Младший научный сотрудник-6

Глава 13

Сороковая больница

Сороковая больница

Зина деланно возмутилась, но мое пожелание выполнила — очистила место наших переговоров.

— Отек легких у меня, Петя, — сообщил Иннокентий, — или если по-научному, то острая левожелудочковая недостаточность с легочной венозной гипертензией.

— Так это, вроде бы, лечится, — подал я голос, — это не онкология четвертой степени.

— Лечится, — согласился он, — но не в моем случае, процессы очень далеко зашли… сегодня с утра консилиум был с приглашением специалистов этого профиля из других районов — срок жизни они мне отмерили в неделю. Поэтому надежда у меня только на тебя — ты же, как люди говорят, самого Леонида Ильича вылечил.

— Какие честные люди специалисты ваши, — задумался я, — правду-матку в глаза лепят. Что же касается Леонида Ильича, не стану ни подтверждать, ни опровергать, врачебная тайна, знаете ли. А с вашими проблемами могу, конечно, попробовать что-то сделать, но результат, сами понимаете, гарантировать сложно, это не Госстрах, который деньги в любом случае вернет.

— Понятно, что не Госстрах, — слабым голосом согласился он, — я тут, кстати, недавно застраховался в этом Госстрахе…

— Неужели жизнь застраховали? — поинтересовался я.

— Нет, до этого не додумался — имущество пока только… от пожара, наводнения и кражи.

— Это дело хорошее, — продолжил я, — но к нашему вопросу отношения не имеет… ложитесь на диван, — предложил я ему.

Он немедленно повиновался, я подвинул стул поближе и начал исследовать внутренние органы Иннокентия… полчаса на это у меня ушло.

— Все, можете садиться, — предложил я ему, вытерев пот со лба.

— Не томи, — дрожащим голосом начал он, — выкладывай уже, что там увидел.

— Скажу только, что приглашенные на консилиум врачи оказались классными специалистами — все правильно они сказали и про левожелудочную недостаточность, и про отмеренный срок жизни.

— То есть ничего сделать нельзя? — совсем уже упавшим голосом спросил он.

— Все, что я смог сделать, дорогой Иннокентий Палыч, — ответил я, — так это слегка притормозить процессы.

— И? — потребовал уточнений он, — теперь я две недели вместо одной протяну?

— За полгода я ручаюсь, — ответил я, — а дальше, как бог даст… и нужен хотя бы еще один сеанс с моей стороны, завтра например.

— Полгода это лучше, чем неделя, — начал размышлять вслух врач, — но хуже, чем год. Но и на этом тебе спасибо огромное, Петя… коньяк будешь? — незамысловато перескочил он на более близкую тему.

— Нальете — буду, конечно, — не стал отказываться я, — и Зиночку надо бы позвать, а то она извелась в коридоре вся, наверно.

Он кивнул, я выглянул в коридор и помахал рукой Зине, которая сидела на подоконнике, болтая в воздухе ногой. Та сразу спрыгнула на пол и подбежала ко мне.

— Ну как там?

— Сейчас отец сам все расскажет, — пообещал ей я, и мы зашли в ординаторскую, где врач уже разлил пятизвездочный армянский коньяк по рюмочкам, на тарелочку выложил порезанный лимон.

— Ну чего там, папа? — спросила Зинаида с круглыми глазами, удивительно став похожей на Наталью Селезневу в роли жены инженера Тимофеева.

— Получил отсрочку, — ответил ей отец, — от призыва на тот свет.

А он еще и шутить умеет, подумал я.

— Теперь, по утверждению Петра ээээ Петровича, у меня еще полгода лишних появилось.

Зине он налил какого-то лимонада, и мы все трое дружно выпили под тост «будем здоровы».

— Как вообще жизнь-то? — решил поддержать я разговор, — в сороковой больнице?

— Как обычно, — вяло отвечал Иннокентий, — больные болеют, врачи с медсестрами их лечат — ничего не меняется годами.

— А с лекарствами как, удается доставать что-нибудь редкое?

— По-разному, — он налил по второй рюмке и выпил ее уже без условностей типа тостов, — если чем-то помочь сможешь, обсудим более предметно.

— Есть одна мысль… — неожиданно для самого себя сказал я, — но ее надо обдумать. Завтра, когда второй сеанс проведу, расскажу поподробнее…

После этого разговор быстро расклеился, и я посчитал нужным откланяться. Зина вместе со мной пошла.

— Ну ты орел, — восхищенно сказала она мне, — только мог бы этот срок и до года увеличить.

— Знаешь такую поговорку — лучшее враг хорошего? — спросил я у нее.

— Поняла, не такая уж я и дура, как кажусь, — ответила она.

— Это уж точно, — усмехнулся я, перескакивая на другую тему, — лучше ты мне вот чего скажи — как это у тебя получается будущее прогнозировать?

— Ты про мои слова насчет 15 октября? — спросила она, — что, подтвердилось?

— Угу, — кивнул я, — с точностью до копейки. Я не полез кое-куда очертя голову, поэтому и стою тут живой.

— Поздравляю, — она закинула портфель за спину и продолжила, — выходит мы квиты — я тебе помогла, ты моему отцу… а как я это делаю, не скажу, потому что сама не знаю…

— Ну а все-таки, — продолжил настаивать я, — это самое дело у тебя просто в голове всплывает, да?

— Там по-разному бывает, — осторожно ответила она, — иногда мгновенно появляется информация в голове, иногда частями и очень медленно… если тебе интересно, сколько я таких прогнозов сделала, то кроме твоего…

— Твоих, — поправил ее я, — их три штуки было.

— Предыдущие два я не считаю, ничего особенного там не было, — покачала головой она, — реальный только последний был. Так вот, кроме этого про 15 октября еще два было, один подтвердился потом, второй ждет своей очереди.

— Угадала номера в Спортлото? — попытался пошутить я.

— Нет, — с удивлением воззрилась она на меня, видимо, такой поворот сюжета она в расчет не брала, — первый про войну между Аргентиной и Англией…

— Фольклендскую что ли? — с удивлением переспросил я.

— Ну да… про нее я узнала за пару месяцев до начала.

— А второй?

— Второй скоро случится, через 2 или 3 дня в Лужниках — там футбольный матч будет, Спартак вроде бы с иностранной командой сыграет, а в конце матча страшная давка начнется, под сотню погибших…

У меня в голове вихрем пронеслись эти сведения из будущего — Спартак-Хаарлем, ответный матч Кубка УЕФА, 20 октября 1982 года, 60 погибших только по официальным данным, а так-то наверно и больше. Как же я мог забыть такое — спасибо Зиночке, напомнила.

— Никому про этот футбол не говорила? — спросил я у нее.

— Ты смеешься что ли? — сдвинула она брови, — чтоб меня потом в психушку засунули?

— В психушке нехорошо, — согласился я, — знаю…

— Неужели лежал там? — справилась она.

— Лежать не приходилось, но бывать бывал — и на Луначарского, и на Июльских дней.

— Ясно, — не стала она углубляться в эту тему, — завтра когда к отцу придешь?

— Да в это же время и приду, — ответил я, — в пять-шесть вечера… позвоню предварительно.

На этом мы с ней и расстались, а у меня в мозгу осталась заноза насчет футбольных событий… блин, и зачем Зина мне это рассказала?

* * *

А поздно вечером мне еще и Ниночка позвонила, наверно в институте ей кто-то сказал, что я приехал.

— Ну, здравствуй, Петя, — сказала она праздничным голосом, — как дела?

— Дела в прокуратуре, — отговорился я, — а у меня так, делишки. Все хорошо, а у тебя?

— И у меня нормально — представляешь, Антон из комы вышел, и позавчера его домой выписали. Заявление в загс подали…

— Поздравляю, — буркнул я, — совет вам да любовь.

— Ты уж прости, что так получилось, — продолжила она.

— Ладно, проехали, — ответил я, — в институт-то вернулась?

— Вернулась, только в другой — от нашего же недавно отпочковалась новая организация, микроструктурами занимается…

— Угу, слышал про такое.

— Так вот меня туда взяли, сразу на старшего инженера… и Антоша, когда совсем поправится, тоже рядом будет, я договорилась.

— Я рад, что у тебя все хорошо, — сказал я, и на этом наш разговор сам собой увял.

А ночью мне что-то не спалось, ворочался с боку на бок битых три часа и поневоле размышлял про тот злосчастный матч в Лужниках. Итак, что я вообще про это дело помню… Спартак забил один гол в самом начале встречи, счет так и оставался 1:0 почти до конца, и за несколько минут до финального свистка зрители потянулись к выходу. Но тут спартаковцы еще один гол закатили, за секунды до финиша, оставшиеся зрители заорали, а те, кто уходил, резко повернули назад… так и получилась давка. Усугубленная тем, что накануне выпал первый снег, его не до конца убрали, так что на ступеньках лестницы было скользко.

Что я могу сделать, спросил я у своего второго я, на что оно ответило — кто сказал, что тебе что-то надо делать, Петя? Ну как кто, ответил я, совесть моя сказала. На это второе я свернулось и дальнейший диалог поддерживать перестало. Ну что же, справлюсь и без тебя, скотина ты безрогая…

Можно сделать следующие вещи в порядке убывания значимости — отменить как-то гол на последних секундах, раз. Стоп-стоп, сказал я сам себе, а это вообще реально? Ты на поле что ли планируешь появиться? Зачем на поле, можно же что-то сделать с футболистом, который забьет этот второй гол, как его… Швецов кажется. Во-первых, может и не Швецов, ты же точно не помнишь, а во-вторых — и что ты с ним сделаешь? Ногу сломаю, например… или хотя бы палец на руке — с такой травмой тоже не играют.

Ладно, с первым пунктом понятно, давай следующий, это все же к разговору вернулось второе я. Даю, сказал я, можно как-то извернуться, чтобы матч перенесли… хотя бы на следующий день, там и погода должна наладиться, снега и льда поменьше будет, да и вообще точное повторение событий очень маловероятно.

Интересно, но трудновыполнимо, задумалось второе я, технически как это выполнить? Допустим, позвонить в органы и сообщить про бомбу в подтрибунном помещении, ответил я.

Если вычислят и поймают, мало не покажется, сообщило второе я. Давай уже к третьему пункту переходи, он же у тебя есть, я не ошиблось?

Есть и третий, согласился я, слушай… придти прямиком к Чурбанову и рассказать ему о возможном происшествии.

Не боишься, что в дурку засунут? — спросило второе я.

Боюсь, согласился я, но после тех услуг, что я оказал первым лицам страны, это не выглядит очень вероятным.

Может быть, может быть… пробормотало оно, а может и не быть. Как, кстати, ты с леночкиным предложением собрался поступить? Пойдешь заявлять, куда следует? Или, может, тебе чемодан с долларами понравился.

Нет, обойдусь я и без леночкиных чемоданов, резко ответил я, за тот же Тетрис мне куда больше отсыплют в итоге. А насчет заявлений, куда надо, я еще не решил — думаю.

Ты только вот что учти, дорогуша, сказало мне напоследок второе я, ее предложение вполне может быть элементарной проверкой ребят, которые откуда следует — ну вот, допустим, решили они тебя так на вшивость пощупать.

Может и так, а может и не так, ответил я второму я его же словами и вскоре после этого заснул беспробудным сном до самых семи часов утра.