Глава 28
Диагноз
Проклятый диагноз
— Знаешь, — сказал я Аскольду, — мне что-то не хочется больше с этой Джуной контачить.
— Это почему? — задал логичный вопрос он, — а я бы встретился.
— А если она своим зорким глазом у тебя отыщет какой-нибудь внутренний дефект?
— Что, у тебя уже нашла? — тут же въехал в ситуацию Аскольд.
— Угадал… только не спрашивай, какой именно, все равно не скажу.
— Сколько еще времени она тебе отмерила? — после минутного молчания все же не удержался он от такого вопроса. — Если не секрет.
— Какой уж там секрет, — вздохнул я, — полгода максимум.
— Шесть месяцев это немало, — наморщил он лоб, — за это время можно многое сделать… кстати и хворь твоя может за этот срок видоизмениться или совсем пропасть.
На это я ему ничего отвечать не стал, а только вылакал полный бокал коньяка.
— И еще кстати. — продолжил Аскольд свои размышления, — ты же ведь сам теперь народный целитель, так?
— Ну где-то так, — нехотя согласился я.
— Так и исцели сам себе — или слабо?
— Врачи, если ты не знал, сами себе диагнозов никогда не ставят и лечение не назначают, просят коллег.
— Ну а все-таки — не пробовал свои методы на себе?
— Пробовал, — тяжело вздохнул я, — вообще ничего не получается…
— Тяжелый случай, — ответно вздохнул Аскольд и тоже осушил свой бокал до дна.
И тут к нашему столику еще один ресторанный посетитель прибился — маленький, лысый, но в шикарном европейском костюме и мягких мокасинах.
— Разрешите на пару слов? — справился он у меня.
— Конечно, — вежливо разрешил я, — хоть на три.
Лысый гражданин поправил на себе галстук, тоже явно импортного происхождения, и продолжил.
— Я администратор хоккейной команды ЦСКА, Нестерович Олег Павлович меня зовут.
— Очень приятно, — ответил я, — а как меня зовут, вы наверно и так знаете.
— Знаю, — подтвердил он, — у меня есть у вам одно деловое предложение.
— Со всем вниманием слушаю, — откинулся я на спинку стула.
— В нашей команде две очень серьезные травмы, хочу попросить о помощи у большого специалиста, как мне вас рекомендовали знающие люди.
Про знающих людей я уж не стал справляться, спросил о другом.
— Кто именно у вас там травмирован и какой характер травм?
— Ларионов и Фетисов, — ответил хоккейный администратор, — у первого разрыв крестообразных связок в колене, у второго перелом левой голени. Сами понимаете, это лидеры команды, без них нам будет очень тяжело, а традиционные методы лечения обещают их выздоровление через полгода в лучшем случае.
— Все понятно, — еще раз вздохнул я, — надо будет для начала осмотреть этих товарищей, а потом уже решим на месте, что делать…
— Так я на вас рассчитываю? — положил он свою визитку на стол.
— Рассчитывайте, я позвоню в ближайшее время. Где, вы сказали, они лежат?
— Я про это пока ничего не говорил, — поправил он меня, — но лежат они в Центральной клинической, на маршала Тимошенко.
Я пожал ему руку, после чего Аскольд с совершенно круглыми глазами спросил:
— А можно я с тобой схожу к Фетисову? Всю жизнь мечтал увидеть его вблизи.
— Да можно наверно, — нехотя ответил я, — назовем тебя моим ассистентом, да и дело с концом.
— А какой Брежнев вблизи? — неожиданно сменил он пластинку.
— Старый больной человек, — ответил я, — который мечтает уйти на пенсию, но никак не получается.
— Ты наверно и дочку его видел, как ее… Галину что ли.
— Видел, как не видеть, и даже слегка подлечил ее — как она выглядит вблизи, тоже интересно?
— Нет, не очень, — признался Аскольд, — больше интересует ее супруг.
— А вот это, извини, мне совсем не интересно, — отрезал я, потому что разговор этот начал мне надоедать. — Время позднее, пора и по домам… ты где остановился-то?
— Гостиница Космос, — ответил он, вытащив из кармана визитку с красивым логотипом, — этаж 10, комната 1026. Я еще два дня в Москве — может завтра сходим куда-нибудь?
— Завтра у меня серьезный разговорчик есть один, — начал вспоминать я, — и возможно отъезд в подмосковный санаторий, но это неточно. Напиши свой телефон, я звякну, если что.
* * *
Ну а на Кутузовском-26 меня поджидал еще один сюрприз, на этот раз приятный, в виде разнообразия наверно. Ко мне лично прибыл товарищ Цуканов, бросил на стол ключи и регистрацию и сказал:
— В порядке поощрения из управделами ЦК тебе выделили личный автотранспорт — пользуйся.
— Карп Савельич, — ответил я ему словами героини кинокомедии, — я просто не верю своему счастью. А что за машина-то, не Ламборджини случайно?
— Нет, — сурово отрезал Цуканов, — не Ламборджини. И не Ролс-Ройс, 31-я Волга.
— Черная? — продолжил бомбить я его.
— Желтая, — пояснил он, — еще вопросы?
— Где она хоть стоит-то?
— В нашем дворе — как выйдешь из подъезда, направо до упора.
— Супер, — резюмировал я, — а что насчет нашего разговора с Юрием Владимировичем?
— Забудь, — веско заявил он, — не было никакого разговора.
— И в «Голубые дали» тоже не надо ехать?
— Тоже не надо… как футбол-то?
— Наши выиграли 2:0, — не стал я вдаваться в подробности, если захочет, сам выяснит.
— Это хорошо, это хорошо… — пробормотал Цуканов, вспоминая, видимо, что еще надо со мной обсудить.
И вспомнил таки.
— Этого твоего Наумыча… как уж фамилия-то у него…
— Гинденбург, — помог ему я, — как у дирижабля.
— Да, Гинденбурга сегодня депортировали из Москвы.
— В Нижнереченск? — удивился я.
— Да, рядом с опальным академиком будет теперь жить. Вот на этом у меня все — спокойной ночи.
Неслабо ты этот гадючник разворошил, невольно подумал я, закрыв дверь за Цукановым. И в развернувшемся сражении МВД, похоже, пока побеждает госбезопасность по очкам. Как бы тебе не попасть между этими двумя жерновами, как горошинке, заметило мое второе я. Горох не мелют в жерновах, автоматически поправил его я, целиком едят, уж тогда зернышко пусть будет… а если в целом, то иди в баню и не мешай думать, цыкнул я на него.
А утром ранним, которое, как известно, красит нежным цветом стены древнего Кремля, меня выдернули наверх. В смысле на самый верх — к генеральному секретарю ЦК КПСС. Давненько я у него не был, думал я, входя в чертоги бога.
— Как здоровье, Леонид Ильич? — спросил я с порога у него и тут же поправился, — то есть дядя Леня, конечно.
Брежнев совсем даже и не лежал, а сидел в кресле рядом с окном и с наслаждением курил сигарету — от замечаний по этому поводу я удержался, но с заметным трудом.
— Неплохо, — ответил он, переведя взгляд на меня с желтеющей листвы кленов за окном. — А речь так и совсем почти членораздельная стала. Садись, поговорим.
Я пододвинул стул поближе к его креслу и сел, приготовившись слушать мудрые наставления кремлевского аксакала.
— Мне тут зять позвонил — хвалит тебя очень… — начал он разговор.
Так, лихорадочно сложил я в уме А и Б, зять это у нас Чурбанов что ли?
— Мне тоже нравится, как он работает, — скромно отреагировал я, — Юрий Михайлович в смысле…
— Так вот, — пропустил Брежнев мои слова мимо ушей, — он сказал, что ты кучу народа спас на вчерашнем футболе — это правда?
— Там давка на выходе случилась, — пустился я в объяснения, — все уже с трибун домой пошли, а тут Швецов взял и забил…
— Да-да, я видел, — подтвердил Ильич, — красивый гол получился.
— Трибуны заорали от радости, а выходящие люди развернулись в обратную сторону… а там еще и ступеньки плохо почистили ото льда. Короче говоря, если б не действия двух сержантов милиции, могло бы очень нехорошо получиться.
— Что за сержанты? — осведомился Брежнев.
— Черт, — потер я лоб, — я и не спросил, как их зовут… дежурили неподалеку — они и сумели прекратить эту давку.
— А ты им помог, — логически продолжил мою мысль он, — молодец… Юрий хочет тебя к медали представить, представляешь.
— Тогда уже и моего товарища не забыть бы, — ответил я, — мы вместе на футбол ходили, а потом так же вместе помогали милиции.
— Что за товарищ? — уточнил Ильич.
— Работали вместе в институте, а потом он в армию ушел, служит сейчас в Германии. А здесь в командировке оказался.
— Оставь его координаты Цуканову, — махнул рукой Брежнев, — думаю, разберемся.
Он налил в стакан минералку, выпил почти до дна и закурил новую сигарету.
— А вот курить хорошо бы поменьше, — не выдержал я такого нарушения режима.
— Сегодня можно, — улыбнулся он мне, — сегодня у нас праздник, день рождения комсомола.
— Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым, — невольно вылетело из меня.
— Правильно, я с 23 года комсомолец, билет номер 3297, — ответил он, — чем только не занимался, пока молодой был.
— А вот кстати, дядя Леня, — неожиданно набрался я храбрости, — как вы до вершин власти добрались? Поделились бы секретом с подрастающим поколением.
— Ты знаешь, Петя, — прикурил он третью сигарету от второй, — я много думал над этим и пришел к такому окончательному выводу — случайно все вышло. Шагал-шагал по ступенькам, пока неожиданно не оказался на этой вершине. Так что никаких секретов я тебе открыть не смогу.
— А когда тяжелее всего было? — продолжил я вечер воспоминаний, — можете сказать?
— Так сразу и не вспомнишь, — сдвинул он свои знаменитые брови. — Детство у меня голодное было, всегда есть хотелось, но в войну, конечно, гораздо труднее пришлось, одна Малая Земля чего стоит.
— Видел вашу фотографию, — продолжил тему я, — как вы в госпитале сидите рядом с товарищем, у него Красная Звезда, у вас Красное Знамя…
— Это март 42 года, за Барвенковскую операцию мне орден дали… а рядом Пашка Жильцов, командир полка — его в 44-м убили… но еще труднее в Казахстане пришлось — там сначала целину поднимали, а потом еще Байконур строили.
— Вот про Байконур бы и написали еще одну книгу, — посоветовал я ему. — Было бы достойным продолжением вашей трилогии…
— Хорошо, я подумаю над этим, — вторично сдвинул брови он, — ладно, иди уже, Петя, сегодня мне твои профильные услуги не нужны — и на этом спасибо.
А я вернулся в свою квартиру, выпил чаю и вспомнил про вчерашний разговор с хоккейным администратором. Где-то здесь у меня должна иметься его визитка… ага, вот она. Нестерович Олег Павлович, администратор, два телефона. Набрал первый.
— Нестерович у аппарата, — было мне сказано.
— Это Балашов такой, — отозвался я, — вчера с вами беседовали в Праге.
— Очень хорошо, что Балашов, — по голосу было заметно, что он обрадовался. — Сможете сегодня подъехать на маршала Тимошенко?
— Почем бы и нет, — ответил я, — когда и кого там спросить?
— В любое время подъезжайте, я живу тут рядом, подойду в течение пяти минут. А спросите в приемном покое Озерова Ивана Ивановича.
— Это случайно не родственник того Озерова?
— Двоюродный брат… он вам все расскажет и все покажет.