Могущество

Глава 20

Кайм

«Проснись, юный принц. За тобой наконец пришли. Я почти завидую. По крайней мере, ты сможешь немного прогуляться, подышать спертым воздухом, посмотреть достопримечательности…» — слегка раздражающий голос Андоку выводит меня из глубокого сна. Неужели он никогда ни о чем не говорит всерьез.

Не сейчас, кровопийца. Я судорожно моргаю в темноте, пытаясь вернуться к реальности. В наши дни так трудно определить, что реально, а что нет. Я снова видел сон, искал Амали в своем безмолвном мире теней. Проверял свои обсидиановые руки. Они такие же, как мои старые, только я могу ими прясть и скручивать ткань времени.

Мой взгляд метнулся к входу, когда тяжелая каменная дверь открылась с громким скрипом. Странно, но я совсем не почувствовал пришедших. Раньше я бы их не пропустил, но сейчас болен и слишком измотан.

Но мне все равно.

После многочисленных ударов о шершавый каменный пол мои руки, наконец-то, свободны.

Звенят цепи и кандалы. Вспышка света пронзает меня, на мгновение ослепляя. Невольно моргаю, пока мои чувствительные к темноте глаза приспосабливаются.

Запах горящего масла забивает мне ноздри. Факел освещает камеру, и тени пляшут по холодным каменным стенам.

Я стою в дальнем углу, спрятав освобожденные руки за спину.

Элемент неожиданности всегда полезен.

В камеру входят трое Достопочтенных. Джеру с ними нет. Вместо него я узнаю Саланке, единственную женщину, получившую звание тренера. Она маленькая и мускулистая, а черты лица отчетливо напоминают аэдалийские, из того же мидрианского племени, из которого происходит семья императора.

После стольких зим она почти не постарела. Ее золотистые волосы заплетены в ту же длинную косу, которую она всегда носила, а серые глаза суровы, как осколки стекла. На ней простой боевой наряд из облегающей кожи и шерсти, мечи-близнецы висят на поясе.

Возможно, есть еще несколько морщин в уголках глаз и рта и несколько сединок в волосах, но в целом она кажется в прекрасной физической форме.

Позади нее стоят два молодых воина. Не лысый и рыжий, как прежде, а двое других, обе женщины, своими чертами лица полностью повторяющие мимику Саланке.

Похоже, она взяла их под свое крыло. Как всегда, вся в делах. — Пора идти, Кайм. Тебя призвали. Ее голос обманчиво спокоен, даже дружелюбен. Словно только вчера я подметал пол после изнурительного, но справедливого спарринга.

Но это обманчивое впечатление.

Это женщина перережет вам горло в одно мгновение и не будет раздумывать дважды.

— Саланке. — Склоняюсь в знак почти что уважения. Она заслуживает этого. Единственная из тренеров, кто никогда не прибегал к излишней жестокости без повода. — Ты все еще слепо следуешь приказам, даже когда они бессмысленны.

Выражение ее лица не меняется ни на йоту. Инстинкт выживания — странная штука. Даже если бы у нее были какие-то сомнения в мотивах Хелиона Рела, она бы никогда не позволила мне это увидеть. — Не затягивай, Кайм. Мне не хочется заковывать тебя в цепи и тащить туда.

Это вызывает у меня горькую улыбку. — Не правда ли, это будет интересно? — Мои незримые руки подрагивают. — Вы можете попробовать.

Быстро взвешиваю свои шансы. Смогу ли я выдержать всех троих в моем нынешнем состоянии?

Возможно, но они устроят мне ад, и я выйду из него в ужасном состоянии.

«Она снова здесь? Моя прекрасная ледяная королева? Если бы ты только смог избавиться от этих двух воинов рядом с ней и привести ко мне ту, которую зовут Саланке, я отплачу тебе реками крови, юный принц».

«Посмотрим, — отвечаю я сангвису, пока три женщины холодно оценивают меня. — Отныне ты будешь звать меня Кайм. Я не люблю ложные титулы».

«Как скажешь, Кайм».

Женщины приближаются ко мне, и я слегка покачиваю головой. — Ты уверена, что хочешь сделать это, Саланке? Кажется, это не в твоем стиле.

— Тихо, — огрызается она, показывая крошечную брешь в своей защите. — Не спорь, Кайм. Просто…

Меня охватывает дрожь.

Я ужасно слаб, но на этот раз это легко.

Я использую весь накопившийся во мне гнев. Вспоминаю Амали, попавшую в ловушку и подвергшуюся жестокому обращению со стороны этих недостойных мидриан.

Мой гнев холоден, мрачен и бесконечен.

Я едва осознаю его.

Но именно он дает мне силы.

И хотя сейчас не могу управлять временем, естественная скорость моего тела вернулась.

Скользнув в темноту, как в воду, я нахожу расстояние до цели и наношу высокий крученый удар ногой по воину справа от меня. Она уворачивается и достает меч, намереваясь ударить меня по колену, но я наношу второй удар ей в живот, и ее отбрасывает назад.

— Как, черт возьми, он смог освободиться? — Саланке и ее подручная достают мечи-близнецы, надвигаясь на меня с двух сторон.

— Мы не должны его убивать, — тихо говорит Саланке на иони. — Он нужен Великому магистру живым.

Ее ученица злобно ругается. — Это все усложнит.

«Отдай ее мне, — мысленно завывает Андоку, внезапно теряя самообладание. — Мне нужно лишь немного попробовать».

Уклоняюсь от взмаха меча и опускаюсь ниже, занося ногу для стремительного удара, который Саланке удается парировать. Оправившись, первая напавшая забегает сзади с кинжалом в руке. Ей удается вонзить кинжал мне в левое плечо, когда бью ногой по левому запястью Саланке, отчего ее клинок со звоном падает на землю.

— Кровавый монстр, — задыхается она. — Что ты делаешь? Ты не можешь победить.

«Я за второй дверью, — цедит Андоку. — Приведи ее ко мне, и я позабочусь о том, чтобы ты выбрался отсюда живым».

Собрав всю силу, я врезаюсь в Саланке, выводя ее из равновесия. Обхватываю ее лишенными кистей руками и сжимаю в замок. Она снова и снова вонзает кинжал в мой бок, проливая потоки крови.

Бьет ногой по голени.

По лицу.

Ее подручные настигают меня. Одна вонзает лезвие мне в колено. Другая пытается ослабить мою хватку.

Я в агонии, но все еще держусь.

Ты не можешь убить меня.

Мое колено упирается в грудь Саланке, лишая ее дыхания. Она задыхается. Я бью ее по лицу забинтованным обрубком руки, молниеносная боль пронзает мое тело. Саланке обмякает в моих руках.

— Что за?.. — В ее голосе слышится удивление. Возможно, она одна из самых опытных и смертоносных воинов, но я полукровка и был еще мальчиком, когда вышел из-под ее опеки.

С тех пор моя сила и скорость значительно возросли. Даже когда я болен и ранен, как сейчас, все равно могу победить человека…

Но Саланке не надолго оцепенела. В ответ на мой удар по лицу она наносит три своих, от которых у меня перед глазами пляшут звезды.

Она достает оружие.

Сжимаю руку на ее шее.

Женщина начинает задыхаться. Тем не менее продолжает бить меня, нанося жестокие удары в бок.

Боль едва ощутима. Это ничто. Боль стала моим постоянным спутником с тех пор, как Вайлорен оцарапала меня проклятым когтем.

— Отзови своих юных волчат, Саланке, — рычу я, — или раздавлю твою трахею, как ветку.

Ее ученицы слышат меня громко и отчетливо. Первая вытаскивает клинок из моего бедра. Вторая ослабляет хватку на моих руках.

— Не смей ее трогать, — шипит та, что ударила меня ножом. — Я оторву тебе яйца, если ты сделаешь какую-нибудь глупость.

— По крайней мере, вы верны, — мягко говорю я. — Что нельзя сказать о многих вам подобных.

Сдавливаю сильнее. Саланке бьется, кашляет и хрипит. У нее больше нет сил бить меня. Она теряет запас воздуха. Скоро потеряет сознание.

В этот момент Андоку решает вмешаться. «Не смей убивать ее, полукровка, иначе станешь моим врагом навеки».

Хмм. Похоже, между этими двумя что-то происходит. Мне это даже не интересно.

«Расслабься, кровосос. Скоро ты увидишь свою королеву».

Мне предстоит пройти долгий, очень долгий путь, прежде чем я убью Саланке. В свое время я задушил много людей. И точно знаю, когда нужно надавить, а когда отпустить.

Я слегка сжимаю руку. Сила покидает тело убийцы. — Отойдите, или она умрет.

Две молодые женщины обмениваются взглядами.

Знаю, о чем они думают.

Сейчас они решают, стоит ли жертвовать Саланке.

Она их тренер. Тот, кто учил их еще с пеленок.

Они должны попытаться победить меня, несмотря ни на что.

Должны позволить Саланке умереть.

Не сможете сделать это, да?

Та, что ударила меня ножом, черноволосая иони с рядами тугих косичек, венчающих ее голову, достает меч. — Мы должны обезвредить тебя любой ценой. Даже если ты убьешь всех троих, далеко не уйдешь.

Я знаю это.

— Если я убью всех троих, это три жизни, потраченные впустую ради человека, который и глазом не моргнет, когда узнает о вашей смерти. Я не питаю вражды ни к Саланке, ни к вам. Вы просто выполняете приказ. И другое вам неведомо. А я просто пытаюсь выжить.

И забрать то, что принадлежит мне.

Лицо Амали мелькает в моем сознании. Почему я теряю время здесь, когда должен искать ее?

Нетерпение сквозит в моем гневе, превращая эмоции в кипящую, змееподобную тьму.

— В этом существовании должно быть нечто большее, чем просто убийство и слепое повиновение, — тихо говорю я, крепче обхватывая тонкую шею Саланке. Она в последний раз пинает меня, а после падает, теряя сознание.

«Не смей, ублюдок…»

«Я не собираюсь убивать ее, вампир. Успокойся».

— Вы действительно позволите ей умереть прямо здесь и сейчас, после всего, что она для вас сделала? Поверьте мне, я знаю, какова Саланке. Ее внешность обманчива. Она намного старше, чем кажется. Она идеальный солдат, но мудрее, чем притворяется. Да, она выполняет приказы до мелочей, но в душе постоянно что-то обдумывает. В свое время она выполнила множество заданий. Она видела большой мир. А вы? Вы обе едва закончили обучение. Держу пари, все еще думаете, что все люди за этими стенами слабы, неряшливы, злы и вряд ли стоят того, чтобы пачкать свои драгоценные клинки.

Обе женщины смотрят на меня в шоке, будто я произношу наихудшее из богохульств.

Но я говорю им только правду, как понял ее много зим назад.

Вот как Достопочтенные облегчают нам убийство.

Они учат нас презирать человеческую расу, и к тому времени, когда мы становимся достаточно взрослыми, чтобы усваивать обратное, убийство уже становится естественной вещью, рефлексом.

— Почти все, что вы считали, что знаете о мире, неверно. Отойдите назад, дети. Не делайте того, о чем потом будете ужасно жалеть… если вообще выживете.

— И как же нам жить дальше… если мы пропустим тебя вперед? — Другая воительница, та, что пыталась ослабить мою хватку, смотрит на меня, грозно нахмурившись. Это высокая, крепкая женщина с чертами лица, напоминающими тигов, и с отсутствующим пальцем на левой руке. Она выглядит покорной… и немного сердитой. — Ты знаешь, что с нами будет.

— Быстрая смерть для слабого ума? — Именно так Достопочтенные поступают с учениками, которые позорят Орден. — Ты не обязана мириться с этим. Мой сосед защитит тебя.

«Не так ли, Андоку?» — Какая-то маленькая, неожиданная часть меня чувствует симпатию к этим наивным ученицам. Возможно, это влияние, которое оказала на меня Амали.

«О чем это ты?»

«Если они будут соблюдать договоренность, которую я пытаюсь заключить, то ты будешь их защищать».

«Я не занимаюсь защитой…»

«Хочешь провести еще тысячу зим в этой дыре или будешь делать то, что я скажу? Кроме того, они важны для Саланке».

«О, прекрасно. Когда ты так говоришь… Я действительно хочу произвести на нее хорошее впечатление. Мне кажется, она уже ненавидит меня».

— Оставайтесь здесь, — рявкаю я, таща Саланке к выходу. Тяжелая дверь широко распахнута. — Пойдете за мной, и она умрет, а потом умрете и вы, потому что любой Достопочтенный, который позволит своему тренеру умереть прямо у него на глазах, — предатель, и Хелион Рел прикажет вам совершить ритуальное самоубийство на краю Зубов Дракона, а своих лакеев заставит сбросить ваши мертвые трупы в бездну внизу. Так что теперь у вас нет выбора в этом деле.

Столкнувшись с вполне реальной перспективой собственной смерти, обе женщины колеблются.

— Хорошо. — Черноволосая женщина опускает мечи, и ее спутница следует за ней. — Только ради Саланке.

— Может быть, для Ордена еще есть надежда, — бормочу я, таща бессознательное тело Саланке в коридор. Она тяжелее, чем кажется, этот мой бывший тренер. Это потому что ее маленькое тело мускулистое и сильное.

Я смотрю налево.

Широкий, пещерный проход освещен мерцающими факелами в светильниках. Вдоль противоположной стены проходит каменный канал, по которому быстро течет вода, стекающая с вершины горы. По неглубокому стоку пробирается крыса, исчезая в тени.

Какое проклятое, унылое место. Думаю, это то самое место, в котором меня уже однажды запирали. Был ли Андоку здесь тогда? Почему он не заговорил со мной?

Пройдя некоторое расстояние по коридору, замечаю массивную каменную дверь, идентичную той, что была в моей камере. В центре — небольшой выдвижной люк, который используется для доставки еды и прочих предметов, что могутт понадобиться заключенному в одиночной камере.

Огромный железный засов с изображением дракона закрывает дверь. Открыть ее можно только снаружи.

Я подтаскиваю Саланке к дверям Андоку и сдвигаю засов. Он легко скользит, как жидкость; впечатляющее достижение инженерной мысли.

Эти клетки не были сделаны по современной технологии. Подобные вещи… эта тонко сделанная обработка железа; возможно, она существовала тысячи зим назад, но не теперь.

Взяв Саланке поудобнее, я затаскиваю ее внутрь, ориентируясь на скудный мерцающий свет из коридора.

Сначала не вижу ничего, кроме голых каменных стен и холодного черного пола. Здесь пахнет сухостью и затхлостью, как в древней гробнице, которую не трогали много веков.

Здесь ничего нет.

«Ты уверен в этом, мальчик?»

Я снова оглядываюсь.

И снова.

Что это за хладный чертог Лока?

Моему мозгу требуется некоторое время, чтобы осознать то, что видят мои глаза.

У дальней стены стоит человек… или то, что когда-то было человеком. Сейчас этот человек — серый, сморщенный, мумифицированный труп. Толстые железные кандалы приковывают его к стене. Руки вытянуты, а ноги связаны вместе, что превращает его в иссушенного человека.

Там, где должны быть глаза, лишь полые, сморщенные глазницы. Его кожа тонкая и сухая, как пергамент, натянута на кости. Местами она истлела, обнажив кусочки кости и даже удлиненный клык.

Ну, значит, не человек.

— Это действительно ты, Андоку, или просто плод моего воображения? — Стараюсь, чтобы в моем голосе не звучал шок. Я схожу с ума? Это существо говорит со мной в моем сознании? Возможно, это просто труп, давно заключенный в тюрьму и забытый своими похитителями, оставленный разлагаться и мумифицироваться на морозе. Возможно, я действительно сошел с ума.

«Не насмехайся надо мной сейчас, юный принц. Есть смягчающие обстоятельства. Обычно я выгляжу гораздо лучше, чем сейчас».

Губы не двигаются, но он определенно говорит со мной.

«Значит, легенды правдивы. Ты действительно неживой монстр».

«Очевидно. Хотя не согласен с частью про монстра, особенно от тебя. Поторопись и освободи меня, пока не послали кого-нибудь еще посмотреть, что так долго, черт возьми. Мы, Достопочтенные, не очень хорошо относимся к бездействию».

Мы, Достопочтенные? О чем говорит этот безумец? Он тоже был членом Ордена?

Я уставился на иссохший труп. «И как же мне тебя оживить?»

«Видишь эту королеву у себя на руках? Возьми ее палец и уколи его о конец моего острого зуба. Дай мне попробовать ее на вкус…»

Я смотрю на бессознательное лицо Саланке. Суровость исчезла с ее строгих черт, придав лицу почти невинный вид.

Странно. Тренер, который так жестоко избивал мою юную задницу, сейчас так уязвим.

Возможно, наличие другой женщины в моих объятиях должно заставить меня что-то почувствовать, но все, что получается — это еще сильнее тосковать по Амали.

Я в бешенстве.

Мне нужно выбраться из этого адского места…

Но могу ли я просто променять Саланке на неизвестную судьбу, даже если она является частью всего этого?

Ради Амали — да. Я готов на все, даже на подлые поступки.

— Что ты собираешься с ней сделать, Андоку?

«Попробовать ее на вкус… обнять ее… испить ее сущность… Знаешь, я так давно не пил, как следует. Эти современные ублюдки ничего мне не дают. Они слишком напуганы. Я даже не могу обратить ни одного из них, потому что они отказываются дать мне выпить. Не то чтобы я когда-нибудь собирался поделиться с ними своим проклятием».

Cмотрю на обнаженный клык Андоку. Его иссохшие, безжизненные губы начинают дрожать.

«Пожалуйста, Кайм. Отдай ее мне. Обещаю, я сделаю так, что это будет стоить твоих усилий».

— А после этого? Что ты с ней сделаешь?

«Я привяжу ее к себе, пока у нее не останется выбора, кроме как полюбить меня».

— Ты будешь принуждать, против ее воли.

«Это не хуже, чем то, что происходит с ней сейчас. Думаешь, у нее есть выбор в ее нынешней жизни?»

— Я не могу тебе доверять.

«Можешь. У тебя нет выбора».

Голоса доносятся до меня снаружи. Женские голоса. Разгневанные голоса. Беспокойные голоса. Ученицы Саланке проявляют беспокойство.

Время принимать решение.

— При одном условии, сангвису.

«О?»

— Невинные, молодые и наивные, которые слепо следуют за Орденом, потому что это все, что они когда-либо знали…

«Да?»

— Ты не должен убивать их, если можешь помочь. А Хелион Рел — мой.

«Меньшего от тебя и не ожидал. Я согласен. Возможно, ты удивишься, узнав, что я того же мнения. Я тоже когда-то был Достопочтенным, знаешь ли».

Несмотря на легкое любопытство, я не особенно заинтересован в том, чтобы услышать всю историю жизни сангвису прямо сейчас.

— Очень хорошо. С помощью перевязанных культей я неловко поднимаю кончик пальца Саланке и прижимаю ее шероховатую кожу к острому зубу трупа Андоку. На кончике пальца появляется жемчужина крови.

Она стекает в сморщенный рот Андоку.

Сначала ничего не происходит.

Я почти разочарован. «Что это значит, Андоку?»

«Ты так нетерпелив. Хотя вряд ли могу тебя винить. Ты еще очень молод. Подожди, пока у тебя будет целая вечность. Смотри и учись».

Я замираю, когда на нижней губе Андоку появляется крошечное пятнышко бледно-розового цвета. Пятнышко начинает распространяться, перемещаясь по губам.

Что это?

Это его иссохшая старая плоть превращается из мертвой в живую. Меняется.

Еще одна капля крови Саланке падает, стекая по его нижней губе, которая теперь как новая.

Недавно воссозданный язык Андоку появляется, слизывая кровь с нижней губы. Изменения распространяются по его лицу, превращая сухую, морщинистую, пергаментно-тонкую кожу в совершенно обычную.

Его кожа почти такая же бледная, как моя.

Изменения охватывают его шею. Распространяется по груди и вниз по конечностям, продвигаясь все быстрее.

Он возвращается к жизни. Эта высохшая плоть трупа на самом деле Андоку.

Две капли крови Саланке…

И это все, что нужно?

— Как это возможно? — спрашиваю я, слегка ужасаясь и в то же время совершенно потрясенный. Это другой вид магии, с которым я никогда раньше не сталкивался.

В последний момент мне хватает ума вырвать Саланке из лап сангвису.

Делаю шаг назад, когда глаза Андоку превращаются из темных, пустых впадин в прекрасные здоровые глаза.

Внезапно темно-багровые глаза смотрят на меня. Андоку моргает, и из его бледных век вырастают черные ресницы.

— Это сила крови. Та же кровь, что течет в твоих жилах, мальчик.

— Но я не сангвису, — твердо говорю я. — У меня нет никакого желания пить кровь.

— Нет, ты не проклят, как я. У тебя все врожденное.

Внезапная мысль приходит мне в голову. — Ты не… мой отец?

Выражение лица Андоку становится совершенно серьезным, словно он боится. Однако в ответ тихо и горько усмехается. — Даже близко нет.

Хотя его лицо теперь полностью восстановлено, он выглядит исхудавшим и изголодавшимся. Острые скулы прорезают скульптурные впадины его щек. Он полностью обнажен, что позволяет мне видеть выделяющиеся ребра, тонкие, жилистые конечности и плоский, впалый живот. Я вглядываюсь в черты лица, которые поразительно похожи на ионические, даже больше, чем у горцев, которых встречал в своих путешествиях. Он выглядит как один из древних людей — иони, которые жили в великих цивилизациях гор задолго до того, как боги якобы поссорились и вызвали извержение Черной горы.

До того, как они все уничтожили.

Что за тайны хранит он в своем крепком черепе?

Внезапно вампир усмехается, обнажая острые клыки. — Видишь, вот почему они так боятся меня, что им пришлось посадить меня здесь на цепь и морить голодом. Они выкачивали мою кровь, пузырек за пузырьком. С ее помощью залечивали свои раны и продлевали себе жизнь. Но никогда, никогда не давали мне ни капли крови взамен, потому что знали, что капля — это все, что мне нужно. Магия бога умопомрачительно сильна, даже когда не заслужена. Даже после тысяч зим, многого не нужно. — Он облизывает губы и с тоской смотрит на Саланке. — Но я все еще слаб. Святые боги, только посмотри на нее. Дай мне попробовать в последний раз, Кайм. Пожалуйста. Я прошу тебя.

Я крепко обнимаю Саланке. С ее губ срывается слабое бормотание. Она начинает шевелиться.

— Думаю, скоро она сама сможет принять это решение. — Осторожно опускаю ее на колени, затем кладу на холодный каменный пол. Не хочу еще одного избиения, когда она придет в себя. Мои силы иссякают. Меня столько раз били ножом. Я все еще истекаю кровью. Мои руки начинают дрожать.

Ноги Саланке шевелятся. Руки вздрагивают. Веки трепещут.

Прежде чем успеваю среагировать, Андоку выбрасывает руки и ноги вперед, срывая с каменной стены крепления своих металлических оков. Он спрыгивает на пол и превращается в черно-белое пятно, устремляясь к Саланке.

В следующее мгновение его рот оказывается у ее горла, и Андоку впивается глубоко, а она уже проснулась, брыкается и сопротивляется, но он все еще ее не отпускает.

Его чертовы зубы впиваются ей в шею.

— Хватит! — рычу я, нанося жестокий удар ногой по его затылку. Этого достаточно, чтобы он пошатнулся; достаточно, чтобы Саланке удалось выскочить из-под его лап и вытащить из-за пояса короткий кинжал. Она поворачивается и погружает лезвие в левый глаз Андоку.

Шатаясь, она отступает назад, хватается за шею и в ужасе смотрит то на Андоку, то на меня. Ее собственная багровая кровь проливается сквозь пальцы. — Ч-что ты сделал, Кайм?

Ее глаза полны ужаса.

Я никогда, никогда не видел, чтобы Саланке выглядела такой испуганной.

Андоку поднимается на ноги и вытирает кровь с губ тыльной стороной ладони.

Он улыбается. — Обычно я бы убил тебя за это, но не могу, и, наверное, мне это было нужно.

Саланке выкрикивает проклятие на иони и достает длинные мечи. Две ее подопечные появляются в дверях с клинками наготове.

Я слышу шаги, много шагов.

Похоже, прибыла кавалерия.

Смотрю на Андоку, у которого в глазах похоть. — Как уже говорил, она может сама о себе позаботиться. Теперь ты будешь моим союзником, или мне придется добавить тебя в список моих личных вендетт?

Вообще-то, у меня только одна личная вендетта, и та — с Орденом Достопочтенных.

В данный момент они не дают мне встретиться с моей парой.

Андоку взмахивает бледной, тонкой рукой, как бы слегка дразня меня. — Сейчас рядом с тобой нет союзников, так что позволь мне. Я не знаю, что ты планируешь делать дальше, но тебе лучше побеседовать со своим стариком как можно скорее.

Прежде чем успеваю ответить, что-то проносится мимо меня.

Внезапно в Андоку вонзаются полдюжины арбалетных болтов.

Он стонет, но не падает духом.

Действительно, чудовище.

Саланке и ее ученицы бросаются вперед. До моих ушей доносятся шаги. Десятки Достопочтенных толпятся в коридоре снаружи. Голоса шепчутся, затем кричат. Проклятия, произносимые с упоминанием моего имени и имени Андоку.

— Убейте кровососа, но другого приведите живым. Быстро, пока ублюдок не попробовал еще каплю крови и не стал сильнее.

На этот раз я не являюсь объектом их внимания. Они идут на Андоку, косы развеваются, серебряные клинки расплываются в тусклом свете.

Он сам превращается в пятно, отбиваясь руками от их мечей.

Таптаптап. Они танцуют вчетвером, а я, как ни странно, остаюсь в стороне.

Еще больше Достопочтенных врываются внутрь, окружая меня. Андоку отбивается от них с легкостью. Его скорость сверхъестественна. Сила необыкновенная, как и моя.

И подумать только, он все еще слаб.

Что за чудовище я выпустил в мир? Не думаю, что смогу справиться с ним сейчас, в моем нынешнем состоянии.

Если бы мог замедлить время, то смог бы убить его с легкостью.

Дерьмо.

Мне нужно идти. Но куда?

Единственный путь с Черной горы — вниз.

Если смогу выбраться отсюда в горы, то смогу спрятаться.

Восстановить силы и постараться понять, как остановить яд Вайлорен. Можно попытаться выведать больше информации у темного ублюдка в моих снах.

Предположительно, он идет сюда. Возможно, я встречусь с ним лицом к лицу.

— Задержи их, — рявкаю я Андоку, выбегая из комнаты.

Мои руки начинает покалывать. Невидимые пальцы подрагивают. Опускаю взгляд. Кожа моего предплечья очень, очень бледная. Она снова приобрела кристаллический вид. Мое тело кажется легким. Боль все еще есть, но уже не такая сильная.

Дюжина Достопочтенных надвигается на меня, как стена смерти, нанося удары, пиная меня, пытаясь повалить на землю. Мое тело изрешечено дырами. Я весь истекаю кровью. Скоро во мне не останется ничего, что могло бы кровоточить.

Отбиваюсь от них, беспорядочно, неистово, без привычной точности. Мои несуществующие пальцы чешутся, чтобы взять оружие, но я лишь могу бить твердыми обрубками рук по лицам.

С ревом Андоку вырывается в коридор, увлекая за собой трех разъяренных женщин. Они кружатся вокруг него, нанося время от времени удары.

Его плоть срастается почти так же быстро, как они ее разрезают. Какой чудовищный ублюдок.

Здесь собралось больше Достопочтенных, и ими командует Джеру на заднем плане. Я обращаю хаос в свою пользу, притягивая руки к телу и используя ноги как мощное оружие — единственное оружие, которое у меня есть.

Я подтягиваю бесполезные руки к телу и вращаюсь, как танцор, выбивая клинки из рук. Я почти обезглавливаю кого-то жестоким ударом по голове.

Кажется, удается прорваться.

Куда я иду?

Убить Хелиона Рела, конечно же.

Голова змеи должна быть отрублена до того, как появится что-то еще.

Отбившись от Саланке и ее учениц, Андоку появляется у меня за спиной. Он — вихрь бледной плоти и крови и длинных черных волос, злобных, пропитанных кровью нитей, извивающихся в темноте.

Сангвису — зверь, его стиль боя жесток и порочен. Даже без клинка он более чем соответствует этим Достопочтенным.

На самом деле его руки и зубы — это его оружие. Андоку разрывает плоть голыми руками. Клыками он рвет глотки. Лезвия вгрызаются в его плоть, но не причиняют ему особого вреда. Пол чернеет от крови Достопочтенных. Он — сила сам по себе, тысячелетия за тысячелетиями гнева и страдания, высвобожденные в одно мгновение.

Что же я выпустил из холодных чертогов Лока?

Я оглядываюсь через плечо. Где Саланке и ее подопечные?

Наверняка Андоку обошелся с ними легко. По какой-то причине он казался влюбленным в Саланке.

Но не вижу их среди моря одетых в черное воинов Достопочтенных. У меня нет времени искать их, потому что внезапно Джеру оказывается позади меня, обхватывает мощными предплечьями мою шею и тащит назад.

— Ты даже не представляешь, что наделал, демон, — шипит он.

— Уверен, что знаешь, что делаешь? — Я хриплю, когда он накидывает мне на голову тонкую проволочную гарроту. Без рук я не могу остановить его. Как обидно. — Ты собираешься убить меня сейчас?

— Нет… — Он затягивает проволоку совсем немного, и она вгрызается в мою кожу, пуская кровь, посылая новую волну боли в мое проклятое тело.

Нет…

Они не могут сделать это со мной.

— Не двигайся, Кайм.

Проволока острая, как бритва. Знаю. В свое время использовал несколько. Если упаду на колени, она пронзит мою шею до самой кости.

Нет.

Это не может закончиться вот так.

Мне нужно попасть к Амали.

Я нужен ей.

А она нужна мне больше, чем могла бы себе представить.

Она настоящая.

Все, что происходит вокруг меня, — не настоящее.

У меня кружится голова. Коридор и Достопочтенные начинают расплываться, их темные глаза и лица в масках превращаются в чудовищное черно-серое пятно — безмолвные обещания смерти и жесткий взгляды убийц.

Глаза, как у меня.

Стальная проволока Джеру все глубже врезается в мою шею, и внезапный прилив крови говорит мне, что он задел крупные сосуды.

Он тут же останавливается, глубокомысленно ругаясь на иони, но уже слишком поздно.

Теперь кровь идет и из моей шеи. Кровь уже сочится из моей груди, живота, плеча, бедер…

Сколько еще кровопотери я могу выдержать?

— Ты уже должен быть мертв, демон, — шипит Джеру, — но у меня такое чувство, что тебя ничто не может убить.

Ты действительно хочешь проверить эту теорию?

Звезды танцуют перед моим взором, превращаясь во тьму. Где-то на задворках моего сознания кричит Андоку, обещая смерть любому, кто прикоснется к его суженой.

Саланке? Теперь Достопочтенный угрожает перерезать ей горло, если Андоку не остановится и не упадет на колени.

Это классика Достопочтенных. Они готовы торговать жизнью одного из своих самых опытных и преданных тренеров, лишь бы Орден выжил.

Андоку безумными, кроваво-красными глазами смотрит на море убийц и издает безумный вой. Вокруг него на полу лежат тела: иссушенные, растерзанные, с вырванными стройными шеями. Темная энергия, излучаемая сангвису, усилилась во сто крат. Его исхудалые щеки порозовели, а тело обросло мускулами. Его истинная форма — это форма элитного воина, что вполне логично, учитывая, что он утверждает, что является одним из Достопочтенных.

Но теперь он беспомощен, потому что его королева у них.

Андоку исчезает из поля моего зрения, когда волны черноты обрушиваются на меня, становясь все больше и больше, пока кроме тьмы ничего не остается.

Я слышу голоса на заднем плане; они считают убитых, делают расчеты и быстро организуют команду, чтобы связать меня и унести.

Грубые руки связывают мои запястья и лодыжки. Меня поднимают меня. Проклятая проволока Джеру все еще на моей шее. Голоса проплывают в моем сознании.

— Как, черт возьми, он еще жив?

— Ну, ты знаешь, кто он. Его надо убрать.

— У него, мать вашу, нет рук. Как команда Саланке умудрилась дать ему сбежать? Они умрут за это.

— Потому что он противоестественный ублюдок, вот почему. Неважно. Все уже сделано. Он станет хорошим подарком для бога смерти.

— Мы можем только молиться, чтобы он появился на этот раз.

— Так уже делали раньше. Просто молись.

Мы начинаем двигаться, и каждый шаг — это чистая агония в моем отравленном драконом, изрезанном ножевыми ранами, кровоточащем теле. Я прохожу мимо негодующего Андоку. «Хорошая попытка, вампир».

«Я пытался защитить ее, но она продолжала бороться со мной».

«Она из Достопочтенных. А чего ты ожидал?»

Андоку что-то говорит в ответ, но мой разум не в состоянии расшифровать его беспорядочные слова, поскольку бессознательное состояние угрожает унести меня прочь.

Я должен быть мертв, но это не так.

Огонь дракона — это чистая агония, распространяющаяся по моему телу, как никогда раньше.

Я так долго боролся с ядом, но впервые чувствую, что он действительно может победить.

Я слишком слаб, слишком немощен.

Магия огня Морхабы начинает побеждать.

«Просто сдайся, — подсказывает тоненький голосок в глубине моего сознания. — Твоя судьба была предрешена еще до твоего рождения. Ты прожил гораздо дольше, чем должен был. Ты смог увидеть и насладиться тем, что не смог бы испытать ни один другой Достопочтенный. Теперь этого достаточно. Разве ты не устал? Зачем бороться?»

Я устал, и, по правде говоря, мне очень хочется поддаться этому коварному голосу.

Но я не могу уступить.

Никогда.

Внезапно болезненная нить на моей шее, в том месте, где была гаррота, становится ледяной. Холод начинает распространяться, ползти вниз по моей шее. Он странно приятен на фоне агонии драконьего огня.

Огонь и лед, враждующие внутри моего тела, в которое вонзили столько ножей, что я должен быть мертв.

Что дальше, мои окровавленные руки начнут отрастать?

Остается только надеяться.

Сейчас я больше ничего не могу сделать, кроме как ждать, хотя мне ненавистна мысль о том, что я беспомощная жертва, которая не может ничего сделать, кроме как ждать спасения.

Очевидно, мой сир идет. Из-за завесы, что бы это ни значило.

Когда погружаюсь в соблазнительную темноту бессознательного состояния, посылаю последнюю мысль в мир, проецируя свой мысленный голос так, как научился говорить с Андоку.

«Вайлорен».

Тишина.

«Если ты слушаешь, то в подземных туннелях горы живет сангвису. Его слабое место — женщина по имени Саланке. Твой всадник ее узнает. Если вы хотите освободиться от того, что используют Достопочтенные, чтобы держать вас в заложниках, найдите Саланке и Андоку. Сангвису очень силен. Он может помочь вам».

И, возможно, безумный Андоку вызовет хаос в цитадели, пока эти безумные Достопочтенные будут тащить меня к моей судьбе.

«Выбирай мудро, дракон».

В конце концов, это ее проклятая магия втянула меня в этот бардак.