Марина
Дрожащими руками вызываю такси и оглядываюсь в надежде, что Глеб проснется. Да, я как можно тише встала, ушла, но надежда, что он услышит, почувствует, поймет, что меня нет, никуда не уходит. Она теплится внутри. Я одновременно хочу этого и нет.
Машина подъезжает к воротам, останавливается, водитель ждет, и я выхожу, залезаю в теплый салон и смотрю на телефон. Не знаю, что хочу там увидеть. Звонок, сообщение — что-нибудь. Хочется набрать Софи и поговорить с ней. Не спрашивать о том, правда ли она беременна, а просто узнать, как дела, самочувствие. Убедиться, что она не врет. Я бы поняла, потому что помню беременную маму.
Я промотала сообщения выше. Никакого упоминания о вранье. Да, Глеб только узнал, но разве он не хотел поговорить с ней об этом? Не хотел сказать, что знает? Я сказала, а она удивилась. И прислала фото. Снимок с эмбрионом. Он до сих пор стоит у меня перед глазами. И я сомневаюсь, что был разговор Глеба с отцом. Что, если он соврал?
Об этом не хочется думать. Единственное, что я понимаю, — мой поступок правильный. Софи ждет ребенка, а Глеб должен быть рядом с ней, помогать, поддерживать. Все его мысли должны быть о ней и малыше, а не обо мне.
Домой я добираюсь быстро, несколько часов уходит на то, чтобы собрать вещи. Заявление об увольнении я отправлю, уже когда буду в поезде. Решение уехать приходит как-то спонтанно. Не хочется здесь оставаться, объяснять маме, почему я уезжаю, и видеть расстроенное выражение лица. Это мое решение. Я хочу уехать, потому что не вижу другого выхода. С Глебом мы быть не сможем, я не мама и никогда не закрою глаза на то, что стала причиной раздора между людьми, которые ждут ребенка.
О том, что он может быть не от Глеба, я не думаю. Сомнения и так съедают меня. Уже в девять я оказываюсь на вокзале. Решение поехать куда-то в небольшой поселок, снять там дом, пожить какое-то время, поработать над удаленным проектом возникает так же неожиданно, как и стремление уехать. Просто хочется чего-то нового. И возможности пожить спокойно и без скачков.
Глеб
Спустя три недели
— Телефон все так же выключен? — спрашивает Мила в очередной раз, когда я приезжаю к ним.
Мотаю головой. Выключен. В соцсетях она не отвечает. Вообще ощущение, будто она потеряла всякую связь с нами.
— И мне не звонит. Прислала сообщение, что с ней все в порядке. Я отправила смс с ответом, но оно до сих пор не прочитано.
— У меня так же.
— Она упряма. — Мила пожимает плечами.
— Как и ты, — в разговор вступает папа. — Забыла, как меня динамила?
— И ничего я не динамила, — стушевавшись, произносит Мила.
— Конечно! Все о Диме своем думала.
— Так, всё, — чеканит она. — Ну в самом деле. Марина моя дочь. Конечно, она упряма!
Видно, что Миле трудно это признавать, а папе, кажется, только в радость задевать жену. Я осознаю, что хочу так же: счастливую семью, ребенка и чтобы даже спустя годы у нас были такие же отношения — теплые, понимающие, страстные. Не знаю, видела ли Марина, но я вижу, как папа смотрит на Милу. И замечал этот взгляд три года назад. Он ничуть не изменился. Не стал тусклее, разочарованней, не превратился в унылый.
Мой идеал отношений перед глазами. Видимо, все это время папа ждал именно Милу. Я ведь знаю, что он был не подарком. Тем, кого хорошие женщины обходили стороной, потому что знали о его несерьезных намерениях. Тем, из-за кого лили слезы. И тем, за кого хотели замуж. А достался он женщине, которая бегала от него и у которой был другой.
Вздыхаю, смотря на их идиллию.
Три недели я то и делаю, что работаю. Забываюсь и постоянно проверяю телефон, как школьница в ожидании звонка самого популярного парня в школе, который ее, конечно же, не наберет. Я знаю, что Марина не выйдет на связь, но это не мешает мне надеяться.
Побыв еще немного и поиграв с Кириллом, я уезжаю к себе. В унылую квартиру, которую снял недавно. Однушка в центре. С крутым ремонтом, который меня не вставляет, потому что ее нет рядом. Жизнь — удивительная штука: сегодня ты не думал о счастье, а вкусив лишь жалкую долю, уже не можешь вернуться к прежнему. Побыв с Мариной один вечер, я уже не могу без нее. И дело тут не в интиме, а в ней. Я хочу, чтобы она была рядом со мной.
— Алло, Глеб? — в трубке слышится голос Оли — подруги Марины.
— Да, слушаю.
— Мне Марина позвонила, — тихо говорит она. — Я скину поселок. Она проговорилась. Поедешь к ней? Точного адреса не знаю, но он небольшой, поищешь.
Я ударяю себя по ноге, потому что не верится, что это не сон. Марина сказала Оле, где находится?
Сообщение от нее приходит через пару секунд. Я вбиваю локацию в карты и понимаю, что ехать туда минимум сутки. Ничего, главное, что Марина там. И очень скоро я ее увижу.
Марина
Три недели спустя
Я закончила проект. На носу второй, но радости почему-то нет. Все это время я общалась сама с собой, с продавщицей в магазине и курьером, который доставлял мне продукты, когда не хотелось идти за ними. Приезжал все время один и тот же — видимо, он был единственным на весь поселок.
Друзей я не завела, потому что все считали меня богатой москвичкой, решившей отдохнуть в их скромном поселении. В принципе, так оно и было. Я не прижилась в этом тихом, укромном месте. Здесь было хорошо и даже очень. Пение птиц, природа, воздух — все это, конечно же, способствовало вдохновению, но душевные раны никак не желали затягиваться. Болело до невозможности. А еще хотелось забыться.
Я не могу удержаться и звоню Оле с нового телефона.
— Боже, Марина, — тут же вопит она. — Ты как могла уехать и ничего мне не сказать? Ни слова! — ее укор действует на мою душу вовсе не исцеляюще. Наоборот, я чувствую себя виноватой не только перед ней, но и перед мамой, братиком, всеми сотрудниками, которых оставила на произвол.
— Прости, — все, что удается сказать мне.
— Потом. Рассказывай, ты где? Что произошло и почему ты уехала? А главное, с кем? Тут Миша приходил — как в воду опущенный, представляешь? Все сидел у двери здания, а как понял, что тебя нет, так и ходить перестал.
— Да я сама, Оль. Уехала, чтобы отдохнуть. Пока удаленно проекты делаю.
За разговорами не замечаю, как называю поселок, куда приехала. Пауза. Оля молчит, и я не знаю, как теперь выпутываться: то ли говорить, чтобы молчала, то ли собирать вещи и сейчас же уезжать.
— Ты там сейчас?
— Оля, никому. Пожалуйста. Я еще не пришла в себя.
Она соглашается, но как-то нехотя. Мы быстро сворачиваем разговор, я отключаюсь и начинаю ходить по комнате. Нервничаю. Что, если она скажет Глебу? И он приедет. Внутри все наполняется теплом, которое я тут же прогоняю. Так быть не должно.
Спустя час я перестаю себя накручивать и думаю, что Глеб наверняка все понял. Да и Оля вряд ли побежит сразу рассказывать. К ночи я уже не накручиваю себя, доделываю работу и ложусь спать. Утром заглядываю в холодильник и по обычаю делаю заказ. Выходить сейчас никуда не хочется.
Курьер приезжает ближе к вечеру — в принципе, ничего удивительного, потому что тут доставка не работает так, как в большом городе. Я открываю и столбенею: на пороге стоит Глеб. Смотрит на меня так, что я тут же отступаю на несколько шагов назад. Проклинаю и себя и Олю, хочу закрыть дверь перед его носом, но он оказывается проворнее и заходит в коридор.
Толкает дверь, чтобы та захлопнулась, и, повернувшись ко мне, начинает приближаться. Нехорошо так, быстро, как зверь к своей добыче.
Я упираюсь в стену и рвусь в сторону.
— Куда? — Он хватает меня за руку. — Второй раз сбежать не получится, Мариш… Я пришел за своим.
Глеб
Она открывает мне как ни в чем не бывало. И застывает. Пробегается взглядом по моему лицу и отходит назад. Все такая же красивая. Стройная. Нежная. Неповторимая. Я могу бессчетное количество раз подбирать эпитеты, но зачем, когда передо мной она. Моя Марина.
Я толкаю ее к стене, что-то бормочу, обвиваю ее талию руками и впиваюсь губами в ее рот. Я так давно ждал этого поцелуя. Просыпался весь мокрый и возбужденный от одной только мысли о том, что буду чувствовать ее губы. Ощущаю себя ребенком, наконец дорвавшимся до своей сладкой награды.
— Глеб.
О да, она пытается оттолкнуть меня, протянуть руки между нами, но я не позволяю ей этого сделать. Сжимаю ее ладони над головой и целую сильнее. Она отвечает. Хочет и нет одновременно. Пытается показать, что я ей не нужен, и жмется ко мне сильнее. Глупая. Я ведь все равно не собираюсь ее отпускать.
— Глеб.
Второй настойчивый зов немного отрезвляет меня. Я отстраняюсь и смотрю ей в глаза, а после на одном дыхании выдаю:
— Софи не беременна и не была никогда. Снимок купленный, справка вот. — Я отпускаю ее руки и быстро достаю смятый клочок бумаги. — Я бы и раньше все объяснил, но ты как-то никому не отвечала и не звонила.
Она медленно берет из моих рук листок, смотрит слишком долго. Там пара строк, смотреть нечего. Обычная проверка у доктора. И никакого сообщения о беременности. Она слишком долго вчитывается в строки, будто не верит и сомневается.
— Это что, правда? — Она поднимает голову и смотрит на меня глазами, полными слез. — Она соврала?
— Да. Я знаю, ты подумала, что я врал тебе о справке, но отец правда видел ее.
— Я не думала, что ты врал, — вдруг произносит она. — Я решила, что ты не выяснил. А еще снимок.
Она вздыхает и вытирает слезы со щек, а после сама поднимается на носочки, обвивает мою шею руками и целует.
— Я такая дура.