Глеб
Утром, после того как Марина попросила отвезти ее домой, я звоню секретарше и предупреждаю, что меня весь день не будет. Прошу отложить все важные встречи и перенести их, можно на сверхурочное время, но всех вместить. Расслабляться сейчас нельзя, конкуренты не дремлют. Только вчера мне показали их новую рекламу, от которой у меня слюни потекли. Это ж надо так, а?
И вот после всего этого мне нужно вытащить наш бренд. А сделать это можно только с командой Марины. И не сегодня.
— И, Диана, Марины Павловны сегодня тоже не будет.
Плевать, что она там подумает обо мне и Марине, главное, чтобы она нормально выполнила свою работу и закрыла недочеты. В этом я почему-то не сомневаюсь. Диана может сотню раз быть откровенной стервой, но она хороший, исполнительный сотрудник.
— Принято, Глеб Давидович. Еще указания?
— По возможности не беспокоить меня сегодня.
— Принято.
В том, что это вообще возможно, я сомневаюсь. Уверен, что кто-то все же потребует моего вмешательства. Я ставлю телефон на виброрежим и паркую машину у дома. Я едва держусь на ногах. Вчерашний день и бессонная ночь дают о себе знать.
Я хотел поговорить с Мариной, когда привезу ее домой, но она уснула. Прямо в машине. Причудливо разместилась на кресле и засопела. Только у дома проснулась, оглянулась и вышла, махнув на прощание рукой.
Разговор откладывается.
Проснувшись, встаю с кровати и иду в душ. Состояние такое, что хочется просто забыться. На часах уже давно вечер, и я подумываю никуда не ехать, но потом смотрю на телефон, вижу пять пропущенных от Софи и понимаю, что лучше поговорить с Мариной.
Так будет честнее.
После душа и перекуса становится значительно легче. Я завожу машину и оказываюсь у дома Марины через полчаса. Не знаю, спит она или нет, но поговорить нам и правда пора. Я паркую машину у ее дома и ступаю под струи воды. После обеда пошел дождь, асфальт мокрый, небо пасмурное. Под стать моему настроению.
У двери Марины я оказываюсь через пару минут, настойчиво звоню в дверь, но ответом мне служит лишь тишина. Я звоню еще раз и только после этого слышу едва различимые шаги за дверью. Марина открывает мне, потирая глаза. Удивленно смотрит, но тем не менее открывает дверь, чтобы я смог войти.
Она, кажется, еще не до конца осознает, что я пришел нарушить ее сон и серьезно поговорить.
— Царев, ты время видел? — она спрашивает, но запинается, поднимает руку со смарт-часами, и я вижу, как ее глаза округляются от удивления. — Пять вечера?
— Именно! И я приехал поговорить!
— О нет. Нет-нет-нет, — цедит она. — С минуты на минуту приедет Миша, у нас…
При упоминании этого сморчка, которого мне пришлось лицезреть утром, когда мы заезжали за ключами, я злюсь. Вот какого он здесь забыл?
— Я подожду, пока вы поговорите, — киваю. — Запрешь меня в своей спальне.
— Ну уж нет. Давай собирайся и проваливай, Глеб. Приедешь часов в семь.
— И оставить тебя на два часа с этим австралопитеком? Ну уж нет!
При одной мысли, что этот слюнявый оставит свои слюни везде, где только можно будет, а в дополнение еще и на жалость надавит — а в том, что он надавит, я не сомневаюсь, — мне становится дурно. Никуда я не поеду! Вон за шторой пусть меня спрячет.
— У нас с ним серьезный разговор, Глеб.
— И у меня, — произношу. — У меня с тобой тоже серьезный разговор. Даже очень.
— Царев, забудь, что вчера было, не о чем нам с тобой разговаривать!
Марина огибает меня и, завернутая в простыню, идет к своей спальне. От одной мысли, что под простыней может ничего не быть, меня бросает в жар, но я тут же отгоняю эти мысли. Говорить нам нужно.
Го-во-рить!
Марина проходит в комнату и закрывает дверь, оставляя меня снаружи.
— Я не уйду! — кричу, чтобы она услышала.
— Да, я в курсе! Но и не останешься.
Я хмыкаю и жду, пока она оденется и выйдет. Если честно, Мишу я жду. Хочу, чтобы он наконец понял, что между мной и Мариной что-то есть. Да хотя бы то, что у нас что-то было. Ему или полностью наплевать на это, или он просто не хочет видеть то, что связано с ней. Ему что, важны его престарелые дамы? Тогда я точно чего-то не понимаю.
Марина показывается из комнаты через десять минут. Волосы распущенные, глаза метают молнии, а губы поджаты. Она недовольна. Моим присутствием или тем, что я пришел не вовремя? Ничего не сказав, она идет на кухню, останавливается у чайника, нажимает на кнопку и, повернувшись ко мне, спрашивает:
— Чай, кофе?
— Миша не придет?
Догадка мгновенно осеняет меня. Она вышла злой не из-за меня. И то, как она фыркает и с какой силой ставит на стол чашку, только подтверждает мою теорию. У этого придурка снова что-то случилось. Настолько серьезное, что он не может уделить несколько минут разговору с будущей женой. У меня на языке вертится только один вопрос…
Он идиот?
Просто других объяснений у меня нет. Я бежал к ней по одному зову, бросал пары, выбегал из аудиторий после сообщения о том, что к ней кто-то пристал. Я очень хорошо помню, как готов был отдать за нее все. Да и сейчас готов.
— Так чай или кофе?
— Разговор.
— Глеб, я только проснулась после бессонной ночи, которую ты устроил, так что… я могу выпить кофе? Пожалуйста! А потом мои уши будут готовы тебя выслушать.
— Кофе.
Марина ставит передо мной чашку кофе с молоком спустя десять минут. Я не успеваю кинуть сахар. Она делает это сама. Кидает две ложки, как я и люблю, а после поднимает голову и встречается со мной взглядом.
Ее рука замирает.
Я улыбаюсь, потому что она помнит.
— Какой кофе пьет Миша?
— Ты пытаешься понять, насколько хорошо я его знаю? — теперь улыбается она. — Очень хорошо, потому что мы с Мишей больше двух лет.
— А он тебя? — вопрос сам срывается с губ, но я и не собираюсь его сворачивать. Вместо этого спрашиваю: — Он знает, какую музыку ты слушаешь, какие фильмы смотришь, что любишь кушать на ночь или когда тебе плохо? Он что-то, мать твою, из этого знает? Потому что то, что я видел в кинотеатре… ощущение, что он был в шоке, поняв, что фильм выбирала ты.
— Ты пришел поговорить об этом?
Она не отвечает ни на один из вопросов, а мне почему-то не становится легче.
Наоборот.
Я понимаю, что все эти годы у нее, как и у меня, была иллюзия счастья. Иллюзия отношений, любящего парня, который всегда будет рядом, и семьи, которую они смогут создать. Все это неправда. Фальшивка. Я ее понимаю, потому что и сам так жил. Думал, что вот оно — все хорошо. Вот она — жизнь. Никем не связанный, без обязательств, никакой любви, все прекрасно.
Я был идиотом.
Лохом.
Подбирать эпитеты можно бессчетное количество раз. Просто я не понимал, что это все фикция, а она понимает. Гораздо раньше, чем совершила бы ужасную ошибку.
— Он многого не знает, — она кивает, — и я о нем тоже не знаю. — Марина пожимает плечами. — Знаешь, после тебя мне казалось, что это и неважно. Я знала о тебе практически все. С кем ты гулял, где подрабатывал, куда шел, когда тебе было плохо. Все, Глеб! И что? Что из этого получилось? Осмотрись вокруг! Нас больше нет. Есть сожженное дотла сердце и чувства, которые никак не хотят уходить, но нас… Нас нет!
— Мы есть! — Я резко встаю со стула и подхожу к ней. — Мы еще все можем исправить. Не сразу! Я докажу тебе, что могу быть другим. Не идиотом, который поверил другому. Это ведь Миша, Миша все подстроил. Сказал, что ты с другим, и фотки прислал.
— И ты поверил! — Она права, черт ее дери, права!
— Да, поверил! Потому что дурак, потому что боялся. Я любил тебя уже тогда сильнее, чем кого-либо в своей жизни. — Мои руки будто сами ложатся на ее плечи. — Любил и боялся, что мне сделают больно.
— Поэтому ты сделал больно мне!
Я отпускаю ее и отхожу на несколько шагов. Такое близкое расстояние между нами чревато тем, что я не сдержусь. Буду брать напором, который ей не нужен. Она не позволит напором. Ей, как и ее матери, нужно показать, что она может мне довериться. Я плохо знаю об отношениях отца и мамы Марины, но… почему-то мне кажется, что она сдалась не так быстро и совсем не просто.
Я хочу признаться ей, что Софи беременна, и не знаю, как это теперь сказать. Разговор ушел совершенно в другое русло, и сказать просто: “Марина, Софи беременна, но я прошу шанс” — было бы глупо.
— Ты об этом пришел поговорить? — она дает мне шанс сказать ей, и я им пользуюсь.
— Нет. Вчера я узнал, что Софи беременна. Возможно, не от меня, но…
— Чего? — Она ошарашено смотрит на меня. — И ты стоишь тут, что-то говоришь об отношениях, когда твоя девушка ждет ребенка?!