над железом и сталью в военное время; Фудзии Хейго, вице-президент Yawata и человек, который пришел на помощь Сахаси в его столкновении несколько лет спустя с негосударственной Sumitomo Metals Company; и Хираи Томисабуро*, директор Yawata и заместитель министра, который назначил Сахаси в секретарскую секцию в 1954 году. Одзима вскоре должен был сыграть ключевую роль в делах MITI в качестве главы нового Совета по изучению промышленной структуры, комитета министерства с голубой лентой, который должен был придумать, как противостоять последствиям либерализации. Отношения Сахаси со сталелитейными компаниями Yawata и Fuji были настолько теплыми, что, когда он был заместителем министра, руководители Sumitomo Metals обвиняли MITI в том, что он превратился в "офис Kasumigaseki компании Yawata Steel".

Не столь сердечными были отношения Сахаси с корпорацией International Business Machines. Однако дело IBM предоставило ему одну из первых возможностей предстать в образе самурая, защищающего от "вторжения американского капитала". МИТИ уже проводил политику, направленную на исключение иностранных предприятий с внутреннего рынка Японии. Неформальные правила, например, не позволяли иностранцам иметь более 50 процентов акций в совместных предприятиях, ограничивали количество и право голоса иностранцев в советах директоров японских фирм, запрещали иностранцам покупать японские фирмы без согласия фирмы и, в конце концов, исключали любое иностранное участие в японской экономике без разрешения МИТИ. В одном из нашумевших случаев конца 1950-х годов Бюро тяжелой промышленности сделало все возможное, чтобы помешать предложенному совместному предприятию между американской компанией Singer Sewing Machines и японской Pine Sewing Machines. Компания Singer, довоенный лидер, пыталась вернуть свои старые рынки, но MITI поощряло развитие отечественной индустрии швейных машин, и поэтому ввело ограничения на производство в отношении сотрудничества Singer и Pine.

С IBM, однако, возникли особые проблемы. Поскольку она была организована в Японии как компания, работающая в иенах, к ней не применялись меры контроля МИТИ за использованием или репатриацией иностранной валюты. Что еще более важно, IBM владела всеми основными патентами на компьютерные технологии, что фактически блокировало развитие японской компьютерной индустрии.

Сахаши хотел заполучить патенты IBM и не скрывал этого. В максимально откровенной манере он разъяснил IBM-Japan свою позицию: "Мы примем все возможные меры, чтобы помешать успеху вашего бизнеса, если вы не будете выдавать лицензии на патенты IBM японским фирмам и взимать с них не более 5 процентов роялти".

На одном из переговоров, с гордостью вспоминает Сахаси, он сказал, что "у нас нет комплекса неполноценности по отношению к вам; нам нужны только время и деньги, чтобы эффективно конкурировать".

В конце концов IBM пришлось пойти на уступки. Она продала свои патенты и согласилась с административными указаниями MITI относительно количества компьютеров, которые она могла продавать на внутреннем рынке, в качестве условий для производства в Японии. Поскольку IBM сдавала свои машины в аренду, а не продавала их напрямую, в 1961 году Сахаси создал полуофициальную Японскую компанию электронных компьютеров, финансируемую Банком развития, для покупки оборудования у отечественных производителей и сдачи его в аренду клиентам. Чтобы обеспечить контроль со стороны MITI, он назначил бывшего руководителя MCI Мурасэ Наокаи президентом лизинговой компании.

Энергичная промышленная ксенофобия Сахаси сделала его весьма популярным среди многих промышленников, но в другой сфере его официальной деятельности - отношениях с политическим миром - он оказался не таким умным и проницательным оператором, каким был по отношению к IBM. С момента создания в 1955 году Либерально-демократической партии политики медленно поднимались к власти в качестве соперников бюрократов, хотя бюрократы не были в полной мере осведомлены о происходящем. С 1932 по 1955 год в японском правительстве доминировали сначала военные, а затем экономические бюрократы. Однако примерно с 1960 года вновь начала складываться обстановка, сопоставимая с той, в которой работал Ёсино Синдзи в 1920-е годы; новые политики были гораздо более зависимы от бюрократии, чем в предыдущий период, но, с другой стороны, они обладали гораздо большими конституционными полномочиями, чем раньше. Бюрократы были умиротворены, поскольку после безвременной отставки Исибаси в 1957 году по болезни его преемниками на посту премьер-министра стали известные бывшие бюрократы Киси, Икэда и Сато.

Однако даже Икеде и Сато приходилось уделять внимание политическому процессу; они были не просто бывшими бюрократами, но и очень опытными политиками. Этого Сахаси не понимал.

ЛДП была вполне готова оставить разработку основной политики бюрократии, но когда бюрократы начали пытаться использовать политиков в своей собственной внутрибюрократической борьбе, они должны были быть готовы предоставить услугу за услугу. Например, еще будучи директором Бюро тяжелой промышленности, Сахаси пришла в голову блестящая идея по продвижению экспорта японских машин: отправить судно, оборудованное как плавучая промышленная экспозиция, для захода в американские и европейские порты. Для этой цели он сначала использовал переоборудованное грузовое судно, но на самом деле ему нужен был новый корабль, построенный за государственный счет и специально спроектированный как океанская торговая выставка. Чиновники Бюджетного бюро не были убеждены в необходимости нового судна. Чтобы оказать давление на коллег-бюджетников и заставить их передумать, Сахаси обратился за помощью к Оно* Бамбоку (18901964), влиятельному лидеру фракции ЛДП, сильному представителю "фракции партийцев" (в отличие от фракции бывших бюрократов) в парламенте и уроженцу префектуры Гифу. Оно справилось, Сахаси получил свой корабль, и все согласились, что это была великолепная идея. (По иронии судьбы, семнадцать лет спустя японцы одолжили этот корабль, Sakura Maru или Cherry Blossom, Соединенным Штатам, чтобы те могли привезти свою продукцию для демонстрации в японских портах).

Сахаси допустил только одну ошибку: он забыл поблагодарить Оно. Несколько лет спустя, после того как Сахаси попробовал эту уловку с несколькими другими политиками (некоторые из них были соперниками Оно), Оно поквиталось с ним, а Икеда не смог помочь Сахаси, поскольку у Икеды были свои политические проблемы. Sakura Maru была очень эффективна как своего рода водный JETRO, но это снова преследовало Сахаси в 1963 году, когда он пытался занять пост вице-министра.

Пока Сахаси работал в Бюро тяжелой промышленности, его товарищ по классу 1937 года, Имаи Дзэнъэй, занимался главным вопросом того времени: Каким должен быть ответ страны на требования международных организаций и союзников Японии либерализовать контроль над экономикой? Карьера Имаи в МИТИ сильно отличалась от карьеры Сахаси. Он родился в Ниигате 5 октября 1913 года и, как и Сахаси, окончил юридический факультет Тодай*, хотя в Токийский университет поступил через более элитную Первую высшую школу (Итико*) в Токио. Во время войны он работал над планами мобилизации материалов, что стало хорошей подготовкой для его назначений в оккупационную эпоху в Угольное агентство и Совет по экономической стабилизации (см. Приложение C). Многие руководители министерства называли Имаи одним из самых способных чиновников из класса 1937 года задолго до того, как Сахаси получил известность. После создания MITI Имаи работал в основном в сфере управления международной торговлей и служил в японском посольстве в Вашингтоне в течение первого года после его возобновления. Они с Сахаси служили в Секретариате одновременно, но в разных отделах, и свое первое назначение в качестве начальника бюро Имаи получил за два года до того, как Сахаси получил свое. Именно в качестве начальника Текстильного бюро с августа 1958 по февраль 1961 года Имаи пришлось столкнуться с проблемой либерализации.

Несомненно, МИТИ как бюрократическая структура опасался, что либерализация может устранить смысл его существования, и именно по этой причине, если не по какой-либо другой, он стремился получить новые полномочия по контролю. Однако чиновники MITI, как администраторы экономики, были также глубоко обеспокоены структурными недостатками созданной ими системы, которые они иногда называли "хидзуми", или "искажениями", и вероятностью того, что либерализация усилит эти "искажения". Национализм играл определенную роль в их опасениях - возможность того, что полностью "открытая" японская экономика будет поглощена более крупными и гораздо более капитализированными иностранными предприятиями. Но даже без давления на либерализацию они знали, что им придется что-то делать с поверхностно безрисковыми чрезмерными инвестициями, которые порождала система. Рост "избыточной конкуренции", как ее называли, совпал с появлением либерализации как политической проблемы, и вопросы, связанные с решением одной из них, сильно повлияли на реакцию на другую. Текстильная промышленность стала одним из худших примеров чрезмерного инвестирования и избыточной конкуренции.

Период пребывания Имаи на посту главного текстильного администратора был периодом углубляющегося кризиса. Система валютных бюджетов все еще работала в полную силу, но Имаи понимал, что ему необходимо усилить контроль, чтобы предотвратить повторяющееся перепроизводство в неуправляемой хлопчатобумажной текстильной промышленности. "Злоупотребления, которые сопровождали систему распределения хлопка-сырца, - вспоминал он, - были просто необычайными. Я выступал за замену этой системы на государственную корпорацию по импорту хлопка-сырца [Menka Yu'nyu* Kodan*], но промышленность яростно сопротивлялась этой идее. Основная проблема системы распределения заключалась в том, что она поощряла избыточные инвестиции в производственные мощности и приводила к избытку производственных мощностей. Нам нужны были полномочия по распределению инвестиций, а не только сырья".

Крупных прядильщиков - Тейдзин, Торай, Канебо* и Юнитика - было достаточно трудно контролировать, поскольку они часто прибегали к старой осакской традиции сопротивляться вмешательству правительства в их дела; но с мелкими производителями дело обстояло еще хуже. Они брали кредиты в банках и вкладывали деньги в оборудование, полностью рассчитывая на то, что будут получать гарантированные правительством партии импортного хлопка-сырца; угроза либерализации обрушила на правительство и на совет бурю протестов со стороны промышленности.

В конце 1950-х годов на импорт хлопка-сырца и шерсти уходило более 20 процентов валютного бюджета - больше, чем на сырую нефть в 1970-х годах. Ситуация должна была измениться. Более того, Соединенные Штаты начали возражать против потока "долларовых блузок" из Японии, и 16 ноября 1960 года президент Эйзенхауэр провозгласил свою политику "защиты доллара", которую продолжила администрация Кеннеди. Она сократила выплаты в долларах американским войскам, размещенным за рубежом, установила приоритет на закупку американских товаров для программ внешней помощи США и призвала к переговорам между США и Японией по поводу ограничений на экспорт хлопкового текстиля.

В качестве первого шага к решению этих проблем в октябре 1958 года Имаи созвал заседание неофициальной дискуссионной группы правительства и промышленности под названием "Комитет по общим контрмерам в текстильной промышленности" (Sen'i Sogo* Taisaku Kondankai). Ключевой фигурой в комитете был Хориэ Сигэо, тогдашний президент Банка Токио (послевоенного преемника Йокогамского банка специй и главного валютного учреждения страны). Среди других членов комитета были Оя* Синдзо*, бывший министр МКИ и президент компании Teijin; Накаяма Сохей из Промышленного банка Японии; Инаба Хидэдзо, бывший член Совета по планированию при кабинете министров и в 1958 году ведущий экономический комментатор; и другие лидеры текстильной промышленности.

Хори часто говорил с группой о движении к полной конвертируемости валют европейских стран (достигнутой в декабре 1958 года) и о создании Европейского общего рынка. Он был хорошо информирован о недавнем переходе Германии и Англии к "статье 8" в МВФ, которая требовала прекращения ограничений на платежи по текущим операциям и на конвертируемость валюты, находящейся у нерезидентов; и он сказал, что Япония, как страна, которой приходится торговать, чтобы жить, не может сильно отставать от своих торговых партнеров и конкурентов. Став министром MITI в июне 1959 года, Икеда посетил заседания комитета, где, по его словам, "господин Хориэ знает, о чем говорит с точки зрения глобальных тенденций".

В декабре 1959 года, основываясь на результатах работы комитета и рекомендациях Имаи, Икеда принял первое решение о либерализации: он освободил импорт хлопка-сырца и шерсти от всех правительственных ограничений. Это стало мощным прецедентом. В январе 1960 года правительство учредило Совет кабинета министров по продвижению либерализации торговли (Boeki* Jiyuka* Sokushin Kakuryo* Kaigi) для подготовки планов либерализации других отраслей, что, в свою очередь, привело 8 марта 1960 года к большим дебатам на министерской конференции MITI, созванной для обсуждения либерализации. Согласно отчету Комацу Югоро*, Мацуо Тайитиро*, тогдашний директор Бюро международной торговли, был единственным, кто высказался в пользу этой политики. Имаи не нужно было выступать, он уже был отождествлен с либерализацией - герой для одних и почти предатель для других.

Однако он явно завоевал доверие министра MITI, который вскоре должен был стать премьер-министром.

Сам Имаи отмечал, что либерализация была в такой же степени политической и административной проблемой, как и экономической. Он выступал за нее из-за личной неприязни к контролируемой экономике, которая возникла после оккупации. Но он также рассматривал либерализацию как возможность продвинуть Японию к промышленной структуре с меньшим количеством предприятий в целом, но с большим, пропорционально, количеством высокотехнологичных отраслей, и в этом его позиция и позиция Сахаси совпадали. Однако в министерстве в целом молодые чиновники считали, что либерализация означает конец их работы, старшие чиновники в вертикальных бюро были обеспокоены структурной слабостью своих отраслей, а политики опасались за свои перевыборы. Тем не менее Икеда продолжал упорствовать. В июне уходящий кабинет Киси принял план Икеды по либерализации торговли, в котором ставилась цель добиться либерализации экономики на 80 % в течение трех лет.

Цифра в 80 процентов должна была рассчитываться в соответствии с товарами и продуктами, перечисленными в Брюссельском таможенном перечне. Исходя из этого, уровень либерализации импорта, который в апреле 1956 года составлял 22 процента, к апрелю 1960 года был повышен до 41 процента. План 80-процентной либерализации должен был быть достигнут к 1963 финансовому году, при этом первоначальный показатель на 1961 год был установлен на уровне 62 процентов. Одна только публикация этих цифр положила начало сложному процессу борьбы каждой отрасли (и ее бюро MITI) за то, чтобы отмена контроля была назначена не раньше, а позже. В своем романе Сирояма предполагает, что Икеда начал с хлопка и шерсти, потому что эти отрасли приносили большие доходы его политическим соперникам, хотя Имаи никогда не упоминает об этом.

Сегодня трудно восстановить ту кризисную атмосферу, которая царила в промышленных кругах Японии в 1961 году. Пресса бесконечно твердила о "втором пришествии черных кораблей", "беззащитности японских островов перед лицом нападения огромных иностранных капиталистических держав" и "готовности японской экономики к кровавой битве между национальным и иностранным капиталом".

Сам Сахаси ссылался на Закон о всеобщей национальной мобилизации 1938 года и говорил, что Японии снова требуется "всеобщая национальная мобилизация", чтобы создать экономическую систему, способную выдержать суровую международную конкуренцию.

Как оказалось, кризис был значительно преувеличен. С 1960 по 1965 год экспорт вырос более чем в два раза (с 4 до 8,7 миллиарда долларов), что говорит о наличии значительной международной конкурентоспособности экономики. Тем не менее ощущение кризиса было реальным, и, возможно, именно оно способствовало росту экспорта.

Правительство Икэды приняло множество мер, призванных снять всеобщее беспокойство. В 1960 году был создан Азиатский институт экономических исследований как правительственный орган, занимающийся изучением рынков в слаборазвитых странах, а в 1961 году - Фонд зарубежного экономического сотрудничества для распределения иностранной помощи. Оба агентства рекламировались за рубежом как свидетельство расширения вклада Японии в усилия союзников по оказанию иностранной помощи, но внутри страны они были оправданы как агентства по продвижению экспорта, поскольку помощь, которую предоставляла Япония, была связана с закупками японских заводов и оборудования. В течение 1960 года правительство также пересмотрело тарифные ставки и графики, чтобы обеспечить большую защиту либерализованным отраслям, и увеличило капитал Экспортно-импортного банка, чтобы финансировать больше экспорта.

Самым известным из правительственных успокоительных документов стал "План удвоения доходов" Икеды, официально принятый кабинетом министров 27 декабря 1960 года. Сам план был дико перевыполнен, и его главное значение в ретроспективе заключается в психологическом эффекте, который он оказал, создав оптимизм в отношении будущего в противовес пессимизму по поводу либерализации, исходившему от прессы и MITI. План удвоения доходов, однако, имел одно важное бюрократическое последствие. Икеда поручил разработку плана Агентству экономического планирования, и общественный резонанс вокруг усилий EPA дал его так называемым экономистам агентства, то есть карьерным чиновникам EPA, а не переведенным из MITI или Finance, шанс попытаться вырваться из-под господства MITI. EPA попыталось назначить одного из своих собственных чиновников, выдающегося экономиста и будущего министра иностранных дел Окиту Сабуро, на должность заместителя министра агентства, вместо того чтобы принять другого высокопоставленного чиновника MITI. МИТИ успешно отбил эту попытку, но в процессе ему пришлось сделать должность в EPA конечной в системе управления МИТИ; сотрудник МИТИ, направленный в EPA в качестве заместителя министра, уже не мог вернуться в министерство. Как мы увидим, это было важно, поскольку давало Сахаси возможность устранить двух последних соперников в его борьбе за пост заместителя министра МФТИ, добившись того, чтобы министр МФТИ назначил их заместителями министра EPA, где они уже не смогут претендовать на главный приз.

Самым важным бюрократическим ответом на либерализацию стало изобретение MITI концепции "промышленной структуры" и создание 1 апреля 1961 года Совета по изучению промышленной структуры (Sangyo Kozo Chosa Kai). Это понятие было просто сокращенным термином для сравнения японской промышленности с промышленностью Северной Америки и Западной Европы с точки зрения их капитализации, коэффициента экспорта, концентрации, экономии на масштабе и других показателей международной конкурентоспособности. После проведения таких сравнений концепция стала использоваться для утверждения, что японская промышленность вполне способна конкурировать на международной торговой арене, но не в том виде, в котором она существует в настоящее время. Количество предприятий, конкурирующих в каждой отрасли, должно быть сокращено, те немногие, которые останутся, должны быть расширены, а упреждающие инвестиции и избыточные производственные мощности, которые породила система кейрецу, должны быть взяты под контроль. Промышленная структура стала ключевой интеллектуальной защитой для устройств, которые Сахаси позже продвигал как вице-министерские слияния и картели по координации инвестиций в важных отраслях.

Совет по расследованиям усовершенствовал и узаконил эту концепцию. Возглавляемый Одзимой Аракадзу, бывшим заместителем министра МКИ и президентом компании Yawata Steel, совет собрал всех ведущих руководителей японской промышленности и провел один из самых тщательных анализов любой экономики, когда-либо проводившихся правительством.

Когда срок действия устава совета истек в 1964 году, он был объединен со старым Советом по рационализации промышленности 1949 года, который и по сей день является главным официальным каналом МИТИ по административному руководству промышленностью - Советом по промышленной структуре (Sangyo Kozo Shingikai).

Первоначально созданный Совет по изучению промышленной структуры был ярким примером того, как MITI использовал якобы гражданскую комиссию для популяризации и обеспечения авторитета своей политики. Фактическая работа совета осуществлялась МИТИ; Бюро предприятий было поручено составлять отчеты и рекомендации по таким темам, как промышленные финансы, труд, технологии и международная экономика, в то время как новое Управление по изучению промышленной структуры, которое было прикреплено к Секретариату, исследовало отдельные отрасли. Главой бюро стал Одзими Ёсихиса, автор плана либерализации Икеды 1960 года и сам будущий заместитель министра МФТИ.

50 членов совета ярко отражали "старые добрые" связи МИТИ. Помимо председателя совета Одзимы Аракадзу, в него входили Исихара Такэо, исполнительный директор Токийской электроэнергетической компании; Уэно Косити*, исполнительный директор Кансайской электроэнергетической компании; и Токунага Хисацугу, исполнительный директор Fuji Steel - все они недавно ушли в отставку с поста заместителя министра MITI, а также такие старые ставленники MCI, MM и Совета по планированию при кабинете министров, как Уэмура Когоро, Инаба Хидэдзо, Китано Сигэо, Инаяма Ёсихиро и некоторые другие бывшие чиновники. В ключевом подразделении совета - Комитете по промышленному порядку (Сангё Тайсэй Букай), где Сахаси разрабатывал свои идеи нового закона о всеобъемлющем контроле, - было всего семь членов. Среди них были бывший сельскохозяйственный чиновник, президент Банка развития, редактор Asahi, исполнительный директор Keidanren, президент частного экономического исследовательского института и бывший заместитель министра MITI (Токунага); председателем комитета был вездесущий Арисава Хироми, изобретатель приоритетного производства во время оккупации, лидер Совета по рационализации промышленности, авторитет в угольной промышленности и самый важный научный консультант MITI.

В июле 1961 года Сато Эйсаку сменил Сиину Эцусабуро на посту министра МИТИ, а Сахаси Сигеру сменил Мацуо Киндзо (который стал заместителем министра) на посту директора Бюро предприятий. Когда это произошло, Имаи Дзэнъэй занимал сложную должность начальника Бюро международной торговли, где совместно с контролируемым MITI Координационным бюро EPA фактически принимал решения о графике либерализации для различных отраслей. Через год, в июле 1962 года, Имаи был переведен на должность, которая обычно была предпенсионной, - директора Патентного агентства. Таким образом, Сахаси остался последней крупной фигурой из класса 1937 года с выдающимся послужным списком в главном направлении деятельности министерства - промышленной политике.

Однако на пути к должности вице-министра у него оставалось одно препятствие. Мацуо Киндзо, занимавший пост заместителя министра, был выпускником 1934 года; но в министерстве было два выдающихся чиновника, по одному из выпусков 1935 и 1936 годов, от которых можно было ожидать превосходства над представителем выпуска 1937 года. Один из них, Коидэ Эйити (1935), был вне конкуренции, поскольку занимал пост заместителя министра Агентства по охране окружающей среды (EPA) - должность, которая стала предпенсионной после попытки переворота, предпринятой экономистами агентства. Другой, Обори* Хирому (1936), бывший начальник Горного и Коммунального бюро и нынешний директор Агентства средних и малых предприятий, был проблемой для Сахаси. Чтобы убрать его с дороги, Мацуо и Сахаси предложили министру Сато назначить Обори заместителем министра EPA, когда Коидэ сделает свое амакудари.

Несмотря на протесты Коидэ, самого Обори, многих других чиновников министерства и даже главного секретаря кабинета министров Охира* Масаёси (будущего премьер-министра, которому не чужды бюрократические распри за годы работы в министерстве финансов), Сато пошел на назначение Обори в EPA. Теперь путь Сахаси казался ясным, но участие влиятельных политиков во внутренних делах министерства, как и в случае с "Сакура Мару", обернется для министерства и Сахаси тяжелой ценой. Мотивы Сато* заключались в том, чтобы попытаться сделать MITI базой для своей политической борьбы за то, чтобы сменить Икэду на посту премьер-министра, как это сделал сам Икэда с финансами и Коно Итиро с сельским хозяйством. Кроме того, ходили слухи, что Сахаси подумывает о том, чтобы баллотироваться в депутаты после своей отставки, и Сато* хотел убедиться, что в случае избрания он присоединится к фракции Сато, что не преминули отметить два других лидера фракции, Икеда и Оно* Бамбоку.

Тем временем главным достижением Сахаси на посту главы Бюро предприятий стала разработка и продвижение Закона о специальных мерах по развитию определенных отраслей промышленности (Токутэй Сангё* Риндзи Синко* Сочи Хоан*, представление кабинета министров № 151 от 1963 года). Этот законопроект в конечном счете умер в парламенте, поскольку стал слишком противоречивым, чтобы к нему мог прикоснуться любой политик, но дебаты по нему кристаллизовали все ключевые проблемы, которые возникли в японской экономике после послевоенного восстановления, и проложили путь к неофициальной реализации положений законопроекта в конце 1960-х годов через административные указания. Закон о специальных мерах, без сомнения, был самым важным из всех предложенных экономических законов с первых лет оккупации.

Его генезис, шумиха вокруг него и его окончательный крах были связаны с политикой либерализации, юрисдикционными спорами между MITI и Министерством финансов, Антимонопольным законом, дебатами по поводу "избыточной конкуренции" в японской экономике, фракционной политикой в ЛДП, борьбой внутри MITI за пост заместителя министра - словом, со всем тем спектром вопросов, которые составляют промышленную политику Японии.

Основной проблемой, на которую направлен Закон о специальных мерах, была не сама либерализация, хотя требования иностранцев о либерализации служили отличным прикрытием для того, чтобы не говорить слишком открыто о том, в чем на самом деле заключалась проблема. Сахаси относился к либерализации с меньшим энтузиазмом, чем Имаи, но он тоже признавал, что это неизбежное, даже желательное развитие, если Япония хочет продолжать расширять свои зарубежные рынки и экономический рост. Основная проблема была практически той же, с которой столкнулся Ёсино Синдзи в конце 1920-х - начале 1930-х годов: слишком много защищенных предприятий на слишком большом количестве мелких фабрик, участвующих в слишком активной и экономически непродуктивной конкуренции. Либерализация должна была подвергнуть эту ситуацию международному коммерческому давлению, которое основательно подорвало бы японскую экономику, возможно, большая ее часть перешла бы в иностранную собственность, и, скорее всего, MITI осталась бы без какой-либо дальнейшей функции.

Для Сахаси суть проблемы заключалась в том, чтобы найти способ ввести финансовые и инвестиционные решения предприятий в рамки контроля и воспитания (ikusei), разработанные MITI. Министерство финансов (контролировавшее банки) и Комиссия по справедливой торговле (управлявшая антимонопольным законодательством) наверняка будут возражать против любого посягательства на их территорию. И несмотря на прошедшие десятилетия, ответ на эти структурные проблемы, mutatis mutandis, казался тем же самым, который Йошино и Киси обнаружили в 1930-х годах: картели, принудительные слияния, давление на средние и мелкие предприятия, преобразование некоторых предприятий в другие сферы деятельности, что-то вроде старого движения "перенастройки предприятий", но под другим названием. Новыми терминами Сахаси для этих старых действий стали сотрудничество государственного и частного секторов, консолидация промышленного порядка и структурное финансирование, то есть государственные займы и налоговые льготы для поощрения слияний.

Гораздо более сложной проблемой было то, как это сделать. Старые дебаты между государственным контролем и laissez faire все еще были хорошо знакомы старшим представителям промышленного мира, и они были согласны с тем, что им не нравится государственный контроль. Чтобы попытаться справиться с этими возражениями, Такасима Сэцуо, заместитель Сахаси по Бюро предприятий (с июня 1962 по октябрь 1963 года), опубликовал в майском номере журнала Economic Review за 1963 год искусно аргументированную статью. Он терпеливо разбирал слабые стороны "бюрократического контроля", не находя их, но признавая, что людям он не нравится. И он обсудил "самокоординацию": "Она не достигает результатов, желаемых людьми". А затем он представил предложенное МИТИ решение этой дихотомии - "управление через побуждение". По мнению Такашимы, хотя это и оставляет за правительством право определять направление развития промышленности, оно позволяет избежать худших проблем, связанных с реализацией политики.

С практической точки зрения, управление через стимулирование означало создание комитетов из сотрудничающих бюрократов, промышленников и финансистов, которые устанавливали ставки инвестиций, способствовали слияниям, препятствовали приходу новых компаний в те или иные отрасли и в целом пытались создать промышленную структуру на уровне США и Западной Германии, двух основных внешних стран-эталонов.

Чтобы разработать закон, охватывающий эти цели и методы, Сахаси собрал в Бюро предприятий чрезвычайно талантливую группу сотрудников МИТИ. Вскоре после вступления в должность главы бюро он направил личное письмо Морозуми Ёсихико, работавшему в то время в японском посольстве в Париже (с июня 1956 по август 1961 года), в котором сообщил ему, что либерализация неизбежна, что новая промышленная политика в связи с ней обязательна, и попросил его перейти на работу в Бюро предприятий. Морозуми представлял новую породу офицеров в министерстве - людей, сочетавших службу за границей, в основном в континентальной Европе, а не в англо-американских странах, с опытом в области промышленной политики. Многие из них, включая Морозуми, стали заместителями министров в 1970-е годы. Они были авторитетами в министерстве по вопросам Общего рынка, так называемого вторжения американского капитала в Европу, а также по таким идеям промышленного развития, как французская концепция. Помимо Морозуми, среди сотрудников МИТИ с подобным опытом были Хаяси Синтаро* (директор офиса JETRO в Гамбурге, 196165), Комацу Югоро* (посольство Японии в Бонне, 196065) и Масуда Минору (посольство Японии в Брюсселе, 196266).

До падения Сахаси эти офицеры были убежденными сторонниками предложенного им закона, но в конце 1960-х годов они перешли на сторону так называемой международной фракции.

Морозуми был одним из главных авторов Закона о специальных мерах, привнеся в него свой опыт, полученный в Париже генерала де Голля, свой страх перед "американским капиталом" и знание французских прецедентов для того, что Сахаси хотел сделать в Японии. 25 августа 1961 года Сахаси назначил его начальником Первой секции предприятий в Бюро предприятий. В разработке закона также принимали участие Такасима, заместитель директора бюро; Мияке Юкио, начальник отдела промышленных предприятий.

это партнерство крупного бизнеса, государства и, в теории, но не на практике, профсоюзов. Менеджеры крупного бизнеса и менеджеры государства управляют современным ядром экономики страны, в основном олигопольными секторами. Ее двигателем является позитивное сотрудничество, а не конфликт, как в рыночной идеологии. Государство - не молчаливый партнер, а инициативный, активный партнер. Оно вмешивается во все аспекты экономической деятельности, поощряет, учит, иногда даже угрожает. Его цель - способствовать модернизации экономики: повышению эффективности, производительности, расширению. Партнерство работает в общих интересах; оно действует вне традиционной политической арены. Парламент и созвездие институтов, которые его окружают, не являются необходимыми для нормального функционирования системы.

Бюро предприятий сначала назвало свое детище "Законопроект о специальных мерах по укреплению международной конкурентоспособности определенных отраслей". Затем кабинет министров изменил название. В статье 1 были прописаны цели закона: способствовать здоровому развитию национальной экономики путем повышения международной конкурентоспособности определенных отраслей промышленности, чтобы противостоять последствиям либерализации. В статье 2 были определены первые три отрасли - производство специальных сталей, автомобилей и нефтехимической продукции, а остальные отрасли были определены распоряжением кабинета министров после консультаций с Советом по изучению промышленной структуры. Статьи 3 и 4 включали в себя формулу сотрудничества государственного и частного секторов, которую Сахаси считал сердцем всего закона.

Эти статьи уполномочивали трехсторонние комитеты, состоящие из представителей правительства, промышленности и финансов, которые должны были устанавливать и выполнять "стандарты продвижения" для каждой конкретной отрасли. Стоит отметить, что японское слово kondankai (дискуссионная группа, или комитет) подразумевает больше, чем его английские эквиваленты.

Статьи 5 и 6 требовали от руководителей обозначенных отраслей сотрудничать в повышении конкурентоспособности своих компаний, предписывали банкам "прислушиваться" к просьбам о кредитах от обозначенных отраслей и предписывали государственным банкам оказывать им помощь. Статьи 7 и 8 предусматривали "структурное финансирование" для обозначенных отраслей, различные налоговые льготы, которые должны были быть определены постановлениями кабинета министров, и снижение налога на прибыль предприятий. Статья 9 узаконивала "кооперативное поведение" предприятий в определенных отраслях и специально выводила его из-под действия Антимонопольного закона. Статьи 10, 11, 12 и 13 были посвящены юридическим формальностям. Как и большинство японских законов, Закон о специальных мерах был сравнительно коротким.

Обнародование содержания закона в Совете по изучению промышленной структуры сразу же вызвало три основных спора. Первым был старый излюбленный вопрос о самокоординации против сотрудничества государственного и частного секторов. Во многом в традициях Кобаяси Итидзо* во времена движения принца Коноэ за новую структуру, Исидзака Тайдзо, почтенный глава Keidanren, дал понять, что он выступает за самоконтроль. Он говорил, что "все, что должно делать правительство, - это следить за пожарами и ворами. Остальную работу он может оставить гражданским лицам"; но он также считал, что "противники иностранных инвестиций похожи на взрослых мужчин в подгузниках, отказывающихся покидать материнскую грудь".

Хотя Кейданрен отказался поддержать законопроект, Сахаси заручился поддержкой конкурирующей организации - Японского комитета экономического развития (Кейзай Доюкай).

Второй спор касался положения закона о том, что банки и банкиры должны быть включены в различные "дискуссионные группы". Лидеры банковского сообщества пришли к безошибочному выводу, что это прямое нападение на их кейрецу; и Министерство финансов с негодованием отреагировало на это вторжение MITI на его территорию. Усами Макото, президент банка Mitsubishi, а затем председатель Национальной банковской ассоциации (Zenkoku Ginko* Kyokai*), отказался иметь что-либо общее с Законом о специальных мерах.

Третий спор был вызван Комиссией по справедливой торговле, которая считала, что Сахаси пытается избавиться от антимонопольного закона раз и навсегда. 5 декабря 1962 года Сахаси начал переговоры с FTC о целях закона, угрозе, которую представляет либерализация для японской экономики, и необходимости картелей. После примерно шести встреч Сахаси, казалось, удалось добиться определенного прогресса в отношениях с комиссией, и 1 февраля 1963 года министерство опубликовало закон. Тем не менее, после того как вопрос был передан в кабинет министров, Икеде все же пришлось приказать ФТК сотрудничать.

Главной опорой Сахаси в этих спорах был Совет по расследованию промышленной структуры. Комитет по промышленному порядку (возглавляемый профессором Арисавой), с которым Сахаси советовался по поводу каждого своего шага, был его главным оплотом, но в октябре 1962 года свою поддержку оказал и Комитет по промышленному финансированию (Сангё* Кинъю* Букай). Возглавляемый Накаямой Сохэем из Промышленного банка и имеющий всего четырех других членов (бывший заместитель министра МФТИ Уэно, президент бумажной компании, газетный директор и президент Экспортно-импортного банка), комитет пришел к выводу, что включение банков в состав дискуссионных групп - отличная идея, давно назревшая.

Учитывая всеобщий фурор, политикам ничего не оставалось, как вмешаться и попытаться решить эти многочисленные проблемы. 14 февраля 1963 года премьер-министр Икеда приказал всем министрам экономики в кабинете регулярно встречаться с ним до тех пор, пока не будет принято решение о будущем закона. Не прошло и недели после того, как эта группа приступила к работе, как Кансайское отделение Кэйданрэн выразило свое официальное несогласие с предложенной МИТИ отменой антимонопольного закона (как мы увидим, в этом несогласии из Осаки было больше, чем кажется на первый взгляд). Когда министры, наконец, начали действовать, они изменили название закона на более безобидное "Закон о специальных мерах по продвижению определенных отраслей промышленности", установили пятилетний срок его действия, изменили способы определения отраслей промышленности и усилили участие министра финансов в управлении законом. С этими изменениями исследовательский совет по политическим вопросам ЛДП (где были очень сильны позиции бывших чиновников Министерства финансов) согласился, несмотря на возражения Банковского бюро, и 22 марта 1963 года партия дала окончательное одобрение. В тот же день кабинет министров официально проголосовал за спонсорство законопроекта, а 25 марта он был внесен в Палату представителей и передан в Комитет по торговле и промышленности.

Как и ожидалось, оппозиционные партии осудили закон как возвращение бюрократического контроля, пресса назвала его законопроектом "спасения MITI", обозреватели называли его "зарядом бригады Сахаси", а ораторы твердили о гибели "экономической конституции". Сахаси часами отвечал на вопросы в парламенте, но его проблема была не в оппозиции. Вскоре он обнаружил, что кабинет министров, ЛДП и даже его собственный министр спокойно решили не вступать в борьбу. Закон о специальных мерах стал известен как "закон без спонсоров", что означало, что истеблишмент отказался от него. Законопроект не был отклонен, он просто не выносился на голосование. Правительство вносило его на 43-й (с 24 декабря 1962 года по 6 июля 1963 года), 44-й (с 15 по 23 октября 1963 года) и 46-й (с 23 декабря 1963 года по 26 июня 1964 года) сессиях парламента, но лидеры партии ЛДП и пальцем не пошевелили, чтобы вынести его на голосование. Официально МИТИ объяснил провал закона "недоразумениями, [бюрократическим] секционизмом и политическими уловками" и назвал его провал "горькой неудачей".

Но в министерстве было много тех, кто понимал, что произошло. Оппозиция со стороны банковского сообщества и деловых кругов Кансая была серьезной, но еще более серьезным был тот факт, что сам Сахаси стал проблемой.

Во время пребывания Сахаси на посту директора Бюро предприятий произошло несколько инцидентов, которые вызвали раздражение деловых кругов в целом и деловых кругов Осаки в частности, даже если политика Сахаси была обоснованной. Самый известный инцидент связан с нефтяной компанией Maruzen, главный офис которой находится в Осаке. Основанная в 1933 году, Maruzen входила в кейрецу банка Sanwa (также расположенного в Осаке); она была и остается отечественной нефтеперерабатывающей и сбытовой компанией, но у нее были долгосрочные связи с калифорнийской Union Oil Company, которая была основным поставщиком сырой нефти. После закрытия Суэцкого канала в 1956 году президент Maruzen Вада Кандзи подписал долгосрочные контракты на транспортировку, которые во время рецессии 1962 года стали невыгодными и поставили под угрозу финансовую устойчивость компании. Президент Вада предложил взять очень крупный кредит у Union Oil, чтобы удержать компанию на плаву, и обратился в MITI за одобрением кредита в соответствии с условиями Закона об иностранном капитале.

Сахаси отказал ему, заявив, что проблемы компании возникли из-за ее собственной бесхозяйственности и что привлечение иностранного капитала в отрасль, в которой и без того доминируют иностранные компании, противоречит национальным интересам. Вада не был лишен политического влияния, которое он начал мобилизовать, чтобы оказать давление на MITI, но это давление только заставило Сахаси стать более агрессивным. Однако в конце концов Сахаси согласился организовать комитет из пяти человек, чтобы попытаться спасти Maruzen Oil Company. Комитет, возглавляемый Уэмурой Когоро*, рекомендовал Ваде уйти в отставку, а МИТИ - договориться об условиях займа непосредственно с Union Oil, чтобы Union не получила контроль над компанией. MITI принял эти рекомендации: Сахаси заключил сделку с Union, Миямори Кадзуо из банка Sanwa заменил Ваду на посту нового президента Maruzen, и компания была успешно восстановлена. Однако несколько законодателей Осаки выступили в парламенте с речами, в которых обвинили "бюрократа Сахаси" в том, что он выгнал на улицу лидера местного бизнеса Ваду.

Тем временем 18 июля 1962 года Сато* Эйсаку подал в отставку с поста министра МИТИ, и премьер-министр Икэда назначил на его место Фукуду Хадзимэ. Фукуда был классическим политиком из партийно-мужских фракций, бывшим военным корреспондентом (Сингапур) и начальником политического отдела информационного агентства "Домэй", пять раз переизбиравшимся членом Палаты представителей от префектуры Фукуи и твердым приверженцем фракции Оно*. Икеда назначил его по рекомендации Оно, чья поддержка была ему необходима, чтобы сдержать политические вызовы со стороны Сато и Коно* Итиро*. Фукуда был именно тем человеком, которого элитные бюрократы MITI отнесли и отнесли к "мелким политикам", но он никогда не будет забыт в министерстве как причина "тайфуна Фукуды" в июле 1963 года.

В июне 1963 года заместитель министра Мацуо Кинзо* готовился к своему амакудари в качестве директора (позже вице-президента) Nippon Kokan*. Он рекомендовал министру Фукуде назначить Сахаси своим преемником - смена команды, которая была давно и тщательно спланирована. Однако 1 июля 1963 года Фукуда участвовал в широкой дискуссии с группой журналистов, в ходе которой один из них сказал: "В MITI рассматриваются различные кадровые вопросы. Не могли бы вы рассказать нам о них?" "Конечно", - ответил Фукуда. "Поскольку MITI - это агентство, которое служит обществу, тот факт, что Сахаси приобрел плохую репутацию в промышленности, делает его неподходящим. Я думаю, что Имаи подойдет. Я намерен назначить его следующим заместителем министра".

Последовавший за этим взрыв в МИТИ стал легендарным. Вся работа остановилась. Как и во время военного мятежа в 1936 году, чиновники собрались группами в соответствии со своими классами, чтобы обсудить это беспрецедентное событие. Некоторые из них, как писали газеты на следующий день, спрашивали: "Как так получилось, что министр-политик, который ничего не знает о традициях нашего славного МИТИ, может выбрать вице-министра, который нам не нравится?" В пресс-клубе сардонически заметили, что бюрократическому "амай сэйкацу" в МИТИ пришел конец. А общественность была в замешательстве: она считала, что министр всегда сам выбирает своих подчиненных, как в MITI, так и в других министерствах. Некоторые более холодные головы заметили: "Конечно, технически последнее слово в кадровых вопросах остается за министром. И Сахаси, и Имаи в порядке, и, если не считать того, что Сахаси создал фракцию в министерстве, ни тот, ни другой не могут изменить MITI в целом". Так родилась "фракция Сахаси" и ее противоположность, "международная фракция", которая возглавила министерство в 1966 году. Освещение в прессе "тайфуна Фукуды" отвлекло внимание от Закона о специальных мерах в парламенте и вызвало достаточно вопросов о его авторе, чтобы он стал "законом без спонсоров".

Причины действий Фукуды найти несложно. Во-первых, как партийный политик в партии, в которой все больше доминируют бывшие бюрократы, Фукуда хотел поставить бюрократов на место. Его часто цитировали: "То, что некоторые бюрократы хотят узурпировать власть политиков, - это абсолютное высокомерие". Во-вторых, и дело Марузена, и закон о специальных мерах заставили деловой мир нервничать по поводу восстановления бюрократического контроля над экономикой. Действия Фукуды успокоили лидеров бизнеса, поскольку Имаи был не только сторонником либерализации, но и завоевал доверие премьер-министра и являлся зятем Ямадзаки Танэдзи, президента компании Yamazaki Securities Company. В-третьих, инсайдеры ЛДП считали, что между Сато* Эйсаку и Сахаси существовала связь, и лидер фракции Фукуда Оно* Бамбоку хотел ее разорвать.

Старейшины МФТИ были вызваны для того, чтобы попытаться сгладить последствия. Уходящий заместитель министра Мацуо посоветовал Сахаси держать язык за зубами, пока они не найдут решение. Сахаси дал понять, что, несмотря на то, что он и Имаи оба принадлежат к классу 1937 года, он не уйдет в отставку, как того требовал обычай. В результате состоялось торжественное собрание под председательством великого старца Сиины Эцусабуро*, на котором было решено, что Имаи станет вице-министром, Сахаси займет прежнюю должность Имаи в Патентном агентстве, Имаи продержится на высшем посту всего год (на самом деле он продержался 15 месяцев), а Сахаси станет его преемником. Сахаси писал, что это дело было самым неприятным для него за 30 лет государственной службы, и ему можно верить. Тем не менее, он получил удовлетворение от того, что его идеи по развитию экономики были приняты и реализованы, даже если он и его закон не были слишком популярны.