Глава 9
Че Гевара-2
Че Гевара филиппинского розлива
— Ну так и чего ты там увидело непредвзятым и пристальным взглядом? — задал я следующий вопрос второму я.
— Сам посуди, Камак, — назвало оно меня полузабытым институтским прозвищем, — если ты сейчас возьмешь и откажешься от предложения этих барбудос (бородачей), то они возьмут и шлепнут тебя из своих калашей. Не выходя из этой землянки.
— Но-но, — притормозил я его, — я им нужен вообще-то, как врач. Так что шлепнуть это не про меня… по крайней мере в ближайшее время.
— Но покалечить-то запросто могут, — слегка сбавило тон второе я, — не ногу, конечно, и не жизненно важный орган какой, чтобы ты сам ходил и жил еще некоторое время, а вот одной рукой вполне могут пожертвовать, их у тебя две штуки.
— Угу, — мрачно подтвердил я, — а еще у меня два глаза, два уха и две почки.
— Ты и сам все понимаешь, — усмехнулось оно, — так что и выбора-то у тебя, собственно, никакого нет — соглашайся… а там будешь действовать по обстоятельствам.
— Умеешь ты успокаивать, — саркастически заметил я, — гнида казематная… ну все что ли сказало?
— Нет, не все, — продолжило оно чуть ли не нараспев, — у тебя же, Камак, как будто среди новообретенных качеств значилось умение убеждать других… помнишь, как ты медсестру в сороковой больнице умело построил?
— Так-так-так… — пробормотал я, — это когда мать там после операции что ли лежала, а я рядом сидел и помогал?
— Точно, — подтвердило второе я, — главврач тебе тогда еще попенял, что ты его подчиненных заставляешь выполнять несвойственные им функции.
— Вспомнил, — оборвал я его, — и теперь ты, стало быть, намекаешь, что можно воспользоваться этой моей недокументированной особенностью организма?
— Не намекаю, а прямо говорю, — обиделось оно, — если выжить хочешь, не грех все свои возможности использовать, — после чего ушло на самое дно подсознания.
А я поворочался на жесткой подстилке, да и уснул беспробудным сном до самого утра.
— Подъем, — толкнул меня в бок Пабло, из чего я заключил, что утро уже настало. — Сейчас позавтракаем, и ты дашь ответ на наш вопрос, — добавил он, одновременно зажигая керосинку.
Да-да, землянка освещалась обычной керосиновой лампой, общий вид которой я запомнил с детских лет — бабушка в деревне пользовалась такой, когда свет вырубали. Во раритет, внутренне восхитился я.
А завтрак ничем в принципе не отличался от ужина — та же каша с мясом, тот же квас или морс, не выяснял, как он тут называется.
— Я согласен, — объявил я Пабло, а потом продублировал на испанском, познания в языке позволяли, — эстой де акуэрдо (чуть подумал и усилил ответ) кон тодо (на все, значит, согласен).
— Экселенте, — за всех ответил Пабло, — мы в тебе не сомневались… первое задание можешь выполнить прямо сейчас.
И он повернулся к самому молодому члену банды, больше 17–18 лет ему на вид дать было невозможно, но борода и тут имелась в наличии, жиденькая, но борода.
— У Родриго проблемы со здоровьем, постоянно жалуется — посмотри, что с ним.
Родриго, значит, подумал я и вытащил неожиданно для самого себя перевод этого имени — вождь, лидер. Давай посмотрим, что ты за вождь такой… переводчиком послужил все тот же Пабло, а болел у этого парня живот с правой стороны. Мне достаточно было пяти секунд работы своего внутреннего рентгеновского аппарата и я все понял — обычный аппендицит у товарища, причем в далеко зашедшей стадии.
— Ему в больницу надо, причем быстро, — сказал я Пабло, — гнойный аппендицит у него, может прорваться в течение двух-трех дней… или даже сегодня.
— Зачем больница, ты же у нас врач, — не понял моего посыла Пабло…
— Затем, дорогой партизан, — зло ответил ему, — что я не умею втирать очки, как ваши хилеры — голыми руками операции не делают. А тут нужна операция и очень быстро.
Бородачи начали совещаться, делали они это очень долго и шумно, болезный Родриго при этом сидел на лавке и лупал глазами, не встревая, а я тоже сел за стол напротив него и ждал окончания совещания.
— Собирайся, — сказал мне в итоге Пабло, — вместе пойдем в больницу.
— А я-то там зачем? — не совсем понял ситуацию, — сходите вдвоем.
— Сказал, собирайся, значит, собирайся, — не стал мне ничего пояснять Пабло.
Я пожал плечами и встал с лавки — мне ведь собраться, это только подпоясаться. Вышли на свет божий и пошли гуськом — первый болезный Родриго, замыкающий Пабло, между ними я.
— А куда мы идем? — справился я у контролера.
— В Ла-Тринидад, — подумав, сообщил он, — там есть две больницы.
— А что это за город такой, — продолжил беседу я, — больше Багио?
— Нет, гораздо меньше… — скупо отвечал Пабло, — большая деревня, если коротко.
Оружия они с собой не взяли… огнестрельного, ножи все же на поясах имелись. Шли мы битых полчаса, обогнув излучину того самого ручья, где вчера похоронили Цоя. Автоматически задумался о прихотливости судьбы и извилинах жизненного пути… а если б Цой не убежал тогда в джунгли, возможно, мы бы вместе сейчас топали в сопровождении барбудос в неведомый Ла Тринидад. А может, и он один, а я лежал бы под землей. Мне, короче говоря, сильно повезло… заодно вспомнил о бомбах и воронках, в которые они два раза не попадают — похоже, что свою долю невезучести я исчерпал, ну или близок к ее полному исчерпанию. Завтра, короче говоря, должно стать лучше, чем вчера, но кто поручится за мое послезавтра?
— А Тринидад это что? — спросил я у Пабло, чтобы разрядить звенящую тишину.
— Тринити (троица), — буркнул он, — мог бы и сам догадаться.
— Ясно, — ответил я, — у нас в России тоже полно мест, названных в честь троицы.
— Это какие, например? — заинтересовался он. — У вас же страна атеистов.
— Не все переименовали, — отозвался я, — осталось два города Троицка и куча монастырей, в названии которых есть троица. Троице-Сергиева лавра, например.
— Лавра это что? — не понял он.
— Главный монастырь, значит, — пояснил я, — у нас их три, кажется, кроме этой Сергиевой, которая под Москвой, есть еще в Питере и в Киеве. А в Испании, наверно, это Монсеррат.
— Нет, — возразил мне Пабло, — главный испанский монастырь Королевский, он в Бургасе расположен.
На этом наша познавательная беседа, Родриго, кстати, в ней никак не участвовал, прервалась сама собой, потому что вместо леса начались распаханные поля и участки, на которых росла в основном та же кукуруза и почему-то капуста.
— Через пять минут город начнется, — предупредил меня Пабло, — идем не торопясь, по сторонам не смотрим, если полиция вдруг появится, действуем по обстоятельствам.
— А это как, по обстоятельствам? — решил уточнить я.
— Смотри на меня, — буркнул Пабло, — и делай то же самое. Рта не открывай.
— А если полицейский прямо меня спросит чего-нибудь — тоже рот не открывать?
— Если спросит, ответь, но коротко и четко — мол, живешь в деревне, а сейчас в больницу идешь с больным животом.
— А в какой деревне я живу? — все же не смог не спросить я, — вдруг спросят?
— Моалбоал, — слегка напрягшись, выдал он, — это тут недалеко.
— А почему я тогда по-испански не говорю? — задал я логичный вопрос.
Пабло почесал в затылке и нашел выход:
— Потому что ты немой — мычи, если что-то тебя спросят. Все, рты на замок закрыли, начинается город… идем по Лубас-роуд вдоль реки до моста… потом по мосту переходим на другую сторону, там и будет госпиталь Бенгет.
Накаркал, видимо, Пабло — при подходе к мостику через речку Балили от стеночки какого-то каменного строения отделились двое бравых полицейских в красивой синей форме и фуражках с красными околышами и двинулись прямо к нашей троице.
— Действуем, как я сказал, — сквозь зубы дал инструкцию Пабло.
— Киен эс? (кто такие), — спросил старший из полицейских, дюжий такой мужчина в возрасте далеко за сорок и с большим брюхом.
За всех вызвался отвечать Пабло — из слов я понял только слово «госпиталь», но скорее всего текст полиции понравился, потому что старший махнул рукой в ту сторону, куда мы и так шли, и они от нас отстали, причем достаточно резко.
— Что ты им сказал? — спросил я у Пабло.
— Ничего особенного, — пожал плечами он, — что у нас всех троих подозрение на проказу.
Молодец, подумал я, находчивый партизан — проказа это серьезно… народу на улицах было не так, чтобы много, но было. Транспорт в основном состоял из велосипедов и мотоциклов, а обозначенный мостик через речку Балили оказался совсем древним и деревянным. Но пока не шатался из стороны в сторону, и на том спасибо.
— Вот он, госпиталь, — сказал Пабло, указывая на трехэтажное белое здание за высокой металлической оградой. — Ищем приемный покой.
— Слушай, — тормознул я его, — а у вас же наверно платная медицина — деньги заплатить же придется?
— По страховке бесплатная, — пояснил он, — у Родриго есть такая бумага, да, Родриго?
Тот согласно покивал головой и вынул из-за пазухи какой-то листочек.
— Ну тогда ладно, — успокоился я, — а приемный покой вон там, если я что-то понимаю в приемных покоях, — указал я направо, куда только что подъехал микроавтобус с красным крестом на борту.
И мы без дальнейших дискуссий двинулись в том направлении… внутри было шумно и накурено. Пабло отыскал нужного человека и подвел его к Родриго.
— Он спрашивает, — перевел он мне слова этого врача, — с чего мы взяли, что у него аппендицит?
— Тут все просто, — отозвался я, — боль в правом боку, высокая температура, при нажатии боль усиливается… рентген должен точно показать, что у него там.
Врач задержал на мне взгляд на пару секунд, потом кивнул и забрал Родриго с собой.
— Жди здесь, — пояснил мне Пабло, — а я пока покурю.
— Я тоже на воздух лучше выйду, — ответил я, — здесь душно слишком.
— Ну пошли… — согласился он.
Через десять примерно минут давешний врач вышел из дверей и направился к нам.
— Ты все правильно сказал, — перевел мне Пабло его слова, — гнойный аппендицит в очень далеко зашедшей стадии. Его в палату положили, через час операция.
— Потом же его в реанимацию отправят, — предположил я, — на пару дней, может даже на четыре. Ждать его тут смысла нет.
— Правильно, — согласился Пабло, сунул врачу в руку какую-то денежную купюру, при этот тот посмотрел на меня длительным изучающим взглядом, который мне не очень понравился.