Мой сводный тиран

Глава 15

Три года назад

Глеб

Я смотрю на Марину, и меня разъедает стойкое желание подойти и врезать тому, кому она улыбается. Додик из соседней группы что-то живо ей рассказывает, а она, будто не видя ни меня, ни других, смеется и даже кладет руку ему на плечо. Серьезно так кладет, без тени смущения и неловкости, будто между ними что-то большее, чем банальное общение, и они уже перешли ступеньку “близость”.

Вот не дай бог…

Я же тогда точно ему все руки переломаю, а не только ту, которой он перехватывает ее кисть и гладит по плечу.

Мне не слышно, о чем они разговаривают, а по губам я читать не умею, поэтому всё, что мне остается, — молча наблюдать за этим и сжимать кулаки до хруста в костяшках.

— Эй, тебя что, приставили к сеструхе наблюдателем? — Миха появляется так неожиданно, что я не сразу понимаю, что он вообще тут делает и о чём спрашивает.

— Ты о чем? — решаю уточнить, понимая, что он не собирается объясняться.

— Смотришь на неё, как Цербер в подземелье на нежданного гостя.

— Не на неё я смотрю, щенок этот мне не нравится. Непонятно, что он вообще от нее хочет.

Миха смеется, закатывая глаза.

— Точно не знаешь? Царев, ты иногда такой странный. Это же Михеев Макар — ловелас и бабник. Ни одной юбки мимо себя не пропускает, — друг смеется, а я снова стреляю взглядом в их сторону. — И сеструха твоя ему явно для этого дела нужна.

Для какого такого дела, я понимаю не сразу, потому что наблюдаю за тем, как Макар поднимает свою кочергу и заправляет выбившуюся прядь волос за ухо Марины.

Вот же…

— Чего?

— Дошло наконец? Ты это… если реально уговор смотреть за ней, то пусть не отпускают ее с ним, он, говорят, допингами балуется. Для девчонок, ну ты понимаешь…

Понимаю. И не могу понять, что Марина забыла рядом с ним. Он же не подходит ей: лощеный блондин с уложенными гелем волосами. Смотреть противно на эту блестящую шевелюру, а ей нравится, по ходу, раз она так заинтересованно в его лошадиный рот заглядывает. А он зубы скалит и ржет. Конь же, как Марина этого не видит?

— Ладно, я пошел, — доносятся до меня слова друга.

Я успеваю лишь махнуть ему на прощание, после чего занимаю ту же позицию — наблюдаю за своей сводной сестрой и пытаюсь сдержаться, чтобы не подойти и не забрать ее для серьезного разговора.

Поговорить с ней мне удается после пары. Она выходит одной из последних, этот Макар ее почему-то не встречает, поэтому, когда она доходит до поворота, я тут же выбрасываю руку и хватаю ее за локоть, притягивая к себе. Она открывает рот, видимо, чтобы закричать, но тут же замолкает, гневно смотря на меня. А я залипаю. Вот смотрю на ее пухлые губы и дурею, забываю, где мы и что нас в любой момент могут увидеть. Я просто не знаю, как справиться с тем волнением, что резко накатывает, и с диким желанием впиться в ее губы и оставить на них поцелуй.

— Глеб, мне больно, — шипит Марина и дергает рукой.

Я разжимаю пальцы и отпускаю ее руку, которую до этого, оказывается, сильно сжал.

— Совсем сдурел? — гневно спрашивает она. — Ты что себе позволяешь?

— Это ты, — зло говорю ей, но замолкаю и, взяв себя в руки, продолжаю: — Мы так не договаривались, — произношу.

Марина изгибает брови в удивлении и смотрит на меня так, что я жалею о сказанном тут же.

— Так — это как? — уточняет она.

— Не делай вид, что не понимаешь.

Она не понимает. Смотрит на меня так удивленно, что я чувствую себя идиотом, который посмел что-то ей говорить и ставить ультиматумы. Я и сам не понимаю, какого черта происходит, но единственное, чего я желаю сейчас, — высказать ей все. Но не здесь. Бегло осматриваюсь и замечаю подсобку. Не обращая внимания на протесты Марины, заталкиваю ее внутрь и закрываю дверь изнутри: мне везет, потому что тут есть защелка.

— Царев, ты что делаешь?

— Хочу спросить у тебя то же самое. Что ты делала с Михеевым?

— Что? — ошарашенно спрашивает у меня. — Ты за мной следишь?

— Просто увидел вас рядом, — как можно безразличнее отвечаю. — Так что ты с ним? На свидание собралась?

Марина, до сих пор стоявшая у стены, отталкивается от окрашенной поверхности и делает несколько шагов ко мне.

— А что, если да? — дерзко вскинув голову, произносит она. — Что ты тогда скажешь?

Я молчу, потому что говорить просто нечего. Она явно дала понять, что вместе мы быть не можем, потому что наши родители больше, чем просто фиктивно женаты, они по-настоящему любят друг друга. Нет, можно было наплевать на все и продолжить встречаться, но ведь журналисты не оставят нашу семью в покое, будут следить и выуживать новые сенсации. Я не вижу ничего хренового в том, чтобы встречаться с Мариной, но понимаю, что в глазах общественности это будет выглядеть странно.

Я согласился с ней, но я же не думал, что едва не сразу Марина начнет общаться с кем-то еще. И встречать уж тем более.

— Мы по-другому договаривались, — рычу, ни на шаг не отступая.

— По-другому? — Она закатывает глаза. — Это как? Мы расстались, Глеб. Наши родители вместе и ждут ребенка, — резать по живому она умеет отлично.

— Я в курсе.

— Ну так и прекрати страдать этим. Что ты устроил? Запер нас тут. Зачем? А если кто-то видел и, едва мы выйдем, нас сфотографируют? — Марина не на шутку тревожится.

Я вижу ее нервозность по широко распахнутым глазам, по шумному дыханию, которое она никак не может унять, и по дрожащим рукам, которые она заламывает, лишь бы казаться невозмутимой. И она права. Я не подумал о том, что нас кто-то может увидеть. Да и, что греха таить, я вообще не думаю о будущем общем братике. Он существует в какой-то параллельной вселенной. Вот он — да, он проблема, тут даже я не могу не согласиться. Странно, если он будет расти и понимать, что его родная сестра и родной брат вместе.

Запустив руки в волосы, отхожу от Марины настолько, насколько позволяет крошечная подсобка с несколькими стеллажами и инвентарем. Места здесь мало, а потому я почти сразу улавливаю ее пьянящий запах, который всегда действовал на меня как-то странно.

— Глеб, — она подходит ближе и кладет руку мне на плечо, — мы не можем быть вместе. Я хочу, безумно хочу, но ты же понимаешь. — И смотрит на меня так искренне, что внутри рвется какая-то струнка.

По всей видимости, именно та, которая отвечает за здравый смысл, потому что я поворачиваю к Марине голову и смотрю на ее растерянный взгляд. На пухлые, манящие к себе губы, на глаза, излучающие тонны искренности, и на руку, которая все еще не пропадает с моего плеча.

— Нет. — Марина понимает мой взгляд без слов.

Я лишь скалюсь ее отказу. Раньше нужно было думать, когда подходила ко мне, обдавала своим ароматом и касалась меня горячей рукой, а еще смотрела так, что одним взглядом разрешила едва ли не все.

— Да пофиг, — произношу я и перехватываю ее руку своей.

Переплетаю наши пальцы и толкаю Марину к стене. Не давая ей опомниться, обхватываю рукой за затылок, вынуждая поднять голову и посмотреть на меня. Я вижу, как она сглатывает. Смотрит на меня с одним-единственным желанием, горящим в глазах, жаждет того же, чего и я.

Незамедлительно пользуюсь немым предложением, касаюсь ее подбородка, провожу пальцем по нежной коже лица, собирая остатки пудры, и склоняю голову ближе. Впиваюсь поцелуем в ее сладкие губы, раздвигая их языком, и тону в сладком вкусе, смешанном с горечью, потому что это неправильно. Так я только обоим делаю хуже: и себе, и ей. Но мы чертовски долго держались, несколько недель выдержали вдали друг от друга, а сейчас сорвались.

Я сорвался, не она.

Марина выстроила четкие границы: не встречаться за семейным столом, ездить в университет по отдельности, не разговаривать в перерывах между парами, держать нейтралитет. И я держался, пока не увидел этого коня рядом с ней. Не смогу я ее отдать другому, не смогу, черт возьми, спокойно стоять и смотреть, как ее кто-то трогает, обнимает, целует, касается ее волос в нежном жесте.

— Да что с тобой, Царев? — Она отталкивает меня.

Правильно делает, потому что сам я уже ничего не могу сделать.

— Я не могу, — хрипло говорю ей, — не могу видеть тебя с кем-то.

— Придется, Глеб, — то ли с тоской, то ли с обреченностью произносит Марина. — Мы не будем вместе.

— Но ты же что-то чувствуешь ко мне.

Ведь чувствует, я же знаю. Вижу это по ее отзывчивости, по тому, как трепетно она отвечает на поцелуи, как робко касается моих плеч, не отталкивая, а, наоборот, притягивая. Не могу оставаться безразличным и хочу, чтобы она тоже призналась. Пусть скажет, и я придумаю что-то, чтобы убедить ее быть вместе. Уедем куда-нибудь, начнем другую жизнь.

— Ничего не чувствую, — холодно говорит она. — Ты классный парень, Глеб, и я хочу быть с тобой. Только представь, какой мы были бы парой, — мечтательно тянет она. — Все девчонки бы завидовали. Но ты мой сводный брат, Царев. Давай забудем о том, что между нами было, ладно? Это же просто недоразумение. Ну повстречались. Забыли.

Наше время

Глеб

Эта сцена до сих пор перед глазами. То, каким дураком я был, когда так подкатывал к ней, когда думал, что что-то значу для нее, а все это враньем было. Тогда-то я думал, что врет она все и делает это специально, и только когда узнал обо всем, понял, что и не нужен я ей был. Как популярный парень — да, как тот, кого она любит, — нет. Я видел ее с другими и встречался назло. Думал, что она будет беситься, вернется. Как сейчас помню свои глупые попытки вызвать ревность.

И те слова, что сказал ей в аэропорту.

Я же действительно думал, что значу что-то для нее, что всегда был больше, чем просто популярный парень, к которому у нее симпатия. И когда ждал ее месяц в Америке, тоже ничего не подозревал. Пока не получил фото с подписью: “Твоя сеструха так счастлива. Похоже, у нее появился новый парень”.

Я жму на газ сильнее, лечу по влажной от вчерашнего дождя трассе и не вижу ничего вокруг. Выжимаю максимум, зная, что нельзя, что это опасно и я рискую. Сбавляю газ только ближе к пешеходному переходу, замечая издалека маленькую девочку, которая ждет, пока придурок-водитель проедет. Останавливаюсь и молча смотрю за тем, как девочка удивленно тормозит и в нерешительности переходит. Мы на ночной трассе одни. И она, можно сказать, спасла мне, придурку, жизнь. Девочка давно ушла, а я сижу и смотрю впереди себя, не видя ничего.

Я снова не сдержался и полез к ней. А она снова спустила меня с небес на землю, назвав недоразумением. На этот раз не наши отношения, а меня самого. Наверное, она права, потому что я ни черта не могу забыть о нас. Не могу прекратить лезть к ней, трогать, желать целовать и не только. Я как помешался, хотя же три года прошло и я должен забыть. Она замуж выходит, но я почему-то никак не могу это принять.