Мои неотразимые гадюки. Книга 3 (СИ)

Часть 4 Пролог

Глаза у посыльного были что надо: вытаращенные да виноватые. Он мялся в дверях, хотя здесь в Черногорье народ испокон не кичился своим положением: что господством, что богатством. Шибко гордые умирали здесь быстро, страшно и в полном одиночестве. Народу, у которого почитай каждый день мог стать последним, сняться с места да уйти к менее привередливому хозяину — нечего делать. В последние годы здесь не копили горы добра — завтра могло не наступить, дети так и не народиться. До внуков должны были умудриться дожить сразу оба поколения. Правнуки же считались нерядовой удачей. А рождённые на твоих глазах — редчайшей.

Потому-то барр из Чесла — хозяин и господин множества земель вокруг этого поместья — насторожился. У них-то сейчас всё спокойно. За последние десять лет в Чесла набежало столько народа, что кабаны предпочитают охотиться в более доступных местах. В полу обезлюдевшие деревни врываться и проще, и безопасней. Частоколы в них поправляют редко, а мужчины умирают часто. Не то, что в Чесла, где и работников, и воинов пока хватает.

Хотя кабаны, конечно, борзеют из года в год всё больше. Разорённых барратов по округе пруд пруди. Да, собственно, крепких-то всего три и осталось. На их земле люди могут передвигаться более-менее свободно от одной сторожевой башни — или подземной схоронки — до другой. Редко кто не успевает скрыться в их каменных чревах, вскрывать которые кабаны так и не научились.

— Чего сказать-то хотел, робкий ты наш? — весело подначил гостя Юрат, перекинул ногу через лавку и упёрся руками в колени: — Чего с рожей-то? Жрут кого? Так мы не поспеем. Толку-то с нашего налёта.

— Из крепости он, — подсказал мальчишка, что притащил посыльного.

И скрылся за дверью, ибо мелкоте в покоях дружины отираться невместно.

— Из крепости? — подивился Юратка и взмахом руки пригласил гостя за стол: — А ну-ка, поди, расскажи, как до нас добежал?

— И на кой ляд? — пробурчал Чедом, погружая лицо в широкую чашу с пивом.

Посыльный при виде такой редкости громко сглотнул. Робко притулился на краю длинной скамьи. Ватага барра Радгара из Чесла только-только вернулась после очередной стычки с кабанами. Твари попытали счастья в дальней деревне барра, а тот этакой наглости никому не спускал. Ватажники скоренько набили животы и завалились на боковую. Лишь сам барр да четвёрка его ближников всё ещё торчала за столом.

Парень снова сглотнул — тут же перед ним ударила донышком о стол полная кружка пива. Глаза не поверили, но душа потянулась — он, как мог, чинно взялся обеими руками за толстенную ручку. Вежливо приподнял кружку в сторону пристально наблюдавшего за ним барра. Чуть не со стоном присосался к сказочному напитку. Пиво нынче варили только в таких благословенных местах, как Чесла.

Радгар терпеливо дождался, когда гость закончит. Убедился, что тот не помер от счастья и потребовал:

— Говори.

Парень подскочил, как ужаленный. Этого высокого, крепкого, как дуб, человека с повадками зверя и звериной же силой боялось всё Черногорье. Не из-за рожи, разодранной нечистью ещё по юности. Хотя под густой гривой волос, да при таких грозных, пронзительных глазах от её вида и помереть недолго. Особо по ночной поре или от внезапности встречи. Нет, барра Чесла боялись за то, что его боялась даже нечисть. Ну, уж опасалась точно.

На что уж гарпии — твари наглые и в безмозглости своей шибко отважные, но и те зареклись наведываться в его земли. Ибо он их даже не самострелами бил, а сжигал заживо. Бил просмолёнными стрелами из громадных луков, с какими не каждый и справится. А у него таких стрелков было аж два полных десятка. И ещё два раза по столько пацанов сызмальства приучались к лучному бою. К тому, при котором гарпию подпускали близко-близко и штанов не марали. А потому и не каждый был пригоден для такой забавы.

— Говори, — повторил Радгар, приподнимая тяжёлые сивые от ранней седины брови. — В крепости беда?

— В крепости гости! — вскинулся парень и засмущался от собственной резвости.

— Гости? — вкрадчиво уточнил барров управляющий. — Эвона как.

Этого тощего лысоватого мужичонку с хитрющими близко посаженными глазками знавало всё Черногорье. И чего бы про него не трепали, в Чесла его ценили высоко.

— Странно. Правда, Цвий? — поворотил к нему лохматую голову барр. — Их всего там с пару десятков народу. Я-то дурак всё зазывал их к нам. Думал, ещё немного и жильцы крепости с голода подохнут. А у них ещё и гости приключаются. И кого туда принесло? — впился он взглядом в окончательно стушевавшегося паренька.

— Так это…, — забормотал тот чуть слышно. — Господа ведь…

— Кто? — переспросил барр, выгнув брови.

— Господа, говорю… того… напросились. На постой, значит… Вот! — выпалил парень напоследок.

Жрать перестал даже непробиваемый Чедом. Тишина наступила гробовая. Мужики пялились то друг на дружку, то на посыльного из мёртвой крепости, то на вожака. Лишь Цвий задумчиво ковырял ножичком стол и чему-то лыбился. Да ехидненько так.

— Какие господа? — прервал молчание Хран, которому по старшинству позволялось много больше, чем прочим.

В год, когда родился Радгар, ему сравнялось шестнадцать. Покойный барр Чесла приставил толкового парня к своему долгожданному отпрыску в хранители — силы тот был немереной. К тому же ловок, как нечисть, и весьма тяжёл на руку. Теперь сам Радгар уже перешагнул за третий десяток, а его дядька-пестун Хран имел все шансы дожить до пятидесяти — осталась какая-то вшивая пара лет. Но до сих пор молодой барр его слушал с вниманием и почтением. Сам же пестун не борзел и перед народом себя не выпячивал. Радгару указок не раздавал, за что и был крайне уважаем.

— Дивные! — брякнул паренёк от всей души. — Невиданные. С лица на нас шибко не похожие. Но сразу видать, что важные. Одеты шибко богато, — набирал обороты захмелевший сказитель. — И в такое, что у нас сроду не носят. Особливо три витязя. Столь могучие, что нашим никому с ними не равняться. Ещё один мастер с ними. Ох, и страшен! Чисто лешак. И старик, какого они все почитают. Ещё малец нахальный. Ещё молодчик странный. С виду вовсе не витязь, но прочие его слушают почище того старика. Вроде, как барра какого. Но, тот не заносится, не величается. Да всё норовит от девок спрятаться …

— Каких девок? — оживился Юратка.

Паренёк сладостно закатил помутневшие глазки и выдохнул из самой сердечной глубины:

— Прекрасных, каких и вовсе не бывает!

— Как же не бывает, раз они явились? — придирчиво подначил его Юратка. — Хоть во плоти-то? Иль призраками бесстыжими порхают?

Обалдевший сказитель не успел ответить, как пестун Хран полюбопытствовал:

— А чего это молодчик странный от девок прячется? Любви его домогаются? Наложницы что ли?

— Сеструхи родные! — возмутился посыльный, но тотчас растерялся: — Мне-то и неведомо, чего он от них хоронится. Ругает их заразами да лахудрами. А то ещё по-всякому…

— И сёстры ему спускают? — чуть удивился барр.

— Не! — махнул рукой парень. — Потешаются над ним тож по-всякому. Насмешничают. Особо, когда он их грозит замуж раздать. Там, правда, одна сестрица замужем. За одним из тех витязей. А барр, вроде как, ждёт не дождётся, как прочих с рук сплавит. Но, что-то у них там всё не ладится. А прочие витязи на тех красавиц и не смотрят. Будто вкруг них те девки табунами бродят. И барровы сеструхи до них не охочие. Хотя живут дружно — слова дурного не скажу. Брательнику, коли чего, не прекословят. Слушают его, будто батюшку родного. Особо, как на кабаний перевал сбираться начали…

— На перевал? — оборвал его Хран, переглянувшись с Радгаром.

— Ты, дружок, не попутал? — нахмурился тот.

— Чего ж тут попутаешь, коли они туда уходят? — подивился рассказчик. — Все заодно. Даже пацана с малявкой берут. И страху не ведают: всё с шуточками, да смешками. Мы им про кабанов лютых, а они лишь отмахиваются. А одна баба из крепости, будто видала со стены, как у кромки леса одна из девок с кабаном миловалась. После села на него да в чащу подалась. Тока врёт поди. С голодухи-то чего не примерещится. Где ж видано, чтоб девки на кабанах катались? Совсем баба от дикости из ума выжила, — посетовал почтительный юнец. — То благодетельницами девок кличет, то ведьмами. А как же оно разом может быть?

— Благодетельницами? — переспросил Хран и усмехнулся: — За что такие почести?

— Так они ж в крепость хлеба привезли. И скотину пригнали. Задаром. Нам вот тоже чуток отломилось. И тоже задаром.

— Кому вам?

— Так я ж не из крепости, — спохватился парень. — Из Привратного ущелья мы. Нас Убор послал под рукой дядьки Мурана скотину в крепость отогнать. В уплату, значица, за подарки. За скотину да зерно.

— И много скотины? — уточнил Цвий, выслушал доклад и покачал головой: — Сдохнет. Народец из крепости пасти её наружу ни за какие блага не попрётся. Да на косьбу не отважится. Им от кабанов более всех достаётся. Каждый набег, почитай, через них.

— Так скотину-то да зерно велено барру Радгару преподнесть, — вновь спохватился наперекосячный рассказчик. — Пришлый-то барр так передать и велел, дескать, кланяется он, чем богат. Сам бы почтил, да со временем туго. Дюже срочно в Утробу надо.

— Когда надо? — уточнил Хран.

— Так, нынче же поутру уходить и сбирались. Уже, поди, на перевале. Всё промеж себя толковали, будто за ради того издалека тащились. С юга вроде. Оно и похоже: чёрные глазищи, как уголья горят.

— Чёрные? — недоверчиво прогудел Чедом.

— Как есть, чернущие, что твоя ночь. Правда, одна госпожа, как есть, нормальная. Да и девчоночка нашенская.

— Это, где ж у нас такие черноглазые водятся? — пробормотал Хран. — Степняки, что ли?

— Не, они из господ, — уверенно возразил парень. — Я степняков видал разок. Ещё по малолетству. Те чувырлы неумытые. А эти госпожи чисто голубки нежные.

— Голубки нежные да непристроенные, — с ехидцей проворковал Цвий.

— Заткнись, а! — досадливо попросил барр.

И сотворил на столе пудовые кулаки с разом побелевшими костяшками.

— А чего? И непристроенные, — невозмутимо изрёк пестун. — Да к тому ж красавицы. Брат, опять же, желает их сбагрить. Покойный Велмар — батюшка твой — помнится, наказывал мне тебя оженить. Бесись, сколько влезет, но наказ его я исполню. Чего супишься? Мордой не вышел? А и пускай её. Мужика не морда красит. Для того нам бабы даны. Молодчик тот — барр с юга — здесь чужак. И породниться с лучшим из барров для него честью будет. И твоей милостью, а не его. Он за неё тебе в ножки кланяться должен.

— Хорошо б в придачу к поклонам и приданое поиметь, — оповестил Цвий, исподтишка весело зыркнув на Радгара.

— Так это, — полез с новыми подробностями вестник, — добра-то у них полным-полно. Тока своего цельный воз. Всё богатое на зависть. На витязях оружие, каковое даже в Чесла не водилось. А дядька Убор сказывал, будто и у диктатора такого сроду не водилось. Он-то помнит, как по молодости с наром покойным в стольный град катался.

— Своего добра? — вкрадчиво переспросил Цвий. — У них чего ж, и не своё добро имеется?

Мужики переглянулись: разбойнички объявились? В Черногорье, понятно, поживиться нечем. А вот укрываться милое дело: кто сюда за ними полезет?

— Так оно ж нынче уже ваше, — удивлённо разъяснил гостенёк. — Все пять возов с зерном. Да коровы, да быки. Господа самолично всё притартали, не погнушались. Провожатые с Белогорья ещё на границе сдристнули. Наши-то чуть с глузда не съехали, как уразумели, что господа не шутят. Воз зерна да скотина — этакое добро да без отдарка. А чем нам отдариваться? Отдариваться-то и нечем. Кругом голые.

— Они тут что, поселиться надумали? — встрепенулся Цвий.

— Сбрендили, — хмыкнул Юрат. — Полоумные чужаки приискали местечко, где сподручней сдохнуть.

— Цыц ты! Балаболка, — недовольно окоротил его Хран и велел вестнику: — Толком объясни: слазят они в Утробу, а далее? Что, взаправду тут поселиться надумали?

— Так это, — растерялся парень, осоловело помаргивая на хозяев дома. — Кто ж их разберёт? Вроде тока на времечко. Шибко-то не обустраивались. На крепость бесхозную глаз не положили. Велели сказать, чтоб барр из Чесла противу них не сторожился. Зла чинить они не станут. Чуток отдохнут да прочь уйдут. Чего им тут? — и сам подивился такой очевидности рассудительный парень. — Им всем в Утробу неймётся…

— Им, это, значит, со всеми сёстрами? — вновь впал в задумчивость Хран, отчего вестник захлебнулся новостями и припух.

— И чего девок в такое поганое место зазря таскать? — покачал головой Цвий, косясь на их несговорчивого жениха. — Вырастил невест, так и вправду замуж раздай, как оно у добрых людей принято.

— Поначалу проверить нужно: в рожу-то невесте глянуть не боязно? — дурашливо забеспокоился Юратка на деревенский лад. — А то наврать всякого можно. Особо с пива, что сроду за щекой не водилось. А то вон нашего гостенька разморило до полного опупения.

Парень и вправду уже дрых, уронив голову на сложенные поверх стола руки. Чедом грузно поднялся, подошёл к бедолаге. Соскрёб того со стола и взвалил на плечо. Потопал в сени пристраивать гостя на ночлег. Едва за ним прикрылась дверь, Цвий мигом посерьёзнел. Да и Хран посуровел. Юратка с Радгаром знали старших, как облупленных, оттого и не встревали в разговор первыми. Ожидали, чего те надумали, пока пытали вестника из крепости. Впрочем, Юратка долго терпеть не умел:

— Дядька Хран, не томи. Говори, чего вы такие смурные? Из-за того, что чужаки кабанов не боятся? Думаешь, девки тоже ведьмы? И топают к ведьмам в Утробу?

— Иных объяснений я как-то не нахожу, — сухо заметил Цвий. — И той бабе из крепости, скорей всего, не померещилось: взаправду видала, девку с кабаном. Одно смущает: глаза их чёрные.

— Южанки? — сощурился на него Радгар.

— А кто иной-то? Эти ж ведьмы когда-то давно с юга притащились. Видать, крепко им там хвост подпалили. У нас с ними тоже не церемонились. Да вот нашли ж они себе логовище в Утробе.

— И чего? — недовольно поморщился Хран. — Много они тебе зла принесли? Сидят себе бабы в Утробе и сидят. К нам не лезут. Все эти холопские байки про пакостное колдовство сплошной бред. Стыдно и поминать. А если эти гости в Утробу намылились, так Бог им в помощь, пинок в гузно. Коль им до нас дела нету, так и нам до них. Со своими бы бедами разобраться, не то, чтоб чужие на шею вздыбачивать.

— Пожалуй, — задумчиво протянул Радгар.

Юратка хитренько зыркнул на товарища и подначил:

— А всё ж интересно глянуть на живую ведьму. А то и знакомство свести.

— Давай-давай, — благословил его Хран. — Вали, подъезжай своим кобелиным обычаем. Они тебе маковку набекрень своротят, так всю жизнь в штаны ссаться будешь. Зла на пустом месте ведьмы и верно не делали. Но и наглецов всяких там борзых учить не ленились. Отженихают тебя по мозгам, так что в мотне грустно станет.

— И чего ж там, в Утробе такого затевается, что аж с самого юга к ним гости пожаловали? — пропустил Цвий мимо ушей их ядрёный трёп.

— Думаешь, силы копят? — полез трепать пятерней бороду Хран.

— На кой ляд? — засомневался Радгар. — С нами воевать? За какое такое добро? За земли сплошь каменистые? Да за деревни разорённые? За это воевать следовало прежде. До того, как кабаны тут всё разнесли к аспидовой матери.

— Чушь-то не городи, — отмахнулся Хран. — Не станут они ни с кем воевать. Воевать тоже какая-никакая работа. А ведьмы излишне трудиться не любят. Не всё, что старики сказывают, бредом зовётся. До землетрясения, что полста лет тому перевал открыло, они у наших селян много, чего покупали. Честно: за золото и добрую сталь. А то и за диковинки разные. Стало быть, сами не сеяли, не пахали. Скотину не разводили, коль даже масла взбить не горазды. Люди всё дивились, как им там, среди чудищ живётся. А у них, оказывается, со зверьём полный лад.

— Разузнать бы: ведьмы и ныне в маслице нужду имеют? — задумчиво пробормотал Цвий.

— А взамен укорот на кабанов выторговать? — насмешливо выказал догадку Юратка.

— А и выторговать! — внезапно рассердился Цвий. — Это вам бугаям любо заместо работы по лесам да горам носиться. Да на всяких тварей силушку тратить. А нормальному люду покой нужен. Землю пахать да детишек поднимать. Можешь ты им тот покой дать? Не можешь! — зло ткнул пальцем Цвий, но не в Юратку, а в барра. — А коль не можешь, так ступай к тем, кто может. Хоть душу заложи, но покой людям дай.

— Надо, так пойду, — преспокойно объявил Радгар, лишь чуть прихмурившись. — Поклониться спина не переломится. Невелика птица.

— Я с тобой, — предупредил Хран. — Без меня не суйся.

– Жаль, планы их нам неведомы, — вздохнул Цвий. — Если и вправду в Утробе поселятся, беда. Туда за ними лезть гибель верная. Ежели малец не приукрасил от гостевых щедрот, так этот их расписной барр — мужик нормальный. Сговоримся как-нибудь.

— Если парень не свистел, так тот барр колдун почище самих ведьм, — опасливо напомнил Юратка. — Интересно, сколько такой за службу запросит?

— Такой служить не станет, — холодно бросил Радгар, уперевшись взглядом в стол.

— Верно, — одобрил Хран. — Он либо по доброте душевной поможет, либо пошлёт куда подальше. Но, спрос не грех. Поклонимся, а там видно будет. Не за себя просить идём. Должен же он понимать. Чай и на юге люди живут, а не скоты. Этих древних баек я и слышать не желаю. Померялись предки силушкой, потешились. А нам предки не пример. Так что сворачивайте застолье. Завтра поутру прикинем, когда в крепость лучше двинуть. Глянуть, как у них там нынче живётся-можется.

— Хреново можется, — вздохнул Радгар. — А живётся и того хреновей. Они бы меньше кобенились, да больше мозгами пошевеливали. Сколько раз их звали? А они всё с дурью своей носятся. Крепость для нового нара сберегают. А где тот нар? Что-то не торопятся высокородные нары на его место присесть. И где та крепость вскоре будет? Долго простоит без нормального ухода? Скоро последние жильцы с голоду опухнут, да скопытятся. А там и крепость развалится.

— О чём и речь, — задумчиво изрёк Цвий. — Крепкому стулу и крепкую задницу.

— Не начинай! — перекосило лицо барра. — Даже не подъезжай. На кой мне такой чирей на зад?

— Бранбор тебе помощь обещал, — и глазом не повёл на отповедь Цвий. — Только место займи, сделай милость.

— Диктатор наш мягко стелет, — проворчал Хран, — да ловко шеи рубит. И с помощи той одни посулы с заверениями. Жлоб пархатый, Тьфу ты, пропасть! — досадливо нахмурился пестун. — Срамно и вспоминать, как нас сделали, будто щеглов.

— Если с ведьмами договоримся, так и сами справимся, — давил на своё деловитый не в меру управляющий. — Выскребемся потихоньку. За пару прежних брошенных рудников взяться, так поднимем весь нарат. Вы чего, в самом деле, дурака валяете?! — нешуточно взбеленился он. — На корню ж загибаемся! Скоро и вовсе кончимся. Наши затеи лишь временный продых. Не удержать нам Чесла. А за нами следом и другие посыпятся. Весь этот край чудищам отойдёт. А там они и за соседей примутся. Всё, господа хорошие, край нам пришёл. Предел!

Радгар всё время его витийств сидел, крепко задумавшись, и внезапно огорошил ближников:

— А если и вправду на ведьме жениться?

— С крыши гробанулся? — пробурчал Хран, отмахнувшись.

— А не струхнёшь? — вдруг на полном серьёзе поддержал его верный друг Юрат.

— Ты опять? — грозно вскинул брови пестун.

— Не о роже невестиной речь, — досадливо нахмурился парень. — О повадках. С простой-то девкой, бывает, намаешься. А у ведьмы, поди, разговор короткий. Чуть что не по ней, так она…

Юрат споткнулся на слове: не сумел выдумать, чего же такого она сотворит? Ну, не в полено же обернёт — в такую-то дичь, кто поверит?

— Чушь! — фыркнул Хран. — Чесла чуть не единой надеждой ныне осталось. Тронь её барра, и народ отчается. Снимется с места и пойдёт искать доли в чужих краях. Запустеет земля. Что-то я в таком разе выгоды для ведьм не вижу. Одним остаться? Среди зверья дикого? С ума съехать можно.

— У кого ж они нынче-то маслице берут? — задумчиво пробормотал Цвий.

— Что ты всё со своим маслицем? — раздражённо забухтел Юрат.

— Цыц! — прикрикнул пестун и оборотился к управляющему: — Думаешь, у соседей? Мыслишь, что на севере где-то торговлишку завели?

— Почему нет? У нас-то с маслицем нынче туго. Чего с нас взять? Вот они и подались других купцов отыскивать. Может, и отыскали. Вот, что хошь со мной делай, но не верю, будто бабы на одном подножном корму держатся. Или собственноручно скотину пестуют. Не та у них порода. Не клуши деревенские.

— Так до утра гадать можно, — оборвал его умствования Радгар, потягиваясь. — Решили же: сгоняем в крепость, глянем. А на пустом месте планы строить — народ смешить. Так что, давайте-ка укладываться. Глаза слипаются.