В Дни Святых королям разрешался выход:
Заплетали в косички их белокурые пряди,
В повозки впрягали белых быков - ради
Того, чтобы дети несли имена для выгод
Легендарных предков - Клотар, Хилперик,
Кловис, Теодор, Дагоберт, Хилдерик,
Утверждалось, что линия их не прерывалась.
(Хотя истина иногда перевиралась),
От Божеств морских или морских монстров повально
Зависела судьба Франков, католиков, как оказалось.
Все знали, что это спектакль - при том,
Все знали, кто является королем,
Что последнее слово говорит Мажордом,
И что все Мажордомы - епископы. (Гримуалд
Правил без них, но быстро отправился в ад.)
От зари до заката они шествовали триумфально,
Пока рог сотрясал небеса, и в восторге ражем
Племена орали, языки различая с трудом.
Когда опускалась тьма и празднование кончалось,
Короли убирались в замки, под присмотр стражи
Днем и ночью, дабы, возлежа на ложе,
О побеге ни-ни, и не болтали с прохожим.
Все занятие их - к хартии приложить печать,
Их не учили чтению, но снабжали в меру
Мясом, пивом и девушками; как замышлялось,
Умирали рано они, не обратившись в веру
Диссиденты? Так их следует называть?
Неприметный скорый с юга, суета
на пeрроне, в толпе лицо, коему собрать
с галунами оркестр мэр не удосужился, но
отвлекает взгляд что-то по поводу рта
с тревогой и жалостью, несмотря на холод,
валит снег. Сжимая руками немудрéную кладь,
он выходит стремительно инфицировать город,
чье ужасное будущее предрешено.
Слыша о жатве, сгнившей в долинах,
Видя с околиц бесплодные горы,
За перевалом сходящие в воды,
Зная - потонут открывшие остров,
Чтим строителей голодавших градов,
Чья слава есть образ нашей печали,
Подобья не знавшей в их печали,
Гнавшей несчастных в этих долинах,
Мечтавших бродить средь ученых градов
И диких коней бросавших на горы,
И корабли разбивавших об остров,
Образ зеленого не пришедшим в воды.
У рек они строили, и ночами воды
Бежали у окон, утолив их печали,
Каждая в русле зачинала остров,
Где каждый день танцевал в долинах,
Деревья зеленым скрывали горы,
Невинна любовь вдали этих градов.
Снова заря, а они еще в градах,
Прекрасная тварь не покинула воды,
Еще полнятся золотом эти горы,
Но голод был более близкой печалью,
Хотя поселянам, хандрящим в долинах,
Пилигримы, мерцая, начертали остров...
"Боги, - они обещали, - покинут остров,
Нас навестят, не минуют градов.
Время оставить злосчастью долины
И с ними уплыть в зеленые воды,
Рядом сидеть, забывая печали,
Тени на жизни отбросят горы".
Много трусливых впитали горы,
Их покорявших, чтоб взглянуть на остров,
Много бесстрашных прибрали печали,
Их не покинув и в найденных градах.
Многих беспечных вобрали воды,
Много несчастных не покинут долины.
Это наша печаль. Избыть ее? Воды
Будут хлестать, орошать эти горы, эти долины,
Отстроим мы грады, а не мечты про остров.
Племена Лимба, говорят путники,
При первой встрече кажутся похожими на нас.
Они поддерживают жилища в чистоте,
Часы показывают почти наше время,
Они подают почти вкусную еду,
Но никто не видел в Лимбе детей.
В языке, на котором говорят племена Лимба,
Много слов туманней, чем в наших,
Чтоб обозначить как много, как мало, что-то
Поближе или не по делу,
Но никакое не переводится, как ДА или НЕТ,
И местоимения не отличают субъектов речи.
В легендах племен Лимба
Дракон и Рыцарь сведены к клыку и мечу,
Но нет там соперничества почти чуть-чуть,
Ведьма и мальчик никак не встретятся,
Она на секунду раньше, он на секунду позже.
Волшебная сума конфузит платежные средства.
"Итак, - заключает их формула в финале, -
Принц и Принцесса почти еще женаты".
Почему это так важно в культуре Лимбо,
Эта любовь к неопределенности? Может,
Сородичи в Лимбе любят только себя?
Но мы знаем, это возможно только почти.