Глава 21
Спартак
Спартак чемпион
Вход со двора здесь оказался — на звонок мне открыла мадам весьма преклонного возраста и спросила, какого черта я тут названиваю.
— Моя фамилия Балашов, — скромно ответил я, — меня пригласил сюда товарищ Лебедянцев… не далее, как сегодня утром.
— Так, — наморщила лоб мадам, — Балашов-Балашов… что-то мне про тебя говорили… вспомнила — у тебя аудиенция в шестнадцать ноль ноль. Проходи, — и она посторонилась, пропуская меня в приемную. — Джуна сейчас занята, но скоро освободится, а ты пока с Олегом Палычем побеседуй.
— С кем? — не понял я.
— С Лебедянцевым, — и она проводила меня на второй этаж в достаточно просторный холл, где в одном углу сидел видимо тот самый Лебедянцев, а в другом… сюрприз-сюрприз… Андрюша Миронов собственной персоной.
Он тоже немало удивился при виде меня.
— Все дороги ведут в Рим, — сказал он, улыбнувшись как Геша Козодоев, — рад тебя видеть.
Мы пожали руки друг другу, после чего оставшийся несколько на обочине Лебедянцев решил напомнить про себя.
— Кхм, — прочистил он горло, — вы, я так понимаю, и есть тот самый Петр Балашов?
— Точно, — ответил я, — точнее не бывает. А вы, скорее всего, тот самый Лебедянцев?
И мы тоже пожали друг другу руки, а разговор продолжил он один — я решил пока послушать.
— Рад встрече, очень рад, — сделал он искусственную улыбку, уступавшую мироновской целый корпус, — наслышан о ваших успехах.
— Можно на ты, — скромно разрешил ему я, тогда он продолжил тараторить.
— Галина Леонидовна много чего про тебя рассказала, да и от Андрюши я только хорошее слышал. А рассказал бы, как ты это делаешь — мне очень интересно.
— Примерно так же, как Джуна Ювашевна, — отговорился я, — ничего сверх-необычного.
— Джуна тоже очень заинтересовалась твоими способностями, — продолжил он, — правда ведь, Андрюша?
Миронов молча кивнул, но в разговор вступать не поспешил.
— Короче говоря, Петя, — сказал, наконец, главное Лебедянцев, — по Москве ползут упорные слухи, что у нас появилась новая звезда в нетрадиционной медицине.
— Угу, филиппинский хилер, — счел нужным подколоть его я, — удаляю гланды по фотографии.
Он сначала недопонял моей шутки, но потом все же ухмыльнулся.
— Как здоровье у Леонида Ильича? — перепрыгнул он на более понятную тему.
— Он еще простудится на ваших похоронах, — любезно сообщил ему я, и в этот момент открылась дверь в дальнем конце этого холла и оттуда вышли двое.
Джуну-то я конечно сразу узнал, а вторым оказался очень знакомый человек… ба, да это Михаил Державин, артист театра сатиры, а по совместительству пан ведущий кабачка 13 стульев. Они вполголоса о чем-то там продолжали говорить, пока Джуна не заметила нового человека.
— Я тебя знаю, — уставила она палец мне в грудь, — ты Балашов, верно?
— Абсолютно верно, Джуна Ювашевна, — скромно подтвердил я.
— Можно просто Джуна — пойдем поговорим… а вам всего хорошего, Миша… и Андрюша. А ты, Олежа, подожди пока тут, — добавила она для Лебедянцева.
— Чай будешь? — первым делом спросила она, когда мы оказались вдвоем в этой ее импровизированной приемной.
— Нальете — буду, — ответил я.
— Обращайся ко мне на ты, — разрешила она, — и держи свой чай… с кавказскими травами, тонизирует и нормализует, — она протянула мне чашку на блюдце.
Отхлебнул — непривычный вкус, но не сказать, чтоб неприятный.
— Итак, — она тоже сделала пару глотков из своей посуды, — расскажи, как у тебя эта способность проявилась?
— А ты не знаешь? — удивился я, — я про это уже куче народа поведал.
— Что-то слышала краем уха, но лучше, если ты сам уточнишь, — ответила она.
— В нашем институте, — со вздохом начал я, — проводился один научный эксперимент…
— Какой? — быстро перебила она меня.
— Ну допустим, по взаимодействию гигагерцового СВЧ-излучения с рассеянной плазмой, — злорадно выдал я ей, — стало понятнее?
— Гораздо, — в тон мне ответила она, — продолжай.
— Я сидел в специально оборудованной комнате и обеспечивал техническую составляющую — съем параметров выстрела…
— Выстрела? — сдвинула брови она.
— Ну да… — пошевелил пальцами я, — это жаргон такой у физиков — чтобы получить нужные условия эксперимента, батарею заряжают до 35–40 киловольт, а затем разряжают через плазму, это и называется выстрелом.
На это она ничего не прокомментировала, поэтому я беспрепятственно продолжил.
— И во время одного из выстрелов что-то пошло не так… что именно, убей не знаю, мне этого никто не объяснил, но мы сидели в своих экранных комнатах после этого «не так» где-то с полчаса…
— А обычно как?
— Обычно через минуту замки открывались, — пояснил я. — Так вот — вечером этого дня и вылечил своего первого пациента.
— Я кино недавно смотрела, — сказала после небольшой паузы Джуна, — по мотивам комиксов снятое, Человек-паук называется — там похожая ситуация была.
По-моему мне кто-то уже говорил про этого Паука, подумал я, но не вспомнил так быстро, кто.
— Да, возможно, — осторожно ответил я, — не смотрел, так что врать не буду.
— Можешь описать, как ты лечишь людей? — попросила она, глядя мне прямо в глаза.
— Да что мы все обо мне, да обо мне, — не выдержал я продолжения натурального допроса, — про себя рассказала бы что-нибудь интересное.
— А то ты не знаешь? — хитро прищурилась она, — моя биография совсем не секретная.
— Знать, может, и знаю, — ответил я, — но хотелось бы, чтоб это из первых рук было…
— Что тебя интересует, спрашивай, — разрешила она.
— Правда, что ты ассирийка? — начал спрашивать я.
— Сложно сказать, — поморщилась она, — мать точно русская, с Кубани, а вот отец откуда-то оттуда, из Ирана или Ирака — возможно ассириец. А у тебя какие родители?
— Да примерно то же самый расклад, что у тебя, — ответил я, — мать русская, отец кореец.
— С Юга или с Севера? — уточнила зачем-то она.
— Когда он приехал в Союз, Корея была еще единой… но если это так уж интересно, то его родина вроде бы сейчас принадлежит КНДР, — ответил я и тут же перешел к следующему пункту, — а у тебя как эти способности появились?
— У меня с детских лет это было, — сказала она с каменным лицом, — в пять лет собачку во дворе первый раз вылечила… не специально, само собой получилось.
— Ты тоже видишь внутренние органы пациента, как этот… как рентген? — задал я следующий вопрос.
— Да, — подтвердила она, — только рентген же все в черно-белом варианте рисует, а я в цвете… и потом, что значит «тоже»? У тебя, выходит, тоже внутренний рентген имеется?
— Так точно, товарищ экстрасенс, — вздохнул я, — только его завести требуется, в обычном состоянии он не работает.
— А что нужно для его завода? — заинтересовалась она.
— Сложно сказать, — поморщился я, — я точно не определил… но сбоев у меня практически не было до сих пор — если захочу, то он включается.
— Давай просвети мои внутренности, — неожиданно предложила она, — не все же мне других лечить, пора и самой в роли пациента побыть.
— Договорились, — легко согласился я, — а потом ты меня продиагностируешь… а потом сравним результаты.
— Лечь надо? — спросила она.
— Сиди, как сидишь, — тормознул ее я, — только не шевелись пару минут.
Ничего серьезного я у нее не нашел, но чтобы не ударить в грязь лицом, вывалил и все несерьезное.
— Слегка увеличенная печень, два полипа в кишечнике, средних размеров, нестрашно, блокада в левом желудочке сердца… ну и один коренной зуб с кариесом — полечить бы надо, а то удалять придется.
— Ну надо ж, — изменилась она в лице, — про желудочек я ничего не знала — надо будет провериться. А остальное все верно… теперь моя очередь — ложись на этот диван.
Я и лег на указанный диван, устланный каким-то покрывалом с восточным орнаментом. Когда она проводила руками вдоль моего тела, я ощущал некие волны… ну если бы проносили мимо наэлектризованную расческу, например. А больше ничего особенного…
— Все, можешь подниматься, — ее сеанс занял больше времени, чем мой, все четверть часа.
— Ну рассказывай уже, не томи, — поторопил я ее.
— У тебя большие проблемы, Петя, — сообщила она мне после минутной паузы, — ты вообще мужественный человек?
— До сих пор вроде был мужественным, — тихо ответил я.
— Сможешь спокойно выслушать тяжелую новость?
— Да говори уже.
— Так вот, Петя… — в течение следующих двух минут я выслушал свой приговор, — жить тебе осталось по моим прикидкам где-то с полгода.
— И даже ты не сможешь ничего сделать? — сделал я попытку пристегнуть ее к лечению.
— Даже я не смогу, — ответила она, — если только ты свои внутренние резервы задействуешь в совокупности со своим даром — тогда может быть… но это неточно.
— Блин, — сказал я расстроенным голосом, — зачем только я на это обследование согласился — лучше бы так ничего и не знал. Не болит ведь ничего и нигде.
— Заболит еще, не волнуйся… но за эти полгода ты сможешь сделать счастливыми много людей — пользуйся этим. Кстати, не исключено, что твои сверхспособности как-то связаны с этим недугом… возможно ты и получил-то их в одном пакете во время того неудачного эксперимента.
— Возможно, — не смог не согласиться с ней я. — Ну ладно, времени у меня осталось немного — пошел я спасать людей.
Она проводила меня до порога, Лебедянцева я что-то даже и не заметил в зале, ушел, наверно, куда-нибудь. Вернулся домой на Кутузовский в крайне расстроенных чувствах — ну а что вы хотите, сами-то как себя вели бы в такой ситуации, когда приговор оглашен и топор подвешен в воздухе? Вот то-то…
А вечером позвонил Цуканов и сказал, что завтрашний день у него расписан с семи утра до позднего вечера, поэтому разговор он переносит на послезавтра.
— К сожалению, Георгий Эммануилович, — ответил ему я, — послезавтра уже я не могу — должен буду отбыть в санаторий «Голубые дали», тоже с утра.
— И зачем? — справился он.
— Для излечения товарища Андропова — он сказал, что все оговорено и утверждено.
— Только я об этом в первый раз слышу почему-то, — задумался Цуканов, — сегодня поздно уже, а с утра провентилирую вопрос… чем завтра будешь заниматься? — задал он неожиданный вопрос.
— Завтра-завтра… — не сразу сообразил я, — завтра же футбол, Спартак в Лужниках играет — хотелось бы посмотреть вживую.
— Если билет потребуется, позвони по этому номеру, — и он продиктовал мне семь цифр.