Амали
Я смотрю на безоблачное голубое небо, щурясь от палящего солнца, когда капли соленых брызг падают на мое осунувшееся лицо.
Эти мидрианские ублюдки подвесили меня под длинным навигационным шестом в передней части корабля, который, как я узнала от матросов, пока они разговаривали между собой, называется бушпритом.
Прямо под бушпритом находится резная золотая статуя Элара, бога света. Он наклонился вперед с вытянутыми руками, его надменный взгляд устремлен вверх, а сверкающее тело бугрится мускулами. Резная набедренная повязка едва прикрывает явно преувеличенную выпуклость его члена, выточенного таким образом, что под тканью он кажется напряженным.
Меня привязали к этому молчаливому золотому богу так, что я лежу под ним, обхватив руками его торс, а ногами — его бедра и задницу. Прикрепили меня к нему толстыми петлями веревки, как будто я туша с охоты, привязанная к столбу для переноски.
Это непристойно и унизительно. Один из мидрианских солдат даже отпускал отвратительные шутки, когда привязывали меня здесь, но его быстро заткнули суеверные матросы, которые не могли не радоваться, видя мою спину.
Проклятые болваны.
Чего они добиваются, привязывая меня к этой нелепой статуе?
Предполагается, что божественная сила Элара нейтрализует мою темную лесную магию. Если я буду находиться за стенами корабля, то не навлеку свое проклятие на моряков и их драгоценный мидрианский груз.
Во всяком случае, так они сказали.
Что за чушь. У меня никогда не было никакой магии.
Единственный человек, который когда-либо владел магией, — это Кайм.
Если бы ты только знал, что они делают со мной, любовь моя.
По крайней мере, я на свежем воздухе, вдали от этих грязных людей и этого ублюдка Триза. Даже если солнце сожжет мою кожу до красноты, а соль на моих измученных губах иссушит и заставит их потрескаться, я лучше буду здесь, чем заперта в темной, вонючей камере под палубой.
Грохот. Толчок. Мидрианский корабль разрезает волны на куски, подпрыгивая вверх и вниз, когда сталкивается с океанскими волнами. Я закрываю глаза, пытаясь хоть немного спастись от ужасного солнечного света, но он пробивается сквозь тонкую кожу век, окрашивая мой мир в багровый цвет.
Меня мучает жажда. Я не выпила ни глотка воды с тех пор, как покинула маленький корабль Энака.
Я умираю от голода. Желудок часто урчит, а голод так сильно гложет, что превращается в постоянную тупую боль в животе.
Зрение сменяется от ослепительно-белого до обжигающе-синего и ярко-красного, когда мои веки трепещут, открываясь и закрываясь.
И время от времени перед глазами становится черным черно, когда я испытываю головокружение.
Ветер развевает мои волосы.
Облака плывут по небу.
Массивные белые паруса корабля трепещут на ветру.
Птицы проносятся по голубому небу, лениво покачиваясь на ветру. Я завидую им. Они свободны.
Время идет. Не знаю, сколько уже прошло. Мои голод и жажда усиливаются, и я начинаю впадать в странный бред.
Веревки, связывающие меня, слишком тугие. Глупые, жестокие моряки. Наверное, они сделали это специально. Надеюсь, они все замерзнут навечно в седьмом аду Лока.
Я заставляю себя не обращать внимания на давление рельефного тела лже-Элара, прижимающегося к моему. Игнорирую жажду, голод и боль, и это становится даже легко, когда я думаю о Кайме.
Я представляю его лицо; его холодное, красивое, ослепительное лицо, его суровость тает, когда он улыбается мне.
Где ты сейчас, любовь моя? Надеюсь, ты исцелился. Надеюсь, сейчас ты уничтожаешь своих врагов, потому что я не могу. Мне остается лишь выживать.
Понимают ли Триз и его приспешники, что без еды и воды человек зачахнет и умрет?
Этот дурак Кроген хочет, чтобы я выжила.
Неужели они на самом деле хотят так рисковать?
Я жду, жду и жду, что кто-то придет и принесет мне облегчение, но никто не появляется. Я дрейфую между агонией и сном, пока солнце не скатывается к горизонту и яркий свет не исчезает, делая полдень почти терпимым.
А потом оно начинает опускаться, превращаясь в огненный диск, окрашивающий небо в яркий оранжевый цвет.
Поворачиваюсь и смотрю на закат.
С каждым мгновением закат становится все глубже, превращаясь из оранжевого в ярко-красный, а затем в пунцовый — цвет только что пролитой крови.
В свете кровоточащего неба я насквозь промокла, и если кто-нибудь не появится в ближайшее время, чтобы влить воду в мое пересохшее горло, вполне возможно, я умру.
Нет…
Я не могу допустить своей гибели.
Кайм придет за мной. Придет.
А до тех пор мне нужно выживать.
Жить.
Закрываю глаза…
И позволяю тьме поглотить меня.