Кайм
Я веду Амали обратно через весь континент, через глубокую зиму.
Иногда останавливаю время и несу ее, закутанную в меха, через равнины, через деревни, фермы и густые леса.
Иной раз краду лошадь и везу ее галопом по заснеженным равнинам, по холодным, сверкающим лесам, по замерзшим рекам и озерам, которые очень скоро снова начнут течь.
И день за днем, мало-помалу лед начинает таять, и мы направляемся вдоль предгорий Таламассы, все дальше на север, мимо заснеженных гор, мимо Черной горы, мимо Великого слияния, где озера Скайгласс впадают в Сиал, мимо усыпанных гравием Грейлендов и Плюющейся земли, где лужи вонючей серной грязи плюются и пузырятся, временами посылая шлейфы кипящей, дымящейся воды высоко в небо.
В обычной ситуации я бы призвал Вайлорен и потребовал, чтобы она доставила нас до места, но в последний раз, когда мы общались, она сообщила мне, что у нее боевые раны, полученные в бою с мидрианской армией, когда та пыталась вторгнуться на территорию Тенгу…
И еще есть маленький и немаловажный вопрос — вылупившийся птенец.
Они с Рэйки отправились в какую-то скрытую подземную шахту, и Вайлорен не оставит своего птенца даже в замедленном времени.
Я могу это понять, потому что ни за что не оставлю Амали после того, что она пережила, поэтому передаю дракону и Рэйки наши наилучшие пожелания и оставляю их в покое, пользуясь возможностью побыть наедине с моей дорогой половинкой.
Пока мы путешествуем зимой, я охочусь и готовлю для Амали, кормлю ее дикими фазанами, зайцами и лососем, которого ловлю, прорубая лунки во льду замерзших озер и ручьев. Мало-помалу ее щеки и формы начинают полнеть, доставляя мне огромное удовольствие.
Раны на ее спине заживают, а ценная мазь лимонари, которую украл из заброшенного дворца, похоже, хорошо помогает избавиться от рубцов.
Мы разговариваем во время путешествия, делимся болью, вспоминаем радости, погружаемся в жизнь друг друга, рассказывая о своих мечтах и надеждах, о том, о чем я никогда не позволял себе думать, например, о детях.
— Представь, что ты, как и все люди, — поддразнила меня Амали, — с розовощеким, пухленьким малышом, который ползает под ногами, требует то и это, пускает слюни и булькает, выбивая тебя из колеи. Ты со своей задумчивостью, суровым взглядом и тайными безжалостными заговорами. Ты бы развалился на части!
— Я бы не развалился, — ответил я, немного возмущенный тем, что она, похоже, ставит под сомнение мои потенциальные навыки воспитания детей.
Ха. Со своим ребенком? Я был бы нежен, как летний ветерок вечером.
Она рассмеялась, но вдруг стала задумчивой. — Но… с твоей кровью, то, что ты унаследовал от своего отца. Можешь ли ты вообще…
— Конечно. Он ведь стал моим отцом? Моя мать была тигландер, как и ты.
— Я до сих пор не понимаю, как это стало возможно, если Лок не может долго существовать в этом мире.
— Ну, тогда он, видимо, был быстр, — сухо замечаю, хотя должен признать, что мне любопытны обстоятельства моего зачатия. Старику предстоит многое объяснить. — Кто знает, на что на самом деле способна магия бога?
При воспоминании об этом разговоре я фыркаю, побежав еще быстрее по плоской каменистой равнине, где разрозненные клочья травы стали коричневыми от зимних морозов.
Через несколько лун они снова станут зелеными.
Но для этого мне придется отпустить время. Сейчас у меня на руках Амали, и я бегу так быстро, как только могу, приостанавливая время, чтобы она смогла выдержать последний этап нашего трудного пути.
Она устала.
Путешествовать так далеко зимой после того, через что она прошла…
Любой бы устал от этого.
Ей хочется найти теплое место, где можно поспать и остаться на какое-то время, не на одну ночь, а на несколько дней, даже на несколько лун.
Даже до следующей зимы.
Она не хочет уходить далеко. Просто хочет найти место, где снова почувствует себя как дома.
Когда взбираюсь на небольшой холм, вдали замечаю нечто — одинокую лошадь, скачущую галопом по лугам. Отсюда не могу разглядеть ее окраску — это просто темный силуэт на фоне бледно-розового заходящего солнца.
Прижимаю Амали к себе и бегу по лугам, в ногах бурлит энергия.
Хочу увидеть этого зверя вблизи, хотя бы для того, чтобы полюбоваться им. Мне и в голову не придет пытаться оседлать дикую лошадь. Это под силу только тенгу.
Мы находимся недалеко от долины, где тенгу укрываются зимой. Отсюда, возможно, три дня пешком или день верхом.
Легкий поход по равнинной местности, с чистым небом над головой и белыми горами Таламасса позади.
На ночь я разожгу для Амали костер, заверну в меха и лягу рядом с ней, когда поработаю достаточно, чтобы мое тело снова стало теплым.
Ну, я так и планировал сделать, но теперь, когда могу видеть эту лошадь немного лучше…
Он большой, гордый и мощный, с черно-белой шерстью.
Я знаю эту лошадь.
Бегу, пока не оказываюсь перед ним, все еще на значительном расстоянии, но уже в зоне его видимости.
Затем отпускаю время.
Ветер возвращается.
Слышу стук копыт.
Над нами ястреб издает пронзительный крик.
Амали моргает, ее взгляд отстранен и расфокусирован. Осторожно опускаю ее на ноги. Она защищает глаза от полуденного солнца, оглядываясь по сторонам.
На ее лице нет ни малейшего удивления. Она уже привыкла к моим прыжкам во времени и знает, что я никогда не перенесу ее во времени без ее разрешения, если только не возникнет непосредственная угроза ее безопасности.
— Где мы сейчас? — спрашивает она, плотнее притягивая меха к своему телу. Ветер резко обжигает ее.
— Калабар. — Не в силах удержаться, я упиваюсь ее внешностью, просто потому что могу. Никогда не устану смотреть на нее. Поверх теплой шерстяной рубашки на ней надета темно-синяя охотничья куртка. Ее ноги облегают коричневые кожаные брюки и мягкие кожаные сапоги. Толстая белая меховая шаль плотно обернута вокруг ее плеч, а шею защищает ярко-красный шерстяной шарф.
Наспех, но тщательно подобранный ансамбль очень хорошо дополняет ее загорелую кожу и блестящие рыжие волосы. Знаю. Я украл эту одежду для нее.
Амали оборачивается, привлеченная звуком лошадиных копыт. Я обхватываю ее руками и притягиваю к себе, когда Облако галопом вбегает в заросли, его громкий свист перекрывает рев ветра.
Он останавливается прямо перед нами, и Амали задыхается от восторга. — Никогда не думала, что увижу тебя снова!
— Привет, мхуррин, — бормочу я на иони, проводя рукой по морде Облака. — Не думал, что увижу тебя снова. Ты хочешь бежать? Не хочешь одолжить нам свою скорость?
Конь клекочет и прижимается к моей руке, приветственно топая ногой по земле. Я поворачиваюсь к Амали. — Похоже, нам пора ехать.
— Верхом?
— К этому нужно немного привыкнуть, но я могу обеспечить тебе приятные ощущения. — Мой голос густеет, когда медленно разгорающееся желание возвращается. Так всегда бывает, когда я рядом с ней. Желание никогда не проходит.
— Уверена, что сможешь, — хрипло отзывается Амали. Хотя она устала, в ее глубоких карих глазах пляшут искорки возбуждения. — Ты ведь можешь все, Кайм, не так ли? — В ее голосе слышится веселье. Она снова дразнит меня.
Подвожу ее к Облаку, конь терпеливо ждет, пока мы сядем. — Я не бог ни в коей мере, — тихо говорю, снимая с плеч свой вьюк и закрепляя его на спине Облака тонкой текланской веревкой, — но ради тебя сделаю все, даже невозможное.
— Ты невозможен, — ворчит она, когда обхватываю коня руками и взбираюсь на его спину. Тянусь к руке Амали и подтягиваю ее к себе, прижимаясь к ней так, что наши тела почти смыкаются. Мы так хорошо подходим друг другу, она и я, как будто просто созданы друг для друга.
— Возможно, но я твой невозможный, Амали. Идем. Облако прекрасно выглядит. Он явно бегал, ел, наслаждался свободой…
— Сделал маленьких жеребят, могу поспорить.
— Так и должно быть — Прижимаюсь носом к ее шее и вдыхаю ее сладкий аромат, черпая из ее тепла, чтобы снова почувствовать себя человеком.
— Уже намекаешь, Каймениэль?
Я усмехаюсь. Она всегда поднимает мне настроение. — Просто наблюдение, любовь моя. Пойдем, ты уже почти дома. Поехали.
Подталкиваю бок Облака каблуками.
Легкое касание, и мы отправляемся в путь, проносясь по широким равнинам Калабара.
Чтобы, наконец-то, вернуть Амали своему народу.
Только теперь она моя.