Младший научный сотрудник-6

Глава 30

Эксперимент-2

Возвращаемся в начало сентября 82 года

Небольшие подробности эксперимента в бункере. Того самого, где я получил свои способности в комплекте с неисправностями. Поехали.

Примерно через час с небольшим после начала рабочего дня взяла и завыла сирена. Я аккуратно отложил в сторону плату с паяльником, открыл запоры двери и выглянул в коридор — тут было пусто, слепо моргали только лампочки под потолком, да из соседних отсеков тоже выглядывали встревоженные сотрудники.

— Всем сидеть по своим местам и не высовывать носа! — раздался громовой голос откуда-то справа, и сразу вслед за этим из темноты выплыл товарищ с ПМом в руке. — Что, я непонятно сказал? — грозно продолжил он, сопроводив свои слова недвусмысленным движением пистолета.

Двери тут же стали захлопываться, я тоже дразнить гусей не собирался и закрылся в своей каморке… что-то видимо пошло не по плану, думал я, проверяя напаянную цепь триггеров маленьким осциллографом, не нравится, короче говоря, мне всё это, ой не нравится. Порядки почти такие же, как в том СИЗО, где сейчас чалится Мишка Шифман. Но тут сирена смолкла, по коридору прогромыхали сапоги, видимо тот давешний товарищ возвращался на своё место. А перед тем, как скрыться за поворотом, он сообщил громким командным голосом: «Отбой! Всем продолжать свою работу по утверждённому графику».

Я вздохнул и продолжил пайку необходимых по регламенту модулей, запах канифоли при этом неожиданно усилился… так-то я привык, что эта желтенькая масса непрерывно воняет, но сейчас этот процесс явно вышел за рамки обычного. Канифоль, граждане, если кто-то вдруг не в курсе, это стекловидное аморфное вещество цвета от темно-красного до светло-желтого, у меня в коробочке был желтенький образец. Получается оно из смолы хвойных деревьев и применяется как эмульгатор в производстве разной химической дребедени типа синтетической резины, линолеума, красок, а еще ей натирают смычки струнных инструментов. Но у меня она использовалась как растворитель разных окислов и оксидов на поверхности печатной платы, чтобы пайка была лучше и надежнее.

Так вот, запах этой самой канифоли усилился до такой степени, что у меня засвербило в носу. И я начал чихать без остановки… после десятого примерно чиха дым рассеялся и я увидел в углу экранной комнаты себя же… в том же белом халате, с тем же паяльником в руке. И даже коробочка с канифолью рядом с двойником лежала ровно такая же. И дымилась так же.

Ну вот, подумал я, глюки пошли — прямиком через дорогу сейчас отправят, к товарищу Горлумду. Но тут мой двойник тоже заметил меня, встал и подошел.

— Ты кто? — задал он мне прямой вопрос.

— Конь в пальто, — ответил я ему, — в драповом. Сам не видишь что ли?

— А что в бункере делаешь, если конь? — продолжил он. — Коням сюда нельзя.

Я вздохнул, усвоив, что шуток этот второй я не понимает, и продолжил без метафор.

— Я Петя Балашов, младший научный сотрудник ИППАНа, сижу и паяю здесь модули КАМАК уже две недели как. А ты что за фрукт такой?

— Так это я Балашов, — растерянно отвечал он, — тоже мнс и тоже две недели, как определен сюда вышестоящими инстанциями.

— Выходит, мы с тобой оба Пети и оба Балашовы, — задумчиво продолжил я, — тогда у меня такой простой вопрос — как мы выйдем отсюда вдвоем-то? Заходил с утра один Балашов, а к вечеру выйдут двое… работники первого отдела будут сильно озадачены.

— Слушай, пока нас секретчики не замели, давай сверим факты своих биографий, — предложил второй я.

— Давай, — нехотя согласился я, — мне 22 года, закончил политех месяц назад, средний балл в дипломе 4,5, живу в Заводском районе с матерью. Отец давно умер, по национальности он кореец был. Только что вернулся с сельхозработ в Макарьевском районе. А у тебя что?

— Все то же самое… — с некоторой заминкой ответил он, — с одним маленьким исключением.

— Каким? — поинтересовался я.

— У меня красный диплом политеха — одни пятерки там, — пояснил он, — не, была парочка четверок, но я их исправил в процессе.

— Не суть, — поморщился я, — представил тут, как мы завалимся в нашу квартиру на проспекте Кирова — вот радости у матери будет, всю дорогу был один сынок, а тут оба двое…

— До проспекта Кирова еще добраться надо будет, — философски заметил он. — Неизвестно, выпустят ли нас из этого бункера вообще.

— Угу, — согласился я, — могут и прямиком в психушку отправить, благо она через дорогу.

— Так что делать-то будем, Петя Балашов? — поставил он вопрос ребром.

— А я хер его знает, товарищ майор, — вырвалось у меня, — может ты спрячешься тут где-нибудь?

— Почему я — давай ты прячься…

— Потому что я настоящий, а ты дубль, как этот… из «Понедельника».

— Никакой я не дубль, — разгорячился он и даже взял меня за лацканы халата и начал трясти вверх-вниз.

— Успокойся, — оторвал я его руки от моих лацканов, — физической силой делу не поможешь. Давай конструктивно…

— Давай, — нехотя согласился он, оглядываясь по сторонам.

Я тоже вслед за ним начал смотреть туда же… а посмотреть там было на что — стены и аппаратура в экранной комнате сначала задрожали, как будто ток горячего воздуха откуда-то снизу взялся. А через десяток секунд все начало двоиться… причем не так, как при сотрясении мозга, мутно и расплывчато — все было предельно четко. Вот два стола с двумя крейтами, вон микро-ЭВМ Электроника с точащими платами расширения, а вот и два паяльника с двумя канифольными коробочками. Закончилось все чмокающим звуком, как будто от вантуза при чистке слива в раковине. И все дублированное взяло и исчезло… а мне в сердце как будто вогнали длинную и тупую иглу, потерял я, короче говоря, сознание…

Переносимся опять в октябрь 82 года, Москва, Кутузовский проспект и окрестности

Волгу мы с Аскольдом, конечно, опробовали, но не слишком удачно — она взяла и заглохла где-то в районе Юго-Западной. Уж и не помню, как и зачем мы там оказались. Стартер крутился исправно, а чего-то там внутри не схватывало.

— Свечи наверно залило, — предположил более продвинутый в этой сфере Аскольд. — Или бензонасос барахлит.

— Или зажигание сбилось, или бензин кончился — продолжил его мысль я. — Починить сможешь?

— Если бензина нет, то не смогу, — признался он, — а по остальным пунктам могу пройтись, как-никак даже Т-72 пару раз завел в сложных условиях.

Я открыл капот, потом мы с ним долго смотрели во внутренности моторного отсека, потом он сумел вывернуть все свечи, ничего при визуальном осмотре не обнаружил и ввернул их назад.

— Придется куратору звонить, — вздохнул я, — у нас самих плохо это дело получается.

— И кто у нас куратор? — поинтересовался Аскольд.

— Так Цуканов же, я разве не говорил?

— Георгий Эммануилович?- тут же вылетело из него. — Знаю-знаю, большой человек.

— Не такой уж и большой, — возразил я, — ниже меня на полголовы.

— Я не в этом смысле… ну звони, конечно — вон автомат стоит.

Я набрал номер, который заучил уже наизусть, Цуканова на месте не оказалось, ответил его заместитель — он молча выслушал мои проблемы, записал адрес и сказал, чтоб я дождался технички с мастерами.

— Я, пожалуй, ждать не буду, — сообщил мне Аскольд, выслушав результаты общения с руководством, — у меня другие дела еще есть.

— Да, — вспомнил я, — тебя должны к медали какой-то представить, Чурбанов обещал.

— За стадион? — уточнил он.

— За него…

— Представят — хорошо, — сказал Аскольд, — а нет, плакать не буду, мне эти побрякушки не очень интересны.

И я остался ждать сервисных товарищей, а Аскольд прыгнул в метро «Юго-Западная» и скрылся с моих глаз… починка заняла ровно десять минут. Как выяснилось по ходу дела, полетел датчик Холла, такая хреновинка, используемая в автомобилях для регулировки угла опережения зажигания. А с неисправным датчиком этот угол опережения мог гулять в самых широких пределах и мотор, сами понимаете, заводиться отказывался.

Ну починили и хорошо, пожал руку главному ремонтнику, предложил ему денег, но он отказался наотрез. А далее я аккуратно загнал Волгу на ее стояночное место в углу двора на Кутузовском и понялся к себе на второй этаж… хватит с меня приключений на сегодня.

Отключил все телефоны, причем вертушку старым проверенным способом, откручиванием проводов от клемм внутри аппарата. И сел пить чай на кухне… прямо передо мной был буфет с посудой, чуть в стороне холодильник типа ЗИЛ, на нем сверху портативный телевизорик Электроника, я его, кажется, и не включал ни разу с тех пор, как здесь обосновался. А тут решил посмотреть, что у нас по двум официальным каналам показывают… по трем — еще учебная же программа добавилась после Олимпиады.

Телевизор щелкнул и после непродолжительного разогрева начал вещать о надоях, покосах и урожаях на бескрайних полях Родины. Я поморщился и перещелкнул дальше, тут сенсорная панель для этого имелась, а вовсе не круговой переключатель… так, тут Ленинский университет миллионов, нисколько не лучше. На учебной программе объясняли, как решать физические задачи про движение двух тел. Неинтересно… а еще на следующем канале, куда я уже просто наугад ткнул, появилась весьма интересная картинка — камера по виду такая же, как в нашем СИЗО, слева койка, прикрепленная к стене, справа писсуар с раковиной, а по центру на табуретке сидел я же, но в легкомысленной гавайской рубашке и шортах до колен.

— Привет, Петя, — сказал мне этот второй я, помахав при этом рукой. — Как жизнь?

— Привет, — отозвался я, потому что молчать было бы глупо, вспомнил не к месту строки Высоцкого, — жизнь течет меж пальчиков паутинкой тонкою. Ты где сидишь-то так красиво? — задал я первый всплывший на поверхность вопрос.

— Ты не поверишь, — ответил он, — но в городе Маниле, Республика Филиппины, в следственном изоляторе временного содержания номер один…

— И как тебя туда занесло?

— Долго рассказывать, — поморщился второй я, — начни лучше с себя, у тебя, как я посмотрю, дела обстоят немного получше моих…

Конец шестой книги