Мне бы в небо

Глава 29

— В то время, когда мы прыгали, Валера отправился домой. — сообщил мне Малютин, когда я спросил его об этом.

— То есть домой? — попытался я состроить ничего не понимающего дурачка, но получилось у меня явно плохо. — А как же лётное? Ведь он так хотел стать пилотом...

— Сергей, давай, ты не будешь строить из себя дурака. Есть люди, которым подобное поведение очень идёт, но ты не из таких. Я уверен, что ты всё понял ещё в тот момент, когда я похвалил вас с Рябовым возле штаба. Да, это была очередная проверка, которую Репин не смог пройти. Того, чью фамилию вписывали в бумаги, что достал товарищ полковник, отсеивали. И именно после этой проверки была утверждена твоя кандидатура, как одного из старшин. Назовём пока эту должность именно так. Крымов и Иванов также проходили подобную поверку, если тебе от этого будет легче. А насчёт Репина можешь не переживать. Он хотел стать лётчиком и он им станет. Мы уже давно подготовили все необходимые документы на каждого кандидата в курсанты, оказавшегося на этой базе. Те, кто не прошёл отбор, получают эти документы на руки и могут смело поступать в любое училище, которое выберут. Так что с Репиным вы ещё встретитесь.

С одной стороны новости были хорошими, но с другой — по-настоящему паршивыми. И теперь мне ещё предстояло узнать, был ли это уже тот особый тест, о котором говорил Андрей и Мохов? И если нет то, что в таком случае нам ещё предстоит пройти?

На разговоре с куратором, я, как уже все привыкли, был заключительным. И после возвращения в казарму я слегка опешил. Вместо уже привычной тишины и спокойствия здесь стоял оглушительный гвалт. Несмотря на насыщенный день, ребята не спали. Они активно знакомились, обсуждали уже прошедшие испытания и строили догадки, что ещё нам предстоит пройти, прежде чем стать курсантами новой академии. По поводу создания этой академии знали уже все. Не только я один слышал об этом от куратора. В других группах также проскакивала эта информация.

А ещё все ждали меня, как главу делегации, отправленной на разговор с Моховым.

— Узнал, что с Репиным? — спросил у меня Дима, выскочивший, словно чёртик из табакерки. При его появлении я вздрогнул и сделал несколько шагов назад. — Извини, не хотел тебя напугать. Само как-то получилось.

— Нормально всё. Просто я немного расслабился после разговора с лейтенантом. Хотя сейчас нам всем нужно быть готовыми к любому развитию событий.

— Ты узнал, что-то о предстоящих испытаниях? — нахмурившись спросил Дима и разговоры вокруг нас, как-то резко прекратились. Народ заметил меня и начал потихоньку подтягиваться.

— Ничего нового, — обломал я ребят, которые внимательно слушали меня. — Репина отсеяли. Там были бумаги именно на отчисление. Мы были на грани.

Дима выругался, а на меня со всех сторон посыпались вопросы, о чём мы вообще говорим. Дима ждал именно меня и поэтому ничего пока не говорил ребятам о результатах нашего похода к Мохову. Время на подготовку у нас было и поэтому, какой-никакой заготовленный текст имелся.

Мы решили, что ребята должны знать обо всём, что мы услышали в кабинете Владимира Алексеевича. И о том, что он хотел нас подкупить, что оказалось очередной проверкой. И о том, что наших жалоб он не боится. К тому же все тесты действительно были подготовлены специалистами. А значит, руководство полностью уверено в их безопасности.

Ну а ещё мы сказали, что подполковник говорил о том, что самая сложная часть отбора осталась позади и теперь основной упор будет на физическую подготовку. Со всеми психологическими тестами было покончено и оставшиеся кандидаты их прошли.

— Никто не знает, почему кураторы сегодня неоднократно называли нас курсантами? Подобного за ними раньше не было замечено. — спросил Крымов, с которым нам ещё предстоит познакомиться и понять, что он из себя представляет как человек. Сделать это во время экзамена по прыжкам, как-то не получилось. Да и после времени на подобное не было.

— Владимир Алексеевич ничего не говорил об этом. Но я тоже неоднократно обращал внимание, что нас начали называть курсантами. — сказал я.

— Не может быть так, что всех оставшихся уже зачислили на этот курс? — это уже заговорил Андрей, которого до этого момента не было видно.

Да и вообще, сейчас вокруг нас уже собралась вся группа. Я даже не заметил, как это произошло. Было немного некомфортно осознавать, что практически сорок человек смотрят на тебя и ждут, что ты им скажешь. А говорить было нужно.

— Сомневаюсь. Нам всем неоднократно говорили, что на курс будут отбираться двадцать четыре человека. А нас сейчас тридцать девять. Вот и выходит, что перебор в пятнадцать человек. Если при обучении будут использоваться новейшие методики, то скорее всего, они разработаны именно для такого числа учащихся. Но я не претендую на правду в последней инстанции. Это всего лишь мои предположения.

После моих слов все ребята задумались. В наступившей тишине я отчётливо услышал какой-то слишком подозрительный шорох, на улице. Наверняка это был кто-то из кураторов. А может, они сейчас все там собрались. Решили послушать, о чём мы тут разговариваем. Звукоизоляции у палатки никакой, поэтому отлично слышно, даже наши негромкие разговоры. Особенно если встать поближе к говорящим. А мы сейчас совершенно не думали о том, что кто-то может нас услышать, и говорили достаточно громко.

— Слышали? Кто-то решил проверить, о чём мы тут говорим. Всё же первый день, как нас объединили. Да ещё и этот утренний поход к подполковнику. Будут теперь следить за нашим каждым шагом. — произнёс, кто-то из ребят. Кто я так и не понял. Слишком плотно они все стояли, а освещение в палатке было паршивым. Но спасибо, что хоть такое было.

— А ты думаешь, до этого за нами не следили? Мы сколько раз заставали своего куратора, стоявшим ночью возле нашей палатки... Так что мы уже давно привыкли. К тому же скрывать нам нечего. Наша цель успешно пройти все испытания и поступить на новый курс. — Слово взял Андрей, начав говорить нарочито громко.

— И теперь этого хочется особенно остро. Банально для того, чтобы узнать, для чего проводят подобный отбор. Словно из нас собираются делать не лётчиков военно-транспортной авиации, а спецназовцев, которые будут не только крошить врагов пачками, а ещё и угонять вражеские самолёты прямо с грузом вооружения, новейших технологий, каких-нибудь богатств и так далее. — пошутил я, пытаясь немного разрядить обстановку.

Просто после слов Андрея, все как-то резко напряглись, словно до этого они не знали, что кураторы наблюдают за нами едва ли не круглосуточно. И вот такие подслушивания входят в их работу. И ничего удивительного в этом нет. По крайней мере, для меня.

Мои слова заставили многих ребят улыбнуться, а двое и вовсе рассмеялись. Вот только было достаточно и тех, кто смотрел на меня совершенно серьёзно. Мои слова не показались им шуткой, и о чём-то подобном они думали сами. Вот так хотел разрядить обстановку, но походу дела сделал только хуже.

Сам я был уверен, что это не так. Ну не стали бы набирать обычных ребят, только окончивших школу для подобного эксперимента. Для этого взяли бы выпускников военных училищ, или тех же десантников, срочников отслуживших в спецназе или других подобных подразделениях. Да и готовить подобных диверсантов, а я думаю, что именно так бы назывались, описанные мной бойцы, нужно было бы на вражеских машинах, которые нам бы предстояло угонять. Без должного обучения, какими бы мы ни были умелыми пилотами управлять незнакомым самолётом будет практически нереально. Одна ошибка и самолёт разбился.

— Ну про спецназовцев, которые будут крошить врагов пачками, ты явно загнул. — нарушил затянувшуюся паузу Рябов. — Встречался я с этими спецназовцами во время службы. Рассказывали они нам немного о своей подготовке. Времени учиться ещё и пилотированию, по всем правилам, изучая все необходимые дисциплины у них тупо нет. Так что это вариант явно отпадает. Для меня гораздо более правдоподобным является вариант, что нас просто будут готовить для пилотирования каким-нибудь новейшим самолётом. А может, и вообще, аппаратом, способным летать в космосе. Ведь есть же космическая станция и даже вроде на неё космонавты летают. Живут там. Эксперименты какие-то проводят. Так почему нашим учёным и конструкторам не создать этакий космический самолёт? Там вроде и скорость можно гораздо большую развить и враги такой самолёт никогда не достанут. Ни одна ракета просто не долетит. А если и долетит, то попади в самолёт, который двигается на скорости в несколько тысяч километров.

— Я смотрю, ты у нас прям знаток в области космоса и современного вооружения? — Взял слово Крымов. Показывая всем, что он не просто так собрался поступать в лётное и неплохо разбирается в полётах. — Представляешь, какие перегрузки в таком случае должен будет испытывать пилот? Человек банально не выдержит. Многие из нас потеряют сознание уже при 10—12G. Подобные перегрузки вполне можно получить и на современных истребителях. А ты говоришь о полёте в космосе, где нет никакой атмосферы и теоретически летательный аппарат может разогнаться до очень больших скоростей. Гораздо быстрее скорости звука. На данный момент звуковой барьер может преодолеть только один транспортный самолёт ТУ-144. И насколько знаю, он довольно плохо выдерживает нагрузку при полёте на таких скоростях.

А парень прав. Если я правильно помню, коммерческая эксплуатация 144 была прекращена как раз в семьдесят восьмом году. После очередной катастрофы. Эти самолёты могли просто начать разваливаться во время полёта. Как это случилось во время какой-то выставке, вроде во Франции. 144 просто развалился в воздухе при выводе его из пикирования. И главной причиной все называли нагрузки, вызываемые полётом на сверхзвуковых скоростях. А это больше 1200 километров в час.

Да и смысла в использовании сверхзвуковых самолётов для гражданской авиации никакого не было. Слишком это было дорого и практически не окупалось. У нас был ту-144, у французов и англичан их Конкорд. Пусть Конкорд и пролетал почти на тридцать лет больше нашего Ту, но в итоге и эти самолёты завернули.

Несмотря на первоначальный успех иностранной модели и её революционность, вскоре выяснилось, что с экономической точки зрения она совершенно невыгодна. Летал самолёт в основном по маршруту из Парижа в Нью-Йорк и обратно. Время в пути занимало всего три часа, но за это время самолёт выжигал до 8 тонн топлива на одну тонну полезной нагрузки. Если грубо, то для доставки к месту назначения 10 человек с одним чемоданом каждый, требовалось 8 тонн топлива.

При этом самолёт требовал более дорогого и долгого обслуживания. Конкорд работал в более сложных условиях, чем обычные лайнеры, и кроме обычного обслуживания, надо было ещё проверять прочность конструкции, иногда даже с использованием рентгеновского оборудования. Всё это приводило к долгим простоям, и даже на земле самолёт требовал на своё содержание очень много денег. Не говоря уже о закупочной стоимости самого борта, которая тоже была намного выше, чем у обычного реактивного самолёта.

Насколько я помню билет на Конкорд из Парижа в Нью-йорк и обратно стоил порядка десяти тысяч долларов и это было в девяностых. Позволить себе летать на подобных самолётах, могли только очень богатые люди. За возможность пересечь атлантику всего за три часа нужно было заплатить огромную сумму.

— Саша прав. Сейчас просто не существует таких технологий, чтобы самолёты могли летать в космосе. Максимум высоты, который нам доступен сейчас километров двадцать. Выше стратосферы пока никак не подняться.

Практически все ребята смотрели на нас с Крымовым, с открытыми ртами толком не понимая, о чём мы вообще говорим. Но ничего после начала обучения они все прекрасно поймут. Мы ещё довольно долго разговаривали о возможности того, что нас готовят для управления какими-то совершенно новыми самолётами. Но так и не смогли прийти к общему знаменателю.

Саша утверждал, что это непременно какой-нибудь сверхзвуковой самолёт, способный летать на очень больших высотах. А я придерживался того, что это какой-нибудь реактивный самолёт нового поколения. Или же серьёзная модификация уже существующего самолёта.

Это после распада союза строительство гражданских лайнеров практически прекратилось, как и разработка новых моделей, а сейчас с этим проблем пока никаких не было. А вот в две тысячи двадцать втором были и ещё какие. Практически все самолёты крупнейших гражданских авиакомпаний были иностранного производства. Боинги и Аэрбасы. Конечно, ещё оставались и наши 134 Тушки и 76 Илюши, но использовались они только для грузовых перевозок.

Для меня это всегда было болезненной темой. Россия за тридцать лет осталась без собственных самолётов. И в этом, на мой взгляд, целиком и полностью виновато руководство страны. Даже думать сейчас об этом не хочу.

По поводу нашего визита к подполковнику было принято решение, пока ничего не предпринимать и смотреть за дальнейшим развитием событий. Ребята поверили, что жалобы не навредят руководству курса, а вот нам могут доставить немало проблем. К тому же после уже пройденных тестов, нас ничего не пугало.

Последующие три дня мы провели на тренировочной площадке. Задачи постепенно становились сложнее. Прибавлялось больше элементов, увеличивалась их сложность, а время выполнения сокращалось. Нам перестали давать витамины в виде таблеток, зато увеличили количество инъекций. Теперь их вкалывали два раза в день. Утром после подъёма и вечером, перед отбоем.

За день мы выматывались настолько, что даже кураторы решили нас не трогать, а дать отдохнуть лишнее время. Казалось бы, что после таких нагрузок, утром мы должны быть словно разбитое корыто и с трудом передвигаться, но на самом деле все просыпались отлично отдохнувшими и не чувствовали никакого дискомфорта. Инъекции творили настоящие чудеса.

На третий день нам вновь устроили соревнования. На этот раз в качестве соперников выступали новички. Эта эстафета была намного сложнее и участвовали в ней уже по десять человек от каждой группы. Инструктора дали нам возможность самостоятельно выбрать тех, кто будет выступать за нашу группу.

На этот раз меня было решено оставить в запасе. В объединённой группе было много ребят, которые превосходили меня физическими параметрами. Вот они пускай и отдуваются. К тому же на этот раз это было просто соревнование, без каких-либо поощрений или наказаний. Будущие пилоты, против будущих неизвестно кого. Мы до сих пор не знали, кого собрались делать из новичков.

В общем, разнесли нас в пух и прах. Мы проиграли с отставанием в одного человека. Когда команда соперников уже закончила эстафету, наш десятый только оказался на полосе препятствий. Но никто не расстроился. Мы все прекрасно видели, как гоняют наших соперников и насколько их подготовка отличается от нашей. Да и изначально они были намного лучше подготовлены.

В этот вечер кураторы всё же решили поговорить с нами. И интересовало их только одно — что мы чувствуем после поражения. Разговор вёлся только об этом. Гриша задавал кучу вопросов, пытаясь выяснить, моё психологическое состояние после проигрыша. Судя по всему, он не мог поверить, что я не расстроен. Но это было общее состояние группы. Скорее всего, мы просто уже предвкушали объявления результатов отбора, и все мысли были заняты только этим. А наш проигрыш, всего лишь досадная оплошность, которая уже ни на что не повлияет.

Сегодня был четырнадцатый день нашего нахождения на базе. Две недели закончились, и теперь каждый из нас думал только об одном — прошёл или нет.

Все были напряжены, хоть и старались не показывать этого. И наверняка это было одной из причин нашего проигрыша.

В эту ночь я долго не мог заснуть, впрочем, как и многие из ребят. Все ворочались, тяжело вздыхали и по несколько раз вставали, чтобы сходить в туалет, который находился на улице.

Я даже не заметил, как погрузился в сон и сперва не понял, что меня кто-то трясёт за плечо. Я думал, что это всё происходит во сне, пока на ухо мне не начал шептать Гриша, перед этим больно щёлкнув по носу. Я тут же открыл глаза и в предрассветных сумерках увидел нависшего надо мной лейтенанта.

— Серёга, вставай. Товарищ подполковник распорядился привести тебя. У тебя есть три минуты, чтобы собраться. Жду тебя у выхода и постарайся не шуметь. У ребят сегодня тяжёлый день, а заснули они совсем недавно.