Мне бы в небо

Глава 32

Как и говорил Владимир Алексеевич на базу мы вернулись к пяти часам. Сам подполковник, вместе с Белозёровым тут же двинулись в сторону штаба, а меня взял в оборот Артур Дмитриевич. Начав разжёвывать, какие ошибки я совершил во время прохождения его теста.

Илья Валерьевич остался на той базе, а Семён Александрович вновь весь полёт просидел со своим блокнотом, совершенно не обращая внимание на окружающих. Хотя на обратном пути никто уже не спал. И все довольно активно переговаривались. Даже Белозёров, вёл себя вполне нормально. Изредка, всё же поглядывая в мою сторону.

С оставшимися тестами я также справился вполне удачно. Да и в них не было совершенно ничего сложного. По крайней мере, для меня. Драться меня ни с кем не заставили, как я думал изначально. Нужно было пройти очередную полосу препятствий, которая сильно отличалась от уже привычной. На прохождение мне давалось восемь минут. Но перед этим было разрешено пройти всю трассу пару раз, чтобы хоть немного привыкнуть к ней.

В принципе эта полоса была не сложнее той, на которой мы занимались последние две недели. И восьми минут было более чем достаточно. Больше времени я потратил на пробное прохождение.

Ну а сразу после полосы препятствий меня перехватил Белозёров. Ходить вокруг да около он не стал и сказал мне прямо в лоб.

— Я полностью проверил тебя Сергей и могу сказать, что в твоей биографии имеются довольно спорные моменты. Причём большинство из этих моментов произошло за последние полгода. Драка, из-за которой ты попал в милицию. Затем случай с Иваном Филиповым. Всё же ты мог убить человека, но я сам, скорее всего, поступил также, окажись на твоём месте. Поэтому не осуждаю. Дальше был случай с перебором спиртного. Драка с хулиганами. И поимка поджигательницы.

Честно говоря, я сперва даже не поверил, что семнадцатилетний парень сам предложил подобное. Но затем я сопоставил все характеристики, которые очень резко изменились после того, как ты окончил школу. Большинство из опрошенных мной утверждают, что ты резко повзрослел. Буквально за несколько дней стал не по годам рассудительным и серьёзным. Что после окончания школы ты понял — детство окончено. Пора браться за ум и осуществлять свою мечту.

— Все правильно они вам сказали, — пожал я плечами. Лучшей отмазки даже и не найдёшь. Знал бы, кто такое сказал Белозёрову, обязательно отблагодарил бы. — Школа окончена и впереди меня ждёт взрослая жизнь. А для того чтобы она была именно такой, как я хочу, нужно много работать над собой.

— И ты сейчас всё правильно говоришь Сергей, что не свойственно ребятам твоего возраста. И это мне совершенно не понятно. Впрочем, не я такой один. Заключения всех психиатров, работавших с тобой очень похожи. Они оценивают твой психологический возраст минимум на пятьдесят лет. В то время как у твоих сверстников, очень редко, если этот возраст переваливает за отметку в тридцать лет.

— Это плохо? — спросил я действительно не понимая. Аркадий Борисович говорил, что это очень хорошо. Хотя кто их знает этих психиатров? Что им хорошо, то другим может быть плохо.

— Плохого в этом ничего нет, — немного подумав заговорил Белозёров. — Просто это очень странно. В этом году мне впервые довелось поучаствовать в подобном отборе и вполне вероятно, что такие, как ты не такая уж и редкость. Но в этом году среди нескольких сотен кандидатов ты такой один. Но с этим пускай разбираются мозгоправы. Я работаю в совершенно другой области.

Так какого хрена, ты мне сейчас столько времени мозги полоскал? Всё же не нравился мне Белозёров. И это я ещё не узнал, о чём он разговаривал с мамой. И кого из моих знакомых допрашивал. Сильно сомневаюсь, что это был простой разговор. Если бы Белозёров не пользовался своим служебным положением, ему бы просто не стали ничего рассказывать. С чего они вообще должны, что-то рассказывать обо мне, какому-то незнакомому мужику?

— Могу поспорить, что ты сейчас думаешь о том, для чего я тогда всё это рассказываю? — словно прочитав мои мысли, спросил Белозёров. И даже улыбнулся, когда я кивнул. — А рассказываю я это для того, чтобы ты осознал — для тебя обучение будет гораздо сложнее, чем для остальных ребят. Тебе придётся делать над собой огромные усилия, чтобы учиться всему, как тебе говорят. Всё же в пятьдесят лет у человека уже сложилась собственная картина мира. И переубедить его хоть в чём-то порой бывает задачей невыполнимой.

— Я всего лишь хочу стать пилотом и управлять самолётом. Думаю, сложностей в том, чтобы научить меня этому, не должно возникнуть. И этот мой, психологический возраст не станет помехой. Я готов учиться и не боюсь трудностей.

Белозёров вновь взял паузу на подумать. И на этот раз она затянулась на пару минут. Мы медленно шли вдоль пустой взлётно-посадочной полосы. Дул лёгкий ветерок, а за нашими спинами шумели двигатели самолётов, доводимые до ума техниками.

— Что ты знаешь о своём отце? — совершенно неожиданно для меня спросил Белозёров.

Я сразу же начал думать, чем может мне навредить тот факт, что отец у меня сейчас сидит за убийство? В своё время я слышал множество рассказов о том, что для тех, у кого близкие родственники сидят в тюрьме, закрыты двери в КГБ, позже в ФСБ и все похожие структуры. Но я понятия не имел, насколько все эти рассказы правдивы. И вот сейчас, когда меня спросил об отце человек, предположительно из КГБ, я даже не знал, что ему ответить.

Ведь я прекрасно знал, что отец сидит в тюрьме. Но это знал я — Митрофанов Даниил. А вот Сергей Фомин на данный момент ещё не знает об этом. Сможет ли Белозёров понять, если я ему совру? Вон, он как пристально уставился на меня. Наверное, попытается понять, насколько я честен.

— Мама всегда говорила, что он лётчик и очень занят на работе. Поэтому его нет дома. Маленький я верил ей и мечтал встретиться с отцом. Возможно это также сыграло свою роль в моём желании стать лётчиком. Я хотел встретиться с отцом в небе. Но повторюсь, я тогда был маленьким. А сейчас прекрасно понимаю, что никакой отец не лётчик. Вполне возможно, что он просто бросил маму, когда она забеременела. А может, и вообще в тюрьме сидит. Думаю, мама не стала бы скрывать, если отец умер. Отчего-то она не хочет мне говорить о нём и это её право. В любом случае я никогда его не знал.

Я сказал именно то, что думал по этому поводу, если бы не знал правды. Да и не сможет Белозёров ничего понять. Естественно, я буду переживать, услышав вопрос об отце. У меня его никогда не было. А какой мальчишка, росший без отца, не хотел бы это изменить? Да и любой ребёнок, не видевший никогда своего родителя, этого хотел бы. Так что если Белозёров и что-то сможет разглядеть в моём поведении, это спокойно можно списать на нервы.

— А что ты скажешь на то, что одна из твоих догадок верна? — спросил Белозёров, остановившись и достав из кармана стопку помятых бумаг, среди которых я заметил пару фотографий.

— Скажу, что я никогда не знал этого человека и меня связывает с ним лишь кровное родство. А так отца у меня нет и уже никогда не будет...

Хотя мой папа из прошлой жизни на данный момент ещё жив, он для меня такой же чужой человек, как и Фомин Михаил, который отбывает срок за убийство своего собутыльника. Мой прошлый родитель был хорошим отцом и правильно меня воспитал.

— Если хочешь, прочти. Если нет, просто выкинь, — сказал мне Белозёров, протягивая бумаги. — У тебя есть ещё минут сорок, а затем мы отправляемся обратно на базу. К этому времени будь возле штаба. Помнишь, где он находится? Вот и хорошо. А моё испытание ты уже давно прошёл. Все эти события, случившиеся за последние полгода, никоим образом не могут помешать тебе пройти обучение в академии. Единственной затыкой был твой отец. Но я прекрасно вижу, что вы с ним совершенно не похожи. Да и ваши характеристики очень сильно отличаются. А вот на мать ты довольно сильно похож.

Сказав это, Белозёров ушёл, оставив меня в недоумении и с зажатыми в руках бумагами.

Что это вообще за проверка такая была? Я ожидал чего-то гораздо более сложного и мозголомательного. Я тут всего задал пару вопросов, вручил бумаги, связанные с отцом и велел не опаздывать перед отлётом. Совсем не так я представлял себе работу КГБ. В прошлой жизни мне не довелось пообщаться с представителями этой конторы. Хотя после случившегося в восемьдесят четвёртом мне угрожали и трибуналом, и КГБ и всеми девятью кругами ада. Но благодаря Дмитрию Алексеевичу мне удалось избежать всего этого.

И вот я стою в семьдесят восьмом году, на ВПП какой-то неизвестной базы с бумагами, в которых говорится о моём отце. И не знаю, что мне делать? С одной стороны, довольно любопытно, что в этих бумагах. Ну а с другой, я просто не имею права читать их. Они предназначались настоящему Сергею Фомину, а я просто занял его тело и теперь использую его, для осуществления собственных целей. А с другой стороны, предаваться из-за этого самобичеванию глупо.

Этот прошлой жизни, я был реально виноват в гибели ребят, среди которых был и Серёга. А вот сейчас неизвестно для чего меня засунули в его тело, за шесть лет до тех событий, не дав спокойно отправиться на небеса. Здесь я уже был не виноват. За меня все решили, дав ещё один шанс. Шанс, который я использую, чтобы исправить прошлые ошибки.

По всему выходило, что я сейчас, и есть Сергей Фомин, а поэтому имею полное право, чтобы посмотреть эти бумаги.

Бумаги оказались сразу двумя уголовными делами. Вернее, листами, на которых было написано совершенное преступление и приговор. Отец, уже находясь в тюрьме, и имея все шансы получить условно-досрочное освобождение, совершил ещё одно убийство. Он прикончил своего сокамерника. Случилось это в семьдесят третьем. За второе убийство отцу дали пятнадцать лет. И я прекрасно знаю, что он уже не выйдет на свободу никогда.

С одной из фотографий на меня смотрел суровый мужик, довольно похожий на меня. Он стоял в промасленной робе рядом с Зилом, держа в руке гаечный ключ. Выходит, мой отец был механиком, до того как совершить первое убийство.

А на второй фотографии он был вместе с мамой. Она ещё совсем молодая девчонка, в пышном платье радостно улыбалась, держа в руках букет полевых цветов. И отец, уже взрослый мужик, также весь сиял, глядя на маму. За их спинами стоял накрытый стол, за которым я разглядел бабушку. Наверное, это фотография со свадьбы.

Мама никогда не показывала мне фотографии отца. Когда я спрашивал, она говорила, что лётчикам нельзя фотографироваться, это плохая примета. Хотя всё это время хранила эти фотографии. Когда приеду домой, попрошу показать остальные фотографии, а эту верну ей обратно. Она такая счастливая на ней. Я даже сам не заметил, как начал улыбаться, радуясь за маму.

Бумаги я просто выбросил, за что получил от, заметившего это старшины. Он даже попытался меня заставить вернуться и всё собрать, но вовремя нарисовался Илья Валерьевич. Он направил меня к штабу, а вот собирать раскиданные мной бумаги отправился старшина. Как-то нехорошо получилось, но что уж поделать.

Обе фотографии я оставил себе, так и не решившись выкинуть ту, на которой отец стоит один. Её то же верну маме. А может, и оставлю себе.

Возле штаба я прождал минут двадцать, после чего вышел Владимир Алексеевич, в сопровождении Белозёрова. Подполковник поздравив меня с успешной сдачей всех испытаний и сказал следовать за ним. По дороге мы зашли в санчасть и забрали Семёна Александровича. А инструктор по ОФП ждал нас возле самолёта, теребя в руках потрёпанный пакет, от которого пахло сушёной рыбой. Он и здесь нашёл, где достать себе рыбки. Рыбки, которая пахла так обалденно, что мне всю дорогу приходилось сглатывать слюнки.

И вот теперь, когда инструктор решил переговорить со мной с глазу на глаз, я просто не могу упустить возможности попросить у него хотя бы одну рыбку.

— А перед последним прыжком, ты слишком слабо разогнался. Я уже думал, что всё, хана, сейчас шлёпнешься вниз и завалишь испытание. Даже не представляю, каким чудом ты долетел. Пришлось бы начинать испытание заново. В любом случае никто, кроме меня и Ванька, не смотрел за тобой. А заваливать тебя на такой мелочи было бы слишком жёстко. Хороший ты парень. Всегда стараешься выкладываться по полной, а потом ещё и другим помогаешь. Не хотел я, чтобы ты на ерунде такой завалился. Но и ставить просто так сдачу то же не собирался. Не в моих это правилах. К тому же я поспорил со своим старым товарищем, что после двух пробных забегов ты сдашь это испытание, уложившись в норматив.

— На рыбу? — спросил я, глядя на пакет в руках инструктора.

— На рыбу, — подтвердил он.

— В таком случае я хочу получить свою долю. Слишком уж вкусно она пахнет. Всю дорогу пока летели, слюни пускал.

— Без проблем. Вот только, как ты собрался её есть? Вас там таких, со слюнками почти сорок человек и каждый захочет рыбки. Да у меня всего пакета на вас не хватит.

Правильно всё говорил инструктор. Вот только рыбы от этого меньше не хотелось.

— Но у меня есть одна идея, — заговорщицким тоном произнёс Артур Дмитриевич. — Знаешь, где живут инструктора? Отлично. В таком случае жду тебя после отбоя. Мне, как раз должны были пиво из города привезти. Грех такую рыбу, да и без пива употреблять.

Ну грех, так грех. Никто его не заставляет грешить. А я, пожалуй, согрешу. В прошлой жизни мне вполне хватило проблем с алкоголем. Сейчас случай очень похожий. Можно сказать, выпускной и мне вновь предлагают выпить. От этого я откажусь, а вот рыбу поем с удовольствием.

На этом мы и договорились. После отбоя инструктор ждал меня у себя.

А дальше я отправился в казарму, которая оказалась совершенно пустой. Ребята сейчас находились на тренировочной площадке. Поэтому встретились мы только за ужином.

— Я уже думал, что тебя тоже отсеяли, — подлетел ко мне обрадованный Рябов и принялся обниматься. И когда мы только успели стать такими хорошими друзьями? А следом за Димой начали подходить и другие ребята. Все как один говорили о том, что рады вновь видеть меня в своих рядах.

— А я и не сомневался, насчёт твоего исчезновения, — подсел ко мне Андрей. — Тесты? — спрашивая это, он скривился. Видимо, вспомнив, что ему самому довелось вынести.

Владимир Алексеевич говорил, что для каждого подбираются индивидуальные испытания, поэтому мне оставалось только гадать, что такого придумали для Андрея. Вон, как он болезненно вспоминает о них. Хотя я ничего такого страшного и не заметил. Для прошлого Сергея разговор с Белозёровым мог бы стать очень серьёзным испытанием, но для меня — нет. Поэтому, можно сказать, что эти тесты в какой-то степени мне даже понравились.

Полетал на сверхзвуковом самолёте. Узнал немного подробностей о том, каких людей отбирают в академию. Побегал, попрыгал и поговорил об отце. Вот в принципе и всё, чем для меня обернулись эти испытания. Напоминанием о них стали лишь фотографии, что сейчас лежали у меня в кармане. Даже сам не знаю, почему не выложил их.

— Они самые, — ответил я Андрею. — Тоже подписал очередные документы о неразглашении, поэтому не могу ничего сказать. А, в общем, вполне себе нормальные испытания.

Андрей ещё сильнее нахмурился и только тут до меня дошло, что он сирота. И наверняка Белозёров, или другой человек, который занимался Андреем, предоставил ему информацию о родителях. Теперь сразу становится ясно, почему парень постоянно ходит такой хмурый.

— Они живы? — спросил я и Андрей вздрогнул, словно от пощёчины. А затем он уставился на меня, начав тяжело дышать. Его ноздри раздувались, с сипением выгоняя воздух, руки сжались в кулаки и я думал, что парень кинется на меня. Но вместо этого он просто вскочил и бросился прочь из столовой.

Остановившись на выходе, Андрей обернулся и просто кивнул мне. В его глазах стояли слёзы. Даже не представляю, насколько это тяжело всю жизнь прожить в детском доме и потом узнать, что твои родители живы. И помочь Андрею справиться с этим я точно не мог. Я просто не знаю, что ему сказать. Не побывав в подобной ситуации, невозможно понять, что он сейчас чувствует.

— Это чего с ним? И о чём вы вообще тут разговаривали? Я практически ничего не понял, — произнёс Дима, который сидел рядом со мной. Впрочем, многие из ребят следили за нашим разговором и сейчас также не понимали, что произошло.

— Просто оставьте парня в покое. Ему нужно побыть одному вот и всё. За эти две недели мы все сильно вымотались. Как в физическом, так и в психологическом плане, — сказал я и принялся есть.

Приставать ко мне с расспросами, где я пропадал, никто не стал. Вполне хватило сказать, что проходил дополнительные испытания.

Разговоров с Малютиным сегодня не было. Да и ребята сказали, что весь день не видели куратора. Наверное, готовится к завтрашнему дню, подготавливая для Мохова характеристики на нас. Но оно было и к лучшему. После отбоя, под видом того, что отправился в туалет, я спокойно добрался до палатки инструктора, в которой меня ждали четыре человека и одним из них оказался Гриша.

— А вот и моя призовая лошадка, — рассмеялся Артур Дмитриевич, когда я зашёл в его палатку.

Я сперва опешил, но меня быстро взяли в оборот и усадили за небольшой походный столик, на котором стояла банка с пивом и лежала рыба.

От употребления пива мне удалось отвертеться, а вот рыбы я поел вдоволь. Довольно быстро я почувствовал себя в этой компании своим человеком и влился в разговоры. Даже не знаю, сколько мы просидели, но вернувшись в казарму, я мгновенно отрубился.

Завтра огласят результаты. Оставалось только надеяться, что я попал в число двадцати четырёх лучших.