Амали
Мидрианские солдаты связывают меня и перетаскивают на другую лодку — меньшее судно, предназначенное для плавания по рекам.
Запирают в помещении без окон, где слабо пахнет забродившими, гниющими фруктами и несвежей капустой.
— В добрый путь, — рычит тот, кого зовут Баркен, когда захлопывают за мной дверь и исчезают в шквале тяжелых шагов.
Свернувшись в клубок, обнимаю себя, чтобы согреться. Рубашка из грубой ткани, которую мне дали, царапается и раздражает. Она неприятно трется о сырую кожу на спине, но я сопротивляюсь желанию снять ее, потому что это дает скудную защиту от холода.
Лодка скрипит и раскачивается.
Никто не приходит, чтобы объяснить мне что-либо. Да и зачем? Эти мидриане считают меня преступницей. Я всего лишь пленница, которую скоро казнят.
Следующие несколько дней проходят как в тумане, в дымке боли и эйфории, с перерывами лишь на то, чтобы какой-нибудь ворчливый мидрианский лодочник принес еду — обычно жидкую, водянистую кашу и немного черствого хлеба — или ту самую дурно пахнущую мазь, которую я, видимо, должна сама нанести себе на спину.
— Приложи это к своим ранам, Тигландер. Нужно убедиться, что порезы от кнута хотя бы закроются к тому времени, как ты попадешь к Его Величеству.
Какая милость, что я больше не вижу Триза. Может быть, он получил удовольствие и наконец устал мучить меня.
По мере того как заживает спина, боль становится сильнее, раны и красные рубцы от проклятого хлыста Триза кровоточат, затем покрываются корками, кожа стягивается и зудит.
У меня останутся шрамы.
Неважно. Я буду носить их с гордостью, в память о молодом моряке Айене, которого убили просто за доброту.
Какой ужас. Если бы только я могла сбежать от всего этого прямо сейчас и снова быть с Каймом.
Это бессилие… Я ненавижу его.
Если бы только могла вернуться к своему народу и убедиться, что они в безопасности.
Старейшины, женщины, дети, молодые парни на пороге зрелости…
Пожалуйста, будьте в безопасности.
В моменты бодрствования страх за них поглощает меня, но когда я сплю, то испытываю состояние легкой эйфории, потому что порой нахожу Кайма в своих снах.
Он приходит ко мне во время коротких отрезков своего сна, когда настолько измотан, что едва может переставлять ноги.
Сначала Кайм находился высоко в горах, а затем — на мрачных, усыпанных гравием равнинах Калабара. Я вижу его в зимнем лесу без листьев, затем в низовьях Комори, где стволы деревьев почернели, сожженные мидрианами.
Проклинаю их всех за их бездумное насилие.
Нахожу Кайм у ручьев и глубоко под землей в страшной пещере, через которую мы прошли вместе, когда впервые бежали из столицы; место, которое он называет Таламурана.
Сначала было трудно понять, что Кайм делает, куда идет, но потом он объяснил мне все своим точным, лаконичным языком, и я начала представлять это в своем воображении.
Между этими короткими периодами сна он замораживает время и бежит через весь континент, пересекая равнины и замерзшие ручьи, пробираясь сквозь снег и лютый холод, взбираясь в горы и спускаясь с опасных скал.
Он неумолим.
Теперь никто и ничто не сможет его остановить.
Я могу просто представить его в своем воображении: бледная, пугающая, одинокая фигура, бегущая через неподвижный, безмолвный мир, который тянется за ним медленнее, чем улитка.
Для нашего обычного смертного сознания Кайм всего лишь неуловимое пятно, движущееся быстрее, чем может видеть глаз.
Он останавливает мир, чтобы добраться до меня.
Но когда он засыпает, мир снова приходит в движение. Солнце и луна танцуют в такт, а он видит сны.
Там я его и нахожу.
Кайм постоянно пылает ужасным холодным гневом, когда встречаюсь с ним взглядом, но каким-то образом мне удается успокоить его своим незримым присутствием.
И когда он окончательно успокаивается, когда понимает, что это я держу его и никто другой, когда осознает, что демоны внешнего мира не могут угрожать нам во сне, становится удивительно теплым и мужественным, как большой, холеный горный кот, пребывающий в игривом настроении.
Его гнев никогда не проходит — я чувствую, как он пульсирует в глубине его крепкого тела, но Кайм подавляет его для меня, бормоча сладкие слова глубоким, урчащим, сводящим с ума голосом, рассказывая мне обо всех порочных и непристойных вещах, которые собирается сделать со мной, когда я снова окажусь в его руках.
— Твое тело столько всего пережило, — с восхищением говорю ему однажды, когда застаю его прислонившимся к широкому стволу древнего голубого дерева. Я восхищаюсь его безупречной алебастровой кожей, которая приобрела едва уловимое мерцание, напоминающее снег в лучах солнца. Страшная рана на его щеке затянулась, и разъедающая магия Вайлорен больше не действует. На ощупь Кайм прохладный. С облегчением вздыхаю. — Ты прошел через столько изменений… но это твоя истинная форма?
Кайм недоуменно и раздраженно хмурится, его брови изгибаются самым очаровательным образом. — Как обычно, Его Бесконечная Загадочная Тьма никогда ничего толком не объясняет, — фыркает он. — Полагаю, я лишился последнего человеческого очарования. Должно быть, я выгляжу несколько чудовищно.
— Не чудовищно, — бормочу ему на ухо, наслаждаясь тем, как он напряжен и возбужден, пробегая призрачными ладонями по его мощным рукам. Я с удивлением рассматриваю его руки, очарованная совершенно обсидиановой кожей на ладонях и пальцах и его чисто черными, немного похожими на когти, ногтями; тем, как черная кожа его запястий перетекает в пустые чешуйки змеиных татуировок, делая их завершенными. — Совсем нет. Я не могу дождаться, когда снова увижу тебя во плоти, Кайм. Я просто отсчитываю дни, пока ты не заберешь меня от этих идиотов.
— Если бы мне не пришлось время от времени отдыхать, я бы уже был там, — хмыкает он, — но, к сожалению, в этом мире я не всесилен. Как близко ты находишься от столицы?
— Не знаю точно. Меня пересадили на речное судно. Думаю, мы на большой реке, которая впадает в Даймару.
— Сайал.
— Да, она. Меня везут прямо к этому так называемому императору Крогену. Думаю, он хочет устроить что-то вроде казни. Публичную церемонию в честь начала своего правления. Это все звучит очень драматично, — презрительно фыркаю я. — Императоры всегда были напыщенными ослами. Это у них семейное.
На мгновение Кайм замолчал. Гнев, который он излучает, холоден и страшен. — Кто ответственен за твои страдания, Амали? Назови мне имя.
Я колеблюсь, зная без сомнения, что любое имя, которое произнесу, будет смертным приговором для этого человека.
— Я должен знать, Амали, — настаивает Кайм. — Подобное… Я не могу оставить это без внимания.
Понимаю. — Это командир Триз, — отвечаю я просто после долгих раздумий. Не потому что Триз пытал меня, а потому что убил Айена.
Я могла бы убить их всех, но другие солдаты и моряки… они просто выполняют приказы. Люди не бывают только хорошими или плохими. В них есть все оттенки серого, и у некоторых из них остались семьи, любимые люди.
Я бы не хотела, чтобы на моем счету было так много смертей.
В конце концов, я все еще жива.
— Спасибо, — шепчет Кайм, его глубокий, восхитительный голос обволакивает меня, затягивая глубже в свои чары, в которых я уже безнадежно тону. — Я все исправлю. Клянусь тебе.
Ох, Кайм. Даже будучи пугающим, он такой милый.
— Думаю, сейчас ты всего в нескольких днях пути от столицы, — рычит Кайм, его аура становится холодной и опасной. — Я тоже. Мы скоро встретимся, Амали, обещаю. Я не позволю этому человеку забрать твою жизнь.
Забираюсь к нему на колени и обвиваю руками его шею, наслаждаясь его пьянящим присутствием. — Даже если это произойдет, я просто покину этот мир и отправлюсь в царство твоего… отца. Это было бы не так уж плохо.
— Нет, — огрызается Кайм, ища меня руками. — Неужели ты так легко забыла то, чему научилась, когда я впервые забрал тебя из дворца? Эта жизнь — твоя жизнь — драгоценна. Она только одна. — Он закрывает глаза и прислоняется спиной к дереву, испуская глубокий, усталый вздох. — Я больше ничего не воспринимаю как должное, Амали. Даже время. Каждый момент, проведенный с тобой, драгоценен, будь то на этой земле или за завесой. — Его глаза распахиваются, увлекая меня в бесконечную, усеянную звездами тьму. Его сила прожигает меня насквозь, как расплавленная лава. — Кроме того, я все еще должен подарить тебе наших детей.
Дети! И снова он удивляет меня.
Я почти падаю в обморок.
Даже сейчас, когда мы страдали и были в разлуке, он планирует нашу будущую совместную жизнь.
Эмоции переполняют меня, и я плачу тихими слезами в своих мечтах. Подумать только, в прошлом я даже не мечтала, что у меня будут дети, потому что ни один мужчина не осмелился бы лечь со мной в постель.
А теперь я думаю о том, что у меня есть он…
Прежде чем успеваю сказать хоть слово, Кайм вздрагивает. — Кажется, я сейчас проснусь, Амали. Ты слишком сильно мучаешь меня, и если я не начну двигаться в ближайшее время, боюсь, захочу остаться здесь, в своих снах, с тобой навсегда.
Остро ощущаю настойчивую пульсацию его члена.
Всемогущие боги, этот мужчина…
— Тебе лучше не медлить, — прошептала я, нежно дразня его. — Потому что за каждый день опоздания я заставлю тебя умолять о моей благосклонности тысячу раз.
— Этого не случится, — отвечает он, глядя прямо сквозь меня на темный туманный лес за окном. — Я не опоздаю и никогда не стану умолять. Это случится с тобой, когда заставлю тебя кончить так сильно, что ты не вспомнишь имени ни одного другого мужчины, кроме моего.
Милая Селиз, коварный мужчина. На мгновение я теряю дар речи. У него есть способность иногда говорить самые поразительные вещи.
Тепло расцветает в моей груди. Заставить меня умолять? Так оно и есть, мой милый мужчина. Вслух я хихикаю. — Не будь слишком самоуверенным, Каймениэль. То, что вдруг обнаружил, что ты полубог, еще не значит, что можешь делать все, что…
— Я так хочу тебя трахнуть, — рычит он, и во мне вспыхивает огонь чистого желания.
— О боги, Кайм… — Я тянусь к нему, но больше не могу его коснуться. Могу только пройти сквозь него.
Он исчезает.
Просыпается…
И мир снова застынет…
К черту Крогена и Триза с их мидрианским высокомерием, считающих себя единственными достойными созданиями на этой земле.
Думающих, что они могут растоптать меня и мой народ.
Когда я здесь, с Каймом, они не могут меня тронуть.
В моем разуме, в моем сердце, они, черт возьми, не могут ко мне прикоснуться.
Они ничего не могут сделать.
— Просто жди, Амали, — шепчет Кайм, его голос восхитительно темный и опасный. — Жди меня. Все будет хорошо. Я обещаю.